Спать в твоих объятьях

Александр приехал к Марго на автобусе, а не на машине: в таком побитом и сонном состоянии не стал садиться за руль, а дошёл до такого благодаря работе, которую пришлось выполнять в поте лица, чтобы всё успеть к Новому году. А там — море домашек, контрольных, презентаций, тестов и отчётов с трёх школ. Ещё и учительские корпоративы начались, где каждая вторая незамужняя коллега пыталась споить, и он пил, лишь когда директор наливал, попутно спрашивая: «Почему не пьёшь? Ты меня что, не уважаешь, Александр Васильевич?» — и приходилось пить, а ведь, как назло, наливали не шампанское или красное вино — водку. Женский коллектив водку не пил, кроме директрисы Нонны Петровны, которой было уже давно за пятьдесят, а трудовик с физруком насвинячиться могли и не на корпоративе, и единственный, кто мог составить ей компанию, — Александр Васильевич Азов. А с Николаем Андреевичем всё обстояло иначе, наливал не только Шуре, но и всему учительскому составу. Азов пошёл на корпоративы только из-за директора Нонны Петровны, которая сказала, что если он пойдёт, то его в следующем году не заставят брать класс и ходить на школьные праздники, а директор Николай Андреевич обещал дать личный электрический чайник. На третий корпоратив не пошёл. Ему сообщили, что Надежда Ивановна, которую он подменял с осени, не выйдет из декрета — родила двойню и решила уволиться. Всё закончилось, но последствия влияния кофеина, водки и трёх суток без сна остались. Они сели с Тимошей в полупустой автобус, еле успев на последний рейс, и устроились рядом, хотя свободных мест было куча: это Тимофей, словно уличный кот, которого раз погладили, сел около него. Шуре стало некомфортно под изучающим взглядом Тимоши, который долго и нагло рассматривал его, но убаюкивающий стук работающего механизма и тепло чужого тела напротив заставили забыться и моментально уснуть. Очнулся Азов на конечной остановке, под недовольный старческий бубнёж, не там, где должен — дом был совершенно в другом направлении, ещё и Тимофей задремал, хорошо так устроившись на его плече. — Сладкая парочка, просыпаемся, приехали, — сказал водитель, пытаясь их поскорее разбудить и выгнать на улицу. Встали, молча вышли и теперь оба стояли на пустой остановке под снегопадом. Ничего не поделаешь, пришлось пойти пешком. Холодный ветер неприятно дул прямо в лицо, больно хлестая и обжигая принесёнными хлопьями снега. Александр щурил глаза и думал лишь о тёплой постели и мурчащих котах. Ещё и Тимоша громко фыркал от каждого прорыва, потому что этот балда был в кедах и тонкой ветровке. Почему-то Шуре было жалко его, хотя он не привык жалеть всех подряд, тем более — помогать; наверное, дело в том, что у него никого нет и некому наорать за не надетую шапку или за кеды, которые уже давным-давно промокли. Парень приехал в незнакомый город, остался без денег, дальних родственников, к которым можно пойти и переночевать, к тому же плохо одетый. Если бы не он, то Тимоша после обезьянника шатался бы по городу в поисках ночлега, и кто знает, чем бы всё это закончилось. Он похож на брошенного, ненужного кота, которых Азов привык подбирать и забирать к себе, но Тимофей ни черта не кот. И не школьник, о которых привык печься Александр, а уже взрослый парень. В его восприятии он был чем-то между подростком и котом: странное ощущение, впервые испытываемое, потому что людей он долго выносить не мог, на работе их с лихвой хватало, и вырабатывался какой-то недоотцовский инстинкт, который заставлял воспитывать глупых школьников — отбирать сигареты, учить уму-разуму после драк в туалете, настаивать браться за ум и зубрёжку его предмета, — а животинок хотелось любить и оберегать, они воспринимались беззащитными созданиями и казались куда проще, чем живые люди. Шуре пришлось остановиться и снять с себя, шапку, варежки и шарф, а после некоторых раздумий — и зимнюю дублёнку, чтобы Тимофей не окочурился окончательно. — Надевай, — развернувшись к нему, он передал всё в руки Тимоши. Тимофей удивленно захлопал глазами, ничего не понимая, а после резко вытянул покрасневшие руки вперёд, словно ему дали не одежду, а что-то взрывоопасное. Азову было как-то