Гак и рыбка

Офис узнала Тинкер Белл, которая, как и положено любой ревнивой даме, изучила весь Инстаграм Я Дарлинг от и до и нашла в рилсах видео про Золушку. Венди наложила на него сказочный трек, и оно, хоть и не набрало очень много просмотров, получилось очень атмосферным и милым, и Белл быстро сложила два плюс два, несколько дней находилась в сомнениях, а потом, видимо, решила, что Питер Пэн для неё важнее. Свой личный телефонный номер хитрая Венди нигде не светила, в директ Белл писать не захотела, поэтому решила воспользоваться единственной лазейкой, которая была ей известна. Ещё несколько дней ей пришлось караулить Венди под её домом в Блумсбери: негодница, видимо, переехала к шефу, но в субботу Белл повезло. Венди примчала домой от Джеймса пребывая глубоко в состоянии блистательной леди и, одновременно, сумасшедшей гонщицы, так как Джеймс немного увлёкся с тем, чтобы заставить свою ненаглядную сиять, как следует, и Венди теперь ужасно опаздывала. Киа была припаркована напротив дома абы как, девица выскочила из неё, взъерошенная, на сборы к банкету, который свалился на голову буквально несколько часов назад, ей оставалось каких-то полчаса, так что Венди, когда заметила, кто караулит её возле дома, даже перенервничать или испугаться не смогла – ей было вообще не до этого. Она подлетела к Белл, сходу протараторила ей: – Привет, прости меня за всё, пожалуйста, клянусь богом, я понятия про тебя не имела и не общалась с ним с тех самых пор, и, если ты принесла кислоту, то можешь, пожалуйста, на завтра перенести своё возмездие, я ужасно опаздываю, - мимолётно сжала её локоток так, как в её представлении было «по-дружески», и умчалась в дом. Тинкер Белл с глазами, похожими на монеты, осталась стоять посреди улицы, не успев сказать ни слова. – Если ты без кислоты – можешь зайти! - донеслось из-за распахнутой настежь входной двери. Ошалевшая от такой встречи, Тинк скорее автоматически, чем осознанно, вошла в дом и прикрыла за собой дверь. Венди металась перед ней туда-сюда, на ходу пытаясь разобраться, какие ей следует взять туфли, выбрать наиболее подходящее платье и ругаясь на предметы мебели, то и дело попадающиеся на пути. – Твою мать, твою мать, - бубнила она себе под нос, – Майкл, Майкл, привет Сири! – Угу! – Набери Майкла! – Выполняю вызов контакта «Майкл», сотовый… Телефон абонента занят… – Твою мать! Так, ладно, ладно… платье – взяла. Аксы – взяла. Туфли – взяла. Запасные – лежат в машине. Флэшку – взяла. Радик – взяла. Батарейки – взяла. Так. Так. Всё. Что там? Без двадцати. Успею. А, шнурки! Венди кинула у входа, где стояла Тинк, сумку с вещами, села на колени, открыла чемоданчик с микрофоном. – Так… так… сетевой, звуковой, ага… а переходник? А, вот он… ага, да, шнурки на месте. Радик – взяла, шнурки проверила, батарейки запасные лежат, - повторила она. Тинкер Белл заметила, что смеётся. Венди, сидя на полу, подняла на неё немного сумасшедший взгляд. – А ты нормальная, вроде, - заключила Тинк, – Реально думала, я тебя кислотой оболью? – Если честно, то да. Э-э… тебя же Тина зовут? – Называй Тинк. – Хорошо. Прости за сумбур. И, мне правда очень жаль, честное слово. Я вообще не из таких… э-э. У меня пятнадцать минут ещё есть. Ты… хотела что-то? Скажи, пожалуйста. Я пока причёску сделаю и накрашусь. Вообще, я боюсь тебя, если что. Просто, видимо, сейчас не соображаю. Венди встала, пару раз глубоко вдохнула, предложила Тинкер Белл войти и расположиться за столом, а сама подбежала к зеркалу. Посмотрела скептично на свои волосы, цыкнула и принялась делать из них излюбленную укладку, подходящую для подобных ситуаций: идеально зализанный низкий пучок, изредка поглядывала на Тинк в отражение. Та некоторое время молчала, явно испытывая неудобства. – Я просить пришла… - говоря откровенно, Тинкер Белл только сейчас пришло в голову, что Венди, может быть, и не знает, что Крюк мог ей не сказать, поэтому ей пришлось подумать над формулировкой, чтобы и обезопасить себя, и не подставиться, – Ну… чтобы ты не говорила Питеру… Она подумала, что в случае, если Венди не поймёт, о чём речь, то можно будет сказать, что речь идёт об угрозах, и попросить не рассказывать о них. Но Венди, кажется, поняла. Тинк уточнила: – Мистер Роджерс же, наверное, рассказал тебе… Отложив спрей-праймер, Венди взялась расчёсывать взъерошенные волосы. Развернулась. – Слушай, - сказала она с неожиданным теплом в голосе, – тот день, похоже, у всех выдался… необычным. Мистер Роджерс никому ничего не говорил, я уверена, если ты за это переживаешь. Мне сказал лишь потому, что ситуация вышла… исключительная. И сделал это из желания меня поддержать. Я не знаю, в курсе ты или нет, насчёт коктейлей, если нет, то… ну… – В курсе. – А. Ну, вот. Мистер Роджерс теперь тоже в курсе. Это… было подло, так поступать с гостями. Но я клянусь тебе, Тинк, я никому ничего не говорила ни про коктейли, ни про тебя и мистера Роджерса, и никому не скажу, обещаю. Меня ваши прошлые дела нисколько не обижают, хотя тебя это вряд ли волнует… и, в общем, я считаю уместным ещё раз сказать тебе, что мне жаль насчёт моего поведения. Прости меня. Я бы никогда в жизни себе такого не позволила. Он настаивал на том, чтобы я выпила, а я, как назло, именно в тот день была без машины. И, повторюсь, я не знала про тебя. Я в подобных интригах не заинтересована. И, если это важно, то я даю слово, что никому не скажу насчёт твоих интриг. Венди отвернулась, завязала хвост, распылила вокруг себя облако лака и стала прилизывать волосы прямо в хвосте… – ЗУБНОЙ ЩЁТКОЙ?! - воскликнула Тинк так, как будто всё, что сказала перед этим Венди, её не касалось. – Ага. Лайфхак от подружки из шоу-балета. Получается волосинка к волосинке. Так что, ты не будешь больше преследовать меня? Я не угрожаю ни в коем случае, я человек мирный, неконфликтный, но меня, похоже, есть теперь, кому защитить, и он обо всём узнает, даже если я не стану ему жаловаться. Я – человек неконфликтный, да, но он – человек могущественный. – Волосинка к волосинке, круто. Пожав плечиками и решив, что выполнила свой максимум, Венди ещё раз принесла извинения за суматоху, в течение пяти оставшихся минут собрала хвост в идеальный пучок, нанесла на лицо немного контуров и хайлайтер, помаду