Сознание вернулось быстро и легко, в одно мгновение, словно кто-то просто щёлкнул выключателем. Чжунлин прислушалась к себе. Странно — она прекрасно помнила, как свалилась в глубокую расщелину, похожую на изогнутый в недоброй ухмылке беззубый рот. Знала она и другое: те, кто погиб в горах, остаются там навсегда. Их никто не ищет и не забирает на родину. Их удел — вечно оставаться на промёрзлых склонах и служить безмолвным, страшным напоминанием новым поколениям альпинистов, что горы ошибок не прощают. Но сама Чжунлин лежала явно на кровати, а не на снегу или голых скалах, заботливо укрытая одеялом.
Вот только на этом странности на заканчивались. Удивительно, но у неё ничего не болело. Даже если предположить, что ей каким-то чудом удалось выжить и что Вэй исхитрился, задействовав все свои связи, организовать спасательный вертолёт из Катманду, то… Всё равно получалась какая-то ерунда: будь она в больнице, её бы наверняка накачали кучей обезболивающих. Сама И ни черта не смыслила в медицине, но отлично помнила, в каком состоянии очнулась от наркоза, когда у неё в детстве вырезали аппендицит, — в ушах шумело, во рту будто кошка сдохла, а голова кружилась настолько, что прыгала даже темнота за закрытыми веками. Теперь же ничего подобного не было.
«Ладно, я выясню всё позже, — решительно оборвала свои размышления Чжунлин. — Как минимум я не мертва, что уже хорошо. Значит, как поднимусь на ноги… — по телу разлилась хорошо знакомая ледяная, управляемая ярость. — Чтоб тебя, Синьхай!»
Доподлинно девушка не знала, что конкретно заставило Чжао столкнуть её вниз, хотя и догадывалась. Ей ведь давно казалось, что странное поведение приятеля связано не только со смертью матери. Она давно подозревала, что друга завербовали. Причём делали это почти не таясь: пару раз И доводилось видеть Синьхая в компании совершенно незнакомых людей. Он тогда всё отмахивался, мол, коллеги по работе осаждают. Ага, конечно. Свежо предание, да верится с трудом. На какой крючок ловили? Сложно сказать наверняка, слишком мало данных. Процентов девяносто, что деньги или угроза. Кто именно? Ответ у Чжунлин был только один: КНДР.
Вот уже сколько лет китайские спецслужбы и дипломаты ломали головы и копья по поводу Северной Кореи. Чем её считать — угрозой или возможностью? В разное время побеждала разная точка зрения. Возник этот вопрос и во время службы Чжунлин. Сама И, равно как и почти весь её отдел, считала это государство угрозой. У них была уйма доказательств того, что северокорейские дипломаты — это вовсе не про дружбу и сотрудничество, как должно быть, а про шпионаж, воровство и сталкивание лбами непосредственно китайцев. И, когда высокопоставленные чиновники Поднебесной впивались друг другу в глотки, аналитики понимали: из каждого второго подобного эпизода торчали северокорейские уши.
Да, сама Чжунлин играла далеко не последнюю роль в сборе информации, но была отнюдь не единственной. Почему попытались убрать? Возможно, причина крылась в её непримиримой позиции. Как вышли конкретно на И? Девушка мрачно улыбнулась собственным мыслям. Кажется, шефу Вэю придётся перевернуть их ведомство сверху донизу, ведь, как говаривал дедушка, «не так страшны чужие собаки, как свои крысы».
— Минами?
Чжунлин напряглась. Она не владела непальским — это направление не являлось для неё приоритетным, но, судя по интонации, слово, которое она услышала, было обращением.
Открыв глаза, она огляделась и увидела сидящего рядом мужчину. Он был среднего возраста, с длинными чёрными волосами, доходящими до самых плеч, и большими тёмными глазами. Одет он был в дорогое тёмно-зелёное ханьфу с ручной вышивкой, а на рукавах красовался какой-то герб. Ни дать ни взять вельможа династии Хань! Ещё раз скользнув взглядом по лицу мужчины, Чжунлин заметила, что в его глазах стояли слёзы.
