колесо страданий

Вид на воду поистине потрясающий. Зеленоватые листики плавают по ней,как кораблики,словно играя в морской бой. Солнце предательски палит на полную катушку,от чего Симон невольно жмурится,прикрывая глаза ладонью. Вильгельм перебирает кофейного цвета,а так же благодаря шампуню и запаха кудряшки,пропуская их сквозь пальцы,как ледяные струйки ключевой воды. Рюкзаки свалены в одну кучу около большого камня,в то время как парни расстелив пушистый плед наслаждались приятными ощущениями. — Вилле? — М? — А я люблю тебя! — мальчик будто ребенок игриво смотрит на бойфренда,лежа головой на его коленях,чуть запрокинув голову вверх. — А я тебя тоже. И всегда буду. Буду любить и буду рядом. Эрикссон протягивает ему мизинец,в знак великой клятвы. — Всегда будешь рядом? Вильгельм хватается своим пальцем за его,произнося заветные слова: — Всегда буду рядом. *** — Всем отрядом врачей приносим вам свои искренние соболезнования. Извините. — врач спешит удалиться в любой из кабинетов,лишь бы не видеть этого всего. Из груди Симона вырывается короткий вдох,разносящийся эхом по всему пространству. Симон плачет. Симон не верит в это. По крайней мере не хочет верить в это. Вилле умер. Фелис рыдает,накрыв полусогнутое,задыхающееся тело друга своими руками. Королева сидит неподвижно,прожигая стену пустыми словно колбы глазами. Симон предательски дрожит,бубнит себе что-то под нос,тяжело дышит и переосмысливает случившиеся. Этого не должно было быть. Не должно Это уже есть. — Тише,Симон,пожалуйста.. — Фелис тихо приливает слезы,склоняясь над мальчиком. — господи,мне так жаль.. По жесту Королевы,телохранители поняли,что Эрикссону требуется помощь. Двое мужчин подхватили его за плечи,пока Фелис шмыгая носом плелась рядом. Их посадили в машину. Никто из них не проронил ни слова. Он мертв Симона трясло. Ноги буквально подкашивались,а на соленые слезы не хватало и сил. Они просто лились,заставляя ресницы вечно подрагивать. Он был в его толстовке. Он не знал что будет дальше. Его парня больше нет и не будет никогда. Он откровенно совершил глупость. Позволил гребанной болезни забрать Вильгельма. Его мальчика. Парень обнимает себя холодными руками,не обращая внимания на постоянный тремор и вжимается в кресло. Так больно ему еще не было. Фелис плачет. Плачет закрывая рот рукой и отворачиваясь к окну. Королева едет в другой машине. Деревья мелькают. Это тот самый горчичный лес,где они должны быть счастливы. Счастливы в несуразной одежке,с нелепыми привычками и словами любви. Но этого нет и это будет гложить Симона всю оставшуюся жизнь. *** Еле переставляя ноги он оказывается у своего порога,слыша за спиной звуки колес отдаляющейся от домика Эрикссонов машины. Глаза до безумия жжет. Невыносимо хотелось думать о чем-нибудь другом,лишь бы не о постепенно теряющем четкость образе Вильгельма. Симон нащупывает в кармане ключ и тыкается им мимо замочной скважины. Он царапает ногтями дверь,стараясь ухватится за что-то,но все тщетно. Ноги не держат. Парень зажмурясь до узоров перед глазами наугад вставляет ключ и ради всего святого попадает. Это был первый раз,когда он действительно не хотел домой. Эрикссон неспешно проворачивает ключ,после чего будто делает шаг в пропасть. Здесь был он. Был. — Симон,Сара написала мне о том,куда ты поехал! — взбаламученная Линда чуть ли не подпрыгнула с места,на котором сидела,когда Симон в последний раз видел ее перед уходом. Лучше бы не уходил вовсе. — сынок,не плачь,пожалуйста,он такой сильный мальчик,Вилле со всем справится. Женщина с ласковой улыбкой встает со стула,чтобы обнять сына в знак поддержки,но встает в ступор после слов мальчика. — Не справится. Никогда больше. — говорит он,опуская взгляд в пол. — его больше нет. Симон падает на колени,пытаясь зажать рот руками,чтобы хоть как-то заглушить до боли бешеный рев. Он разрывает грудь,заставляя задыхаться и глушить себя страданиями одновременно. Теперь он знает каково это. — Симон,господи.. — Линда сама кидается на пол,прижимая к себе сына. — тише,тише..