Они называли его опасным. Он был моим спасением

– Я задал вопрос, – его голос звучал в обычной для него приказной манере, но интонация заставила меня насторожиться. Кажется, у него немного заплетался язык. — Я соврала! - совершенно сбитая с толку, выпалила я. — Что? — Соврала Тизиану, чтобы погулять после заката, - я собрала все свое мужество в кулак, чтобы голос звучал уверенно. — Ненавижу это жгучее солнце, а после заката даже дышится легче. Но разве это звучит убедительно? Разве кто-то поверит в мою любовь к прогулкам? — Это не оправдывает твоей лжи, - проворчал Амен, но в его голосе уже не было былой ярости. Плечи эпистата опустились, и словно отступило какое-то напряжение, которое читалось в нем до. — Знаю, что не оправдывает... Но с тобой я честна. Тизиану солгала, потому что в правду он бы не поверил. Между нами образовалась тишина и было слышно, как капает вода где-то недалеко. Я неловко поерзала, желая сместить свое положение, но мне не удалось. Он стоял слишком близко, и мои неловкие попытки делали ситуацию только хуже. Амен первый нарушил молчание. — Какой бы не была причина, я уже второй раз ловлю тебя после заката. Эпистат выжидающе посмотрел на меня, словно я должна была понимать, что это значит. Но я не понимала и поэтому вернула ему этот многозначительный взгляд. — Поедешь с моим отрядом в Фивы через несколько дней, - сказал он твердо и немного едко. — Но я не вызывалась добровольно! От досады я почти затопала ногами. Да что он себе позволяет? Эпистат должен руководствоваться правилами! Или может он возомнил себя великим Амоном-Ра? — А я и не спрашивал, - довольно ухмыльнулся эпистат. Проклятье, проклятье, проклятье. Я ведь обещала Реммао не высовываться. Но опять попала в неприятности. Я яростно посмотрела в лицо этому напыщенному, наглому белобрысому выскочке, желая высказать все о таких грубых и неуважительных методах работы. Я посмотрела и.. замерла. На его скуле был свежий порез. Когда Амен ухмыльнулся, то кожа на порезе разошлась и на его белой, словно крылья цапли, коже выступило несколько капель крови. Я невольно потянулась, чтобы смахнуть их. Пальцы прикоснулись к скуле и окрасились алым. Амен прикрыл глаза и судорожно втянул воздух сквозь плотно сжатые челюсти. Я заметила как он напрягся. Ему больно? Я же еле докоснулась. — Что случилось? – неуверенно спросила я, не отводя руки. Все моя злость и негодование отошли на второй план. Эпистат поднял на меня свой тяжелый взгляд. Он смотрел так, словно я была источником всех его бед. На его спокойном лице не отразилось никаких эмоций, только молчаливое обвинение в этих всегда серьезных глазах. Я думала, что страшно, когда он бушует? О, нет! Страшно, когда он смотрит на меня вот так. — Я сказала что-то не то? – прошептала я в панике, и прижалась затылком к стене. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Я не понимала, что в моих словах вызвало у него такую реакцию. Что за насмешка богов? Все, что я говорила или делала, в отношении этого мужчины, только повышало напряжение между нами. Каждое мое слово было неверным словом, каждое действие было ошибочным. Он ненавидел меня всем своим естеством и это очень сильно меня задевало. Вот и сейчас его молчаливый укор ужалил меня скорпионом, где-то в груди распускалась, разливалась словно вышедший из берегов Нил, обида, жгучая и болезненная. Эта обида прорвалась колкой репликой, которую я не успела остановить. – Кто-то сегодня вечером выпил много вина. Вино пьют, когда заливают горе или голос совести. Разве есть что заливать Великому эпистату, исполняющему священную миссию? Или во сне является Маат - великое воплощение справедливости - и спать мешает своим осуждающим взглядом? К концу своего монолога, под напором его взгляда, я перешла на шепот. Почему-то говорить в голос стало страшно. — Глупая девчонка, храбришься передо мной так, словно тебя это спасет от ответственности за твою дерзость. — Накажешь меня? - с вызовом бросила я. Несмотря на всю свою храбрость и желание быть честной, я мысленно сжалась, готовая к его гневу. Но, к моему удивлению, его губы, очень красивые губы, растянулись в усмешке, заставив ссадину на скуле кровоточить еще сильнее. Струйка крови потекла вниз по моей руке, которую я так и не убрала, но я этого не заметила, загипнотизированная этим тихим смехом, который отозвался внутри дрожью. Он мог осыпать меня проклятьями, назначить удары палкой или дать оплеуху, да наконец просто молча развернуться и уйти. Но он ничего из этого не сделал. Он стоял и смеялся надо мной. — Хочешь наказания? - строго, но все же недостаточно, чтобы я испугалась, произнес Амен. Внезапно я увидела Амена под другим углом. Я поняла, что, на самом деле, часто позволяла себе слишком много, а он не ставил мне это в укор. Я считала его жестоким человеком, и не понимала причину такой снисходительности ко мне. Может я ошибалась и он вовсе не так бессердечен? Все слухи о нем вполне могли оказаться сплетнями. — Обожаю удары палкой, - фыркнула я, пытаясь перевести все в шутку. — Но, надеюсь, Верховный эпистат не опустится до таких банальных наказаний. Я не боялась его. Страх выветрился из моей головы. Я осознала, что