Огонь, вода и медные трубы

— Что читаешь? Бэкхён поворачивает голову и замечает рядом Тэна. — Книгу. Тот что-то многозначительно хмыкает и усаживается рядом на стул. Через некоторое время заходит в лабораторию Чондэ и замечает сгорбленного над столом Бэкхёна, а рядом выглядевшего озадаченным лаборанта. Тот ему показывает, что тоже не понимает, что происходит. Чондэ решает попытать счастья: — Что читаешь? — Книгу. — Вот он и мне так ответил! — возмущается Тэн. Бэкхён приехал рано, потому что проснулся посреди ночи и не смог снова заснуть из-за шума в голове. Голоса ворвались в его сон и вырвали из него непрекращающимся гулом размышлений. Думать было о чём. Всю жизнь теперь придётся отстраивать заново, весь привычный быт менять на одного. От этого в Бэкхёне перевозбудились Стратег, Организатор и Бухгалтер. И Паникёр до кучи. Бэкхён так и не сумел успокоиться. Пришлось вылезти из тёплой кровати в по-зимнему холодную квартиру и протопать к домашней библиотеке. Все эти книги он когда-то уже прочитал. Некоторые — не один раз. Он прихватил одну с собой в кровать, а потом и на работу, чтобы избежать лишних вопросов. Ещё до будильника он пошёл в душ, а потом быстро собрался и поехал в офис, засев сразу в лаборатории. В зеркало с утра решил не смотреться, а стоило бы, наверное. — Выглядишь ужасно. Ты во сколько спать лёг? — пытается достучатся до него Чондэ. Бэкхён не двигается, бездумно листая книгу: — Поздно. Чондэ и Тэн многозначительно переглядываются. — У нас какие-то проблемы? Или ещё рано бить тревогу? — Всё нормально, — тянет Бэкхён, не отрываясь от своего занятия. Видимо, прозвучало неубедительно, потому что эти двое даже не шелохнулись. — А-а-а, ну тогда хорошо, — несколько раз кивает Тэн, переставая что-либо понимать. — Всё нормально, — Бэкхён повторяет для непонятливых. — Угу. — Да нормально всё! Чондэ ещё пытается с ним заговорить, но Бэкхён его просто игнорирует. И так весь день: пустые вопросы — однозначные ответы. Открыв дверь квартиры, Бэкхён настороженно заглядывает внутрь. Темно и тихо. Ну хотя бы Чанёль не выпрыгнет на него с лопатой. А лопата у них, между прочим, есть. Пришлось купить для похорон кошки Лукаса. Хорошая лопата, к слову. Следов пребывания кого-то ещё нет, всё на своих местах. Только пара рубашек и костюмов пропала и посреди гардероба валяется носок, как будто Чанёль спасался бегством. Видимо, пришёл с утра после ухода Бэкхёна: распорядок дня не был никогда тайной. Бэкхёну не хотелось, чтобы это вошло в привычку. И так было тошно, а сталкиваться постоянно с Чанёлем во время его набегов могло стать частью его жизни. За неимением другой упаковки Бэкхён тащит с кухни мусорные мешки и скидывает туда вещи Чанёля. Костюмы, повседневная одежда, пальто, куртки, кепки, трусы, носки — всё летит в одном направлении. Уборка занимает немало времени, но это и хорошо: некогда отвлекаться на повисшее в воздухе одиночество. И дышать так легче. И заняться есть чем. Он укладывает мешки в коридоре у входа. Ещё один плюс: когда Чанёль придёт за вещами, долго задержаться у него не получится. Всё равно рано или поздно его надо выселить. И лучше рано, чем поздно. У нас всегда есть право выбора. Как правило, этот выбор делается не между плохим и хорошим, а между плохим и очень плохим. И если его не делать вовремя, то последствия будут просто ужасны. Бэкхён осматривает кучу «мусора» посреди коридора. Да-а-а, а Чанёль любит пошопиться. Вещи Бэкхёна в шкафах как будто уменьшились в размере: настолько много там стало свободного пространства. До конца недели Бэкхён торчит в офисе. В лабораторию практически не спускается: у Чондэ точно бы возникли вопросы, а в кабинет к нему почти никто не заходит. Здесь его спасают от людей только тонкие перегородки вокруг стола и тишина так не давит на голову. Зато просыпается потрясающая работоспособность. Оказывается, когда не отвлекаешься на посторонние раздражители, делать успеваешь в два, а может, и в три раза больше. Коллегам он отвечает двусложно. Начальство слушает молча. На ежемесячное собрание Бэкхён приходит первым, успевая до начала пробежаться глазами по всем пунктам повестки, где обозначены основные преоритеты на следующий квартал. К его ужасу в список попадает и то, что Бэкхён меньше всего ожидал увидеть. Последний