Как же так то.. Симон больше не способен унять кошек,скребущих на душе,убивая себя своими же,будь они прокляты,мыслями. Как он будет жить дальше? Он не знал и это определенно заставляло еще больше сжаться в объятиях матери и тихо поскуливать. Теперь он сам был готов принять смерть достойным образом. Пусть мучительно,зато ей быть,хотя умереть в руках мамы не самая лучшая идея. Это была попытка напоследок побыть порядочным членом общества и не портить никому настроения. *** Симон не спал этой ночью. Теперь мир навсегда состоял из боли и истерик,чередующихся с полным опустошением. Мозг ощущался пропущенным через мясорубку,а тело ощущалось большим бессильным мешком картофеля. Симон на спал. Больше не спал. Его страхи о наступлении утра подтвердились мгновенно,едва ли наступило восемь. О смерти Кронпринца Вильгельма трубил каждый новостной сайт. Это было невыносимо. Утром Линда аккуратно постучала в дверь комнаты,но парень не стал реагировать на это. Не из принципа,нет. От усталости и безысходности. Он не знал что делать. Она принесла завтрак,аккуратно поставив тарелку на рабочий стол,поморщившись от звука,который она издала и с жалостью глянула на отвернутого к стене сына. В руке сжимающей кулак непозволительно мялся конверт. — Сынок, — она обреченно сглотнула,не решаясь присесть на край кровати. Для нее этот разговор был более чем просто нелегким. Женщина боялась быть й собственным сыном будучи заплаканной в своей спальни. Она не представляла что будет с сыном. — Вилле кажется просил передать тебе это. Симон вздрагивает от произношения столь родного для этих стен имени и моментально принимает сидячую позу,разглядывая конверт,пока Линда качая головой всматривалась в синяки и складочки под краснючими глазами. — Как..Когда? Когда он дал это? Он жив? — выжидающе покосился на мать,на что та лишь прикрыла лицо руками,боязно хлопая глазами,обдумывая свои слова по нескольку раз. — Он передал мне это в прошлое воскресенье,родной. Господи,как же это.. — Линда лишь пару раз тихонько шмыгнула носом и поспешно удалилась из комнаты. За дверью нескончаемым потоком лились всхлипы,постепенно затихающие вместе с шагами. Больно. Мальчик словно животное разрывает конверт,от чего содержимое,представляющее собой лист А4 сложенный в три раза и какой-то сверток небольшого размера высыпаются на пол. Без раздумий он хватает первое — лист,и судорожно разворачивает его. Детка,привет! Если ты это читаешь,то меня уже нет в живых. Я передал это Линде,на случай если вдруг получится так,что я скончаюсь не зная этого. И если ты держишь это в руках — значит Линда поняла в какой именно момент нужно тебе его отдать. Я пишу это на следующий день после того как съездил во дворец. И мне пиздецки страшно,если честно.. Симон,к сожалению долго бы я не прожил. Я уже давно догадался,что болезнь неизлечима,а врачи все мялись,да самим было боязно это признавать. Я боялся,что от меня ничего не останется,поэтому,собственно,вот. Итак,насчет Эрика. Во дворце,моя мать дала мне записную книжку брата,сказала что нашла ее на шкафу. Мне было велено прочитать что там. Мне кажется,зря я это сделал. Оказалось,что Эрик тоже был болен. Был болен приступами. Но он настолько тщательно скрывал тот образ безудержной боли под маской кронпринца,и вот к чему это привело.