Обязана быть его судьбой

Курт Воннегут когда-то писал: «Всем нам не мешало бы начать всё сначала — предпочтительно с детского сада». И Чжунлин хоть и любила творчество знаменитого американского циника, но никогда бы не додумалась понимать эту фразу буквально. Она всегда воспринимала совет писателя как мысленный эксперимент — такой себе психологический кот Шрёдингера. И если бы кто-то ещё сутки назад сказал ей, сотруднице Второго управления Генштаба НОАК, что такое действительно возможно, Чжунлин хохотала бы минут десять. А отсмеявшись, порекомендовала бы умнику, ляпнувшему подобную дичь, провериться у психиатра. И даже подбросила бы телефончик очень толкового специалиста. Но в тот день И не было никакого дела ни до Воннегута, ни до собственной работы, ни до всех психиатров мира вместе взятых. Она была намерена насладиться долгожданным отпуском и осуществить свою детскую мечту — подняться на вершину мира. У этой горы множество имён. На родине И, в Китае, её называли Шэнмуфэн, в Непале — Сагарматха, тибетцы именуют её Чомолангма — Божественная Мать Земли. Правда, шерпы, коренные обитатели этих фантастических, но суровых мест, интерпретируют название как «гора, над которой не могут пролететь птицы». И ведь не поспоришь! Чжунлин всегда восхищалась точностью и меткостью народных определений: на такой высоте — почти девять километров — нет ничего живого, летать там не могли не то что птицы, даже самолёты рисковали преодолевать такие вершины. А имя, под которым гора известна во всём мире, — Эверест — дал Эдмунд Хиллари, её первый покоритель. По правде говоря, И не очень-то жаловала определение «покоритель». Покорить горы невозможно, считала она. Они могут смилостивиться и пропустить любопытных людишек, а могут и прихлопнуть, как тараканов. Даже горы Байюньшань, лежащие на плечах родного Гуаньчжоу (холмики в сравнении с исполинами Гималаями!), время от времени показывали характер, то силясь сдуть обнаглевших насекомых со своих склонов, то швыряясь в них камнями. Гиганты-восьмитысячники и вовсе славились дурным и вздорным нравом: никогда не угадаешь, что и когда им придется не по душе. Несмотря на лёгкий адреналиновый мандраж, Чжунлин доверяла своей команде. Едва ли что-то могло пойти не так: опытные шерпы знали эти горы как свои пять пальцев, исходили их вдоль и поперёк, у них превосходное оборудование, вроде «кошек», ледорубов и кислородных баллонов. Да и сама И Чжунлин не промах: подготовленный боец, хороший аналитик (даже скупой на похвалу шеф Вэй её высоко ценил. Как минимум, его коронное «предположим» — апофеоз похвалы для шефа! — она слышала чаще других), чемпионка Китая по кунг-фу и просто осторожный человек, она разжилась лучшей экипировкой, какую только можно было найти в Поднебесной. А ещё запасливые шерпы разбили комфортные здоровенные палатки, организовали кухню ресторанного уровня, установили генераторы, от которых можно зарядить устройства. В общем, если какое-то восхождение и можно назвать люксовым, то это точно оно. На случай непредвиденных обстоятельств, вроде гнева высших сил, у шерпов тоже припасено средство. Вон, буддист Нима Шерпа сосредоточенно читает мантры, методично перебирая чётки, рядом индуист Мингма Джоржи Шерпа приносит в жертву курицу по всем канонам своей религии. Чуть дальше ещё пара портеров поправляла молитвенные флажки — небольшие квадратики ткани, на которые набивались мантры. Сама же Чжунлин с прилежанием истинной