Джон I
Ветер выл, нет, визжал, с зимним ветром. Зазубренные зубы льда впились в лицо Джона и запутались в его волосах, которые развевались во все стороны, закрывая ему обзор. Но даже сейчас, на далеком горизонте, он мог различить пять фигур верхом на лошадях, направляющихся к нему. Хотя он не мог видеть их отчетливо, они быстро приближались, и ужас, скопившийся в животе Джона, сказал ему об этом.Ты видишь их, Малыш? Ты видишь, как они приближаются?
Слова проскользнули в его уши, как ветер, заполняя его череп. Голос не был ни мужским, ни женским, нет, нет, не так. Скорее, голос был одновременно мужским и женским, он был музыкальным и хриплым, молодым и древним, нравственным или божественным — всё в одном. — Что… что это такое? — спросил он у ветра. Было холодно, холодно, как в дальних пределах Винтерхолда в месяц Утренней Звезды или как на вершине Глотки Мира ночью. Было так же холодно, как во время самых сильных северных штормов.Вспомни истории своего детства, Малыш. Ты убежал так далеко от них, пытался дистанцироваться от них. Но они не забыли тебя, пришло время тебе вспомнить!
— Я не хочу быть здесь! — От холода слова застыли у него в горле, а пять фигур были почти рядом с ним. Он посмотрел вниз на своё бедро, отчаянно нуждаясь в своем мече, но вместо этого обнаружил, что он был полностью обнажен и беззащитен перед стихией. Треск копыт по льду снова привлёк его внимание к фигурам, и он увидел, что они были еще ближе, вероятно, теперь менее чем в полумиле, а средний всадник был намного ближе.Скоро у тебя может не быть выбора.
Что-то крепко схватило его за плечо, а затем, едва взглянув на узловатую белую руку, Джон проснулся. Джон проснулся от стука в дверь его спальни. — Войдите, — позвал он со своей кровати и со стоном принял сидячее положение, прижимая ладони к глазам, пытаясь стереть с них тревожные образы своего сна. Вошла Йордис Дева Меча, уже одетая в свои повседневные доспехи, с мечом на бедре и с кувшином горячей воды, который она поставила на наряд рядом с его умывальником. — Это третий раз, когда я пыталась разбудить вас, мой тан. Вы, должно быть, спали очень крепко.— Йордис прошла по его комнате, подняла шторы, открыла шкаф, чтобы выбрать плащ, и поправила чернила, перья и рулоны бумаги, которые у него лежали на столе. На мгновение Джон подумал, не напомнить ли ей, что она его помощница по хозяйству, а не служанка. Даже когда он жил в одном из своих других поместий, два раза в неделю, на Морндас и Фредас, он платил горничной, чтобы та тщательно прибиралась в поместье «Высокий Шпиль». Он также пользовался услугами местной прачки, которая забирала грязное белье и раз в неделю доставляла его обратно чистым. Повседневные обязанности, такие как приготовление пищи, мытье посуды и вывоз мусора, были распределены между жителями. Но в конце концов он прикусил язык, так как Йордис не любила оставаться без дела, и если приведение в порядок его беспорядка делало ее счастливой, то он не собирался просить ее остановиться. — Что-то в этом роде. Ты выпустила Призрака во двор, пока я спал? Он обычно будит меня на рассвете. — Джон посмотрел на груду мехов в углу, которая, что было довольно необычно, не была занята гигантским белым лютоволком. Обычно утренняя рутина Джона начиналась с того, что его старый напарник запрыгивал на кровать и с энтузиазмом прижимался к его уху. Но этим утром большого белого зверя нигде не было видно. — Разве вы не помните, мой тан? Сир Энцо взял Призрака с собой, когда сегодня утром отправился на учения с капитаном Алдисом и новобранцами. — О, да, я совсем забыл. Я полагаю, они выполняют упражнения по слежке. — Правильно, они вернутся к ужину. А теперь завтрак почти готов, и вы же не хотите опоздать на последнее заседание двора. Джон провел рукой по своим буйным темным кудрям и попытался выкинуть из головы навязчивый образ пяти таинственных всадников. — Я скоро спущусь, Йордис. Не могла бы ты, пожалуйста, поставить