Он разбился на машине из за очередного приступа. Знаешь,наверное нам суждено было вот так вот «пропасть». Моя жизнь отражала в себе все,чего я так боялся. Но у меня был ты. Я никогда не мог и подумать,что смогу любить кого-то настолько сильно,насколько люблю тебя. Ты потрясающий,Симме. Ты шагаешь к своей цели не смотря ни вниз,ни наверх. Распологаешььк себе людей. Люди нуждаются в тебе,потому что ты изумительный. Ты спас меня. Иронично,но я думаю,что меня бы не было совсем по другой причине,если бы не ты. Я был бесконечно рад касаться тебя,обнимать,нелепо целовать и смотреть Нетфликс по вечерам. Я прожил ту жизнь,о которой мечтал. Потому что в ней был ты. Я просыпался ради тебя,учился ради тебя,засыпал ради тебя и молился проснуться,только бы рядом с тобой. Ты меньше чем за неделю вернул мне желание жить,сам того не подозревая. Не нужны мне развлечения,мне ты нужен. Для меня было огромной честью быть твои бойфрендом,Симон Эрикссон. Я так сильно тебя люблю,малыш,так люблю. Теперь предсмертное письмо не выйдет лживым (я все еще помню тот случай). Меня нет,ура(?). У меня есть к вам небольшая просьба.. Ее ты сможешь прочитать в одном из кусочков бумаги в свертке. Я не перестану повторять,насколько сильно ты мне нравишься,любовь. Будь пожалуйста счастлив,не зацикливаться на моей смерти. Найди себе достойного человека,который сделает тебя таким же живым,как сделал это ты со мной. Я люблю тебя,малыш-Симме. Навеки твой,Принц—дурила❤️ Смятые листы из под конверта летят на пол с дикими воплями. Он опрокидывает стул,сметая со стола все стаканы с карандашами. Симон хватается за волосы,тянет их в разные стороны,беспомощно жмурясь. На глаза попадается рамка. Он стремительно направляется к ней,хватает ее и разговаривает будто с живым Вильгельмом: — ТЫ ОБЕЩАЛ! ТЫ,МАТЬ ЕГО ОБЕЩАЛ ВСЕГДА БЫТЬ РЯДОМ! Мальчик замахивается рукой,в попытке разбить застекленную фотографию об пол,погружая комнату в миллиарды осколков,но рука предательски дрожит и он просто кидает ее на кровать,сворачиваясь колачиком на бордовом ковре. Все плохо. Все очень плохо. *** Мой сын Вильгельм действительно погиб. Его забрала страшная болезнь,о которой вам всем было известно. Похороны будут проведены как Королевским составом,так и в Хиллерска — в школе где учился Вильгельм. Они состоятся в среду,в 10:30 в церкви. Приглашены все учащиеся. Что касается наследника — престол займет его троюродный брат Август,который учится на третьем курсе в Хиллерска. Я не могу сказать ничего больше на эту тему. — говорит Королева в своём интервью. В свертке была небольшая бумажка предназначенная Фелис и остальной компании девочек,кусочек бумаги,где была ласковая просьба написать кое что на его надгробии и то самое лезвие опасной бритвы,которой он наносил себе глубокие порезы в далеком прошлом. А рядом просьба уничтожить предмет. Любым возможным для этого способом. Аюб с Рош не переставая написывали,и даже заявились домой к Эрикссонам,на что Линда вежливо попросила их удалиться. Впрочем,это было ожидаемо. Симон больше не ел Симон не понимал Симон совсем не пил И отвратно спал. Друзей понять можно было,они всегда делали все вопреки нормам жизни,хотя бы по инициативе Рош. Делали это неосознанно и явно с благими намерениями. Но Симон не удостоил их ответом и даже не корил себя за это. Просто не было сил. Единственный раз он взял телефон лишь во вторник. Чуть зажмурившись,чтобы не попасть на очередную уловку с отвратными новостями,а лишь в мессенджер с Фелис. Из ее сообщений он понял,что она много плакала. В видео,которые она ему отсылала отчетливо виднелись распухшие веки. Делала она это лишь из страха к тому,что друг сделает что-то с собой. Бесконечно сожалела и извинялась за слезы,которые проливала каждый раз,когда в конце видео приходилось вновь говорить о нем. Последним ее сообщением было оповещение о похоронах и просьба придти туда,ради них с Сарой. Сама она отказала петь в хоре,а Симону никто и не предлагал,что было бы просто краем. Он долго отнекивался и говорил,что не ступит и шаг на территорию школы,но когда заплаканная Сара говорила о любви к брату — он сдался. Ему хотелось чтобы все кончилось. Это безбожное сокращение о том,что ему приходится чувствовать,и страх темноты,и