захватила с собой, а вместо макияжа глаз кинула в сумочку стильные очки. – Я в Гальвин Ля Шапель еду, это в Сити. Подкинуть тебя, если тебе в ту сторону? – Нет. Я пойду. И Тинк, не попрощавшись, выскочила за дверь, Венди лишь подняла ладошку в пустоту, чтобы помахать. – Ничего не поняла… - сказала она сама себе, глянула на часы на стене и помчалась к машине. * – ЗУБНОЙ ЩЁТКОЙ?! - Джеймс, сам того не зная, стопроцентно повторил интонацию Тинкер Белл и её же выражение лица, – Ты шутишь?! – То есть, - расхохоталась Венди, – тебя из всего, что я рассказала, тоже больше всего заинтересовало именно это? Ха! Да, зубной щёткой! Вот так получается! - она постучала ноготками по идеально блестящей причёске, – Как у артистки балета или, скорее, как у бальников, это их фишка. Знаешь, у тебя тоже так получится, только тебе нужна не зубная щётка, а щётка для обуви, ну, такая, с плотной щетиной. И не лак, а гель. Да, килограмм геля. Джеймс схватился за живот и так и покатился со смеху, Венди тоже залилась, глядя на него. – О-о-о-ой, - еле живой, выдохнул он, – о-о-ой! Щётка для обуви! А-ха-ха-ха-ха! Я расскажу от этом своему барберу! Боже. Какие ещё инновации я от тебя узнаю, а, моя рыбка? Уже в курсе насчёт белья и всех этих твоих тайных застёжечек, чтоб из-под платья не видно, теперь вот зубная щётка… чем ещё удивишь? – Ну, нет, специально я тебе рассказывать не собираюсь! Кроме сценических, у меня полно радийных тайн, есть секреты озвучки… Может, ты и узнаешь что-нибудь ещё, если повезёт… ха-ха! В общем. Вот такая история. – Фух. Я понял. Ну, я рад, что всё так… хм. Разрешилось. Как прошёл банкет? Завтра работаешь? Джеймс предложил Венди провести воскресенье в том ресторанчике за городом, где они были в его день рождения, Старки отвёз их туда около трёх часов дня, они пообедали, то есть, позавтракали, а потом Венди до шести вечера гоняла по окрестностям на BMW и визжала от восторга, как в первый раз. За ужином к ним присоединился мистер Куксон, владелец ресторана, Джеймс познакомил его с Венди, и Венди с удовольствием рассказала о том, как много всего знает про сферу гостеприимства. – Как интегесно, мисс Даглинг, как интегесно! - мистер Куксон, тучный лысеющий мужчина, разговаривал с сильным немецким акцентом, – Шпгосите меня ф юности, кем я хотел штать, я бы ответил, что фижу себя ф югиспгуденции или налогах, но никак не гестогатогом! Мы с Капитаном учились фместе и так по-газному гаспогядились жизнями! Йа! Зовсем по-газному! – Ну, Вы оба – предприниматели и владельцы крупного традиционного бизнеса, не так ли? - приятно улыбнулась Венди. Джеймс, в основном, молчал, приглаживал свои искусственные пальцы и наслаждался тем, как мила его спутница, и как восторженно смотрит на неё Куксон. – Тут Фы пгавы, мисс Даглинг, тут Фы пгавы. – Могу я задать вопрос, мистер Куксон? Мне так любопытно… у Вас такое имя необычное… – …А фамилия английская и пги этом, я говогю, как будто фчега ещё жил ф Беглине? - закончил за неё Куксон, грузно передвинув под собой кресло и басовито усмехнувшись, – Йа, йа! Фесьма штганное зочетание! Эфкгат… э-э… Евкрат, - он сильно постарался произнести без акцента, – агабское имя, мама моя беженка из Игака. Папа англичанин, но жил и учился ф Гегмании, когда маму фстгетил. Я ф Мюнхене годился, пегеехал зюда, когда ф Итон поступал, до зих пог удивляюсь, как меня не попёгли из колледжа за безггамотность, учился-то я плохонько, не то, что некотогые… Куксон фыркнул на Джеймса так, как это может получиться только у очень толстого человека, и Джеймс самодовольно пошевелил своими тщательно уложенными усами. – О, ну надо же, - посеребрилась Венди, тоже мимолётно взглянув на Джеймса с обожанием, как будто то, что он был отличником, придавало ему ещё больше соблазнительности, – Да, очень необычная история! Скажите, а Непогода и Немец (это было название ресторана) принимает банкеты, или у Вас только посадка? Меня часто просят порекомендовать залы для торжеств. У Вас симпатично, и кухня просто прекрасная! – Конечно, конечно, гекомендуйте, я ф долгу не останусь! Мы фсего полгода габотаем, нам любое пгодвижение кстати! Благодагю! Венди поснимала у Немца сториз, Джеймс влез к ней в видео, искусал её за ухо и за шею, не преминув обратить внимание, как Куксон поглядывает на них, леди похохотала, пригрозила, что выложит его и отметит, и Джеймс сказал шёпотом, что репостнет и отметит Куксона, авось, он тогда схуднёт чутка от зависти, ему-то такая девчонка в жизни не светит. – Джеймс!!! - Венди накричала на него одними губами, без звука, но не удержалась и чмокнула-таки усатую насмешку, – Вот пират!!! – Поехали домой, красавица. У Пирата завтра куча дел. – Поехали. Я знаю, как помочь пиратскому капитану расслабиться и набраться сил… – Ха! Ты знаешь, как лишить меня сил, моя рыбка! Но я этого хочу. И меня это вдохновляет. Вообще, Джеймс никогда не предполагал, что ему может понравиться вставать по утрам раньше своей спутницы и вести себя тихо, чтобы поберечь её сон. Но ему почему-то нравилось, а ещё, что было самым удивительным, нравилось успеть приехать с работы так, чтобы она ещё спала, тогда он, бодрый и энергичный, будил её пылко и ласково, нырял в её сонную медлительную нежность, как в омут, и валялся потом с ней в постели часов до трёх. Венди могла теперь постоянно радовать его такими деньками, эфирная соведущая для неё нашлась, даже целых две, и милая RJ BBC-1 закрепила за собой в итоге всего пару программ в неделю. Сама она испытывала похожие чувства, когда приезжала с банкетов поздно ночью, падала в ванну на час, а потом, горячая и уставшая, в одних лишь трусиках залезала к спящему Джеймсу под одеяло. Он тогда, не просыпаясь, шептал ей что-то вроде «Венди Дарлинг… ты вернулась ко мне… я тебя ждал…» и укрывал своим телом, а Венди называла его капитаном Крюком, говорила, что любит, желала спокойной ночи и проваливалась в фантазийные морские сны, убаюканная дыханием и качкой пиратского брига. «Ты домой после эфира?» - пикнул вендин айфон в среду, как раз когда она уже почти вывела микрофон. – Чёрт! Чуть не забыла! - ругнулась Венди и щёлкнула переключателем. «Спасибо, что написал», - надиктовала она, – «чуть звук не забыла выключить. Да, домой, у меня уроки в 15:30 и 17:00. Всё, он