бутылку мёда Хоннинга? Она резко подняла брови. — Конечно, но вы хорошо себя чувствуете, мой Тан? Вы выглядите довольно бледно. Джон выдавил легкую усмешку: — Я всегда бледный. Однако внутренне он поморщился, поскольку редко употреблял алкоголь во время утренней трапезы, а если и пил, то всегда, когда был чем-то обеспокоен. Более того, учитывая, с какими угрозами он сталкивался в прошлом, его определение «стресса» было более необычным, чем у большинства. Теперь она была уверена, что он о чём-то беспокоился. Лицо Девы Меча немного расслабилось, и ее губы слегка дернулись вверх. — Это правда, но… — Я в порядке, Йордис. Мне просто нужно что-нибудь, что поможет мне расслабиться, прежде чем мне придется иметь дело со всеми этими дворянами при дворе. Я должен постоянно напоминать себе, что я тоже дворянин, иначе я бы избегал их всех. Это не было полной ложью, и, судя по веселому фырканью Йордис, она достаточно хорошо ему поверила. Хотя, тем не менее, она бросила на него последний задумчивый взгляд, прежде чем уйти, и Джон остался один, чтобы подготовиться к этому дню. Он почистил зубы густой пастой, приготовленной из мяты и корня пробочника, быстро ополоснул себя тёплой водой с лавандовым мылом, сделав мысленную пометку посетить баню этим вечером. В поместье Высокого Шпиля была собственная ванная комната, но после трёх недель борьбы с раздражающими придворными сложностями у Джона появилась раздражающая боль в шее, да и не только там, так что он был бы не против приятного расслабляющего массажа с последующим травяным купанием. Переодевшись в свою лучшую, но все еще практичную одежду, Джон задумчиво поднял свою Этериевую Корону. При этом он провел пальцем по одному из блестящих драгоценных камней, позволив себе улыбнуться, вспомнив Катрию, прежде чем решил, что надеть её сегодня будет слишком экстравагантно, и положил обратно. Затем Джон прикрепил свой любимый кинжал к бедру (ношение меча при дворе считалось дурным тоном, но поскольку ни один истинный норд никуда не ходил безоружным, кинжалы были приняты) и накинул на плечи плащ из шкуры снежного медведя. Решив, что этого достаточно, Джон принялся за укрощение своих темных кудрей, превратив их во что-то приличное. Когда он сделал это, его отражение уставилось на него из зеркала, установленного над комодом, такое непохожее и одновременно похожее на то лицо, которое он увидел, когда впервые прибыл в Скайрим. Ему шел девятнадцатый год, и он дорос до своих удлиненных черт, которые, казалось, с каждым прошедшим годом становились все более утонченными. Он все еще был бледным и стройным, быстрым и ловким, хотя его тело теперь было мускулистым, покрытым шрамами и символами. Наконец-то он смог отрастить бороду, которую держал короткой и ухоженной. Но, к сожалению, несмотря на то, что за последние годы он вырос на несколько дюймов, он все еще не был особенно высоким, целых четыре дюйма не хватало до шести футов. Прежде всего, его темно-серые глаза, которые при правильном освещении казались черными, остались прежними, и именно такими глазами он смотрел на свое отражение. Йордис была права, он действительно выглядел бледнее, чем обычно, с темными тенями под глазами. О чем был этот сон, и почему он так нервничал из-за него? Это был далеко не первый кошмар в жизни Джона, он был даже не первым за этот месяц. И даже далеко не самый худший, так почему же он о нём так бесповоится? Что-то было в этих фигурах, скачущих к нему по снегу и льду, что-то такое знакомое… — Это не имеет значения, это был просто сон, — уверил себя Джон.***
