Smoke In The Night (Дым в ночи)

Его взгляд опускается вниз, и он видит открытые, немигающие глаза — видит маленькие руки, безвольно лежащие на тёмном камне. Кровь сочится из-под… «Тела» — услужливо подсказывает разум Дин Жуна. Струйками собирается в лужу. Как будто Ван Чжи умер совсем недавно. Как будто он ещё был жив, и его сердце выбивало неровный ритм, незадолго до того, как здесь появился Дин Жун. Он опоздал, и самое странное в этом то, что он увидел тело издалека. Ничего не щёлкнуло у него в голове. Он не… Не подумал… И теперь, глядя вниз, он не может… Шан Мин что-то говорит. Мерзкий старик. Он прибыл на место задолго до Дин Жуна. Кровь всё ещё собирается в лужу. Он убил Ван Чжи. Дин Жун пристально смотрит, и его зрение начинает размываться, начинает плыть. Он видит как шевелится тело, и у него перехватывает дыхание. Ван Чжи со стоном садится и поворачивается, глядя на него снизу вверх со знакомым выражением смутного раздражения. Он выглядит так, словно его только что разбудили, но на его лице кровь. Он стирает её тыльной стороной ладони, размазывая по коже. — Что? — огрызается Ван Чжи. — Помоги мне подняться. И Дин Жун делает шаг вперёд. — Подожди минутку! — Гнусавый голос Шан Мина прорезает ночь, и Дин Жун останавливается, поворачивая голову, чтобы посмотреть на старика. Шан Мин всхлипывал в платок, но его лицо не влажное. Глаза даже не покраснели. И он всё ещё тратит слова. Всё ещё оправдывается. —Мы не должны ничего трогать и передвигать на месте происшествия, — говорит Шан Мин. Дин Жун снова смотрит вниз. Ван Чжи всё ещё мертв. Шан Мин убил его. «Я разрежу тебя с востока на запад, как садится солнце», — думает Дин Жун. Его рот произносит другие слова. Лежащий перед ним на земле Ван Чжи переворачивается и смотрит вверх, улыбаясь окровавленными зубами. — Как ты собираешься спрятать тело? — спрашивает он, несмотря на рану поперёк горла, пульсирующую с каждым словом. — Послушай меня, — привлекает к себе внимание Шан Мин, когда зрение Дин Жуна затуманивается. Дин Жун снова смотрит направо и чувствует, как что-то горячее стекает по его щеке. Он плачет на глазах у Шан Мина, который не видит слёз, потому что ему всё равно. Он занят тем, что вовлекает Дин Жуна в свои планы по захвату власти, пока Его Величество отсутствует. Его Величество. — Тан Фань и Суй Чжоу, — говорит Шан Мин, но Дин Жуну всё равно. Он знает, что они не преступники, но он не возражает… Не пытается как-то опровергнуть обвинение или привести аргументы в их пользу. Он снова опускает взгляд и видит, что лицо Ван Чжи накрыто платком. Только после того, как Шан Мин ушёл вместе со своими подчинёнными, Ван Чжи сдергивает платок и, усмехнувшись, снова садится. — Сделай так, чтобы это выглядело как несчастный случай, — рассуждает он. — Как что-то действительно унизительное. Бедняге Шан Мину стоит споткнуться о ступеньку. — Что если это его не убьёт? — Дин Жун наклоняется, и помогает Ван Чжи подняться на ноги. Ван Чжи фыркает. — Тогда перережь ему горло, — бросает он, и из его шеи снова вытекает немного крови, оставляя скользкий багровый след, окрашивающий кожу. — Тогда будет очевидно, кто его убил, — говорит Дин Жун, глядя на окровавленного Ван Чжи. Красный цвет его крови трудно отличить от цвета его одежды в темноте ночи. Дин Жун улавливает что-то краем глаза, когда отворачивается, но его взгляд не задерживается на этом движении надолго. — Там