эйр через секунду, пиши, если что, я после эфира отвечу или в перерыве». Потом она послала ему рыбу с крючком и сердечко, индикатор «ON AIR» загорелся, и студию наполнил приятный и позитивный голос Я Дарлинг: – И-и-и, да, снова здравствуйте, друзья, добрый день! Меня зовут Венди Дарлинг, и, если вы меня слышите, значит вы на волне 97.7FM и вас ожидает приятный и полезный час в моей компании. На календаре 11-е января, в этот день в 1909-м году в Нью-Йорке стартовала первая в мире женская автогонка, мы поздравляем с Днём Рождения Кристофера Джона Брайанта, члена палаты общин Соединённого Королевства от округа Рондда от Лейбористской партии и Джейми Ричарда Варди, нападающего клуба «Лестер Сити», бывшего игрока сборной Англии по футболу. Также, 11-го января в 1890-м родился Гарольд Сидни Брайд, в некотором роде мой коллега, второй радист «Титаника», а ещё, сегодня принято отмечать международный день слова «спасибо». Такая сводка на сегодняшнюю дату, мы начинаем, как всегда, с хорошей музыки, а в конце часа нас ожидает традиционный хит-парад. Поехали… Как ни странно, Джеймс за всё время слышал Венди в эфире всего-то два раза. Вообще не слушал радио, тем более развлекательное, плюс, чаще всего, работал в это время. Вот и сегодня – пропустил, хотя сегодня причина у него была необычная. Вообще, Джеймс, как мы уже знаем, терпеть не мог сюрпризы, в том числе – организовывать, сам за всю жизнь поучаствовал, может, в двух или трёх неожиданных вечеринках в далёкой молодости, а инициировал и то, всего одну, для Лилии, в какой-то праздник, и не упомнить уж, в какой. Так что он как-то даже не думал об особенном преподнесении, вообще не рассматривал эту покупку, как сюрприз, а просто сказал Венди то, что и было на уме, когда она вышла из своей Киа у него в гараже и поздравила его с внезапным пополнением коллекции Мерседесов красоткой BMW M8 купе серебристого цвета: – Это не моя. Это твоя. Не может же у меня на парковке в J.Rogers рядом с Майбахом стоять Киа? Да и с учётом того, как ты катаешься, эта малышка тебе лучше послужит… эй, Венди? Ау? Венди застыла на месте. Держи она свою сумочку в руках – выронила бы её стопроцентно. – Эй, ну ты же знаешь, что для меня это сущий пустяк, - ухмыльнулся Джеймс, подошёл к ней и ласково потрепал по щёчке, как маленькую, – Давай, дыши. Ничего особенного, просто новая тачка. – Джеймс… – Только не говори, что для тебя это слишком, и всё такое? Моя леди должна ездить на солидной машине. – Нет, нет, я принимаю… просто… у меня нет слов… и я не знаю, как реагировать… это очень дорогой подарок, Джеймс. Я… в шоке, если честно. – Дорогой подарок для дорогой девочки Дарлинг, м? И, я ведь не дарил тебе подарок на Рождество. – Но и я – не дарила… – О-о-о, крошка… ты в тот день подарила мне столько… впечатлений… что и сотни Майбахов не хватит! Давай, садись, посмотри. Поехали, прокатишь меня по Арквэй-Роуд, пока есть время до твоих уроков. До урока оставался ещё целый час, и Венди – села. Потрогала приборную панель, повертела в руках ключ, который ждал её здесь же, положила руки на руль. Убрала. И молча склонила голову к плечу Джеймса, который сел рядом на пассажирское. Пальцы из металла отправились к ней на колено, подбадривающе сжали, но Венди больше не шевелилась, просто сидела тихо и не представляла, что ещё сказать, кроме: – Спасибо. Удивительно, как быстро и чувственно могут развиваться события в тех редких случаях, когда души, предназначенные друг другу, встречаются вновь, спустя столетие. Объяснить это не то, что словами, а даже на уровне сердца – невозможно, можно только отдалённо почувствовать, вряд ли даже – осознать. Ни Джеймс, ни Венди, по сути, не искали любовь, когда встретились. Ни разу не искали, где и когда бы ни приключалась их встреча. Но всегда находили. Предложить жить вместе девочке, которую сутки назад впервые поцеловал, как это? Подарить дорогущий автомобиль той, с кем и месяца не прожил, просто так, вообще-то, ни на какое не на Рождество, не в праздник, не в честь какого-то повода, и думать, что это – великая радость само по себе? И неважно, кинется ли Венди ему в объятия, оцепенеет ли и потеряет дар речи или, может, вообще, завтра же от него упорхнёт… это – как? Джеймс отчего-то испытывал дикое желание отправиться с Венди в кругосветное путешествие и дарить ей самые красивые города в мире целиком, а машина… что машина? Так, мелочь. Пустяк. Для Венди это дорого, конечно, но для него-то, подумаешь… всё равно, как если бы он молодым необеспеченным студентом и подарил бы золотую побрякушку. О! Какое неукротимое мужество испытывает истинный джентльмен, когда делает своей леди подарки! О! Истинный джентльмен всесилен в такие моменты! Джеймс, кстати, и о золотой побрякушке думал тоже. Мы-то знаем, да, с того самого момента, как мисс Дарлинг назвала при нём три последних буквы своего госномера. – Джеймс? - из размышлений его вырвал дрожащий любимый голосок. – М? – Я люблю тебя. Мне нравится, что ты ухаживаешь за мной – так. Нравится, что позволил украсть твоё парковочное место, что вписал во все страховки, что сделал мне дубликат ключей от дома. Я самая счастливая в мире. Но я хочу, чтобы ты знал, что я рассматриваю это, как твою… щедрость. Как великодушие. А не как… хм. Уровень материального положения. Если завтра тебе придётся бежать из города потому, что ты – пират и злодей, ты угонишь… не знаю, парусников-то сейчас не сыщешь… угонишь яхту и отчалишь в неизвестном направлении, я отчалю с тобой и разделю с тобой малюсенькую каюту капитана с той же любовью, с какой делю сейчас этот огромный дом. И буду принимать твою щедрость в виде половинки трески, которую ты выудишь, и твоё великодушие в виде половинки постели, в которую ты меня пустишь, в виде одеяла, которым укроешь. Конечно, очень важно, чтобы твоё судно ходило там, где есть зона покрытия сети, чтобы я могла вести блог, отправлять заказчикам аудиокниги и брать новых учеников, для меня это необходимо, иначе я забуду, кто я, и не смогу быть полноценной, но, в общем… я тебя люблю и очень тебе благодарна. Вот, кажется, нашлись слова. Можно, мы вечером поедем кататься? У меня руки дрожат. – Ми-и-илая… о. Моя маленькая рыбка. Боги. И как тебя до сих пор никто не украл? – Ну, мы же