— Девочка моя, наконец-то ты очнулась! — обеспокоенно произнёс незнакомец.
И напряжённо нахмурилась. Что вообще происходит? А затем ей вспомнился разговор с существом, которое она приняла за князя преисподней Янь-вана, и его… то ли соратником, то ли прислужником, что представился чудным именем Хагоромо. Неужели… всё это ей не привиделось? Неужели то, что она восприняла как дурной сон, — мало ли что приснится под наркозом — оказалось правдой?
«Если допустить, что весь тот бред — вопиющая реальность, — принялась рассуждать Чжунлин, — то, судя по обращению, этот мужчина — мой отец? Предположим. Что говорил местный Яньло? Новое тело и новые способности, обращению с которыми нужно учиться. Новое тело у меня, кажется, есть. Если есть тело, то должна быть и память, чисто теоретически. Что вообще я знаю о мире, в котором — если это, конечно, не продолжение сна — я оказалась?»
Наскоро покопавшись в памяти, И очень захотелось как следует удариться головой об стенку. В сознании нового тела в относительной целости были знания универсальные, — о мире, о шиноби, о какой-то «чакре» (девушка предположила, что это — местный аналог энергии ци) — но настолько сумбурные и отрывочные — просто кошмар! Только и это было не самым ужасным: её тело абсолютно, совершенно ничегошеньки не помнило о том, кто она. Ни имени, ни семьи — вообще ничего. Как там умница Вэй называл подобное состояние? Психогенная амнезия, кажется. Чжунлин мысленно выругалась. Да, знатно прикололись князь преисподней с этим странным Хагоромо, которого Янь-ван то ли в шутку, то ли всерьёз назвал «Мудрецом Шести Путей». Условный Кристофер Нолан дорого бы отдал за такой сценарий…
Отец тем временем продолжил говорить:
— Тебе очень повезло, что ты осталась жива, Минами, — в голосе сквозили беспокойство, облегчение и радость. Невольно девушка улыбнулась: мужчина буквально излучал доверие и надёжность.
Значит, отныне её зовут Минами. Минами так Минами. Чжунлин было не привыкать жить под чужими именами. Обычно она не чувствовала ничего ни когда обманывала, глядя человеку в глаза, ни когда, втираясь к кому-то в доверие, точно знала, что рано или поздно всадит в спину нож. Но почему-то теперь девушке было стыдно и больно. Человек, сидевший рядом, действительно верил, что перед ним его дочь, живая и почти здоровая. Он ведь понятия не имел, что место его дочери заняла самозванка из спецслужб неведомого ему Китая. И с жалостью посмотрела на уставшее мужское лицо. Должно быть, её дедушка там, в другом мире, выглядел не лучше… или даже ещё хуже. Сердце сжалось в груди.
— Хана! — внезапно позвал отец.
Чжунлин вздрогнула от неожиданности и кольнула мужчину вопросительным взглядом. Тот ободряюще улыбнулся и развернулся к ней спиной. И снова герб, который девушка уже видела. Она попыталась ещё раз осторожно прощупать память своего нового тела: раз универсальные знания сохранились, то подобная информация тоже должна быть. На этот раз Чжунлин повезло — информация нашлась практически мгновенно: герб в сознании был прочно связан с фамилией Учиха. Правда, покопаться в памяти И не удалось. Дверь-сёдзи скользнула в сторону, пропуская внутрь молоденькую девушку, видимо, Хану. Чжунлин вцепилась в неё взглядом, анализируя и запоминая: невысокая, хрупкая, миловидная, с фарфоровым овальным личиком и тёмными волосами, отливавшими в лучах солнца, бившего в окно, глубокой синевой. Из одежды — простое однотонное кимоно с гербом клана. Чжунлин так и подмывало вынести вердикт: «не представляет угрозы», но она подчинилась диктату опыта и продолжила изучать девушку. Представительница спецслужб И как никто другой понимала смехотворность первого впечатления.