Тан Фань, — замечает Ван Чжи, но Дин Жун не утруждает себя тем, чтобы оглянуться и подтвердить это. Ему всё равно. Он уходит из Хуаньи в сопровождении Ван Чжи, идущего с ним в ногу, и отрядом солдат Западной ограды, следующих за ним строем. Они вернутся обратно в комплекс, а затем солдаты присоединятся к Восточной ограде. В кабинете Ван Чжи темно, но Дин Жун зажигает несколько свечей и наполняет чашу водой из умывальника. — Жун-эр, — неодобрительно восклицает Ван Чжи, расхаживая по комнате. — Ты знаешь, что я плод твоего разума, так зачем ты беспокоишься об этом? В груди Дин Жуна что-то сжимается, и с каждым вдохом, который он делает, кажется, что всё больше слёз подступает к горлу и наполняет глаза. Однако они остаются там, лишь заслоняя ему обзор. Он выпивает немного воды, и это помогает ослабить узел на его сердце. Помогает ему дышать. — Я всегда беспокоюсь, когда это ты, — глухо говорит Дин Жун. — В этом моя погибель, не так ли? Комната начинает кружиться перед глазами на этих словах. Он отставляет воду, пошатываясь идёт к столу и, внезапно обессилев, падает в кресло Ван Чжи. Ван Чжи подходит ближе и садится к нему на колени, обнимая Дин Жуна за плечи и перекидывая ноги через подлокотник кресла. Он упадёт, если будет вот так сидеть, так неустойчиво. Дин Жун обнимает Ван Чжи за талию, чтобы тот не свалился с сиденья. Может, он и плод воображения Дин Жуна, но его ощутимый вес кажется таким реальным. Кожа на его шее очистилась сама собой, и рана затянулась. Он удобно устроился на бёдрах Дин Жуна, совсем как новенький. Целый и невредимый. — У тебя фантастическое воображение, — ухмыляется Ван Чжи. Он наклоняется, его лицо оказывается так близко к лицу Дин Жуна, что тот чувствует дыхание Ван Чжи на своей коже. — Если только это не основано на воспоминании. — Это основано на воспоминании, — соглашается Дин Жун. — Однажды ты упал мне на колени, когда выходил из повозки. Ухмылка на лице Ван Чжи сменяется искренним удивлением. Это правда, что когда-то давно он действительно упал Дин Жуну на колени, и тот случай был причиной того, что Дин Жун стал первым выбираться из повозки. — А что насчет этого? — говорит Ван Чжи и наклоняется ещё ближе, кладя руку на затылок Дин Жуна и заглядывая ему в глаза. Дин Жун колеблется. — Однажды ты разозлился. — Ты забыл о нашем поцелуе? — надувает губы Ван Чжи. — Нет, — мягко отвечает Дин Жун. Но ты забыл, не так ли? Ван Чжи пожимает плечами. Он не может сказать. Он не знает. Он ненастоящий. Он тяжело вздыхает. — Жун-эр, — тянет Ван Чжи, сворачиваясь калачиком и кладя щёку на плечо Дин Жуна. — Ты уже такой жалкий, а ночь ещё даже не закончилась. Как ты собираешься жить без меня? Ты совсем разбит. Дин Жун сжимает руки крепче вокруг Ван Чжи, не чувствуя в объятиях ни тепла, ни холода. Он не удосуживается пожать плечами в ответ на этот вопрос. Он полагает, что просто сможет. Жить без Ван Чжи, он имеет ввиду. — Ты убьёшь Шан Мина? — хочет знать Ван Чжи. — Может быть, — бормочет Дин Жун, глядя на закрытые двери, которые находятся прямо напротив стола Ван Чжи. — Ты хочешь, чтобы я это сделал? — Он действительно приказал убить меня, — размышляет Ван Чжи. — Он должен как-то за это ответить. — Он делает паузу. — А что насчет Тан Фаня и Суй Чжоу? Они исчезли так же, как и Его Величество. Тан Фань, должно быть, проиграл Вань Аню во дворце, но сбежал, чтобы найти нас в Хуаньи. Он был там, наблюдал, не