выяснили, что ждали встречи друг с другом? – Да. Я убеждаюсь в этом каждый день. Зажми-ка тормоз..? Венди зажала, и Джеймс ткнул протезом на START/STOP. Машина завелась. – Ва-а-а-ау-у-у, как рычит! - серые глазки зажглись сразу же, как новенький мотор поздоровался с хозяйкой, – Нет, знаешь… Давай прокатимся. – Ха! Маленькая моя пиратка. Я так и знал. Восьмёрка была в миллион раз круче, чем седьмая, сильно хотелось выехать на трассу, чтобы подстегнуть все 600 лошадей, Джеймс предложил сделать это ночью, когда вокруг поменьше машин: автомобиль-то для его сумасшедшей гонщицы был по-настоящему гоночным, в спортивном режиме мог, наверное, улететь в стратосферу и, уж конечно, был несравненно мощнее GT Джеймса. Следующей идеей было посоревноваться и устроить заезд, Венди сказала, что ей потребуется время, чтобы привыкнуть к столь быстроходному кораблю, но попозже она с удовольствием примет участие в гонке и даже даст капитану на его жалком 520-сильном судёнышке пару секунд форы. Джеймс тогда издевательски назвал свою леди снисходительной и благосклонной, потом обозвал бессовестной, заявил, что влюблён в неё и в её острый язычок, и Венди поторопилась этот самый язычок ему показать. Для ночной поездки выбрали Северную окружную дорогу, разок, никак не удержавшись, сильно (очень сильно) превысили скорость, ещё разок Венди, сама не осознав, как это у неё вышло, совершила полицейский разворот на пустующей парковке и, перепугавшись, поспешила удрать под восхищённо-ошалелые (и, если честно, тоже испуганные) возгласы и аплодисменты Джеймса, домой вернулись глубоко заполночь, и почти до самого утра не могли уснуть от избытка впечатлений. Утром Джеймс решил, что пошлёт к чёрту офис и поработает из дома, Венди благодарно устроилась на нём верхом, чтобы доспать свою норму и продрать глаза около двух часов дня, а когда проснулась, настояла на том, чтобы, всё-таки, отвезти своего капитана в JR и покатать его по делам да встречам на новенькой тачке. У Питера Пэна (Джеймс и Венди его не заметили) чуть глаза не выпали, когда он, выйдя передать мистеру Нибсу кое-какие бумаги для курьерской доставки, увидел, кто привёз Пирата, и на какой машине она приехала. Белл-то ему ничего про Венди, понятное дело, не сказала. * «Привет, красотка! Видел тебя сейчас у нас под офисом! Бэшка тебе очень идёт! Как дела? Приходи в гнездо кофе попить!» – Совсем офонарел, - изогнул брови Джеймс на сообщение Питера, которое Венди молча показала ему сразу же, как только оно пришло. – Ничего не понимаю. Он… ненормальный..? То есть, я не имею ввиду «больной», а, в смысле… ну… это же не норма, Джеймс? Венди качала головой и разводила руками, никак не в силах уложить в голове логическое объяснение поведению Питера. То, что он парень поверхностный, было написано у него на лбу, а, если приглядеться, можно было разглядеть и мелкий шрифт, гласящий, что молодой обладатель ангельского личика и нескольких десятков миллионов фунтов стерлингов на счетах – также наглец и эгоист. Но это его легкомыслие и какая-то детская беспечность приводили Венди в самый искренний ступор. – А пойди..? - как-то странно взглянув на неё, вдруг предложил ей Джеймс, – Если это, конечно, не расстроит тебя и не заденет. Интересно, он тебя приглашает – зачем? Мы столько лет с ним знакомы, и, знаешь, даже тогда, когда я ещё не презирал его всем сердцем, я не мог понять, что творится у него в голове. Может, ты поймёшь. И подскажешь мне, как избавиться от него, чтобы он не принял решение скормить меня органам, а подумал, что свалить из The Hook Industries – его собственная гениальная идея… – Э-э… - Венди помяла шею, не ожидая услышать подобного. – Нет, нет, я не заставляю тебя, - сразу же уточнил Джеймс, заметив её замешательство, – Просто… ну, так, предложил наудачу. – Вообще… - шея ещё раз размялась, а затем прозвучал глубокий вздох, – Я схожу. Я бы хотела, конечно, больше никогда в жизни не видеться с ним… и… если такой исход станет однажды возможен… я готова предпринять пару неприятных шагов. Меня больше Тинк волнует, она же ревнивица, и я всё ещё побаиваюсь её. – Но ты же идёшь сказать ему, чтобы он от тебя отстал?.. – Ну… да… – Ну вот… Не бойся. Красотка на бэшке. – Джеймс..! Хулиган. «Чай. Эрл Грей, два сахара», – написала Венди Питеру, собралась с мыслями, урвала себе несколько поцелуев по очереди (сначала – игривый, затем – влюблённый, потом – преданный, а за ними одобрительный и подбадривающий) и направилась к лифту. – Ве-е-е-енди-и-и! - Питер снова обнял хрупкую леди до хруста костей, будто она с ним с детства была не разлей вода, – Приве-е-ет! Классно выглядишь! Похорошела так! Предполагая, что Питер сейчас же спросит у неё, встречается ли она теперь с мистером Роджерсом или, если он не слишком догадлив, то поинтересуется, откуда у неё такая машина, или, в том случае, если парнишка совсем тупой, то – какое мероприятие она теперь организует в JR, Венди отстранённо поздоровалась и начала было подбирать слова для ответов, но Питер спросил: – Полетели со мной в Лос-Анджелес? Рот открылся, однако звук так и не вылетел. Венди застыла, ошарашенная, с желанием как следует прочистить уши. – В Лос-Анджелес, - повторил парень, как если бы Венди переспросила «куда», – у Крюка партнёры там, и мне надо с ними лично кое-зачем встретиться. Ответа не последовало. Венди была похожа на рыбку, но не ту, счастливую, жёлтую, трясущую хвостиком в экстазе от того, как чудно и неспешно её нанизывают на великолепный стальной гак, а на самую обычную треску, которую вытащили из воды. – Ага, - кивнул тем временем Питер, как будто беседа завязалась и продолжалась на самой дружеской волне, – Лос-Анджелес, весь, кроме конференц-центра, обожаю, бываю там часто, у меня там друзья есть из коренных индейцев, представь! Настоящие тонгва! Только конференц-центр не люблю, вечно приходится киснуть в нём на советах и презентациях. Нудятина. – Что… - это Венди оттаяла и ответила на его первый вопрос. – Нудятина! - весело пояснил Питер и подмигнул ей, – Терпеть не могу все эти сборища солидных дяденек вроде Кэпа. Мерзкие такие все, умничают… – Питер, Питер! Тормози!!! - Венди помотала головой, протёрла глаза и показала ладошками «стоп», – О чём речь вообще, какой Лос-Анджелес? Ты в своём