Мастер боится Доктора

Мастер боится Доктора. И Мастер будет рвать Доктора ровно до тех пор, пока Доктор дышит. Дышит рядом. Дышит на кровати, отвернувшись к километровой бездне в окне; в крови, в сперме, в слезах; в радиусе машины парадоксов; во времени, в котором происходящее ничего не значит. Эта опухоль неминуемо будет Доктором вырезана. Когда-нибудь Мастеру надоест бояться. Когда-нибудь Доктор, может быть, прямо сейчас кинет взгляд через искусанное плечо и скажет: «Мне жаль». И повторит: «Мне жаль, что ты такое ничтожество». Доктор дышит спокойно. Мастер не дышал бы вовсе. Мастер утыкается во взъерошенный затылок, в котором не хватает пары клочков волос. — Я не скажу тебе этого. Мастер прижимается к исполосованной спине: — Нет, ты меня убьёшь. Дыхание Доктора дрожит, Мастер проводит пальцами по его рёбрам, по стучащим за ними сердцам. Вот бы хотя бы одно было его. Всего лишь одно! Разве Мастер просил так много? — Я не хочу тебя убивать. Не хотел… Никого не хотел. Боже, Доктору стыдно. Боже мой, а Мастер как сейчас помнит, как его собственная кожа лопалась в огне, когда Доктор… Как славно, что теперь и Галлифрей пропах обугленным мясом. Но Мастер знает. Мастер знает его маленький паскудный секретик: если бы Доктору выпал шанс… он сделал бы такой же выбор. Потому что ни Мастер, ни Галлифрей, ни его милые зверюшки, ни земляная букашка, чёрт возьми, не значат для этого ублюдка больше, чем эта проклятая Вселенная. Театр нерушим, а декорации и публика… заменимы. Мастер в отчаянье хватает Доктора за горло. — Скажешь мне это, когда я буду регенерировать у тебя на глазах. Но Мастер не будет. У Мастера эта жизнь последняя. И Мастер будет в ней рвать Доктора ровно до своего последнего вздоха. Потому что Доктор рвёт Мастера даже после Смерти.