мнение окружающих и последствия. Пару раз думал наложить на себя руки,но лезвие было закопано под землю Линдой,по просьбе сами знаете кого. До чего же смешно,он не изрезал себе ключицы лишь из уважения к просьбе умершего парня. Ел он исключительно по надобности. А точнее когда живот скручивало до перелома ребер. Они не говорили с матерью об этом. Каждый раз окажись он на кухне,лишь тихо шуршал упаковкой из под хлеба и так же бесшумно уходил к себе в комнату. Сама Линда так же бесконечно плакала,только когда можно было. Каждый раз направляясь в комнату сына покормить рыбок боролась со страхом найти лишь бездыханное тело,от которого ничего не останется. Но отгоняя подобные мысли,чуть ускоряла шаг и убеждалась в том,что Симон спит,догадываясь,что тот лишь делает вид. Ему снится он. А притворяться нужно. Так проще. Симон больше не представлял своей жизни как что-то отдельное. Это было скорее..фактом. Он живет,да и все в принципе. В этом уже не было ничего хорошего,это все превращалось в сгусток отходов,в котором он разлагался сам. Сражаться с самим собой,чтобы вновь не зайти в мессенджер с контактом «Mi amor💜» и не перечитать все то,что было. Но из разу в раз это определенно заканчивалось плохо. Именно поэтому ночью он обнаруживал себя на ледяном полу в ванной,в полнейшей дереализации. Дни напоминали те самые нелепые разговоры на поздней тусовке о смысле бытия,к которым Симон всегда относился достаточно скептически по двум причинам: этот самый смысл обычно сидел рядом с ним,потягивая из трубочки что-нибудь средней крепости,либо же он и вовсе не ходил на вечеринки,а смысл так же сидел рядом. Все в его жизни сводилось к Вильгельму. Поэтому телефон был для него кирпичом и божественным устройством одновременно. Днём можно было скролить ленту пинтереста,пытаясь найти хоть что-то хорошее в артах с Imagine Dragons. Однажды ему попался фан-аккаунт Вилле,где в комментариях строили теории насчет их отношений. А на фото были они. Два счастливых болванчика на футбольном поле. В четыре часа утра было не очень приятно разгребать мамину аптечку, в попытках найти хоть-что нибудь похожее на успокоительные. Во вторник телевизор в доме Эрикссонов,который обычно создавал какую-никакую уютную атмосферу да и в целом был включен практически всегда,был обесточен (по инициативе их самих). Это был день,когда по всем новостным каналам передавали похороны Вильгельма в Королевском составе. Симон чувствовал себя безумцем. Тем самым ребенком,который зажимал уши во время пьянок невменяемого отца и скандалов,когда были обнаружены его наркотики матерью. Отчасти чувствовал себя уже мертвецом. Что кстати было приятно и вызывало рвотный рефлекс одновременно. *** Среда. 09:04 Школьный пиджак смотрится на нем скрюченным и смятым. Впрочем,как и брюки. Фелис написала ему несколько сообщений,чтобы удостовериться в его присутствии на похоронах. Парень отвечал не очень многословно,но ответы содержали в себе слово «приду». За такое короткое время,которое Симону показалось адовым,он ни разу не вышел на улицу. Так странно было задумываться о том,что когда-то на этом пороге стоял он,с улыбкой звоня в звонок,радостно принимая объятия Эрикссонов. Когда-то здесь они проходили вместе,по ребячьи дурачась,щекоча друг друга,наслаждаясь ощущением полной безопастности. От завтрака и сопровождения Симон наотрез отказался. Больше эту тему они не поднимали. Он словно партизан выглядывает из дома,щурясь от весеннего солнца. Ноги предательски подкашивались. Он делал шаги в бездну. Воздух больше не ощущался чем-то вроде наслаждения. Он и музыку забросил. Это казалось бессмыслицей. В автобусе занято было лишь одно место. Его заняла миловидная пенсионерка,которая вскоре вышла на соседней остановке,оставив парня полного размышлений в своем собственном пузыре отчаяния. Его тошнила от слов «я,себя,мой». Ему действительно