китаянки, знающей, в каких случаях следовало принять правила игры, и умеющей подчиняться при необходимости, педантично наносила на лицо солнцезащитный крем. Агрессивное горное солнце, несмотря на все меры предосторожности, умудрилось прожарить её щёки до темной бронзы, ещё пара дней — и она смело сможет тягаться с местными в плане загара. — Утречка, Чжунлин, — в палатку бесшумно просочилась Фура Шерпа, местный шеф-повар. — Завтрак скоро будет готов, а я пока принесла тебе чаю. — Того самого, с молоком яка? — уточнила Чжунлин, принимая из её рук высокую глиняную чашку. Вообще местный чай — это что-то с чем-то. Он кардинально отличался от тех чаёв, которые Чжунлин пила на родине. К банальному пуэру шерпы наловчились добавлять молоко, масло и соль. Казалось бы, сочетание несочетаемого, оксюморон. Но местные знали толк в пище, которую следовало принимать в горах. Их чай и согревал, и давал энергию, и благодаря соли задерживал в организме жидкость, которая на такой высоте очень быстро улетучивалась. Фура Шерпа весело взглянула на гостью и рассмеялась: — Да откуда ж у яка молоко? — перехватив ошарашенный взгляд И, она пояснила: — Як — это же мальчик, а девочка — это нак, — лукаво прищурила глаза. — Или тебе на чай раздобыть непременно ячьего, а? Чжунлин расхохоталась. Пошлые шутки понятны всем народам, поэтому они так сближали. — Кстати, Фура Шерпа, убивать курицу перед восхождением — это обязательно? Буддизм ведь запрещает… — Лишним не будет, — уверенно отрезала Фура Шерпа. — А с Буддой все вопросы ламы порешают. Тут, милая, любая помощь сгодится, и не важно, от Будды или от какой-нибудь Дурги. Да и знаешь, — она слегка нахмурилась, оглянулась, словно проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь, и понизила голос до заговорщического шёпота: — тут пару лет назад наши портеры наплевали на ритуалы и попёрлись обустраивать штурмовой лагерь. Так они пропали, представляешь? — Как — пропали? — С концами! Их так и не нашли. И никто толком не знает, что с ними произошло: одни говорят, что сорвались в пропасть, другие грешат на лавину, а третьи винят йети. — Йети? — почти искренне изобразила удивление Чжунлин. — Его самого. А ты разве не знаешь, что здесь йети полным-полно? — Слышала, — призналась она. — А вы его видели, Фура Шерпа? — Йети-то? Конечно! Вот как тебя! Я как раз шла с яками в Намче-Базар, так эта мелкая дрянь выскочила на дорогу, задрала мне яка и смылась куда-то вместе с ним! — Мелкая… дрянь? — Чжунлин натурально сыграла недоумение. Она слышала целых пять вариантов описания этого мифического существа, но толком никто ничего не объяснял. Может, в этот раз повезёт? В йети она не верила, но истории обо всякой паранормальщине любила, находя их забавными. — Мелкая, ага! Примерно вот такого росточка, — Фура Шерпа выразительно похлопала себя по бедру. — Но силища у него… — она поморщилась и помотала головой, словно говоря, что с такой тварью лучше не сталкиваться. — Надо же… Может, пойти его поискать? Академия наук КНР в обморок рухнет в полном составе от восторга! — Даже не вздумай! — замахала руками Фура Шерпа. — Он тебя в порошок сотрёт! — Да ладно вам, я же не самоубийца, просто шучу! Даньявад! — и, отсалютовав, готовой взорваться Фуре Шерпе, чашкой, выскользнула из палатки. Гималайское раннее утро встретило её звенящим, как натянутая струна, морозным воздухом, вездесущим ветром и парой портеров, которая что-то с жаром втолковывали