Узнай меня в этот раз

— Вожака кто-нибудь сегодня вечером имел честь повстречать? — без особой надежды спросил Сфинкс наполненный душами полумрак комнаты. Из угла в его сторону презрительно сверкнули очки Чёрного, который в последний момент всё-таки решил предпочесть едким комментариям свой ежевечерний обет молчания. Курильщик открыл было рот, но что-то тоже решив, закрыл обратно, просиял, ухмыльнулся мстительно в блокнот. На кровати Горбача кто-то скрёб в углу стену. Сфинкс тяжело вздохнул. — Повторяю ещё раз, для тугоухих и тугодумных, — с нажимом сказал он, — Если никто не видел, то может кто-нибудь хотя бы знает, где Слепой? Шакал вынырнул откуда-то из-под кровати. Точнее, сначала вынырнула рука, держащая гигантскую красную кружку, черную внутри от находящих друг на друга засохших колец от кофе, по которым немудрено было примерно подсчитать количество дней, которые её не мыли. Следом показалась лохматая макушка и чумазое, лучащееся самодовольством лицо. — Совсем забыл! На сегодня же назначено! Знаю-знаю, как не знать! — воскликнул Табаки, лихо заползая на кровать без помощи занятой руки. — Думал, все авторитетные личности в курсе вершимых под покровами тьмы таинственных великих дел! Признаю, полон был наивными заблуждениями! Простите великодушно! Позвольте… — Где? — перебил его Сфинкс. — Вовсе не там, где всегда! Но это ты, друг, соратник, партнёр, деловой, конечно, Великого, и сам уже мог догадаться, ибо славен ты не только лихими подвигами, но и проницательностью, граничащей с экстрасенсорикой, а то, что не во всех ситуациях паранормальные способности твои проявляются, так это от недостатка соответствующего образования, я тебе всегда советовал нанять опытного наставника для развития навыка. Тогда бы ты всё на свете видел и всё знал, даже то, чего ни один смертный не ведает. Да даже, опять же, то, что ведает всякий, кроме тебя, по причине, которой я в свою очередь не ведаю, и сильно от этого страдаю, однако наставника… — Где. — Там! Та-а-ам, в непроходимых гулких пещерах и подземельях, где то ли собственные шаги эхом отдаются от стен, то ли обезумевшие от вечной тьмы призраки крадутся по пятам, где в смертоносных провалах тлеют ветхие кости неудачливых, и где переливаются и блестят золотыми коронами нагие пустоглазые черепа тех, кому перед смертью повезло, где-то там, в этих богами покинутых и забытых местах, среди теней и костей, Большая Хищная Птица в ночь Священного Праздника раскинула свой сияющий шатёр, а в шатре пируют и, в соответствии с некоторыми древними источниками, другим плотским утехам предаются все здравствующие земные Короли. — И где сегодня у Стервятника сабантуй? — голова, конечно, успела затрещать. — Нет-нет, не надо, я сам найду. Дайте фонарь. — А, ну сходи, сходи, дорогуша, попрактикуйся, тебе полезно! — удивительно мирно одобрил Шакал. Коридор, по заветам Табаки, отчётливо чем-то похрустывал и неопределенно хихикал. На Перекрестке палатки предсказуемо не оказалось. Непредсказуемым был тот факт, что о вожачьем собрании ему никто не удосужился доложить. Правая рука обеих рук своих обычно приглашалась в независимости от того, была в наличии опция «+1» или таковой не имелось. Сфинкс в мрачных раздумьях дошел до погруженной во мрак библиотеки, где светился и дымился изо всех щелей всеми цветами радуги переливающийся «шатёр». Он выключил фонарик и с трудом пихнул в задний карман. Из-под полога, вместе с клубами кальянного дыма, выползла обнаженная верхняя половина Рыжего, с шёлковой красной бабочкой на шее, но без очков. Сфинкс вторую половину лицезреть категорически не желал. Он степенно кивнул. Рыжий задорно, хоть и кривовато, отсалютовал ему и доверительным полушепотом поделился: — Он тебя ещё на подходе унюхал, и прикинулся ветошью. Выходить не хочет. — Я такого не говорил, — пьяно забубнил в глубине палатки искомый вожак. — И ничего я не нюхал, кроме твоих мухоморных духов, даже если бы хотел. — Ой-ой, ну услышал, значит, — отмахнулся Рыжий, услужливо раскрывая лаз пошире. — Факт остаётся фактом, Сфинкс, незрячие глаза не просияли на этот раз радостью неминуемой встречи, мамой клянусь. — Мы с твоей мамой во многом друг другу поклялись, — прошипел Слепой, выползая на четвереньках наружу, — И не один раз. Стоя на коленях, он махнул рукой перед собой, пальцы схватили пустоту, из рукава вылетел какой-то огрызок. Вторая рука оказалась удачливее, уцепившись за карман сфинксовых джинсов, скользнула повыше. Обнадеженный, он крепко ухватился за его талию и каким-то неизящным, но непоколебимым движением подтянул себя наверх, оказываясь со Сфинксом нос к носу. Замер, дыша полынно-можжевеловым перегаром. Сфинкс укоризненно молчал и осуждающе хмурился. Из палатки, в которой скрылся полу-Рыжий, высунулся встрепанный полу-Стервятник. — Добрый