Узнай меня в этот раз

Дымное марево скрадывало голоса и музыку. Намертво въевшаяся в слизистую рта табачная горечь притупляла тошнотворный вкус выдохшегося коньяка. От кишащей кругом жизни было душно, как в джунглях. Как в Лесу. Слепой, будто сонная анаконда, без движения замер на полу. Увечная рука плетью свисала вдоль тела, в здоровой неумолимо нагревалась бутылка и дотлевал между пальцев безнадежно забытый окурок. В затылок твердо упиралось чье-то колено. По бокам кто-то пьяно хихикал и толкался локтями. Все сигналы бились о непроницаемую пелену нереальности, заглушались и искажались. Отдельные слова он не разбирал, сознание начало переваривать само себя. По недвижному телу ещё ползали судорожные отголоски боли, от которой периодически дергались отдельные мышцы, но невыносимо как днём уже не было. Осталась лишь смертельная усталость, хотелось раствориться, но он из последних сил себя останавливал. Время ещё не вышло, ещё не было сказано всё, что должно быть сказанным. А всё, что должно быть сделано, сделано уже никогда не будет. — Вожаче, золотце, ты бы хоть закусывал, — заискивающе проворковал из тьмы Табаки, вырывая полупустую бутылку из цепких пальцев и отползая на безопасное расстояние. — Обидно будет не дожить до выпуска всего ничего. На его место, появившись из дымного ниоткуда, втиснулся Сфинкс. Судя по сдавленным ругательствам, еле отбившийся от Шакала, пытавшегося этому воспрепятствовать. Молчаливый, без мешающихся локтей, поднырнул без проса под его невидимую завесу. Бока привычно соединились, как потрёпанные детали пазла. Двое посреди пустоты. Ещё ненадолго. У Слепого дрогнула сломанная рука, он задержал дыхание и медленно сжал пальцы в кулак. — Перестань, — зашипел вместо него Сфинкс. Потревоженная пустота оскорбленно завибрировала. Резкий звон бьющегося стекла проделал в завесе брешь, кто-то поблизости уронил стакан. В прореху тут же хлынул плотоядным потоком шум. — Попросил бы тебя отсесть, но тут нигде нет места, — хрипло, впервые за несколько часов, сказал Слепой, медленно поднимаясь на затёкшие ноги. — Куда ты? — тревожно взвился Сфинкс, вскакивая следом. — Мне дышать нечем. Он без раздумий направился в сторону Перекрёстка, ласково проводя кончиками пальцев по обезличенной стене. Остановился у настежь распахнутого окна. Под Сфинксом надрывно скрипнули диванные пружины. С улицы тянуло спасительным предрассветным холодом, на который в конце расщедриваются только самые жаркие летние ночи. Где-то вдалеке хлопнула дверь и раздался удаляющийся топот вперемешку с рыданиями, затем дверь хлопнула тише, и кто-то, сокрушенно вздыхая, отправился в погоню. Стало оглушительно тихо. Сфинкс слишком громко молчал. Дом, опустевший, обескровленный, молчал тоже. Единственная гудящая комната ощущалась чем-то чужеродным. Как звуки оркестра посреди холодного темного океана. Их корабль почти потонул в черноте, он уже вовсю кренился, косо зачерпывая ледяную воду нижними палубами. Слепой обречённо обернулся на свой источник света, последний фонарь, пока не успевший погаснуть навсегда. — Что ещё тебе от меня нужно? — спросил он колким шепотом и, забравшись с ногами на диван, вжался в подлокотник. Он откинул голову на спинку, волосы разметались по пыльной обивке. Сфинкс не ответил, только вздохнул и придвинулся ближе. Слепой подтянул колени к груди и сжался, обнимая себя за плечи. — Я устал, — выдохнул он, лицом зарываясь в сгиб локтя. — Мне нужно побыть с тобой ещё немного, — сказал Сфинкс. Носом провел по дрожащей руке, по-кошачьи подлезая под пальцы, оставшиеся безответными. Засопел и настойчиво потянул зубами за рукав. Похоже, он был пьянее, чем показался сначала. — Обними меня, Бледный, пожалуйста, — вдруг взмолился он, коленом расталкивая оборонительную конструкцию из рук и ног, в которую обратился Слепой. — Пожалуйста, я не могу… — Иди ты к чёрту! Слепой наугад влепил ему затрещину, смехотворно слабую, — и сам не понял, как рванулся навстречу, обвил руками. На минуту Сфинкс затих, влажно дыша в его перекошенный ворот. Слепой догорал дотла и оплавлялся, щекой прижимаясь к горячей лысине, гадая, как сидеть у кого-то на коленях может получаться так непринужденно и обыденно. И как теперь отстраниться. Но Сфинкс отстранился первым, только чтобы склонить вбок лицо и совершенно бестолково прикусить его нижнюю губу в подобии поцелуя. Слепой захлебнулся, и вместо того, чтобы врезать ему ещё раз, схватил за горло и с неожиданной для самого себя поспешностью, ответил. Пропихнул язык в чужой рот, потом ещё раз, и ещё, забывая о необходимости дышать. Сфинкс под ним сдавленно застонал. Это мигом отрезвило. Не в силах пока безвозвратно разорвать прикосновение, Слепой прижался своим лбом к его. — Это самый глупый и самый жестокий твой поступок, знаешь, — сказал он и хрипло рассмеялся, из-под опущенных век готовы были хлынуть едкие слезы, но он уже не мог перестать говорить. — Табаки рассказывал, что обычно ты либо решаешься гораздо раньше, либо не решаешься вообще. Я думал, этот раз был именно из таких, я уже смирился. А ты, как всегда, сделал то, что тебе хотелось, не оглядываясь на мои чувства. И ты все испортил. Ты все испортил за один день, блять, понимаешь? Ну нахрена ты за мной пошел?.. — Что ты несёшь? — поразился Сфинкс и поцеловал его снова. — Как же я тебя ненавижу, — прошипел Слепой, великим усилием воли оторвавшись от его губ, и сильнее сжимая коленями его бока. — Я тебя тоже, — заверил Сфинкс. Слепой сполз с него и растекся по дивану, будто в миг лишившись костей. Ночь медлила на пороге. В животе проснулась и заворочалась жгучая тоска. Он вытряхнул из помятой пачки последнюю сигарету, с третьего раза подкурил и привычно опустил голову Сфинксу на плечо. Протянул ему затяжку. — Ты никогда не думал, что для того, чтобы всегда возвращаться, мне всегда нужно уходить? — спросил Сфинкс, выдохнув дым в потолок. — Думал, поэтому иди к чёрту, — покачал головой Слепой, стряхивая с лица налипшие пряди, и затушил недокуренную сигарету о подлокотник. Похоронный гул комнаты начал понемногу утихать вдалеке, сдаваясь тишине. Свет погас.