«Ну да. И второго, и даже третьего, — кисло напомнила себе она. — Лихо меня Синьхай провёл. Второго раза я не допущу».
— Слушаю вас, Хотару-сама, — Хана поклонилась, не смея поднять взгляд на отца. Было очевидно, что именно он здесь главный, и никак иначе.
— Немедленно оповести мою семью, что дочь очнулась, — его голос стал жёстче, в нём слышалась такая властность, что перечить рискнул бы только самоубийца.
— Да, сию минуту, — на лице девушки расцвела улыбка, когда она бросила быстрый взгляд на И.
Ещё раз поклонившись, Хана выскользнула из комнаты.
— Как ты себя чувствуешь? — голос отца вновь сделался тёплым и участливым.
— У меня очень болит голова… — едва слышно прошептала девушка. Только теперь до неё в полной мере дошло, что голова не просто болела, а раскалывалась. В воздухе повисло неловкое молчание, которое И тут же поспешила прервать: — Что со мной произошло?
— А ты не помнишь? — отец в удивлении приподнял брови.
— Нет, — Чжунлин на мгновение замолчала, пытаясь решить, как именно лучше сообщить об амнезии. Семья — это, конечно, про безопасность, но осторожность не повредит. К тому же ей предстояло вспомнить, как ведут себя дети: девушка была почти уверена, что ей досталось тело ребёнка. — Я вообще мало что помню. Разве что то, что я из клана Учиха. А так в голове настоящая каша, — девушка отвела в сторону взгляд, чтобы не показывать мужчине больше эмоций, чем следует.
Мужчина если и был потрясён откровением Чжунлин, то вида не подал. Он ободряюще улыбнулся и потрепал дочку по голове, но его глаза выражали столько грусти, сколько могло бы уместиться в десяти людях точно.
Чжунлин снова почувствовала укол жалости.
— Ирьёнин о чём-то подобном предупреждал, — очень спокойно сказал отец, но тут же хлопнул себя по лбу. — Ты, наверное, не помнишь, кто такие ирьёнины?
Чжунлин хотела было помотать головой, но в памяти мгновенно всплыла нужная информация.
— Это такие ниндзя, которые лечить могут! — выпалила она с абсолютно детской непосредственностью и победно улыбнулась.
— Точно! Пока всё идёт так, как предсказывал наш ниндзя-медик: ты помнишь что-то общее, но твоя жизнь… — отец развёл руками. — Ты у нас везучая, упав с такой высоты… — мужчина замолчал и чуть нахмурился, а в его глазах читались лишь грусть и вина. Но вдруг улыбнулся: — Тебя чуть позже осмотрит наш умник, но я думаю, что он едва ли найдёт что-то опасное.
Сама же Чжунлин вжалась в подушку от ужаса и натянула одеяло почти по самые глаза. Тело сковали ледяные щупальца паники. Неужели и в этом мире её кто-то столкнул с обрыва?!
— Я… упала?! — сбивчиво прошелестела она. — Откуда?!
Хотару молчал и не спешил отвечать. Было видно, что воспоминания причиняют ему почти физическую боль. А что бы с ним было, если бы И не переродилась? Что бы стало с ним после смерти дочери… Лучше не знать.
— Расскажи, что случилось! — по-детски надув щёки, пробубнила Чжунлин. — Пожа-алуйста!
— Доченька, может, чуть позже, — с любовью в голосе проговорил он, мягко улыбнувшись, наблюдая за её лицом.
На щеках Чжунлин выступил лёгкий румянец.
