***
Гермиона материлась тихо, под нос. И каждый раз это заставляло несчастных Гарри и Рона напрячься. Они могли корпеть ещё только над астрономией, когда их подруга уже во всю крыла заковыристое задание по трансфигурации, к которой парням только предстояло приступить. После травологии, конечно же. Зато они нашли удобное кресло для сна в библиотеке. Чем вам не ночное приключение золотого трио? И всё же страшнее всего было услышать тихие ругательства Гермионы по время проверочной. Представляете себе эмоции Гарри, когда он впервые сумел написать всё сам! Полностью! А это, на минуточку, были зелья! Но стоило ему поднять счастливый взгляд на подругу, как улыбка медленно сползла с его лица, уступая место леденящему волнению. Гермиона тихо костерила то задание, в котором Гарри изначально был уверен на все 120%. И её пыхтение, в перемешку с матом, с каждой секундой заставляло Гарри испытывать все более смутное сомнение в правильности его решения и ответа. Он перевёл взгляд на профессора. Чёртов Снейп, словно только того и ждал, глядел на ученика своими тёмными бездонными глазами. И Гарри был готов поклясться, что увидел злобную усмешку на лице своего преподавателя! «Выше ожидаемого». Спасибо, профессор. Гарри был счастлив (нет).***
Дин Томас матерился нечасто, зато органично настолько, что даже преподаватели не всегда замечали терпкое словечко, ловко затесавшееся в его речи. И, надо сказать, учителя уважали его за это. Даже игру придумали. Каждый из профессоров стремился сократить количество его нецензурных реплик на своём уроке и старался сразу же одёрнуть забывшегося ученика. Потом они все вместе сливали свои воспоминания в омут памяти и считали, кто и сколько ругательств пропустил. В конце недели объявлялись результаты, и победитель, обладающий наибольшей внимательностью, получал возможность выписать себе огневиски, как официальное, зафиксированное у мадам Помфри, лекарство от нервов. Честно говоря, Минерва МакГонагалл страстно желала доказать, что Снейп — крапов жулик, мешающий воспоминания с разных занятий, пользуясь своими навыками легилименции. Но пока ей этого не удавалось, оставалось лишь с завистью смотреть за вновь проходящее мимо её рук… кхм, успокоительное. И на довольную рожу Северуса. И не понятно, что из этого её раздражало больше. Но гриффиндорцы не сдаются. А ещё умеют заключать выгодные сделки со своими учениками и прекрасно врать. И нет, Минерве за это не стыдно. И да, ей это было нужнее. Кто, как не она заслужила немного радости в этой вечной школьной жизни? А закрыть глаза на ночные перемещения в обмен на возможность показать насупившемуся Снейпу язык, согласитесь, было пустяковой платой.***
Симус Финниган, казалось, вообще разучился говорить без мата. «Французский», звучал в его речи чаще, чем у настоящих французов, и даже Гермиона, вечно делающая ему замечания (получить от неё по шее могли только близкие друзья), не смогла исправить парня. Зато наблюдать, как он отвечает на уроках той же Макгонагалл — было лучшим шоу, о котором только можно было мечтать в древнем замке без телевизоров. — Мистер Финниган, напомните-ка мне, как именно нужно превращать пуговицу в зеркало. — В душе не е… чаю, профессор Макгонагалл — Это многое объясняет, — хмыкнула декан Гриффиндора, глядя на счастливо улыбающиеся лицо своего подопечного. — Хорошо, тогда объясните мне, как именно вы смогли трансфигурировать из этой, Мерлин всеблагой, пуговицы, БОЧОНОК С РОМОМ? И всё же, как бы профессор не старалась выглядеть рассерженной, от внимательных глаз Симуса не ускользнул её искренний интерес. — Ох, это пиз… простите, профессор, то есть, это ахуи… кхм-кхм… — молящий взгляд в сторону Гермионы. — Занимательная, — закатив глаза, одними губами подсказывает девушка. — Спасибо. Так вот, это пиздец какая занимательная история с ахуеть каким невъебенным концом. — Мистер Финниган! Если вы сейчас же не прекратите выражаться, я сниму с факультета баллы! — Бл… ииин, профессор, простите. Прошу, войдите в положение. Само заклинание, оно, как бы… — Да покажите же уже на примере, мистер Финниган! — Хорошо, профессор, как скажите. Только, эмм… не ругайтесь потом, — скептический взгляд МакКошки, что красноречивее любых слов. — Ну, кхм, вот, собственно заклинание: Заебался колдовать, Хочу ром в бОчках таскать, Сотвори мне рома, блять, Иль тебе несдобровать. Всё это заклинание сопровождалось сложной комбинацией взмахов, в конце которой из кончика палочки вырвались искры, которые под фирменное «бабах», сотворили из пуговицы второй бочонок с крепким напитком. Наступила тишина, прерываемая лишь щебетом птичек на улице. Никто не смел даже вздохнуть лишний раз. Симус замер, красный от смущения и безумно собой дольный. Макгонагалл медленно подняла свою волшебную