так ли? Ему понадобится помощь. Дин Жун кривит губы. Давление за его глазами наконец-то спало, и он не думает, что снова заплачет. — Даже будучи воображаемым, ты забиваешь мои уши чушью о Тан Фане, — возмущается он. Ван Чжи ёрзает у него на коленях, немного отстраняясь, чтобы бросить на него раздражённый взгляд. — Это не чушь, Дин Жун. На карту поставлена судьба Мин. Снаряды может и уничтожены, но Ли Цзылун ещё не мертв. Дин Жун стискивает зубы, опасные слова рвутся с его губ. Однако он не может заставить себя сказать их даже ненастоящему Ван Чжи. За его глазами появляется тупая боль, заменяющая желание плакать. — Что же мне тогда делать? — спрашивает он. Ван Чжи смеётся, коротко и резко. — А ты что думаешь? Что, по его мнению, Ван Чжи хотел бы, чтобы он сделал? Он понимает, что больше не знает. Не совсем так. Он не знал наверняка уже несколько недель… просто не хотел себе в этом признаться. — Ты когда-нибудь… — он моргает, мышцы в его горле снова сжимаются. На его лицо ложится рука, и Ван Чжи заставляет его повернуть голову и посмотреть на себя. — Я здесь только потому, что ты пока не хочешь меня отпускать, — спокойно говорит он. — Не утруждай себя вопросами, на которые никто из нас не знает ответа. Дин Жун моргает и кивает. Не трать слов попусту. Он наклоняется вперёд и наконец-то снова целует Ван Чжи так же, как несколько месяцев назад, далеко-далеко отсюда. Губы Ван Чжи на вкус как слегка горьковатое вино, которое подают на севере — это единственное воспоминание, оставшееся у Дин Жуна, потому что пристрастие Ван Чжи к выпивке — единственная причина, по которой он знает вкус его рта. Он целует Ван Чжи раз, другой, а затем тот отстраняется и встаёт, оправляя свой халат. — Ван Чжи, подожди, — зовёт Дин Жун, впиваясь пальцами в подлокотники кресла Ван Чжи, как будто его тело хочет заставить себя встать… последовать за ним, как он всегда делал. Ван Чжи останавливается на пути к двери и оглядывается через плечо на Дин Жуна, который обнаруживает, что оказался в ловушке, не в силах заставить тело подняться с кресла, которое теперь должно принадлежать ему. Ван Чжи сияет даже в неровном свете свечей. На его губах играет улыбка, но не в глазах. Это знакомый взгляд, и не только потому, что Дин Жун хорошо знает все выражения Ван Чжи. — Я любил тебя, — выпаливает Дин Жун, задыхаясь, потому что признание выбивает из него весь воздух. Холодная улыбка на лице Ван Чжи становится шире. — Какой же ты дурак, — отвечает он и отворачивается как раз в тот момент, когда узел в груди Дин Жуна снова затягивается. На этот раз ему, наконец, удаётся задушить в сердце то, что поддерживало жизнь Ван Чжи. В мгновение ока Ван Чжи исчезает, и кабинет снова пустеет, тишина громко отдаётся эхом. Дин Жун смотрит на двери в другом конце комнаты, сердце колотится. Ему кажется, что стоит ненадолго закрыть глаза, открыть их и он снова увидит Ван Чжи, который, возможно, ворвётся через дверь и рявкнет на него, чтобы он встал. Медленно, осторожно Дин Жун ослабляет хватку на подлокотниках своего кресла. Кончики его пальцев немеют. Он моргает, неуверенно оглядываясь по сторонам. С надеждой. Мгновения пролетают незаметно, и пламя свечей по всему кабинету долго горит в продолжающейся тишине. Дин Жун зажмуривает глаза и считает. Раз, два, три. Он открывает глаза, но двери перед ним остаются закрытыми. Ничего не изменилось, но всё теперь по-другому.