Зима уйдёт

Старая нить накаливания уже отжила свои лучшие десятки часов и её свет из яркого и однородного стал едко-тусклым, а перебои в яркости стали для обитателей дома самым привычным делом. Коридор под светом лампочки ощущался потусторонним местом, словно чистилище из комедии, больше походящей на драму, все в пределах маленького светила приобретало угловатую форму, а в маленьких уголках роились тени, словно мухи облепившие кусок сырой плоти. Высоковольтное светило на пару мгновений померкло, когда дверь в трухлявый дом отворилась, впуская в дом ползучую и липкую темень на пару с комьями снега, подгоняемыми морозным ветром. Подобную картину московские дети представляли во время мыслей о полярниках, что живут годами на станциях в заснеженных пустынях, но они не догадывались, что обледенелые тундры на несколько широт ближе к ним. Вошедший почти не нёс на себе следы зимней стужи, единственное что выдавало его недавнее нахождение за пределами бревенчатого дома - запотевшие от низкой температуры округлые очки. Он прошёл через порог, первым делом он сложил нарубленные дрова на печь и только после сбросил с себя верхнюю одежду, освобождая разгорячённое дело от оков. Он скормил сухие деревяшки прожорливому очагу, парень невольно засмотрелся на языки пламени, пока его светлое лицо обвалакивали потоки горячего воздуха, он немного поморщился закрывая поддув печи и выходя из кухни. Тело Антона было тяжелее чем обычно, будто он окончил марафон, без перерывов и пауз, ноги подрагивали угрожая подкоситься в самый неподходящий момент, мелкая дрожь в руках требовала излишней концентрации для того, чтобы банально удержаться за хлипкие перила, которые впрочем были чище, чем аналогичные в многоэтажном доме в столице. Поднимаясь на второй этаж подросток ощутил как гул в голове и напряжение в глазах предупреждали о грядущей температуре, а раздражённое горло кричало о простуде или того хуже ангине. Решено было вернуться вниз и порыться в аптечке, в поисках чего-нибудь, что приведёт некудышный организм в норму. Ядовитый свет лампочки только усугублял давление на органы зрения, он был похож на цвет Олиного фломастера которым она разукрашивала рисунок жирафа из зоопарка, правда после переезда так ею любимые и оберегаемые заменители красок и карандашей не были найдены не в одной из коробок, видимо были оставлены впопыхах переезда. Антон видя грусть маленького солнышка отдал ей свои дорогие карандаши, купленные для обучения в школе художеств на сэкономленные деньги, но так и не увидевшие даже поверхность тетрадного листа, сестра ещё долго рассматривала плоскую пластиковую коробочку как чудного зверька с немым вопросом к брату, Антон в ответ только улыбнулся и потрепал её маленькую голову, давая разрешение. Мысли о сестре больно укололи в сознании- "Интересно, как они там", мысль возникла сама собой, будто всегда была рядом, но не давала о себе знать. Антона настигла грусть, которую он сдерживал ещё с приезда в это место, нагоняющее тоску, но сейчас его нервы начинали сдавать, слишком много и слишком быстро пришлось на его голову в последние дни. На него охотятся, сестра под клеймом проклятия, звери обещали снять его, но сдержат ли они обещание, не заставят ли убить кого-нибудь другого, а если снова роковым жестом испытают благосклонность Фортуны к зеленоглазой красавице ? Всё-таки она была первой кто проявил к нему благосклонность в яме сплетничающих и притесняющих не похожих на них. Тяжелые мысли придали телу лёгкости и руки на автопилоте отрыли в отдельном шкафчике коробочку из под пакетированного чая, но вместо высушенных листом ароматного растения, на тонких ниточках так надоедливо часто проваливающихся в кружку с кипятком, парень нашел там бумажные пластинки сбелыми таблетками. Очень быстро парень нашёл нужную пластину в красно-белой