нужно было сказать: «это моего парня,Вилле». Имя продолжало вязать язык,оседая на самое сердце ржавым налетом. Так больше не могло продолжаться. Мальчику было действительно тяжело видеть знакомое здание школы из окна. Теперь оно хранило в себе лишь погань,хранившуюся в той самой комнате номер пятнадцать. Симон осторожно оглядывается по сторонам,и заметив компанию друзей стоящую на остановке — горько вздохнул. Легкое облегчение с примесью душистого негодования. Он чуть ли не выпадает из автобуса,падая в объятия дрожащей Фелис. Они не знали что делали,они знали чем были связаны. Сара с опаской взяла брата за руку и тихо сжала. Путь до церкви они провели молча. Симона натурально дергало от всего,что происходило вокруг него. Дикие и спокойные,с упреком и жалостью взгляды. И все устремлены на него. Вилле бы сейчас сжал его плечо посильнее,шепнул на ухо что-нибудь забавное и наслаждался улыбкой любимого,тщательно скрывая,что большое количество людей не приносило ему самому никакого удовольствия. Черт,почему все его мысли сводятся к Вилле? Никто из учеников не осмелился подойти к сидящему на каменной ограде Эрикссона. Если раньше существовали хотя бы ободряющие кивки,то сейчас не было и этого. Он просто зажмурившись и зарыв лицо в согнутые колени ожидал начала всего кошмара. Это было невыносимо. Вильгельм умер. Черт возьми,умер! Симон правда не знал как должен ощущать себя в этой ситуации. Его трясло. Тело покрывалось мелкой дрожью,а глаза приобретали красный оттенок по краям. Ногти впивались в руку и оставляли за собой алые следы,когда кулак разжимался. НЕ-ВЫ-НО-СИ-МО! Он ощущает руку,которая аккуратными,не резкими движениями поглаживала его коленку. Симон нехотя поднимает голову и видит перед собой.. — Зравствуй,Симон. Не возражаешь? — женщина кивает на место рядом с парнем. На ней надета потрясающая черная блузка с рюшками,черная юбка,закрывающая самые лодыжки. А ее голову украшала шляпа,с небольшым кусочком фаты и прикрепленной на ней такой же черной розочкой. Она неловко мнется и старается доброжелательно улыбнуться. Она тоже плакала. Симон устало кивает,меняя свое положение,в котором просидел кпоследние двадцать минут. — Спасибо. — она аккуратно приземляется рядом с мальчиком,давая охране жест о полном порядке. — ты имеешь полное право злиться на меня. Я была отвратительной матерью,я думаю ты и сам это понимаешь. — брюнет непонимающе косится на нее,вслушиваясь в каждое слово. — ты любил его. Это видно. Он тоже был безума от тебя. — смешок. — мне очень жаль,мне хотелось бы повернуть время вспять,чтобы предотвратить то,что есть. Он запомнил меня как женщину,а не как мать. А тебя.. Он любил слишком сильно. Спасибо за то,что появился в жизни моего мальчика,Симон. Извини меня. Люди начинают толпой вваливаться в церковь на начало «мероприятия»,поэтому Кристина ласково потрепала его по волосам и вместе с телохранителями направилась к выходу. Малин сжала кулаки и показала из Симону в знак поддержки. Это было большее,что она могла сделать. Мальчик переосмыслил все слова сказанные Королевой и задумчиво выдохнул. Симон в одиннадцатый раз думал о том,что все кончено. Он не видел как заносили роскошный гроб,обитый синей бархатной тканью по бокам. Да и видеть если честно не хотел. *** Хор запевал что-то нудное,еще больше вгоняющее в тоску. Королева не выпускала из рук платка,старясь беззвучно всхлипывать и смахивать выступающую влагу на лице. Людвиг лишь опустив голову легко сжимал ладонь жены,которая в свою очередь изредка трепала Симона по плечу. Фелис плакала. Лицо Симона не изъявляло ни единой эмоции,хотя наверное должно было. Он чувствовал себя неуютно в куче незнакомых людей. Вилле не хотел себе такие похороны. Он не любит,когда на него смотрят. И подобные мысли,проносящиеся в голове одна за одной заставляли его с отвращением морщиться. Бесполезная