уме? – Ой, ты же чай хотела, - весело подхватив леди, лицо которой выражало глубочайшее недоумение, под локоток, Питер вприпрыжку подвёл её к автомату, – Эрл Грея нет, есть обычный, сюда тыкай. Словно Венди была маленькой девочкой, Питер по-учительски изобразил, куда надо нажимать, а куда прикладывать карту. – Что происходит… - Венди похлопала ресничками, как будто только что проснулась и не может сообразить, где она, какой сегодня день, какое время года и какой, вообще, год. – Я бы тебя с тонгва познакомил, они бы тебе понравились. У них ресторанчик свой на побережье, «Пиканини» называется, национальная кухня. Я с ними когда тусуюсь и выкладываю сториз, у меня вовлечённость всегда вырастает, такие они, знаешь, колоритные, и вечеринки у нас тематические. Ну, как тогда, примерно. Я, вообще, тогда ещё хотел индейскую вечеринку, помнишь? Ты меня отговорила, сказала, что это слишком, заставлять всех приходить полуголыми. А сама в ночнушке пришла, хи-хи-хи! – Я чай купила… - сказала Венди Джеймсу уже поздно вечером в его кабинете, то есть, в каюте. Из вороньего гнезда она вернулась, словно загипнотизированная. Джеймс пытался её расспрашивать, но Венди реагировала плохо, медленно, всё время моргала и мотала головой, точно пыталась избавиться от навязчивых явлений, и капитан мудро дал ей время, усадил её на диванчик, а потом и уложил, взбивая под ней подушечку, отметил напряжённый лоб ещё парой поцелуев для коллекции (одним встревоженным и заботливым, а вторым – любящим и понимающим), прошептал, что сам съездит по деловым встречам, и оставил свою леди отдыхать от неизвестных потрясений. Распорядился, чтобы Джун, если Венди, как он думал, придёт в себя раньше, чем он вернётся, вызвала ей Старки, и, естественно, обалдел, когда приехал, а секретарша, задержавшаяся для начальника и его леди на целых полтора часа, лишь пожала плечами и кивнула головой на дверь. Венди так же лежала на диване, будто Джеймс покинул её каких-то две минуты назад. Она отреагировала, когда он вошёл, села, посмотрела немного пустыми глазами и сообщила информацию про чай. – Не понял..? Э-э… ты как, сладкая моя? Боже. Зря я это всё затеял. Поехали домой? - Джеймс сначала протянул ей руки, но потом устало плюхнулся рядом и перекинул вендины ножки через себя. – Я купила чай. Он же предложил мне кофе попить. Я ему ответила, что буду чай, написала, какой. И я в итоге сама себе купила чай. Вон он стоит, на столе у тебя. Я из него не пила. И не поняла, как купила, когда. Но это точно я купила в том автомате наверху, у меня уведомление о списании средств в телефоне. Джеймс, кто он такой? Он, что… менталист? Гипнотизёр? Джеймс нахмурился. – Милая. Расскажи, что там у вас стряслось? – Я как будто в зазеркалье побывала. Поднялась в гнездо, Пэн обнял меня сходу, и первое, что он сказал, было «полетели со мной в Лос-Анджелес». Всё ещё пребывая в состоянии шока от общения с Питером Пэном, Венди помассировала переносицу. Хотела обнять Джеймса, чтобы найти в его кудрях с ароматом моря немного успокоения, но вдруг заметила, что он сильно побледнел. Его красивое лицо стало похоже на алебастровую маску, у висков выступила испарина, тонкие губы, которые часто украшали столь сильно любимые Венди ласковая улыбка или совершенно непередаваемая издевательская усмешка, превратились в нитку. – Счастье моё… - Венди впервые позволила себе назвать Джеймса вслух так, как давно уже называла мысленно, и это чуть-чуть его оживило: две небесно-голубые незабудки сразу же утонули во взволнованных серых глазах, – Это с теми твоими переговорами связано, да? Пэн сказал, что у тебя там партнёры, и что он собирается лично с ними увидеться. Хочет опять как-то тебя подставить?.. Я… не смогла выспросить подробности, извини… я вообще ничего почти не говорила. Он как будто из другого мира. Где все, кроме него, пациенты дурдома. – Э… - теперь головой помотал Джеймс, избавляясь от ложных домыслов, он закрыл глаза, вдохнул, выдохнул, пощупал здоровой кистью диван под собой, как бы удостоверяя его наличие в пространстве, потом потрогал по очереди две чудные коленки, скромно виднеющиеся из-под шерстяной узкой юбки, а затем внимательно посмотрел в лицо Венди, – Подставить… да, может быть… Ты сказала «счастье»..? Вопрос прозвучал как-то нетипично робко, особенно учитывая глубоко пропитанный маскулинностью внешний вид Джеймса и тот факт, что Венди постоянно делала ему комплименты и признавалась в любви (хотя и пореже, чем он ей). – Да. Тебе нравится? Я всё хотела подобрать для тебя какое-то слово… все эти «милый» и «дорогой», конечно, прекрасны, но они такие… обыденные. А говорить «любовь моя» – как-то высокопарно, и, хоть эти слова и целиком правда, они… особенные. Не хочу преуменьшать их значимость слишком частым употреблением. Я обожаю называть тебя твоим именем, оно само по себе, как будто, комплимент, и я поэтому не говорю Джейми или Джез, правда, Джез, бесспорно, звучит ярко. И мне нравится звать тебя мистером Роджерсом, пиратом и капитаном Крюком, а также хулиганом, джентльменом, разбойником, красавцем, атлантом и ещё миллионом слов, которые передают удивительные черты твоих внешности и характера. Но мне хотелось какое-то слово… такое… как когда ты говоришь на меня «сказка»… чтобы оно описывало всего тебя разом. Моё счастье. Венди снова, наконец, стала собой, пока говорила, глаза её перестали быть стеклянными, личико смягчилось, напряжение ушло, да и Джеймс, похоже, тоже прогнал всё то, что его беспокоило: кровь вернулась к лицу, лоб украсила единственная продольная морщинка, всегда возникающая вместе с приливом нежных эмоций, а губы тронула та самая улыбка, такая ласковая и любимая. – Моя сказка, - кивнул, в итоге, Джеймс, и жестом предложил Венди прильнуть к его плечу, как она и хотела сделать, – Значит… мне с Лос-Анджелесом повнимательнее быть? – Наверное. Я не знаю. Он не сказал мне, зачем летит. Я вообще не поняла, что он хотел. – Ну… тебя хотел, видимо..? - Джеймс сглотнул. – Не знаю. Ничего не знаю, не понимаю. Мы же общались с ним до его праздника по вопросам организации. Немного, но общались. Я решила, что он капризный и вредный, не более. Потом он пустил мне в глаза пыль своей вежливостью и этим мерзким очаровательным личиком, дальше ты