Вэю Цзюньшэну, сыну шефа и одному из близких друзей Чжунлин, что отправились вместе с ней покорять Эверест. Заметив её, Вэй приветливо улыбнулся и помахал рукой. — Йо, Лин! Ты глянь, каких сказочников я тут откопал! — портеры переглянулись и возмущённо уставились на него. — Не, я серьёзно! Сколько мы с тобой слышали описаний йети? Пять? Десять? — Чжунлин неопределённо пожала плечами. — Во-от! Но про лысых йети я слышу впервые! — Наверное, очередной подвид, — тоном заслуженного эксперта предположила Чжунлин. — Всё правильно. Йети разные бывают, — с важным видом подтвердил её предположение один из портеров и достал из нагрудного кармана пачку сигарет, сунул папиросу в зубы и чиркнул зажигалкой. Чжунлин и Вэй синхронно уронили челюсти. Она бросила взгляд на наручный альтиметр. Прибор бесстрастно фиксировал высоту в пять тысяч триста семьдесят метров. — Капец, дорогие товарищи! — сдавленно взвыл Вэй. — Да любой нормальный человек на такой высоте от курева помер бы! — То бишь слабак? — ехидно уточнил портер. — Вэй имеет в виду, что вы… мягко говоря… не люди, — сбивчиво пояснил бесшумно подошедший Чжао Синьхай, общий друг как И, так и Вэя. Портеры только расхохотались. — Ладно, — постановил один из них, — с вами весело, но вода из Намче сама собой не принесётся. Намасте! С этими словами оба быстро двинулись вниз и скоро скрылись из виду. — Так, нам ещё два дня тут куковать, — первым закономерно отмер Цзюньшэн. — У кого есть варианты, как себя развлечь? А то резаться в покер с портерами уже надоело. — У меня, — подал голос Синьхай. — Можно на Кала-Патхар подняться. Тут недалеко, да и вид оттуда шикарный. — Видишь, Лин! — торжествующе усмехнулся Вэй и назидательно поднял вверх указательный палец. — Я ж говорил, что нашего Синьхая надо в горы затащить, и его депру как рукой снимет! Всё, ждите тут, я за фотиком! Синьхай в принципе всегда был вежливым, улыбчивым тихоней, говорил редко, но почти всегда по делу, за что Чжунлин его очень ценила и любила. Однако два месяца назад его словно подменили. Он замкнулся в себе, стал хмурым и нервным. Вэй пытался, конечно, его растормошить, но она предпочитала не лезть в душу. В конце концов, у Синьхая от инфаркта умерла мать, а горе каждый переживал по-своему. Чжунлин перевела на Чжао взгляд и поняла, что Цзюньшэн полностью прав. Синьхай словно расцвёл, на лице снова появилась улыбка, а в глазах — желание жить. Может, горы и правда способны вылечить от депрессии.

***

К вершине Кала-Патхар все поднимались молча: экономили силы. Чжунлин шла, уставившись прямо перед собой, на скользкие чёрные камни. Шаг — вдох, шаг — выдох. На редкость медитативное занятие, если подумать. — Ух ты! Вот это ничего себе! — из своеобразной медитации её вернул в действительность восторженный вопль Вэя. Чжунлин подняла взгляд. Солнце, недовольно щуря заспанный раскалённый глаз, неуклюже карабкалось по могучей спине Эвереста. Характерный остроконечный пик вершины мира окружал сияющий ореол — белый у самого пика и ярко-голубой у краёв. В голову пришло сравнение с нимбом у христианских святых. — Круто, правда? — спросил Вэй, щёлкая фотоаппаратом. — Где ещё такое увидишь! Чжунлин собиралась отшутиться в ответ, но не успела. Сильный толчок в спину — и она сорвалась в глубокую чёрную расщелину (страшный привет от прошлогоднего землетрясения). Последнее, что Чжунлин увидела — перекошенное от ужаса лицо Вэя и… торжествующую улыбку Синьхая.