безразлично на его реакцию и мысли, на то, адекватен он или нет. Ему уже на всё было посрать, он просто хотел домой — спать, а не выяснять, сможет ли Тимоша дойти до его дома и ничего себе не отморозить. Он-то смог бы дойти в одном толстом свитере оставшуюся остановку, а вот Тимофей не факт, что дошёл бы. — Вы же замёрзнете в одном свитере! Я не могу… — говорил и смотрел прямо в глаза, не отворачиваясь. Чем больше Александр всматривался в него, тем больше понимал, почему не смог пройти мимо. Это не потому, что принял его за проблемного подростка, пусть это являлось фактом, или за шалопая, которому стало скучно, нет, дело в другом — во взгляде. Этот взгляд был противоречивым, столько эмоций, и все ненастоящие — фальшь. Создавалось впечатление, что в его глазах плескались лишь безграничная печаль и отчаяние, а напускная самоуверенность и наглость были просто защитным механизмом, не более. На деле он безмолвно просил о помощи. Азов и себя не мог спасти от самобичевания, а тут решил, что смог бы кому-то помочь. Настолько уверен в себе и своих силах?.. Этот ребёнок — не уличный котёнок, которого можно подобрать, накормить, обогреть и обласкать, а человек со своими проблемами и взглядами на жизнь. Симпатизировать и проявлять жалость было глупо… Но иначе он не мог. — Надевай, — апатично повторив, Шура отвернулся и пошёл вперёд. Холод ему совсем не страшен, зимы всегда были морозными и ветреными, а ночью температура в доме часто падала. Тимофей почему-то не спешил, молча мявшись на месте. — Здесь зимой волки бегают, — бросил Александр вдогонку и ускорил шаг. Тимоша живенько снял с плеч рюкзак, оделся и засеменил за ним, чтобы не остаться в хвосте, среди ёлок и снега. Шура не соврал о волках. Город был небольшой, а на окраине находились частные дома, окружённые лесами. Один волк не представлял такую большую опасность, как стая волков: если волк не бешеный, то его с лёгкостью можно спугнуть. У Азова даже ружьё имелось специально от волков и уже несколько лет лежало под кроватью. Шли молча, чтобы зазря не терять тепло, был слышен только хруст снега и завывание ветра, который тормошил снежные кроны елей. Дорожки заметало, ноги вязли в снегу, утопая и проваливаясь. Александр шёл впереди, а Тимофей — за ним, ступая по протоптанным следам. Оставалось совсем немного, лишь пересечь дорожку, которая вела к полю, усеянному частными домами. Азов ускорился, как и Тимоша, быстро дойдя до своего дома, который находился поодаль от остальных. Тимофей на несколько минут отвлёкся от тряски и начал восхищённо осматривать дом. Или был рад, что скоро окажется в тепле, или ему понравилось частное жилище. — Иди сюда, — подозвал рукой Шура, чтобы уж скорее. — Вытаскивай из моей дублёнки связку ключей. Тимоша моментально выполнил просьбу и подошёл ближе к двери, внимательно смотря, как вставили ключ и несколько раз повернули в скважине. А как только Александр открыл дверь, дав ему зайти первым, Тимофей пулей влетел внутрь, за несколько секунд скинув себя кеды, портфель и два слоя верхней одежды, затолкал шапку с шарфом в рукав дублёнки, наложив друг на друга куртку с дублёнкой и подцепив верхнюю одежду на крючок, — и понесся вглубь дома. Азов хотел сказать: «Не стесняйся, будь как дома», — да, видно, уже не надо было. Хорошо, что свет на кухне и в коридоре был оставлен, а то пришлось бы биться в темноте обо все углы, чтобы ненароком не наступить на котов. Было такое, и не раз. Животинок, конечно, жалко, но им не объяснишь, что это случайно. — Офигеть, их так много! — раздался радостный возглас парня, расходясь эхом по полупустому дому. И было не совсем понятно, чему он там обрадовался: винной коллекции, которую Марго сама дарила-сама пила, или десятерым котам? Шура, раздевшись, прошёл на кухню, и перед его глазами открылось это: Тимоша сидел на корточках и игрался с котами, которые образовали около него полукруг. Шерстяные клубки с интересом обнюхивали гостя, что удивительно, не шарахались и давали себя гладить. Александр был единственным, кто кормил котов, чесал за ушком и игрался, они не привыкли к другим и старались не подходить к незнакомцам. Если давались, значит, Тимоша неплохой