до сих пор он не сделал мне ничего плохого. И это осознание было словно свежий ветер в жару, который ворвался в маленький храм моей Ка и забрал с собой все тревоги и весь страх. Ощутив нервную дрожь в руках, я опустила их на грудь Амену. В ответ на мое прикосновение, его руки на моих плечах спустились до локтей, сжали. Тьма обступила нас, скрывая от чужих глаз. Тишина, его близость и мрак - все это сбивало с толку. Что у него на уме? Я смотрела на него с интересом.. и с вызовом. Безумие и отвага – как говорил про меня Исман. — Все будет немного иначе, моя непокорная Неферут, - произнес Амен, рывком притянул меня к себе и поцеловал. Я задохнулась. От возмущения, испуга, и желания. Мои ладони оказались плотно прижаты к горячей коже его груди, и я ощутила пальцами, как двигаются его ребра, почувствовала стук его сердца и как напряглись его мышцы. Это меня поразило. Несмотря на мое влечение, до этого момента Амен представлялся мне больше грозным, злым и бушующим божеством, а не человеком. А сейчас он был мужчиной, который обнимает меня. Мужчиной из плоти и крови, досягаемым и близким. Это открытие заворожило меня, отняло ту секунду, когда еще можно было остановиться, когда нужно было вырваться и уйти. Я совершенно потерялась в этой тьме с запахом мирта и граната… Перед глазами плыло, кожа горела. Мысли запутались, словно это я была опьянена вином, а не он. Амен вклинился между моих бедер, натянув ткань платья, прижался. Он целовал сильно и жадно. Его бедра вжимались в низ моего живота, давая в полной мере ощутить его возбуждение. Думать о том, что сейчас происходит что-то вопиюще неправильное и запретное не хотелось. Внутри меня все пылало огнем и растекалось жаром по венам, весь этот жар собирался внизу живота. Его губы казались такими жесткими, будто его вело не желание, а ярость. Я ощутила, что внутри этого холодного с виду мужчины кроется очень много боли. Ему было плохо. Так плохо, что я замерла, не понимая, что делать. Плохо соображая, я упиралась ладонями в его грудь, не понимая, чего хочу. Оттолкнуть? Или нет? Амен шумно втянул воздух и, словно прочитав мои мысли, закинул мои ладони себе на шею, безмолвно приказывая обнять. Пальцы легли на стриженый затылок, зарылись в жесткие светлые волосы. Амен тоже запустил пальцы в мою прическу, потянул назад, заставляя откинуть голову. Я вздрогнула и замерла, ощущая как мужские губы скользнули по чувствительной коже шеи. И снова вверх – к губам, оставляя за собой тянущее чувство предвкушения и желания… Дышать стало нечем, в горле пересохло, но хотелось не воды, а поцелуев… Его поцелуев. Он укусил мою губу, вырывая у меня стон. И снова движения замедлились, стали чувственнее и осторожнее. Он словно пробовал меня на вкус, словно я была вином от которого он все больше пьянел. Прикосновения его горячих рук, его поцелуи лишали меня возможности сопротивляться. И самое ужасное, что мне не хотелось. И именно это отрезвило. – Стой, - прошептала я ему в губы. Он мучительно сглотнул сухим горлом. Оторвался с трудом. Я видела, как бьется жилка на его виске, как проступают от возбуждения вены на шее, как расширяются зрачки, уничтожая небесную синеву глаз. – Исфет… – Амен дышал с трудом. Он снова вжался, словно покоряясь неизбежности. Но краткого разъединения хватило, чтобы к нему вернулся разум. В наших глазах отражалось желание большего. — Это было предупреждение, - хрипло сказал Амен. — А если будешь и дальше дерзить мне, неугомонная, тогда будет наказание. Он сделал несколько шагов назад и тьма тут же поглотила его. Только по звуку отдаляющихся шагов, я поняла, что он ушел. Я медленно поднесла пальцы, все еще вымазанные его кровью, ко рту, дотронулась до распухших губ. Это было взаправду? Или я случайно выпила настойку ибоги и мне все это приснилось? Осознание происходящего обрушилось на меня внезапно. Словно голова только сейчас получила возможность думать. Да что он… что он… себе позволяет?! Это было предупреждение? Какое тогда будет наказание? Мыслительный процесс медленно восстанавливался, позволяя делать нужные выводы, которые привели меня в ярость. Мое раскрасневшееся лицо стало еще краснее. Это невозможно. Он спятил. Он безумный. Очень красивый, и прекрасно целуется.. но абсолютно точно сумасшедший. Я нашарила в темноте ключ, который обронила и провернув в замке, вбежала в комнату. Отражение в маленьком бронзовом зеркальце показало распущенную девицу с взъерошенными волосами и пухлыми губами, ее глаза горели огнем. Ужас, какой ужас! Я облокотилась на дверь и сползла вниз, усевшись на пол. Как мне теперь вести себя с ним? Я должна была оттолкнуть его, а он не должен был меня целовать. Думай, Эва! Думай.. Одно мне точно было ясно. Амен не мог быть влюблен в меня. Он эпистат, за которым не было замечено проявление каких-либо человеческих эмоций. А значит он просто играл на моих чувствах. Видимо узнал, что я увлечена им и решил проучить. Это жестоко. Но я не боюсь. Если это был вызов, то я его принимаю. И поведу себя достойно. С этого дня я к нему не приближусь, даже не посмотрю в его сторону. Хочет, чтобы я ехала в Фивы? Хорошо. Но играть на своих чувствах я ему не позволю.