***

Шинигами был не в духе. В очередной раз предстояла монотонная и до одури скучная рутина, ведь сортировка свежих жмуриков, чистка их опыта и отправка по этапу в следующие перерождения, в Джигоку или в Джодо ― длительный и нудный гемор. Но его подчинённые, видимо, решили сделать этот самый гемор максимально невыносимым. Они устроили в сортировочной настоящий погром, распечатали практически все свитки с душами ― как ждущими отправки, так и новыми (теперь это безобразие висело в пространстве сонмом маленьких светлячков, ловко избегая повторного запечатывания), угробили примерно половину данных прижизненного опыта свежих мертвецов и где-то умудрились посеять его записи последней сортировки. Прогнав этих недоумков к чёртовой, шинигами бессильно выругался. Как можно что-то потерять в почти абсолютной пустоте? Почему-то вспомнился анекдот, который он подслушал, ещё будучи оперативником в одном из миров живых: как одного идиота заперли в пустой комнате с двумя неразрушимыми шарами, а он ухитрился один сломать, а второй потерять. Тяжело вздохнув, шинигами, проклиная бардак и придурков всех миров разом, принялся за работу, как вдруг понял, что в сортировочной он не один. ― Тебя, как говорят живые, только за смертью посылать, Ооцуцуки Хагоромо! Где можно было так долго таскаться, а?! Визитёр, склонив на бок рогатую голову, сухо усмехнулся: ― А ты всё так же груб и несдержан, Казешини, ― то ли обвинил, то ли констатировал факт Ооцуцуки. ― Несдержан?! ― оскалился Казешини. ― Я бы на тебя посмотрел после пяти сотен лет этой каторги! А я, придурок, когда-то грешил на работу оперативника: бегай, как козёл, по мирам живых, собирай души… ― Очередная внештатная ситуация? ― Хагоромо заинтересованно прищурил глаза. ― Мягко сказано! Тут полный звездец! ― красноречиво обвёл рукой сонм душ-светлячков. ― И кому всё это разгребать? Правильно. Получи, дорогой Казешини, и распишись! ― Позволь задать один вопрос: зачем тебе понадобился я? Едва ли я смогу тебе помочь с твоим, как ты выразился, «звездецом». Казешини помрачнел. Он терпеть не мог обращаться за помощью, тем более к покойникам, но экстремальная ситуация требовала экстремальных мер. ― Ты в курсе, что термин «шинигами» не вполне корректен? Мы никого не убиваем, смерть ― неотъемлемая часть жизненного цикла. Нас же правильнее называть хранителями баланса. ― Я в курсе, ― пожал плечами Хагоромо. ― Задача твоего брата ― следить за сохранностью баланса между жизнью и смертью, заниматься сортировкой душ и исключать взаимопроникновение мира мёртвых в миры живых. Но вмешиваться напрямую вы не можете. ― Если в общих чертах, то всё верно, ― отмахнулся шинигами. Нет, он порой не против поболтать с рогатым покойником, которого невозможно ни запечатать, ни отправить в следующее перерождение, но тогда определённо было не до разговоров. ― Я, конечно, на этом сортировочном узле работаю не так давно… ― Да-да, я знаю, ― фыркнул Хагоромо. ― И твой предшественник меня почему-то очень здорово не любил. ― Завались и выслушай! ― рявкнул Казешини и, заметив, что Хагоромо намерен выдать какую-то колкость, до которых был большой охотник, веско добавил: ― И не перебивай! Так вот, в твоём мире происходит какая-то чертовщина. Стоит реинкарнациям твоих драгоценных отпрысков подохнуть, как они тут же перерождаются в твоём мире! И это, знаешь ли, не очень нормально. Потому-то мой коллега тебя и не любил: он считал, что вся эта эпопея с Индрой и Ашурой ― твоих рук дело. ― Но зачем мне это делать? ― искренне удивился Ооцуцуки. ― Вот и я так подумал. И решил провести эксперимент. Помнишь, как мои недоумки раскрутили тебя на пару партеек в шоги? ― Не напоминай, ― поморщился Хагоромо. ― Тогда я очень радовался, что уже мёртв, ведь будь я живым и при деньгах, твои орлы обобрали бы меня до нитки. Постой-ка, ― подозрительно прищурился. ― Так это была твоя идея? ― Да ладно, не