знаешь, позже я видела его, когда приехала к тебе под Рождество на наше последнее несвидание, вот, недавно в лифте его встретила и пришла к выводу, что он просто дурак. Но, Джеймс! Он не просто дурак, эгоист, капризуля или задира! Он… он вообще не от мира сего! Как будто с другой планеты родом! Прилетел из какой-нибудь… не знаю, Небыляндии! С ним вообще невозможно нормально взаимодействовать! Так с детьми бывает: они не слушают, не вникают, находятся на другом уровне бытия, только лопочут своё без остановки. Как он вообще попал к тебе в THI, Джеймс? Вернее, как – я знаю, но… почему именно он? Заключив, что шок Венди от Питера Пэна, всё-таки, искренне неприятный, Джеймс ещё раз вздохнул, печально усмехнулся и сказал с интонацией шутливой и грустной: – Нам надо поменяться местами, Венди. Ты сядешь, а я пойду к тебе на ручки и склоню голову к плечику. – Ох. Если твой роскошный зад будет устроен на диване, как мой сейчас, то можешь свои ноги хоть на уши мне закинуть, ты же знаешь, как я люблю обнимать тебя всего. Зачтётся это за «на ручки», ха-х? - хихикнула Венди, а потом добавила уже серьёзно, – Это какая-то травматичная история, да? – О! Ты даже не представляешь себе, насколько угадала с описанием. Эта история… она… связана напрямую… с моей травмой и тем вопросом, который ты решила мне не задавать. Улыбка из ласковой образовала почему-то виноватую, усы с одной стороны нервно вздёрнулись. Уже угадывая, что тактичная Венди предложит ему сменить тему, Джеймс сразу же заявил, и заявил спокойно, так как действительно долго об этом думал: – И я хочу тебе рассказать. Давно хочу. Однако… должен тебя предупредить. Я миллион раз отвечал на вопрос «что случилось» так, как это могло бы удовлетворить праздное любопытство: «автокатастрофа». Иногда добавлял подробности о том, кто кого обгонял. Но тебе я хочу рассказать всё. И история эта… она… в общем, не я в ней пострадавшая сторона. Виновник – тоже не я, но я… я в ней – плохой человек. Взглянув на Венди осторожно, Джеймс безмолвно спросил, готова ли она услышать то, что он собирался ей поведать, и Венди ответила ему так: – Послушай. Я клянусь тебе, что бы я ни услышала, я не стану осуждать тебя и не поменяю своё к тебе отношение. Мы встретились уже такими, какие есть. И я тебя таким полюбила, какой ты сейчас, после всех событий: по отношению ко мне ты заботливый, нежный, щедрый, добрый, страстный, чувственный… я не знаю, каким ты был раньше, но я принимаю любое твоё прошлое, это оно сделало тебя тобой… и… ты ведь принял моё. Не осуждал. Я готова выслушать всё, что ты посчитаешь нужным сказать мне, Джеймс. – Тогда я скажу сразу. Я не был виновником той аварии. Но в том, что Пэн остался сиротой, виноват я. Металлические пальцы переплелись с живыми, сжались. – Я никому не говорил. Рассказывал Альфу, только не выдавал личностей, и он всё учил меня, и учит, что надо говорить не «виноват», а «несу ответственность», что это был выбор, и выбор, оправданный сложностью обстоятельств… ненавижу все эти формулировки. У меня руки в крови. Его родители погибли по моей вине. Джеймс помолчал. Ожидал, что Венди переспросит, удивится, огорчится, разозлится, не поверит или как-то ещё резко отреагирует, но Венди тоже молчала. Только дышала с ним в унисон и незаметно приглаживала гильзу протеза у запястья. – Мне было двадцать. Ему – два. Я только купил свою первую нормальную тачку, Фольксваген Пассат. Возвращался на ней в Лондон по Грейт Саут Вест, отвозил друга в Хитроу. Они всё время рядом ехали, то я их обгоню, то они меня: мистер и миссис Пэнкоу, он за рулём, а она сзади с младенцем. И этот младенец… вертлявый был сильно, отвлекал, мама достала его из детского кресла, наверное, чтобы успокоить, а он всё корчил свои рожи и орал так, что я его даже слышал. На трассе был тогда капитальный ремонт, по крайней правой пустили встречный поток, а мистер Пэнкоу отвернулся на мерзавца, не заметил… Они бы вылетели на встречку, там ещё мост же, куча людей бы погибла… я экстренно затормозил, чтобы его пропустить, он встроился передо мной в последний момент, всё, может быть, обошлось бы, но сзади меня оказалась фура, тот водитель не успел среагировать на резкое торможение. Я помню как услышал этот жуткий гудок за спиной, свист колёс, и помню, что убрал ногу с тормоза и отстегнулся. Мне повезло. Я вылетел в окно, прокатился по дороге чёрт-те сколько, не знаю, как не переломал все кости, с рукой вот, только, попрощался… но их машина вместе с моей превратились в лепёшку. Не имею представления, как Пэн остался целёхонёк. Его родители на месте погибли. Удержи я тормоз, я бы сгинул сам, но удар бы смягчил. Минут десять ещё Джеймс молчал, и Венди сидела тихонечко, как мышка, понимая, что это не всё. – Пэн… он… ну… в общем… я видел, как он выполз из-под груды искорёженного металла. С этим своим лицом… таким же… как сейчас… с улыбочкой… Как будто это был аттракцион… в крови весь, жуть, а глаза белые-белые на её фоне… и… он на меня посмотрел. Я валялся, едва ли не узлом завязанный, ничего не понимал, про кисть не знал ещё. Слышал, как мои часы под ухом тикают, не чувствовал, что они остались отдельно от руки… это кошмар Венди, клянусь тебе. Очень страшно. Чудовищно. Пэн захохотал. Вот как дети хохочут, заливисто так, высоко, как дельфины, ей-богу. И пополз себе восвояси, словно у него были дела. Это всё очень быстро случилось, какие-то секунды, машины вокруг ещё летали, трасса же… я пошевелился, испугался, что гадёныша сейчас по дороге размажет, потянулся, увидел то, что осталось от руки. И кисть, похожую, скорее, на… паштет. Отдельно. И часы. Посреди всего. Ненавижу часы!!! Ну и всё, дальше – темнота. С тех пор и теряю сознание при виде собственной крови. – Джеймс… Прошло ещё минут пять прежде, чем Венди аккуратно у него спросила: – Как тебе сейчас будет лучше? Я бы хотела обнять тебя крепче, но не уверена, что это то, что тебе нужно… можем молчать вместе сколько захочешь, или можем вместе покричать матом. – Моя… милая… боже. Не знаю, я не знаю, как лучше. Никак. Хорошо, как сейчас. Хорошо, когда ты слушаешь. Когда спрашиваешь, как лучше. Мне хорошо – с тобой. В общем-то, я на эту тему уже и намолчался, и накричался. Пианино разбил от злости. И ещё много чего разбил. И