«У девочки хороший отец… Нет, не у неё, теперь у меня хороший отец! — сделав над собой усилие, улыбнулась свежеиспечённая Учиха Минами. — И Чжунлин больше не существует, нужно принять это. Есть только Учиха Минами, Чжунлин умерла. Отныне я Учиха Минами. Оказавшись в новом мире, нужно подстраиваться под его законы и правила, и первым шагом станет принятие имени. Так будет легче всем, и мне в первую очередь!» — твёрдо решила для себя девушка. Равно как и продолжила канючить: Минами страшно хотелось узнать, что же произошло. Но в этот миг в сознании всплыли имена.
— Ого! — вслух удивилась девочка и перевела на отца недоумевающий взгляд. — Я тут вспомнила… Мари, Ивао и Шинджи. Они точно для меня что-то значат, я чувствую. Но кто они, никак не могу припомнить…
— Мари Учиха — это твоя мама, Ивао — мой старший сын и твой брат, Шинджи Учиха — мой младший сын и твой старший брат, — с нежностью глядя на дочь, пояснил Хотару. Минами не смогла не улыбнуться ему в ответ.
— Значит, я — самая маленькая?
— Да. Ты наша маленькая принцесса.
— А что со мной случилось? — не собиралась отступать от своего Минами. Она нахмурила брови, серьёзно глядя на отца снизу вверх.
Хотару опустил голову, признавая поражение. Упрямство Минами одержало победу.
— Ты играла в прятки с братьями, но убежала и спряталась в лесу. Там ты наткнулась на медведя и закричала, я же следил за вами, чтобы вы не попали в беду. Услышав твой крик, я вышел из укрытия и… — замявшись на секунду, мужчина продолжил: — Победил его, — похоже, папа очень не хотел говорить, что убил зверя, Минами это чувствовала. — Ты очень испугалась и убежала, не заметив меня. Я же был занят тем, чтобы задержать медведя, и лишь после победы смог последовать за тобой. Когда бежала, ты, похоже, споткнулась и упала с обрыва в реку. Но тебе очень повезло упасть в воду, малышка, она смягчила твоё падение. То, что ты упала с обрыва, я понял, когда нашёл твою сандалию. Течение вынесло тебя на берег, я увидел тебя и принёс домой. У тебя был перелом ноги, но его быстро зарастили. Ты три дня была без сознания. А что было дальше, тебе уже известно. Вероятнее всего, ты ушибла голову, поэтому ничего не помнишь…
По рассказу Хотару Минами поняла, что он многое не договаривал и не вдавался в подробности травм, которые получила девочка.
— Ты его убил? — тихо спросила Минами, тронув отца за руку.
— Мне пришлось, — глухо ответил тот. Было видно, что содеянным он не гордился, но понимал, что выбора не было.
— И не хотел мне говорить, потому что я маленькая? — продолжила наседать девочка. Отцу оставалось только кивнуть. — Но я знаю, что ниндзя убивают! Это я помню! А ещё — что всё урок и всё опыт. Вопрос лишь в том, как этим распорядиться.
— Дедушка, — просиял Хотару. — Так любит говорить твой дедушка, — лукаво посмотрел на дочку. — И раз ты считаешь случившееся уроком, то что ты из него поняла?
Девочка задумчиво прикусила губу.
— Шиноби то и дело вынуждены выбирать. У тебя выбор был простой: моя жизнь для тебя точно важнее жизни зверя. Но зачастую всё оказывается не так просто. А ещё — что мне нужно быть осторожнее. И… нужно стать ниндзя, чтобы самой гонять медведей! — девочка хлопнула в ладоши. — Точно! Хочу стать сильной-сильной, чтоб меня не только медведи не смели трогать!
Отец хотел было что-то сказать или возразить, но не успел.
— Минами!
В мгновение ока девушку сгребли в объятья сразу трое незнакомцев: плачущая женщина, которая, судя по всему, являлась матерью Минами, и ещё двое мальчишек. Наверное, это её братья. Хотя… почему вдруг «наверное»? Так и есть.
Девочка хотела было вырваться — в прошлой жизни объятия были не приняты, как и любой телесный контакт.
«Стоп, — дала себе мысленную оплеуху она, — законы и правила: они здесь другие. Привыкай!»