К тому времени, как Джон спустился вниз, завтрак был готов и разложен на столе: пироги со снежноягодником, политые медом, нарезанные яблоки и бекон. Кроме того, там был единственный кубок, наполненный медовухой (не целая бутылка, как он просил, с удивлением отметил Джон), которую Джон осушил одним большим глотком, как только сел. Йордис наблюдала за ним понимающими глазами, но ничего не сказала, только подвинула к нему кружку с молоком. Они ели тихо, по большей части, прервавшись только тогда, когда Йордис сделала несколько замечаний о своем плане отправиться в Мрачный замок и потренироваться с солдатами. — Не причиняй никому слишком большой боли, ни их телам и ни их эгу, — заметил Джон с улыбкой, на которую Йордис ответила тем же, преувеличенно закатив глаза. Она вытерла рот салфеткой и передала ему стопку сложенных бумаг. — Вам пришли письма. — Тьфу, кому я теперь понадобился? — О, вероятно, тем же самым людям, которые всегда вас зовут. Я просмотрела некоторые из них: кто-то хочет, чтобы вы расчистили пещеру, ваша шахта лунной руды прислала отчет, и... — она сделала паузу и широко улыбнулась, явно получая удовольствие от того, что собиралась сказать, — Лорд Закалённый Градом пригласил вас приехать и отпраздновать День Крепкой Любви с ним и его семьей. Джон застонал и с громким стуком уронил лоб на стол, а Йордис теперь открыто рассмеялась. Лорд Карлимунд Закаленный Градом был одним из четырех лордов Белого Берега, судя по тому, что видел Джон, он хороший человек и немного учёный, счастливо живет в браке со своей женой Волой. Его старшая дочь, впечатляющая молодая женщина по имени Бьянела, была его наследницей и зеницей ока своего отца. Джон встречался с ней несколько раз раньше, и, да, она была милой и умной; но Джон не был заинтересован в том, чтобы жениться на ней. На ней или любой другой из дочерей, брошенных ему нетерпеливыми матерями и отцами. — Если бы вы просто выбрали кого-то и поженились, все эти приглашения были бы лучше, — Йордис снова сделала паузу и задумчиво замурлыкала. — Но опять же, может быть, и нет. Множество семей хотели бы, чтобы кровь легендарного Драконорожденного смешалась с их собственной, неважно как. — Знаешь, у тебя есть особое умение давать хорошие советы. Это всегда заставляет меня чувствовать себя намного лучше, — пробормотал Джон, просматривая свои письма. Пара писем была от людей, которые хотели, чтобы он им помог с проблемами (стаи волков, бандиты, группы фалмеров, выходящих на поверхность, торговцы скумой) и были готовы предложить компенсацию за его время, часть писем он перенаправил Вилкасу и разделил между другими Соратниками. Некоторые из писем были просьбами о магических консультациях или от молодых студентов, подающих надежды и желающих получить наставление, большинство из них он перенаправил Толфдиру, хотя Джон намеревался ответить на письмо относительно своей работы над заклинаниями, которые очищали кровь от посторонних веществ. Возможно, он и этот маг могли бы поделиться записями. Отчет с его рудника по добыче лунной руды показал, что квартал был прибыльным, и что добытая ими руда находилась в процессе переработки и отгрузки обычным покупателям. Это была, безусловно, лучшая новость, которую Джон услышал за всё утро, и он с нетерпением ждал отчетов с других пяти своих рудников, даже когда он сделал мысленную пометку отправить партию соответствующих зелий в каждую из них. Он просматривал письма одно за другим, раскладывая их по разным стопкам. Он получил много писем, какие-то деловые, какие-то личные письма от старых друзей, проверяющих, все ли в порядке, и посвящающих Джона в новые подробности их жизни, некоторые из которых были промежуточными. Арания Иенит рассказала ему об учениках, которых она берет под свое крыло, и попросила его навестить ее в ближайшее время. Боргак хотела дать ему понять, что она преуспевает в качестве частного наемника и наслаждается путешествиями, которые это ей позволяет. Большинство из них были от людей, которых он знал, некоторые от людей, которых он не знал. Но у всех них была причина связаться с ним, то же самое относилось и к письму, лежавшему в самом низу стопки. У Джона перехватило дыхание, когда он увидел это, и красный воск удерживал его закрытым. На красном воске была очень знакомая печать — голова лютоволка. Письмо было из Винтерфелла.