год в парламенте обсуждается новый закон, и раз дело двигается к положительному завершению, то бесы проникают и в их ряды. — Вы серьёзно?! Легализация каннабиса? — возмущается он, пока кто-то другой не собрался вставить слово. — Я думал, что это просто помутнение рассудка у министра Квана случилось. Не решено ведь ещё ничего. — Не хотят упустить рынки, — объясняет менеджер по продажам. — Если не начнём прорабатывать стратегию сейчас, потом потеряем драгоценное время, а там и равноценные суммы. — А, ну если всё дело только в деньгах, то никаких вопросов больше нет. «Цирк уехал, а клоуны остались», — думает Бэкхён, пока крутит ручку в руках и прикидывает, как бы так прицелиться, чтобы попасть менеджеру прямо в глаз. — На следующей неделе в лаборатории поступят партии с материалом для изучения, — продолжает мужчина. — Поэтому в дальнейшие месяцы ждём предложений о разработке новой линии товара для особенных потребителей. Как удачно обошёл все неловкие моменты. Политкорректность — наше всё. Иначе бы не занимал такой высокий пост. Бэкхён фыркает и откидывается на стул, скрестив руки на груди. — Надеюсь, вопросов больше нет. Так, спасибо, Джо. Медаль тебе за это дадим. И не отнекиваться, скромняга: видно же, как стараешься. — Мы открыты для обсуждения. Пожалуйста, не теряйте время. Пора спешить, действительно. Угроза очевидна, корень зла фактически выявлен и нуждается в обезвреживании. Бэкхён не в лучшем настроении спускается в лабораторию. Чондэ подпрыгивает на стуле, когда тот со всей злости хлопает дверью: — Да, чтоб тебя за левую пятку! — Не надо, я тебе ещё пригожусь, — останавливает его Бэкхён. — Если вкратце, то в течение месяца придёт посылка и единственная наша задача — уследить, чтобы сотрудники не словили кайф от её содержимого. — А-а-а, ты побывал на шабаше иноваторов. И как? — Чондэ оценивает состояние Бэкхёна. — Звучит очень интригующе. Что на этот раз? Какую болезнь лечим? — Безумие. И алчность в придачу, — комментирует Бэкхён, стараясь подобрать более нейтральные слова. — В прямом смысле: придёт коробка, в которой будет неясное количество — это ещё никто не уточнил — волшебной травки. — Я надеюсь, травки для морских свинок? — Бэкхён, поджав губы, отрицательно мотает головой. — Твоего ж дедушку! Это мы тут чем заниматься должны? — Самая соль в том, что нам на руки принесут, как они выражаются, материал для исследования, который всё ещё неузаконен. Где и как они его в таком количестве доставать будут — неизвестно. Из личных запасов? Накал шизы прям вот ой. — У меня нет слов, — смеётся Чондэ, возвращаясь к расчётам. — Я, конечно, думал на старости лет заняться народной мидициной… Но ты же говоришь, что легалайз ещё не в силе. Бэкхён кивает и падает на диван, тяжко вздыхая: — Самый благоприятный исход всей этой темы — тихая смерть в коррупции и показушных заявлениях-обсуждениях. — Мне казалось, что мы уже всё перепробовали. Ан-нет… — Чондэ присоединяется к нему, приподнимая чужие ноги и укладывая их к себе на колени. — Уходим в нетрадиционное русло? — Знаешь же, как говорят про нашу фирму? Основным доказательством отсутствия космических пиратов… — Является то, что в MSPC нет отдела по работе с такими клиентами, — заканчивает вместе с ним Чондэ и смеётся. После тяжёлого рабочего дня Бэкхён устраивается на кухне, приготовившись вкусить ужин из своего любимого ресторана. Только он открывает рот, чтобы закинуть кусочек свиной котлеты, как раздаётся писк электронного замка. А следом ругательство на весь дом громким басом: — Ты охренел? Блудный сын вернулся. Бэкхён несчастно вздыхает, но от ужина решает не отказываться. Не дождётесь. Чанёль, попыхтев над завалами своей одежды, топает на кухню. Даже звук его шагов кажется раздражённым. — Это что? — Твоя супружеская жизнь, — улыбается ему Бэкхён. Аж желваки заходили. — А поаккуратнее можно было? Там вообще-то рабочие вещи, костюмы на заказ! — Да, я знаю, — Бэкхён собирает хлебушком соус и откладывает приборы, — но дополнительный сервис ты не оплачивал. Я и так старался, хотя ты этого не заслуживаешь. Так хотелось драки, что аж адреналином захлестнуло! Чанёль с минуту смотрит на него, раздувая ноздри, но потом передумывает пререкаться и уходит проверить масштаб катастрофы. Странно, а он-то чего так злится? Это