человек. Он сидел к нему спиной, и Шура почему-то только сейчас заметил, как он весь съёжился и дрожал, пытаясь согреться. Тимофей мог открыто попросить тёплую одежду, в этом не было ничего плохого, ведь пришёл же к незнакомому мужчине в дом, это должно волновать куда больше, чем всё остальное. То ли не определился, быть наглым или все же скромным, а может, банально забыл об этом, когда увидел котов. — А как их зовут? — с улыбкой спросил парень, обернувшись к Азову. Шура поднял на него взгляд и почему-то залип, рассматривая глаза Тимофея под тёплым светом лампочки. И правда, синие, словно холодное море осенью, когда только-только появилась наледь и выпал первый снег. Настолько синие и глубокие, что затягивают воронкой к самому дну. Александр впервые смотрел в чужие глаза больше тридцати секунд, впервые посчитал, что цвет редкий и очаровывающий, а самое главное, что он впервые подумал так о глазах парня. С ним что-то не так? Может, это с недосыпа, и из-за этого Азов стал более впечатлительным к таким вещам? Александр тут же одёрнул себя, убеждая, что нужно поскорее пойти спать. — По месяцам, кроме декабря и января. — коротко ответив, мужчина направился в гостиную и подхватил первый попавшийся плед с дивана и поодаль лежащие тапочки на полу, протянув Тимоше, который изо всех сил старался сделать непринужденное лицо и не трястись, как осиновый лист. — Как насчет ужина? — Я бы не отказался, спасибо, — приняв всё, парень неловко выдавил из себя слова, а после накинул плед на плечи, укутываясь в кокон и натягивая на ноги шерстяные тапки. Шура пошаркал на кухню, греть остывший борщ и чайник. Коты побежали следом, выпрашивая что-то вкусное, начали тереться об ноги и мурчать. Тимоша подтянулся, тоже направившись на кухню и усаживаясь на свободный стул. Александр чиркнул спичкой и включил газ на две конфорки, где стояли тёмно-синий чайник и кастрюля с супом, начиная половником помешивать бульон. Аппетит давно пропал, мутить начало сильнее из-за головной боли, а запах бульона не заставлял желудок скручиваться в трубочку. Мысли метались по черепной коробке, думать о сложном не хотелось, как и акцентировать на чём-то внимание, но мысли всё равно упорно возвращались к неглубоким ямочкам у парня, улыбке и синим глазам. Рука остановилась от помешивания, так и замирая с железной ручкой половника в пальцах. Азов снова себя одёрнул, не понимая, почему он рассматривал Тимошу не как подростка, парня или гостя, а как-то иначе, считая его глаза, ямочки и улыбку милыми и симпатичными. Это немного пугало, потому что Шуре в основном было безразлично на внешность, и заглядывался он на других лишь в школьные и университетские времена, но в чём причина сейчас? Половник быстро нагрелся и обжёг пальцы, из-за чего Александр отдёрнул руку и шумно шикнул, сразу же сматерившись под нос. Тут же выключил газ на двух конфорках, машинально налил суп в миску, подхватил пакетик чая из упаковки, которая валялась в полуоткрытом дверном шкафчике, закинул в ёмкость и залил кипятком. Поставил кружку и тарелку на стол перед Тимофеем и направился к холодильнику, открывая и быстро доставая кошачьи консервы, мёд и сметану, которые разложил перед Тимошей. На столе уже лежал нарезанный хлеб, бублики и печенья, которые он так и не успел убрать со стола, когда направился к Марго. Вспомнив про ложки, отошёл в сторону, взяв столовую и чайную, и протянул своему гостю. — Спасибо, — приняв столовые приборы, он негромко хмыкнул, — консервы тоже мне? — с усмешкой произнёс парень и глянул на уставшего Шуру. Александр бы съязвил: «Да, не стесняйся, ешь», — но не стал. — Нет, это котам, а ты ешь суп, — мужчина подхватил корм и направился к котам, щёлкая открывашкой и вываливая в кошачьи блюдца. Всех накормив, Шура решил всё же поговорить с Тимошей и после пойти со спокойной душой спать. — Слушай, Тимофей, — Азов сел напротив и внимательно наблюдал за парнем, уминавшим всё, что осталось на столе и из тарелки, — какое твоё отчество и фамилия? Прожевав, Тимоша оставил ложку в супе и неловко обтёр тыльной стороной ладони губы. — Тимофей Валентинович Шихов. А вас как? — Александр Васильевич Азов. Казалось, что напряжение в воздухе