прибедняйся! Ты целый один раз выиграл у Сузуме! И да, идея была моей. Мне нужно было до зарезу отвлечь тебя на какое-то время. Я же сам попытался оперативненько сплавить твоих детишек в Джодо, ибо их чехарда с перерождениями уже вот где сидит, ― выразительно полоснул ребром ладони по горлу. ― Но у меня ничего не вышло. ― Быть не может! ― поражённо выдохнул Ооцуцуки, хотя уверенности в его голосе не было ни на йоту. ― Ты же, вроде бы, Бог? ― Да какой я, к чёртовой матери, Бог! Так, просто старший распорядитель местного некроотдела. И я уж точно не являюсь вездесущим и всезнающим, ― раздражённо буркнул шинигами. ― Но не суть. Ты мне лучше вот что поведай, друг мой рогатый: твоя мамаша не оставила никакого мерзкого наследства? Хагоромо задумчиво нахмурил брови, а затем медленно покачал головой. — Что-то не припомню ничего подобного. Хотя, говоря по правде, мать никогда не делилась с нами своими планами. С другой стороны, Индра и Ашура — это лишь две души, погоды во вселенском масштабе они не делают. Из-за чего тогда весь сыр-бор? — Не скажи. Вы ведь с Хамурой её так и не замочили, эту вашу Кагую, так? — Хагоромо выжидающе молчал: вопрос был явно риторическим. — Так вот, если объединить силы твоих сыновей, то теоретически можно вернуть её в мир живых. Ооцуцуки поражённо уставился на Казешини. — Полагаешь, она могла оставить своего рода инструкцию, как это сделать? — осторожно поинтересовался он. Шинигами лишь развёл руками. — Мне-то откуда знать? Но твоя мать дурой никогда не была, поэтому такой вариант я вполне допускаю. Но и это ещё не всё. Ты вообще в курсе, что наша дорогая Кагуя — далеко не единственная в своём роде? — Что ты имеешь в виду? Шинигами закатил глаза и выругался сквозь зубы. — Ты у нас такой дурак по субботам, али как? — нетерпеливо прошипел он. — Обычно ты соображаешь шустрее! У твоей матери есть ещё и куча родственников! Целая раса агрессивных инопланетных паразитов, способных опустошать целые миры! Вместе с душами! Прямой ущерб балансу! Поскольку вмешиваться в плоскость жизни мы не можем, то и спохватились слишком поздно. По сути, получалось так: примерно раз в двести лет исчезала планета. Да, вместе с душами. Ситуация внештатная, но не катастрофическая: не буду занудствовать с объяснениями, скажу только, что восстановить баланс в таком случае не очень сложно. Но если они снова обратят внимание на твой мир, то произойдёт катастрофа. — Катастрофа? — тихо переспросил Хагоромо. — Именно. Эти уроды поглощают всё — жизненную силу, генетику, информацию. В вашем случае ещё и чакру, которую проклятые упыри используют как оружие. Тогда они почти наверняка замахнутся на богатые энергетически, но очень развитые в технологическом плане миры, нападать на которые раньше попросту боялись — не в последнюю очередь из-за их военной мощи. Но чакра твоего мира им эту возможность предоставит. Дальше — хуже: пока их раса малочисленна, они довольствуются не самыми развитыми мирами. Но как только у них появится более качественный корм, их неизбежно станет больше. — И, как только их станет слишком много, они сожрут всё. — Верно. Произойдёт критическое смещение баланса и… — Шинигами жестом изобразил взрыв. — Трындец космического масштаба. Но у нас есть шанс не дать подобному случиться: ведь эти упыри отстали от твоего мира не просто так. Похоже, когда тот или те, кого отправляют выкачивать всё из той или иной планеты, исчезает, то остальные это чувствуют, признают мир непригодным и переключают своё внимание на другие. Но если эта ваша Кагуя вернётся, то появление других и уничтожение твоего мира — станет лишь вопросом времени. — Значит, нельзя позволить вернуть мою мать во что бы то ни стало. У тебя есть план? — Да, но для него нам нужен свой агент среди живых. Собственно, за этим ты здесь: мне нужно подобрать душу, которая гарантированно выживет в условиях твоего мира.