— Как же ты нас всех напугала… — произнесла её новая мама.
Минами под немыслимым углом вывернула шею, чтобы рассмотреть маму. На вид лет тридцать, не больше, тёмно-каштановые волосы и длинная чёлка, один локон которой спадал ей на лицо; большие тёмно-серые глаза смотрели на дочь с беспокойством и любовью. Носила она сиреневое кимоно с широким алым поясом-оби вокруг талии. Женщина плакала от радости.
Разжать объятия новая мама не спешила, она целовала дочь с широкой улыбкой на лице и выглядела крайне измученной. Видимо, все три дня были для неё очень нервные, что неудивительно, ведь её ребёнок не приходил в себя столько времени.
Первым, кто прервал объятия, стал мальчик лет четырнадцати. Он хмурился, странно разглядывая лицо Минами. Его имя вмиг пронеслось в голове — это был Ивао, её старший брат. Пожалуй, он был копией отца, только моложе. Те же черты лица, те же глаза, волосы; единственное отличие — родинка над губой.
Рядом стоял ещё один мальчик, помладше. Следуя логике, он её второй старший брат — Шинджи. Он, в отличие от Ивао, обнимал сестру, не отпуская. Мальчик выглядел на лет этак восемь. У него были короткие чёрные волосы и такие же выразительные глаза, сильно контрастирующие с бледной кожей. Шинджи был одет во всё чёрное: в чёрное хаори, такие же хакама и плетёные дзори.
Объятья и слёзы, казалось, не закончатся никогда. Женщина — то есть мама — плакала. Отец старался её утешить, Шинджи обнимал сестрёнку, говоря, как сильно рад, что с ней всё в порядке, а Ивао просто сверлил взглядом.
Наконец сумев успокоиться, мама спросила:
— Дорогая, как ты себя чувствуешь?
— У меня ужасно болит голова, и я бы хотела отдохнуть, если можно, в тишине, — соврала, смутившись таким откровенным беспокойством о её здоровье, Минами.
— Хорошо, ты права, милая. Мы пойдём, а ты отдыхай, — произнёс отец.
— Да, доченька, отдыхай, — шмыгнув носом, поддержала мама. — Через час Хана принесёт тебе поесть, ты, наверное, проголодалась.
Все резко засобирались и направились к выходу, прихватив Шинджи, который прилип к сестре и ни в какую не хотел отпускать. Ивао последовал за родителями неспешным шагом. Отец напоследок лишь сказал, что через три часа он вернётся с ирьёнином.
***
Когда все ушли, у Чжунлин наконец-то появилось время спокойно и в тишине осмотреть комнату, в которой она оказалась. Сказать, что в комнате не было ничего привычного ей, — не сказать ничего!
Лежала она на большом футоне, привычной ей кровати здесь не было и в помине. Комната была полностью выполнена в японском стиле. В помещении Чжунлин, точнее теперь Минами, заметила осиирэ, тумбочки из дуба, низкий столик, покрытые лаком сёдзи, бёбу и ковёр красного цвета. Комната выглядела довольно богатой, хотя её интерьер был крайне минималистичным.
Приметив взглядом зеркало, И с замиранием сердца подошла к нему.
Из отражения на Минами смотрела… кроха лет четырёх-пяти!
«Вот же черти — один рогатый, второй безрогий! — мысленно обругала девочка местного Янь-вана и странного дедулю-мудреца. — Я так надеялась, что буду хоть немного старше! С другой стороны, у меня вагон времени, чтобы научиться всему и приниматься за поиски неведомой херни, о которой говорил Янь-ван».
Девочка ещё раз придирчиво себя осмотрела. И осталась более чем довольна, малышка Минами была настоящей красоткой: тёмные глаза цвета чернил, тёмно‐каштановые, слегка волнистые волосы, белоснежное, почти фарфоровое личико. На ней — простенькая на вид белая юката с цветочным узором, которая представляла собой хлопчатобумажный халат, подвязанный оби. На шее красовался кулон с бирюзовым камнем.