трата времени,не иначе. Сборище людей,которым наверняка плевать. После нескольких произведений исполненных хором,на «сцену» вынесли гроб,а директриса произносила речь. Эрикссон недоуменно пялился на гроб. Он чувствовал его там. Наверное ему жарко. Хотя,уже нет. Симон продолжал безнадежно теплить в себе мысль о том,что тот действительно ни о чем не жалеет. Что Симон все делал правильно. Но какое то жжение в груди он ощущал. Чувство невыполненного долга? Что-то было не так.. Очнулся он от собственных мыслей уже тогда,когда подруга протягивала ему салфетку. Мальчик с презрением покосился на девушку,после чего подушечкой пальца коснулся щеки,по которой стремительно текла слеза. Он усмехнулся собственной слабости и принял салфетку. Надо же. *** Телефон в руки неистово вибрирует,передавая дрожь по всему телу. Парень закатывает глаза,отвечая на звонок. — Да,мам. Я на месте. Все хорошо. — однотонно отвечал он. — нет,я сам доеду. Напишу,да. Все,давай,пока. Глаза маячат в разные стороны,пока он ступает по свежим тропинкам. Ветерок колышет чуть отросшие кудряшки,а моросящий дождь заставляет парня зябко поежиться. Руки неловко сжимают желтые розы. Две штуки. Сверяя данные,которые ему любезно предоставила Фелис,он без труда находит нужно место. Оно выглядит красиво,но не слишком богато. Они советовались с Симоном и сошлись на том,что Вильгельм не хотел бы,чтобы его выделяли. Он бросает взгляд на надгробие,на котором прописными буквами выведено.. «Время вышло.» Эрикссон аккуратно присаживается на асфальтированную площадку,проводя пальцем по каменной надписи. — Привет,детка. Я принёс тебе цветы. — он смущенно шмыгает носом и улыбается. — я ведь..Никогда не спрашивал какие ты любишь,надеюсь тебе понравится. — он заботливо кладет два цветка поверх огромной горы других,не менее красивых цветов. — кажется здесь побывали уже все,кроме меня. Знаешь,трудно было найти силы,но я справился. Я безумно скучаю по тебе. Его взгляд падает на фразу,выведенную мелким шрифтом в правом нижнем углу надгробия. Счастливого рождества,Симон:) — Вот ты черт,все таки Фелис уговорила..— Симон усмехается,смахивая слезу. — ты мне снишься. Очень часто. Я не могу жить без тебя,это оказывается так трудно. Все твои вещи отдали мне,я разбирал их и плакал. Кстати помнишь ту рыбку,которую ты подарил мне на день святого Валентина? — мальчик бережно снимает с шеи подвеску. Любой другой посчитал бы его сумашедшим. — я ношу ее не снимая. Линда,Фелис,Стелла,Фредерика,Мэддс,Сара и..Твоя мама тоже безумно скучают. Август тоже выглядел расстроенным. Они очень любят тебя. Как и я. На слезы вперемешку с дождем,безостановочно капающие на фиолетовую толстовку он не обращал внимания. Не так важно,правда? — Знаешь,я вот что понял. У меня теперь..Незакрытый гештальт чтоли? Что-то было такое,что мне жить мешало. Так терзало меня изнутри,что я не мог существовать. И сейчас не могу. Так вот я наконец-то понял что это. И собираюсь исправить. Я люблю тебя,мой принц и буду любить. До самого последнего вздоха,как бы иронично это не звучало. Дождь,попадал на каменные ограды и создавал приглушенный шум. Он постепенно превращался в ливень,оставляя на одежде темные точечки. Симон вдохнул полной грудью. Это больше не казалось такой проблемой. Больше не казалось. Ведь все. До смерти его мальчика осталось 0 дней. Это странно? Возможно. Он все еще безумно надеется на то,что Вилл прожил счастливую жизнь. — Я хочу верить в то,что память бессмертна,потому что не хочу забывать тебя никогда. — последний слова,которые были брошены в сторону одинокой могилы,с фотографии которой солнечно улыбался солнечный мальчик Вилле. И неизвестно,было ли то самоубийство,или тело шестнадцатилетнего Симона Эрикссона,найденное на дороге и попавшее под грузовой автомобиль было лишь случайностью? Теперь об этом никто не узнает. Даже сами звезды.