Узнай меня в этот раз

К тому моменту, как на глаза ничего не подозревающего Сфинкса легла холодная ладонь, в комнате уже и так было довольно темно. Но он даже не вздрогнул, потому что узнал бы это прикосновение среди миллиардов других. Только наугад протянул в пространство зажженную сигарету и вопросительно вздернул фантомные брови. Сигарета исчезла. — Не открывай, — прошептал Слепой на ухо, от чего мурашки медленно расползлись аж до поясницы. — Пойдём со мной. Сфинкс вообще-то собирался докурить и отправиться вслед за стаей на ужин, но послушно зажмурился, слез со спинки кровати и подчинился указующему персту, тянущему за шлевку джинсов. В коридоре было на удивление пусто. Или просто очень тихо. И холодно без футболки. Через пару минут медленной, с запинками и смешками, ходьбы Слепой отпустил его, немного пошарил перед собой и отпер какую-то дверь. Потом уверенно пихнул Сфинкса внутрь и проскользнул сам. Щёлкнул замок, отрезая пути к отступлению. — Где мы? — поинтересовался Сфинкс, уже слегка настороженно, но глаз не открыл. — Я вообще-то есть хотел. Слепой обхватил его за живот, колюче вжался голую в спину и подтолкнул вперёд ещё на несколько шагов. Когда, как они остановились, пошатываясь, Сфинксу было уже всё равно, где они и зачем. Он развернулся в кольце рук и дезориентированно полез целоваться, губами попадая сначала в глаз, потом в нос, потом в зубастую ухмылку. Потом Слепой лизнул его в уголок рта, неумолимо отвернулся и крутанул за плечи обратно. — Открывай, — сказал он удовлетворенно. Перед глазами предстала картина в лучших традициях бытового сюрреализма. Безликая пустая комната, из нежилых, посередине застеленный красным клетчатым пледом матрас, напротив покрытый желтоватой клеенкой перевернутый ящик, на ящике древний канделябр с тремя незажженными свечами, неопознанная бутылка, два гранёных стакана и огромный одинокий подсолнух в литровой банке с водой. — Это… — Сфинкс гипнотизировал подсолнух, а подсолнух гипнотизировал Сфинкса. — Что это? — Твоё свидание, — мягко фыркнул за спиной Слепой. — Ты же хотел. Сфинкс с усилием оторвался от подсолнуха, обернулся — и лишился дара речи. Вожачьи волосы всё это время были стянуты на затылке в кривоватый пучок, чистые. Футболка тоже была относительно чистой, правда, сфинксовой. Бледно-серая рубашка вообще производила впечатление… новой. Сфинкс медленно моргал. Слепой, видимо, почувствовав волны недоумения, стушевался, потянулся развязывать волосы, запутался. Сфинкс отмер. — Пошли уже! — гаркнул он нервно и в два шага очутился на несчастном матрасе. Слепой, вытянув вперёд руку, преодолел то же расстояние, аккуратно опустился следом и принялся безуспешно распутывать причёску. Потом выматерился и извлёк непонятно откуда перочинный нож. Резанул резинку — и на бесстрастное лицо осыпались непривычно лёгкие пряди. Он нащупал перед собой ящик и отложил нож. Неохотно повернулся. — Плохая была идея, извини, — сказал он. Сфинкс готов был разрыдаться от умиления, но тихо засмеялся, обнимая граблями, чмокнул краснеющее ухо и синюшно-бледный тикающий висок. Слепой извернулся, оседлал его бедра и уткнулся лицом в шею. Холодные пальцы с нажимом водили по голой спине. Разум выкидывал философские фортеля, но тело реагировало однозначно. — Ах, вот как, значит, ты только за этим меня сюда притащил? — спросил Сфинкс, борясь с отчётливым желанием лечь, опрокинув его на себя, укутаться в эти прикосновения как в одеяло. Когда он после их первой заполошной близости, чтобы хоть что-то сказать, пошутил, что нормальные люди сначала ходят на свидания, а потом дрочат друг другу в туалете, он ничего такого не имел в виду. К тому же, технически дрочил только Слепой, то и дело сбиваясь, рыча и прерываясь на попытки потрогать везде и сразу, а он мог только вжимать его в стену и ошалело скулить. К тому же, его всё абсолютно устраивало. К тому же, с того раза по земным меркам прошёл почти год. Целый год, полный редких, но всеобъемлющих минут, на которые они переставали быть чересчур близкими, но безнадежно отдельными Слепым и Сфинксом, холодным вожаком и молчаливым мудрецом, — и сплавлялись во что-то единое, безымянное и радостное, существование чего Дом допускал лишь ненадолго и в порядке редкостных исключений. Но после этих минут их, оторвавшихся друг от друга и как и всегда идущих бок о бок, ещё долго все обходили по дуге, не протискиваясь между, будто они держались за руки. Или как если бы между ними были туго натянуты невидимые нити, о которые можно было насмерть порезаться. Слепой мучительно поерзал ещё с минуту и слез, растрёпанный и помятый даже больше чем обычно. Выудил из кармана зажигалку, подпалил свечи. — Ну что ты, конечно нет, — делано возмутился он и невозмутимо поправил стояк в штанах, усаживаясь на матрасе поудобнее. — Пообщаемся. Выпьем вина. Узнаем друг друга получше. У меня любимый цвет зелёный, а у тебя какой? А Сфинкс умением мгновенно брать себя в руки не обладал, по понятным причинам, и дышал так, будто десять километров пробежал по мокрому снегу. Его даже знобить начало. Слепой стянул с себя рубашку и великодушным жестом набросил ему на