плакал, и пил, и был в депрессии, и потом занимался вот этим вот всем осознанием, смирением, принятием, поиском новых возможностей и прочей хернёй. Даже медитировал. Выяснил, что медитации – не моё. – Джеймс. Это ведь… ну… снова не всё, да? Ты сказал, что ты в этой истории плохой человек. Ты же не считаешь себя плохим потому, что убрал ногу с тормоза? Никакой тормоз бы их не защитил… Но… зато ты – выжил… Спас себя… Ох. Не следует мне, наверное, тебя расспрашивать. Прости. Джеймс, я благодарна тебе, что ты рассказал мне так много. И я очень тебе сочувствую. – Спасибо… но ты права, милая, - хмыкнул Джеймс, – да, всё это ужасно, и я всё равно виноват в их смерти, хоть и осознаю, что выбрать спасти себя – было правильным и здоровым решением, но… да. Плохой я не поэтому. Не только поэтому. Я… я… был в ярости. Злился. Очнулся в больнице, остался калекой, это было ещё несколько отдельных кругов ада. Мне пришлось принимать решение об ампутации запястного сустава, который после аварии оставался при мне. Так было нужно для протеза, чтобы ближайший к устройству сустав был здоровым и мышцы не атрофировались… короче. Это ситуация, которая сильно выводит из себя, расшатывает психику. Гнев меня захватил. Я в новостях видел информацию об этой аварии, и в других СМИ… у Пэна был дядя, брат отца. Может, то была какая-то ошибка экспертов, а, может, в месиве, которого я избежал, действительно сложно было что-то различить, но, в общем, погибшими почему-то сочли всю семью Пэнкоу. А я – никому не сказал, что видел, как мелкий уполз. Отомстил ему. Он испортил мне жизнь. Он был виноват в катастрофе. Я так искренне его ненавидел! Желал ему… плохого. А он ведь был просто… ребёнком… я много лет кипел от гнева из-за своей травмы. Потом меня раздавила вина. Опять депрессия, торг, всё по кругу… долго… я нашёл его, вычислил, Пэн попал в приют, добрые люди его подобрали… имя разобрать смогли, фамилию – нет. Я хотел связаться с его дядей, свести его с племянником… но оказалось, дядя умер от рака. А других родственников не обнаружилось. К тому моменту я уже основал Rogers, открыл THI, становился успешным… медленно… и… вот, мы здесь. Я его нанял. Снискал за это одобрение общественности. Сам Пэн, как и тебе, тоже сначала не показался мне чересчур уж странным. Наглый, да, ну и что, в нашем деле это прекрасное качество. Безответственный, да, но за ним есть, кому присмотреть. Его талант затмил все недостатки. Я даже почти сразу понял, что подонок юлит с деньгами, – и мне всё равно. Всё это мелочи. Но… как ты сама сказала, взаимодействовать с ним нормально невозможно. Теперь я искренне ненавижу его – взрослого. И, тем не менее, я всё ещё виноват в смерти его родителей… и в том, что он не знает ни своей семьи, ни причин своего сиротства, ни даже настоящей фамилии. Зато ты теперь знаешь правду о нём. И обо мне. Вид у Джеймса был такой, будто настал день Страшного Суда. Не все ведь, наверное, падут ниц перед Богом, не все затрясутся в рыданиях, не все раскаятся… кто-то, как Джеймс, останется совершенно равнодушным к себе и к своей дальнейшей участи. Кинут ли в котёл, распнут ли, сожгут – неважно. Всё уже свершилось. Отменить ничего нельзя. Будь, что будет. – Я не представляю, как можно пережить подобный кошмар, пройти через всё это и остаться таким… человечным. Жизнерадостным. Удивительно полноценным и глубоким человеком, не замкнутым в себе и не озлобленным… ты, Джеймс… ты не плохой, конечно… я понимаю, что я не в той позиции, чтобы тебя переубеждать или комментировать твои действия, и не собираюсь этого делать, но для меня в этой истории ты – человек невероятного мужества. Можно теперь обнять тебя потому, что я восхищаюсь твоей силой воли? И твоей волей к жизни… к преодолению… и твоей отвагой. Сколько отваги надо иметь, чтобы рассказать такое… Я думаю, ты очень храбрый. – Можно… - Джеймс развёл руки, позволяя Венди обхватить его торс, и мягким колечком придержал её плечи, закапываясь пальцами в волосы. Венди показалось, что он дрожит. – Я люблю тебя. Джеймс. Я тебя люблю. Спасибо тебе за откровенность. – Ты ведь не полетишь с ним в Лос-Анджелес? Венди чуть не упала, упала бы, не держи её Джеймс в бережном объятии, лицо у неё вытянулось, глаза округлились, она перехватила его за плечи, вытянула руки и посмотрела в грустно-голубые глаза так, как будто испытала резкое желание спросить: «ТЫ УМОМ ТРОНУЛСЯ?!» – Что-о-о? – Не лети… – Что? Что??? Джеймс, Джеймс, ау?! Ты с ума сошёл, что ли? Какой, к чёрту, Лос-Анджелес?! Причём тут он… Ты что??? – Ну… – Джеймс, - она взяла в руки его лицо, прислонилась лбом ко лбу, – Никуда я, разумеется, не полечу. Почему… почему ты подумал..? Из-за того, что ты мне рассказал..? – Нет. – Но… – Прости. Всё мои дурацкие страхи. – Господи. Ну… расскажи тогда? Какие страхи? Если хочешь, конечно… чтобы я знала… – Ох. Да, это уже попахивает сеансом. Ну-ка, куколка моя… Всё ещё сильно неуверенный в себе, Джеймс приподнял Венди, посадил её сбоку, а сам вытянулся на диване, пристроился кудрявой головой к своей леди на колени, закрыл глаза. – Давай сюда подушку, - попросил он, и Венди подала ему подушку, пригладила дикую шевелюру, почесала за ушами. – Выкладывай, - она улыбнулась. – Я ужасно боюсь, что ты упорхнёшь от меня, - сразу вздохнул Джеймс, чтобы не тянуть, – просто умираю. Этот страх преследует меня всё время. Глупо, наверное? Альф учит меня делать всякие упражнения, чтобы мои страхи не влияли на мои отношения с людьми. Это так по-идиотски, если честно… но я делаю. К тому же, теперь у меня есть личные отношения… настоящие, красивые, совсем как я мечтал. И ты, моя рыбка, проявляешь ко мне такое уважение, что я каждый раз удивляюсь. Смотришь на меня с трепетом. Я верю тебе, и люблю тебя, и хочу дать тебе всё, что ты пожелаешь, потому, что могу это сделать. Я не живу в страхе, слава богу, я наслаждаюсь жизнью, а рядом с тобой – я и вовсе будто в раю. Но этот дурацкий страх живёт где-то очень глубоко. Мучает меня. Я не знаю, как ты отреагируешь на правду про Пэна. Не знаю, что скажешь, когда узнаешь, как я веду дела, а ты ведь догадываешься, я уверен, и просто не задаёшь вопросов, обещала не задавать – и не задаешь. Говоришь, что разделишь со мной каюту в случае чего. Я не допущу такого, клянусь