«Ну и ладно, — решила Минами, возвращаясь на футон. — Буду решать проблемы по мере их поступления. Пока единственное, что мне и правда нужно, — чтобы прошла окаянная голова».
Немного поворочавшись, девочка сама не заметила, как заснула.
***
Минами разбудил лёгкий стук, и почти сразу сёдзи медленно приоткрылись.
— Госпожа, можно войти?
Девочка нехотя приподнялась с футона, разумом всё ещё пребывая во сне.
— Войди, — согласно кивнула маленькая госпожа, сонно потянувшись.
В комнату с подносом в руках зашла Хана и склонилась в уважительном поклоне. Минами лишь поразилась её ловкости, удивлённо оглядывая. Как только Хана не уронила поднос, выделывая такие пируэты?! Девушка подошла и начала накрывать на столик. Минами всё ещё заинтересованно наблюдала за ловкостью её рук, как легко Хана расставила блюда с подноса на стол буквально за одну минуту.
— Могу ли я поинтересоваться, как ваше самочувствие, госпожа?
— Всё в порядке, Хана, я чувствую себя намного лучше, — так и не поднимаясь на ноги, сидя на футоне, ответила ей Минами.
Хана улыбнулась, снова почтительно кланяясь, и пожелала:
— Приятного аппетита, госпожа Минами.
Девочка, улыбнувшись, указала ей взглядом на сёдзи. Хана поняла намёк, проговорила:
— Госпожа, позвольте мне, пожалуйста, откланяться.
Минами лишь хмыкнула, отмечая сообразительность девушки. Заметив, что молчание затянулось, она поспешила ответить:
— Да, Хана, можешь идти.
Служанка ещё раз поклонилась и вышла, аккуратно прикрыв за собой сёдзи. Минами же поднялась на ноги и подошла к столику. Было любопытно, что за еду ей принесли.
— Японская кухня… — с восторгом прошептала девочка, негромко взвизгнув от счастья.
Ещё в прошлой жизни Минами обожала японскую кухню. Ей пару раз доводилось бывать в Токио в составе различных делегаций. Тогда-то она буквально потеряла голову от местных кулинарных изысков. И теперь подобное великолепие стояло перед ней: мисо-суп, лосось, моти и, наконец, сэнча. Живот заурчал, и девочка немедля приступила к трапезе, начав с супа и закончив моти…
***
Минами наелась, что называется, от пуза.
Теперь, отдохнув и поев, можно подумать не затуманенной от боли головой. Свыкнуться с новым окружением оказалось непросто, но И должна это принять, ведь уже было очевидно, что назад она не вернётся, как бы сильно этого не хотела. Тело из прошлой жизни уже умерло в ледяных гималайских пустошах, а душа вместе с воспоминаниями перенеслись в новое тело.
«Да уж, никогда не думала, что почувствую себя героиней какой-нибудь подростковой маньхуа», — про себя хмыкнула девочка.
«Нет ничего невозможного, всё может быть, Чжунлин», — так говаривал дедушка. Как вышло, так вышло, поэтому не время наматывать сопли на кулак. Лучше побыстрее прийти в норму и начинать учиться. И искать неизвестную фигню, угрожающую целой вселенной.
Минами тяжело вздохнула. Чёрт дёрнул подписаться на всё вот это! Да, она знала, что комплекс героя у неё есть, но не до такой же степени! И как вообще все местные шиноби проморгали такую опасную штуковину, чем бы она там ни была?! Девочка сделала себе засечку в памяти — поискать что-то странное в истории мира шиноби. Вдруг бывали какие-то дикие прецеденты?
Размышления прервал негромкий стук в раму сёдзи. В дверях стоял Хотару, новый отец Минами. За ним послышались чужие шаги, и девочка увидела, как за его спиной, склонившись в приветственном поклоне, стоял… очень странный человек. Он и есть ирьёнин?
Продолжение следует…