палочку, повторяя все движения и одними губами проговаривая нужные строки. Спустя несколько мгновений её пуговица обернулась красивым бочонком, открыв который, она убедилась, что перед ней ром. И обратно становиться пуговицей он не собирался. Ведьма немного помолчала, нахмурилась. Потом поджала губы, протёрла свою волшебную палочку… — Минус 70 баллов с восьмого курса за использование неподобающей лексики на уроке. Более сорока человек моментально взялись рьяно проявлять небывалое рвение в освоении беспалочковой магии, параллельно пытаясь прожечь своему однокурснику затылок. Симус же улыбаться не перестал, хотя и выглядел теперь скорее нервным, чем гордым. Макгонагалл, между тем, продолжила. — И плюс 150, за креативность и неожиданный, но интригующий результат. Взгляды сокурсников тотчас потеплели, но Симус всё равно остался напряжённым. — Кстати, мистер Финниган, задержитесь ненадолго после урока. — Как знал! — Симус понуро опустил голову, пробормотав что-то отдалённо напоминающее «Да, профессор». Тем же вечером он вернулся в гостиную выжатый, как после встречи с дементором, но довольный, как Хагрид, дорвавшийся до очередного монстра. Под треск камина он поведал друзьям, что его заклинание сейчас изучается специалистами, пытающимися изменить грубую форму заклинания на что-то менее вызывающее и более культурное. Пока без результатов. Симус был страшно этим доволен.***
Новость года: Драко Малфой матерился. К несчастью, даже это он делал весьма эффектно и утончённо. Восьмой курс всё ещё помнил, как однажды наследник Малфоев вернулся после своей разведывательной вылазки в подземелья Снейпа. Тогда он, небрежно бросив палочкой заклинание, превратил кресло-мешок в роскошное чёрное кожаное кресло, куда плавно опустился, наколдовывая себе бокал, который обхватил своими длинными изящными пальцами. Малфой сохранял молчание до тех пор, пока кое-кто сообразительный (Блейз) не налил туда, за неимением вина, воду. Только тогда он тяжело вздохнул, сделал небольшой глоток, перекинул ногу на ногу и, выдержав эффектную паузу, важно произнёс, привычно растягивая гласные в своей манере: — Пиздец, уважаемые дамы и господа. Пиздец ожидает наше с вами скромное, но достойное общество завтра. Настроение у профессора будет ещё хуже, чем обычно, поэтому единственным потенциально рабочим способом выживания я вижу только общий дружный визит в больничное крыло с подозрениями на онкологию в каждой части тела. Это единственное, что сможет нас спасти. Никто из присутствующих не посмел ничего сказать. Ученики застыли, поражённые то ли неожиданным использованием нецензурной лексики, то ли тем, с каким пафосом это было произнесено. Драко обвёл всех пытливым взглядом и аккуратно поднялся, передавая бокал а руки стоящему рядом Блейзу. — Вот такие новости. А пока могу сказать только одно: кровать у окна в углу больничного крыла — моя. С этими словами Драко Малфой полностью расслабился и картинно «потерял сознание», упав точнёхонько в руки Гарри Поттера, который по привычке кинулся спасать спасать всех сирых и убогих. Хотя Малфоя скорее стоило бы приписать к дамам в беде. Или же это была помощь животным (все мы помним хорька)? Гарри не знал, но всё равно, под любопытные взгляды однокурсников и радостные визги прихлебателей слизеринского принца, бережно поднял его и быстрым шагом покинул гостиную. Последним, что услышали ребята, был крик Малфоя: «Давай, Поттер, шевели ногами, пока мою кроватку не заняли!» А потом весь восьмой курс разом ломанулся за ними. Однако всё было напрасно. Облюбованное Драко местечко и соседнее с ним ложе уже были заняты аристократичной и геройской пятыми точками. Обладатель последней пострадал, когда в «благородном порыве» бежал по лестнице, из-за чего споткнулся и вывихнул себе лодыжку. Контрольную эти два придурка пропустили, однако в последствие оба были подверженны жесточайшему устному опросу, больше походившему на прилюдное унижение преступников, заботливо подготовленное «любимым» учителем. Справедливость хоть и была восстановлена, но только наполовину. Крапов Малфой прекрасно ответил на все вопросы.***
Так или иначе, на восьмом курсе не осталось практически ни одного не осквернённого низкой бранью рта. Даже Невилл матерился. Правда очень тихо, и тут же начиная оглядываться, словно опасаясь, что за его спиной могла стоять его бабушка. Или Снейп. Или его бабушка в одежде Снейпа, что было одним из самых страшных его кошмаров несмотря на то, что боггарта он прогонял, представляя совершенно обратную ситуацию. И всё же нельзя было не согласиться, что Снейп в уродливой шляпке с чучелом выглядел куда забавнее, чем суровая мадам Долгопупс в чёрной развивающейся мантии грозы подземелий, вселяющей даже в сердца самых отважных гриффиндорцев «лёгкий» дискомфорт. Никто не смеялся над Невиллом, когда он рассказал всем о своём новом страхе, вид которого принимал его боггарт теперь. Зато той ночью каждый из парней увидел эту ужасную картину во сне, из-за чего подскочил, лихорадочно дыша. Разбуженные чудовищным кошмаром, слегка понурые, но ничуть не отчаявшиеся этим парни, солидарные в своих ощущениях и решениях, дружно полезли в кровать к возмущающемуся Гарри, у которого и проболтали до самого утра, стараясь избавиться от ледящего осадка, оставленного неприятным сновидением.***