тебе, Венди, клянусь. Я всё решу. Уже решаю. Но я боюсь. Вдруг ты посмотришь на Пэна, он ведь ангелочек, и молодой, и богатый, и весёлый, человек-вечеринка. И упорхнёшь от меня к нему. Господи! Это даже звучит глупо, когда я проговариваю… он мерзавец, он мучает своих любовниц, делает им больно, оставляет следы, я видел… Но я боюсь. Боюсь! Пэн несколько раз крал у меня моих женщин. Не могу сказать, что это было что-то сильно болезненное, так, интрижки, я вообще, наверное, ни разу не любил так, как влюблён в тебя. И я никого не водил в офис, никого не знакомил, не представлял. Они сами встречались с ним, случайно, на каких-нибудь событиях. И все, как одна, уходили к нему. Я не знаю, почему. Спрашивал. Не получал вразумительных ответов. – Какое же он… - тут Венди сказала такое грязное слово, намного хуже того, что произносил Джеймс, когда узнал про наркотики в коктейлях, он вылупил на неё глаза, предположив на секунду, что ослышался. Венди повторила это слово, добавив к нему пару вопиюще нелицеприятных эпитетов и пожала плечами. – Самое настоящее, с большой буквы «х». – Венди… Может быть, что я только что влюбился в тебя ещё сильнее? – Ах, Джеймс. Хорошо, если так. Я ведь не могу переубедить тебя, да? Ты и сам понимаешь, что твой страх – это иллюзия, которая мучает тебя беспочвенно. Боже. Никакой Пэн мне не интересен! И я теперь в жизни добровольно к нему не приближусь! Вот мерзость же, а… в общем, слушай. А, да, и подушку давай теперь мне. Джеймс умильно фыркнул, сказал, что всё должно работать в системе, поднялся, предложил Венди примостить голову к нему на бедро, подушку устроил у неё на животе, поправил русую чёлку. – Теперь зажигай, малышка, - кончики усов растянулись в усмешке, но тембр голоса всё равно выдавал волнение, – Я готов выслушать свой приговор. Венди закрыла глаза. – Во-первых, спасибо, - сказала она. – Спасибо? – Спасибо. Спасибо, что нашёл силы поделиться. Я не могу передать словами, как ценю то, что ты – такой. Что разрешаешь себе говорить. Разрешаешь чувствовать. Ты обладаешь великой силой, Джеймс, ты умеешь выражаться. Может и боишься, но не стесняешься говорить о том, что у тебя на душе. – Я думал, что поэтому я – слабак. Брутальные мужчины типа меня должны быть попроще в этом смысле. Я брутальный мужчина? – Джеймс. Ты хорошо понимаешь, что значит «брутальный»..? – Ну… типа, мужественный. Мужественный мужчина, ха! – Вот. Ты мужественный – да. И очень. Берёшь на себя столько ответственности, сколько другим вдесятером не унести. Но ты не брутальный. «Брутальный», значит грубый, жестокий, в каком-то смысле даже неотёсанный. Это не про тебя. Ты интеллигентный. Ты бываешь суровым, нетерпимым, жёстким, но не – жестоким. – Гм. Ну… да. – А ещё ты – сложный, многогранный и глубокий человек. Я хочу в тебя нырнуть, хочу дотронуться до чего-то внутреннего, сокровенного, и ты… ты позволяешь мне это делать… я очень высоко это ценю. Очень. То, что ты вот так бесстрашно делишься со мной переживаниями, вызывает у меня восхищение. И любовь. Много любви. И она вся твоя, эта любовь. Вся для одного тебя. Я дарю её тебе и буквально летаю от того, что ты её принимаешь. У меня тоже есть страхи. Я – ведущая, я только и знаю, что говорю: со сцены, из радиоприёмника, из наушников, из динамиков всех сортов. И я совсем не умею говорить о том, что на душе у меня. Учусь. У тебя в первую очередь. Потому, что знаю, это важно, сказать о чём-то вовремя. И боюсь, что, если вдруг возникнет какая-то ситуация, недомолвка, каких бывают тысячи в жизни, я не смогу вовремя заговорить. Я рядом с тобой испытываю желание слиться, отдаться целиком, всё бросить и быть твоей с утра до ночи. Это плохо. Так я забуду себя, перестану быть полноценной. Я этого боюсь. Ты привыкнешь, что я вся – для тебя, а когда я снова захочу вести блог и фотографироваться для рекламы, я обижу тебя своим невниманием. И я тоже стараюсь, как видишь. Я беру работу потому, что люблю её, хотя сейчас мне хочется любить только тебя одного. Беру рекламу, учеников, езжу на эфиры. Беру – и боюсь, что расстрою тебя своей вечной занятостью. И не брать – тоже боюсь потому, что знаю, что я без этого всего долго не смогу, и тогда только огорчу тебя ещё больше. Ну… вот. Взглянув на Джеймса одним глазком снизу вверх, Венди виновато ему улыбнулась. Джеймс смотрел на неё, как на сокровище. – Мы такие дураки, - заключил он, покачав головой, – Я и предположить не мог, что у тебя есть страхи подобного рода. Э-э… Буду почаще говорить тебе, что твоя работа меня восхищает. Ты так легко называешь весь этот свой мир шоу-бизнеса, радиовещания и озвучки работой… а для меня ведь это всё сродни тому, как если бы мне досталась не женщина, а звезда с неба. Мне и досталась! Да. Работа… работа – это у меня: офис, бумажки, зумы. А у тебя – небесные звёзды россыпью. То есть, я сейчас не преуменьшаю и не обесцениваю, я понимаю, что это работа, с точки зрения труда, колоссальная. Сложная работа, которая под силу лишь единицам. Поэтому мысленно я даже не применяю к твоей деятельности слово «работа», оно слишком простое и низменное для того, чем ты занимаешься. Я знаю, что летом у тебя будет «сезон», ты начнёшь разъезжать по мероприятиям, помню, что они бывают по три-четыре дня подряд. Знаешь, что я чувствую по этому поводу? – Что? – Горжусь тем, что Венди Дарлинг, Первый Голос Соединённого Королевства, – моя леди. И тем, что моя леди – звезда. Я же тщеславный. Мне нравится, когда мне все завидуют. Я сам себе завидую, глядя на тебя. – Ах, Джеймс… Через секунду Венди уже снова сидела на Джеймсе верхом и благодарно расцеловывала его ухо, то, которое с серьгой, а Джеймс рычал от удовольствия и приглаживал свою нежную леди у поясницы. – Мм-м… м… моя ласковая рыбка. Мне нравится, что мы разговариваем. Не думал, что когда-нибудь смогу рассказать кому-то этот свой… секрет. Поехали домой, м? – И пару раз туда-сюда по окружной? – Если ты ещё не умираешь с голоду, то можно. …Наверное, планы и обещания существую в жизни не только затем, чтобы им следовать, но и чтобы их нарушать. И хорошо, когда осознанно, по согласию всех сторон. Кто мог знать, что Венди в итоге действительно полетит в Лос-Анджелес с Питером? И что отправит её туда с ним снова лично Джеймс?