вечер, Сфинкс, душа моя, ты бы в гости зашёл, разделил со скучающими чарку-другую? — вежливо предложил он, и что-то рассмотрев в цветных всполохах, мигающих на бездвижных фигурах, тут же передумал. — Но вижу, дело не терпит отлагательств. Рад был видеть. Позвольте откланяться. Тем временем окончательно свыкнувшийся с вертикальным положением Слепой уверенно потянул за собой Сфинкса, вцепившись в край его футболки. Фонарь доставать было лень, так что Сфинкс решил положиться на того, кто ориентируется во тьме всю жизнь. По ощущениям они передвигались по коридору зигзагами. Возможно, так и задумывалось. Возможно, это было необходимо для того, чтобы запутать след. Размышления о том, чей беспокойный сбрендивший призрак может преследовать их по пятам, прервал грохот приложившегося о подло распахнутую дверь Слепого. Он потерял равновесие и рухнул вниз, за подол потянув за собой и Сфинкса. Фонарь выпал из кармана и радостно укатился в неизвестном направлении. — Извини, — так жалостливо сказал он, что все рвущиеся наружу ругательства застряли в горле комом. — Ты не ушибся? Слепой сдался и отполз к ближайшей стене. — Ты сам в последнее время не ушибался? Сфинкс подполз поближе к шумному дыханию, подволакивая разбитое колено. На колено невесомо опустилась холодная ладонь. На плечо тяжело легла горячая голова. И подозрительно засопела. Сфинкс напрягся, представляя, как ему придётся до утра стеречь и подпирать дрыхнущего посреди коридора Слепого. Без света, без пищи, без воды, без курева. — Ты об этом хотел поговорить? — подала признаки жизни голова, устраиваясь поудобнее. — Что с тобой происходит? — спросил Сфинкс. Слепой недовольно, по-звериному, фыркнул. — А я почти понадеялся, что ты хоть раз не поговорить, а… — он неловко закопошился в карманах, — так просто. Время вместе провести. Щёлкнула зажигалка, на секунду высветив тонкий белый нос под пологом свалявшихся прядей. Погасло. В рот скользнул фильтр. Сфинкс затянулся, как горе-ныряльщик, уже не чаявший выплыть на поверхность, вдыхает воздух. Слепой, ощутимо мазнув пальцами по губам, выхватил сигарету. Внутри всколыхнулась злость. — Если бы ты сам так желал проводить со мной время, не сваливал бы каждую ночь непонятно куда, — вяло огрызнулся Сфинкс. — Что вы там затеваете за моей спиной? — Может, я хочу, чтобы ты меня искал… Ничего такого, чего твоя спина не смогла бы вынести, — уклончиво ответил Слепой, затягиваясь не менее отчаянно. — Не сейчас, конечно, но когда-нибудь потом, можешь даже считать это сюрпризом. Сфинкс обречённо закрыл глаза, которые и так ничего не видели. За сжатыми веками заплясали искры. Голова убралась восвояси. Стало холодно. — С каких пор ты так нажираешься в дипломатических целях? — не выдержал он. — Как-то я проглядел этот момент. — С чего ты взял, что я нажрался в дипломатических целях? — судя по шороху, пожал плечами Слепой. — Я, может, горе заливаю. — Поделишься? — попросил Сфинкс, истекая сарказмом. — Что у тебя за горести такие тайные? Из тьмы к его лицу нервно метнулась рука, сунула в губы почти дотлевшую сигарету, дрогнула, но отстраняться не стала. Пока он докуривал, холодила горько-пахучими пальцами рот. Потом быстро чиркнула окурком о стену сбоку, и вернулась пустая. Помедлила. Сползла на подбородок, порывисто огладила линию челюсти, широко накрыла ухо вместе с виском, мягко надавила, вынуждая повернуть лицо. Сфинкс перестал дышать, оглушенный догадкой. Пульсация в голове отбила несколько бесконечных секунд. Рука исчезла. Слепой отодвинулся. Сердце зашлось в истерике. — Нет, — выдохнул он, — Скоро сам узнаешь. — Бледный… — Сфинкс наугад рванулся в темноту, обречённый упасть. Темнота заботливо поймала его за плечи, притянула голову к тощей груди. Под ребрами гулко колотилось такое же испуганное сердце. Тонкие руки тряслись, комкая ткань футболки. Гигантская разрушительная волна, едва коснувшись прибрежных песков, ни с чем отступала обратно в бездонный океан. Издалека в их направлении запрыгал свет фонарика. Сфинкс зажмурился и в последний раз глубоко вдохнул. Слепой мучительно дернулся, отпрянул и тут же обернулся к приближающемуся. По коридору катился, торжественно вереща, звеня и громыхая, Шакал Табаки, искусный ювелир, неподражаемый рассказчик, гуру в многочисленных областях, ярый ненавистник солнечной погоды, любитель томатного сока без водки и водки без томатного сока, тайный, но щедрый даритель и просто душа компании. Слепой встал, за протез потянув Сфинкса, который ничего не соображал, как будто это он сам полчаса назад без меры употреблял птичьи спирты. Чем ближе подкатывался Шакал, тем тише становился. Он прямо посветил на них, придирчиво окидывая немую сцену взглядом. — Неужели я поторопился? — сник он. — Ты опоздал, — прошелестел Слепой. И Табаки всё понял, а Сфинкс не понял ничего.