Однако из каждого правила есть исключение. И, как водится, тем самым «исключением» оказался никто иной, как Гарри Поттер — единственный человек, от которого невозможно было услышать ни одного бранного словечка. И заметил это, как ни странно, Рон. — Ребяяят, — однажды утром протянул он, рассеянным взором глядя на своего неприятно бодрого друга, который, на минуточку, вчера выпил даже больше него. Когда со всех сторон раздалось страдальческое мычание, означающее, что его готовы слушать, Рон продолжил: — А вам не кажется, что Гарри ни разу ещё не сматерился? Поттер продолжал мурлыкать себе под нос какую-то весёлую песенку, даже не замечая всеобщего внимания. Он был погружен в свои мысли, в которых он уже свободно парил в облаках на своей любимой метле, пробуя новые трюки, о которых совсем недавно вычитал в книге «Всё для квиддича». Параллельно он вполуха слушал рассказ Полумны о её любимых мозгошмыгах. Ну не сволочь ли? — А Уизел прав, — раздался надменный голос подозрительно свежего и активного Малфоя, — герой пока ни разу не опустился до использования примитивной нецензурщины. Рон угрюмо посмотрел на него и уже открыл было рот, намереваясь задать Хорю пару вопросиков, однако Драко его перебил. — Да, Уизли, это — антипохмельное зелье. И нет, его больше нет у мадам Помфри, я лично видел, как последнюю склянку унесла профессор Трелони. И нет, у меня больше не осталось ничего в запасах. Но если тебе оно так необходимо, то можешь, конечно, попросить его у Снейпа, как это сделал один бесстрашный гриффиндурок. Однако я что-то сомневаюсь, что у тебя есть столько же запасных жизней, сколько у Поттера. Рон закрыл рот и страдальчески уронил голову на стол, пробурчав в гладкую поверхность что-то про блохастых хорьков и тупых очкариков, которые не думают о состоянии своих лучших друзей. Малфой лишь хмыкнул. Все замолчали, думая о чём-то своём, однако одна общая мысль не покидала их головы: Гарри Поттер ни разу не ругался матом! Каждый потихоньку заинтересованно поглядывал на Мальчика-который-выжил-после-того-как-попросил-у-Снейпа-антипохмельное-зелье-и-самое-главное-получил-его, пытаясь припомнить хотя бы один случай, опровергающий нелепое предположение Рона, касающееся лексикона этого бесстрашного и, очевидно, бессмертного парня. Но чем дольше они думали, тем сильнее болели звенящие от похмелья головы, а на ум всё не приходило ни одного подходящего случая. Счастливый Гарри продолжал с каждой секундой всё больше и больше раздражать их, пока Симус, осторожно не протянул: — А что если… бля, ну… когда он это, блять… об угол ударялся? — Не помню, — честно ответил Рон, еле разобрав в наборе слов своего приятеля нужный вопрос. — Так давайте проверим! — воодушевлённо предложил Дин Томас, заставляя всех своих сокурсников поморщится от резкого выкрика, — простите, — шёпотом добавил он. — Да ладно, — махнул рукой рукой Рон, всё ещё лёжа лицом на прохладной поверхности стола, — а идея, в принципе, хорошая… — Предлагаю соревнование! — вновь вставил свои пять кнатов Малфой, коварно улыбаясь. — Тот, кто первый выведет Поттера на мат, получит приз — личную бутылку огневиски из общих запасов и антипохмельное зелье, на которое скинуться все проигравшие. Все оживились, насколько это было возможно в их состоянии. И даже Гермиона, в начале не желающая иметь ничего общего с этим глупым спором, сдалась, стоило предложить ей место судьи. Она быстро придумала простое заклинание, присуждающее каждому участнику определённый цвет. Правила просты: как только кто-то доводит Поттера до мата, заклинание срабатывает, выпуская сноп искр цвета победителя из всех палочек участников. Бедный Гарри даже не подозревал, что вот-вот его счастливые и спокойные дни помашут ему ручкой, прежде чем с разбега сигануть в пропасть под названием «Суровые школьные будни, от которых он уже успел отвыкнуть». Только на этот раз его врагом был не Волан-Де-Морт со всеми своими проявлениями, а его собственные однокурсники. — Да начнётся игра. — Торжественно объявил Малфой, и все дружно вперились взглядами на пока ещё беспечного не отягощённого суровостью повседневной жизни в кругу идиотов золотого мальчика. Гермиона взмахнула палочкой, активируя заклинание. Игра началась.