ведь не Бекхён ему изменяет. — Это, между прочим, очень удобный способ упаковки вещей для переезда! — кричит ему Бэкхён. — Нет, ну вот Армани-то за что? — вначале слышится нытьё, потом шуршание и писк замка. Похоже, сизиф потащил свой камень. Бэкхён спокойно доедает, моет посуду и раскладывает все приборы на свои места. Потом идёт в гостиную и садится перед телевизором, включая приставку. Отсюда, кстати, открывается отличный вид на входную дверь и Бэкхён может с удовольствием наблюдать за тем, как Чанёль, крехтя, мученически взваливает себе на плечи свои пожитки и тащит их на парковку, чтобы уложить в свой «седан-баклажан», как его называет Бэкхён. Через пять заходов Чанёль, видимо, совсем выдыхается, усаживается сверху на оставшиеся мешки, перевести дыхание. — Что, не лезет больше в твою консервную банку? — усмехается Бэкхён, не отрывая взгляда от экрана. — Оставь в покое мою машину уже. Это настоящий «ковёр-самолёт». Тебе и не снилось, — защищается Чанёль. — Ага, работает, как обычный ковёр, стоит, как самолёт. — Я вижу, ты продолжаешь практиковаться в остроумии. Как только ситуация выходит из-под твоего контроля, ты прям расцветаешь на глазах и распыляешь вокруг себя язвительность, — Чанёль явно не привык к физическому труду: не изматывает своим нытьём и жалобами на судьбу-злодеюшку, а переходит к обмену шпильками. — Да, я такой: злой и непобедимый. Куда тебе до меня, любовничек? — парирует Бэкхён. — А ты бы мне позволил себя обойти? Буду умнее и уступлю тебе пальму первенства, чтобы сохранить себе лишние нервы, если с тобой они вообще лишними бывают. Воспользуюсь правилом взаимоуважения. — Того гляди и в двойных стандартах начнёшь разбираться. Чанёль матерится, встаёт и направляется к двери, бросая на ходу что-то типа «остальное потом заберу», и уходит, не прощаясь. Недолго музыка играла, недолго Моцарт оперу писал. Бэкхён выключает приставку, вовсе не чувствуя себя отомщённым, скорее брошенным и уязвлённым, а это ему не по душе. Всю жизнь он старается держать марку непокорённого и самодостаточного, а тут какому-то Чанёлю, которому он изначально не должен был доверять, Бэкхён позволяет приблизиться настолько, что предательство становится лишь вопросом времени. Из слишком разного они теста. Бэкхён всегда знал, кто стоит у Чанёля за спиной, и по чьим правилам ему не в радость играть. Стоит только оступиться — гиены разорвут его в клочья. Сам дурак: сам подставился. Но теперь он не связан обязательствами, так что ловить кинжалы смысла нет. Он подключает караоке, выбирает песню и делает звук погромче. Так намного проще. Бэкхён будет завывать хоть до самого утра, лишь бы растратить перебродившие эмоции и хоть немного забыть обо всём этом бардаке. — So you feel misunderstood. Baby, I have got news for you on being used I could write the book, but you don't wanna hear about it.* С Чанёлем их связывали долгие годы дружбы и близких отношений. Они учились жить вместе и доверять друг другу, несмотря на то, как велика между ними пропасть. Хрупкое равновесие между их вселенными, которое они оберегали так долго, было похоже на произведение искусства. И единственное, с чем Бэкхён не может никак смириться, — понимание того, что Чанёль не ценил это также, как он. — There's no more to say, so save your breath and walk away. No matter what I hear you say, I'm strong enough to know you gotta go.* Здорово у них всё, короче говоря. Увидеть в воскресенье рано утром папу Чанёлю на пороге своей квартиры Бэкхён не то чтобы не рассчитывал… Помяни чёрта. Бэкхён не может вспомнить, если тот хоть раз здесь бывал. В своё время господин Пак был ярым противником того, чтобы Чанёль переехал жить к Бэкхёну. Ведь эта квартира такая… дешёвка. Но сейчас тот проходит внутрь, не удостоив даже приветственным кивком, и идёт прямиком в гостиную. Бэкхён, глянув мельком на себя в зеркало, пытается пригладить немного волосы, но потом плюёт на это дело. Какая теперь-то разница? Лучше о нём старшая омега думать не будет, это точно. Господин Пак уже сидит на диване и ждёт, когда Бэкхён соизволит за ним последовать. Бэкхён идёт, ощущая, как снова прогибается под давлением. Невербальное «поклоняйтесь мне и обожайте» висит в воздухе. Спорить с ним Бэкхён не любит просто потому, что выйти победителем