расцветке и двумя надписями "Парацетамол", Антон продолжил линию надрывов и извлёк белый кружок, он закинул его в рот и принялся наливать воду и разбавлять её кипятком, попутно жалея о том, что так поспешил оставить лекарство во рту, ибо оно оказалось на редкость горьким и даже когда оно было унесено потоком теплой воды в желудок в полости рта осталось гадкое послевкусие. Сила самоубеждения сработала как надо и Антон почти моментально почувствовал себя лучше, головная боль очень скоро утихла, глаза более не угрожали провалиться в черепную коробку, хотя напряжение в мышцах и нарушение координации давали о себе знать. Парень вернулся на верх, так же держась на перила, как беспомощный зайчонка, его пальцы неловко цеплялись за лакированное дерево и создавали шаткую опору для остального тела. Скрип ступенек разносился по коридору, вскоре он прекратился, а Антон добрался до своей комнаты, силы ещё были, но опции по их использованию не были доступны: в комнату сестры к игровой консоли путь закрыт, ибо риск разнести заразу слишком высок; чтение книг вернёт усталость к глазах, рисование было невозможным из-за дрожи в пальцах, а ломящие суставы убрали из расписания интенсивную тренировку. Пружины жалобно заскрипели когда Антон опустился на кровать, затем он лёг полностью, небольшим покачиванием ответило ложе. Очень быстро сон окутал подростка, на его счатье он отключил свет во всех комнатах, теплое одеяло накрыло его усталое тело, как рыцарский доспех из легенд о рыцарях круглого стола, такое же непробиваемое и ограждающее от враждебного мира. Сон не был столь же однородным и бесперебойным как всегда. Глаза парня размыкались пробуждая его от дремоты и он тратил минуты на то, чтобы вспомнить где он и кто он, его воспалённый разум цеплялся за случайные мысли и начинал разгонять их поток, не приходя ни к чему, с трудом понимая какое сейчас время суток подростка вновь утягивало в болото сюрреалистичных сновидений, переплетённых между собой. Так ночь из одного короткого момента растянулась на десятки пробуждений и бессмысленно проведенных в бодрствовании минут, а может и часов. Наконец Антон очнулся от бреда, чувствуя что всё вокруг и он сам будто не на своих местах, он выбрался из под одеяла и направился в ванную. Оплот чистоты встретил его ярким светом, бьющим по глазам, войдя он в первую очередь направился к зеркалу. Из отродения на него смотрел отёкший парень с растрёпанными волосами, а его синякам под глазами позавидует любой оппонент Макса Холлоуэйя, "Стоп, а кто это ? Откуда я вообще знаю эти имена ?" После окончания всех водных процедур Антон заметил то, чего не замечал прежде - голод. На кухне его не ждало ничего, после недолгого рытья в холодильнике на столе оказалась буханка хлеба, дешёвая колбаса и огурец. Недолая процедура преврацила продукты в несколько бутербродов, хотя мать парня назвала бы это чистым шаманизмом, ибо не призмавала столь быстрые и "холодные" блюда. Трапеза была окончена, а за ней Антон принялся собираться в школу, припомнив и неоконченную домашку. Ещё раз посмотревшись в зеркало он был уже полностью удовлетворён своим внешним видом, хотя синяки под глазами никуда не делись. Он аккуратно спустился на кухню и интереса ради глянул на часы. Его глаза под очками медленно округлились, досада и злость закипели в груди и желание кричать те самые слова из песен группы Ленинград поднялось до небес, но он удержался вспомнив о спящем отце. Но желание высказать все в лицо неспроведливой судьбе никада не пропало: – Блять, блять, блять. Сука Антон четыре часа утра, какого хрена ты в школу собрался ?- Антон несколько раз приложился ладонью по лицу от студа и гнева. Спокойствие накатило волной и парень, оставив рюкзак в коридоре, поплелся обратно в свою комнату, дабы продолжить свой тревожный и отрывистый сон