***

Души, души, души. Йоттабайты информации прижизненного опыта. Лаконичное «нет» Хагоромо, повторявшееся из раза в раз. Казешини, всё больше сатанея, уже готов был признать собственную идею несостоятельной, как вдруг Ооцуцуки, сосредоточенно изучавший очередную душу, заметно оживился. — Интересно. Её жизненный опыт и образ мышления не похожи на всё то, что мы видели до сих пор. К тому же, у неё уже есть некоторые знания о моём мире. Если у кого-то и есть шанс, то это она. Шинигами сделал неуловимый для Хагоромо жест рукой, снимая с души ограничения, и властно приказал: — Покажись! На месте сияющего светлячка возникла невысокая черноволосая девушка, окружённая характерным светящимся ореолом. Душа пристально посмотрела на него, затем на Ооцуцуки и, безошибочно определив в Казешини главного, позволила себе едва заметную полуулыбку. — Надо же, не так я представляла себе сиятельного Янь-вана. Хотя, говоря начистоту, я в принципе считала вас мифом. И раз уж я оказалась перед вами, значит, вам от меня что-то нужно, иначе я бы не удостоилась аудиенции, не так ли? Переглянувшись с Хагоромо, шинигами бросился объяснять. Зашёл, что называется, с козырей: рассказал о неизвестной угрозе, нависшей над самим мирозданием. Его перебил Хагоромо с рассказом о его мамаше. Затем он сам перебил рогатого «вечного покойника» и поведал о мерзких родственничках Кагуи, а после его снова прервал Ооцуцуки, решивший посвятить душу в тонкости этой их чакры… Казешини поразился терпению покойницы: она ни разу их не перебила, не выдала нетерпения. Она просто слушала и впитывала информацию. И, похоже, её нисколько не смущало настолько путанное повествование! Сам шинигами уже сто раз послал бы в пустоту таких рассказчиков, как они с Хагоромо! Выслушав, покойница какое-то время хранила молчание и пронзительным взглядом сверлила пространство перед собой, словно что-то быстро вычисляла в уме. — Интересная задача. Я люблю уравнения со множеством неизвестных, — наконец заговорила она. — Мне при жизни доводилось иметь дело и с куда более скудными исходными данными, но тогда на моей стороне была вся научная, экономическая и техническая мощь моей страны. Что в качестве страховки можете предложить мне вы? — Разве сохранности опыта и знаний тебе не достаточно? Как и знаний о мире, в котором тебе предстоит переродиться? — зачем-то уточнил Хагоромо. Покойница криво усмехнулась. — Мои опыт и знания — это те факторы, по которым вы двое меня отобрали. Значит, лишать меня их вы точно не собирались. А то, что вы поделились со мной информацией о мире, говорит лишь о том, что вы считаете меня способной распорядиться полученными знаниями правильно. Так что мой ответ будет зависеть от того, что вы оба мне предложите. Казешини только зааплодировал. Да, чёртов упырь Хагоромо не ошибся в выборе. — Гарантии, говоришь? Как насчёт быстрой регенерации? — предложил шинигами. — Неплохая страховочка, как по мне! Точно спасает от шальных техник или от падения с крыши по пьяной лавочке! — Хороший вариант, — согласилась покойница. — Вполне подходит для поставленной задачи, — перевела взгляд на Ооцуцуки. — Ваша очередь. Вместо ответа тот просто протянул к ней руку и… подарил часть своей чакры. Казешини мысленно присвистнул: надо же, как расщедрился! Правда, с другой стороны, что этому неугомонному мертвецу ещё предложить? Покойница зябко поёжилась, едва Хагоромо убрал ладонь. — Ничего себе! — удивлённо помотала головой она, но, мгновенно сделавшись вновь серьёзной, добавила: — Раз иных данных у вас нет то, — развела руками, — давайте приступать. — Тогда последнее, — произнёс Казешини, попутно связывая воедино потоки энергий, необходимых для отправки их подопечной в новое рождение. — Ты получишь новое тело и новые способности, которым тебе предстоит учиться. Постарайся не ввязываться в неприятности без надобности. Регенерация — это хорошо, но от отрезанной головы не спасёт. — Понимаю, — прошелестела покойница. — Осторожность — моё второе имя. И исчезла в золотистом луче.