стало осязаемым, отчего Тимоша нервно заёрзал на стуле, не зная, куда деться от взгляда Александра, но не смел отвести глаза в сторону. Это больше походило на допрос, чем на лёгкую и непринуждённую беседу. В основном Шура так начинал разговоры со школьниками насчёт разбитого окна, драк, сигарет и пропусков его уроков, после чего многие становились послушными, боясь повторить свои косяки. — Так вот, Тимофей Валентинович Шихов, у тебя есть судимость, дети, жена, наркотиками не балуешься? Никого на днях не убивал? Зачем приехал в этот город? Здесь перспектив не так много, тем более родственников нет, жить негде. Бежишь от чего-то? Парень нервно оттянул ворот толстовки, а после постарался непринуждённо улыбнуться. Чуйка Александра никогда не подводила — он что-то скрывал, но парень вроде как безобидный, конечно, драчливый, но создавалось впечатление, что он не способен кого-то убить. То ли нервничал из-за вопросов, не привыкший к такому, или переживал, что могут выгнать из дома за непонравившиеся ответы. — Вы чего, конечно, нет. Какая там судимость, наркотики, убийства и тем более дети с женой, мне даже рано об этом думать, — Тимоша неловко усмехнулся, стараясь развеять напряженную обстановку и сменить тон на что-то более повседневное. Парень всё ещё смотрел ему в глаза, ничего не теребя в руках, не пряча их под столом, ничего не трогая и не бегая глазами из стороны в сторону, а сидел спокойно, находясь в расслабленной позе, не хмурясь и не вздыхая каждую минуту. Мимика ничего не выражала, кроме полуулыбки, которая скорее была натянутой, чем настоящей. Тимофей знал, как себя вести в стрессовых ситуациях, и это настораживало. — Точно? — спокойно поинтересовался Шура, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. — Ты ешь, а то всё остынет. Это уже было похоже не на допрос, а на игру, кто кого переиграет. — Если что, я пошутил про маньяка, — Тимоша все же решил продолжить трапезу и открыл банку с мёдом, черпая ложкой и закидывая в чай, а после выдавил немного сметаны в свой суп. — Разве я похож на маньяка? — парень снова ухмыльнулся и покрутил ложкой воздухе, перед тем как её опустить в кружку и начать ритмично мешать. Азов расцепил руки и положил на стол, слегка наклоняясь вперёд. — Если подумать, то мне как-то безразлично, просто знай, сплю я чутко, и если ты учудишь что-то, то у меня есть ружьё, и первым делом я буду стрелять по ногам. Тимофей сначала негромко усмехнулся, а после нахмурил брови и стал серьёзным. — Вы не шутите? — Нет. Неловкая пауза длилась долго, пока Шихов всё же не решился нарушить её. — Ладно, ваша взяла. Дело в том, что моя мама хотела приехать сюда вместе со мной, а как её не стало, я не знал, как быть, дом продан, родственников нет, работы нормальной тоже нет. Конечно, были серьезные проблемы, но не связанные с преступным миром, с девушками или чем похуже, просто мне нужна работа — деньги. Александр сам себе хмыкнул, оставшись удовлетворённым ответом, и, поднявшись со стула, уже намеревался пойти спать, забив на всё остальное до утра. — Хорошо, так уже намного лучше. Как доешь, выключи свет, положи еду в холодильник и ложись спать в гостиной на диване. Сейчас достану тебе одежду и постельное белье. Шура направился к шкафу, который был там же, где диван, и, открыв, стал перебирать сложенные стопки, доставая всё необходимое. — А можно не выключать свет? — быстро выпалил парень и посмотрел в сторону Азова, который в полутьме копался в открытом шкафу. — Как хочешь, — закинув несколько стопок одежды и белья на диван, Александр побрёл в свою комнату. — До утра не шуми, помни, что у меня есть ружьё. — Да, и вам спокойной ночи, Александр Васильевич, — бодро отозвался Тимоша, пытаясь сказать это погромче, чтобы Шура всё же услышал. Азов не стал закрывать дверь в свою спальню, машинально разделся, закинул одежду на стул, натянул футболку и спортивные штаны, которые лежали на подушке стопкой. Утром он ещё раз подумает, кого он всё же привёл в дом и что это за человек такой в его доме, в его одежде и спит на его диване, — всё завтра. Сдёрнув одеяло, мужчина залез в кровать и, как только голова упала на подушку, уснул за считанные минуты.