у него не получается никогда. Хотя бы в силу того, что приходится как-никак проявлять уважение к родителям своего мужа. А они, наоборот, никогда не скрывают своего презрения. Бэкхён встаёт напротив дивана, сложив руки за спиной и ждёт. Мужчина смотрит на него и, едва заметно сморщившись, начинает первым. — Без лишних слов: Чанёль съезжает и ты ему не препятствуешь. Потом подаёшь на развод также без лишних разбирательств. То, что в своё время вы не подписали брачный контракт, никак не должно этому помешать, иначе то, что ты получишь в итоге, тебя очень разочарует. И это ещё мягко сказано. Ты и так нам много крови попортил. — Чувствую, кофе вам предлагать не придётся, — перебивает его Бэкхён. Триста шестьдесят четыре дня в году индейка думает, что фермер её очень любит, а потом приходит день благодарения. Американская пословица. — Удачно подвернулся случай, правда? — теперь-то Бэкхёну терять нечего. — Как жаль, что это не ваша заслуга. — Не язвил бы ты, мальчик. Заступиться за тебя теперь некому. Такая блоха, как ты, не заслуживает даже собачью шерсть с нашего пола жрать. Если бы не мои усилия, чтобы убедить Чанёля… — Вы же ничего не сделали, — вновь перебивает его Бэкхён, не желая слушать оскорбления. — Просто воспользовались ситуацией. И всё, что вы можете сейчас — выставлять это, как ваш коварный план, и говорить, что это я всё испортил. Но ведь всегда решал Чанёль, а не я. Это от начала и до конца его инициатива. — А ты и так всё испортил, — кивает господин Пак. — А за Чанёля не переживай: я найду как с него спросить за всё. Личная выгода превыше счастья даже самых близких, действовать чужими руками, не гнушаясь самых грязных методов. Принцип «кинуть проще, чем некинуть» тут работает стабильно, происходя от древнего «Рим предателям не платит». Попользуют и выкинут. Даже если вы на весь мир заявили о своей преданности. Бэкхён так устал от этих подковёрных игр, как будто коварство — единственный залог успеха. Сколько на работе ему приходится просчитывать свои ходы, чтобы избежать расставленных на всех углах ловушек. Чем выше он занимает должность, тем меньше он делает полезного. Ещё и в личной жизни сплошная засада. Прям передохнуть не дают. — Здесь дело даже не в том, чья эта задумка. Для меня важно избавиться от ненужного мусора и как можно скорее. Не скрою, что мне всегда претило твоё существование в нашей жизни. Причины тебе известны. Вы бы всё равно продержались недолго. — Недолго? Более пятнадцати лет — это недолго? — Ожидание того стоило, — пожимает мужчина плечами и скрещивает руки на груди. — Вы с Чанёлем делали, что вам хотелось, игрались, пока была возможность. Рассказывали мне, как у вас есть свобода выбора. Глупые дети, видящие себя намного умнее своих родителей. Но всё так просто. Это бы всё равно случилось. Если бы не он, то другой. Другие люди, другие поводы, но итог один. Я ждал этого момента. Я знал, что подобное случится. Зачем вмешиваться в естественный процесс? Намного интереснее, что ты будешь делать сейчас. Придётся признать поражение. «Я такой злодей, но при этом ничего не могу сделать, но если что-то случится, то все заслуги мои», — Бэкхён всегда поражался его наглости. Казалось, уже ко всему можно привыкнуть, а вот нет. В каком же это мире надо жить, чтобы подобное поведение было в пределах нормы? Неужели у них самих никогда не болит, когда с ними так обращаются? — Передайте Чанёлю мои наилучшие пожелания и скажите, что я точно ему не завидую, — заканчивает этот разговор Бэкхён, пока господин Пак не решил ещё что-нибудь сказать. — Но Вам пора отчаливать. Наверняка находиться рядом со мной выше ваших сих. Хорошего дня, Ариведерчи, и поухабистее Вам дороги. Надоело. Сколько можно-то? Слава богу, терпеть эту омегу ему больше не придётся. Бэкхён вежливо кланяется в сорок пять градусов и отходит в сторону, указывая на дверь. Господин Пак лишь усмехается, показывая морщинки в уголках глаз, грациозно поднимается, отряхивает свои брюки от мнимой грязи и идёт на выход, будто ожидал от Бэкхёна такого варварского поведения. Чего только не стерпишь ради любви. По крайней мере, так всегда убеждал себя Бэкхён. А ещё в том, что играть по правилам этой омеги он никогда не станет. Бесит, что единственная его вина в его собственном существовании.