плечи. — Как галантно, спасибо, — прохрипел Сфинкс. — У меня серый. — Только я не умею вино открывать, — признался Слепой, нашаривая за ящиком штопор. — Тебе придётся научиться, — усмехнулся Сфинкс, настороженно глядя, как его всклокоченный, но сосредоточенный вожак, от усердия высунув кончик языка, тянет на себя неподатливую пробку. Пробка выскользнула из горлышка неожиданно — и так стремительно, что напряжённая рука продолжила движение по инерции, и не успевший среагировать Слепой саданул себе деревянной ручкой штопора по губе. Рука с бутылкой тоже дернулась, и часть вина драматично расплескалась вокруг темно-рубиновыми пятнами. Слепой облизал губу и почти до краёв наполнил стакан. Потом взял второй, поразмыслил, пошевелив пальцами, и отставил в сторону пустым. Вино оказалось терпким и, по мнению Сфинкса, несладким, даже по сравнению с традиционными домовскими спиртовыми настойками, но он покорно отхлебывал подносимое и молча пьянел, во все глаза разглядывая то безучастное, но неуловимо розовеющее лицо с рассеченной губой, то участливые взволнованные руки. — Дыру прожжешь, — сказал Слепой, ставя опустевший стакан мимо ящика. Стакан звякнул об пол, нехотя покатился и, очертив дребезжащий полукруг, затих. Они столкнулись коленями, носами, зубами. Слепой сам толкнул его на спину и плюхнулся сверху, вгрызаясь в шею. Раздражённо зашипел, когда по уху прилетело граблей. — Блять, сними, сними уже, — взмолился Сфинкс, ничего толком не соображая, путаясь и мешаясь. Слепой с трудом отстранился. Рваными движениями отстегнул протезы, стянул его штаны, бельё, отшвырнул кеды, кое-как выпутался из своей одежды, — и с беспомощным стоном приник обратно. Сфинкса от этого звука, как от электрического разряда, ощутимо тряхнуло, он закинул ногу ему на поясницу, в напряжённое бедро тут же больно впились пальцы. Вторая рука обманчиво мягко сжимала горло, большим пальцем поглаживая за ухом. Они беспорядочно нежно грызлись, как пара молодых волков, внятно целоваться у них не получалось и в более спокойные моменты. — Давай… — начал Слепой и запнулся, охнув, с нажимом проезжаясь по его члену поджатым животом. - Попробуем… я готовился… Сфинкс зашипел сквозь зубы и изо всех сил вжался затылком в матрас, априори согласный на любое начинание, лишь бы всё подольше не кончалось. — Да что угодно, — на грани слышимости выдохнул он. И Слепой, слизав ответ с его губ, нервозно закопошился в складках пледа. Как фокусник, вытянул откуда-то серебристую ленту презервативов, какой-то подозрительный бутылек. Когда до расплывшегося под ним Сфинкса запоздало начал доходить смысл происходящего, Слепой уже сидел на его бедрах. Когда дошло окончательно, он уже насадился до упора и болезненно хмурился, прикрыв ладонью рот. Останавливать его было поздно и невозможно. От места сочленения их тел безумными волнами расходилось удовольствие. Волны проходили через них, бились о стены, просачивались сквозь доски голого пола, и казалось, что сам Дом опасно раскачивается на них, как корабль. Когда вечность спустя Слепой тоже наконец-то легко покачнулся и обречённо замычал, сильнее прижимая ладонь ко рту, Сфинкс застонал в голос. — Тише, — шикнул Слепой, нащупывая и его рот. — Народ с ужина начал возвращаться. Но для Сфинкса, выброшенного в шторм в открытый океан, не существовало никого и ничего, кроме них. И он бездумно взял в рот пару длинных пальцев, сжал зубами и позволил неуверенно скользнуть по языку глубже, тут же поперхнулся. Но Слепой взвыл и дёрнул его к себе наверх, обвил ногами, вцепился свободной рукой в лопатку так, словно хотел её выдрать. В такой позе вместо фрикций выходили мелкие подёргивания, но зато так они оказались максимально близко друг к другу, и длинные пальцы успешно, с размашистой амплитудой, трахали рот, и Слепой почти всерьёз кусал его везде, где дотягивался. Конечно, это не могло длиться долго. Когда Слепой слегка отстранился, оперся позади себя на руку и задвигался как положено, мокрыми пальцами оглаживая его лицо, запоминая, вбирая в себя, напряжение внизу живота начало нарастать со страшной силой. В последний момент что-то словно сжалось до невозможности — и взорвалось. И он упал, на мгновение перестав существовать, и коснулся матраса спиной уже в новой вселенной. Сверху сокрушенно рухнул, укрыв лицо волосами, судорожно трясущийся Слепой. — Боже, — среагировал он сам за себя, распластываясь на нём в полный рост. — Если бы я раньше знал… — Если бы я знал, то и без свиданий тебя трахнул бы, — прохрипел Сфинкс, разводя колени и приглашая устроиться между ног. — Где ты зимой подсолнух откопал? Слепой каким-то чудом дотянулся до забытой бутылки и отпил прямо так, лёжа, обливая их обоих, Сфинкс перехватил горлышко и от жадности чуть не подавится. Пачка точно находилась в отброшенных далеко в сторону джинсах, оба понимали, что с куревом придётся повременить. — Места надо знать, — ответил Слепой мечтательно. — Покажешь хоть эти свои места потом? — придурочно улыбнулся Сфинкс. — Люблю подсолнухи. — Мы отдохнем, и я тебе ещё и не такое покажу, — заверил его Слепой, лениво натягивая на них половину пледа. — И небо в алмазах.