Эгоист

Соседский мальчик с вечно спутанными волосами и разрезом от ножа на месте, где должна быть улыбка. Исаги пылко вглядывался в незнакомый силуэт, его зрачки угольными облаками плыли вслед за размашистыми движениями, как спутник за своей планетой. Мальчик дёрнул женщину около него за длинный рукав блузки, что-то очень быстро проговорил, запнувшись на каждом слове. Та ласково запустила пальцы в его отросшие вихры волос, ответив значительно тише, размереннее. Брелок с пчёлкой на рюкзаке смешно дёрнулся, пальцы Исаги потёрлись о забор, не понимая, что должны делать. Он переминался с ноги на ногу, шорохом травы почти разрушая скопившийся вокруг уют. Мальчик тут же обернулся на звук, выражение его лица рассыпалось осколками. От резкой перемены Исаги слегка отшатнулся, но всё же робко улыбнулся новому соседу, кожей почувствовав смущение. Мальчик улыбки не разделил, мальчик ужаснулся, словно впервые в жизни увидел человека. Непонятная эмоция бензиновыми облаками промчалась в его глазах, когда он ближе прижался к женщине, стремительно исчезая в дверях нового дома. Исаги остался наедине с пустым двором и собственной растерянностью, не понимая, что сделал не так. Он видел этого мальчика в окне напротив всю следующую неделю. Он солнечным зайчиком мелькал за стеклом, но никак не давался в руки; кажется, даже из дома почти не выходил, словно был разыскиваемым преступником. Исаги сам по себе был замкнутым: боязливый тихоня, почти без друзей, но этот соседский мальчишка щекочущим ветром трепался у него в голове, не желая пропадать. Бачира Мегуру, так его звали. А вот его мама казалась полной противоположностью — яркая женщина с пятнами масляной краски на одежде и тёплым, как медовый пряник, голосом. Она иногда появлялась у них дома, ласково трепала Исаги по голове, а на вопросы про сына отвечала с мутной печалью в голосе и на лице. "— Мегуру сейчас сложно даётся общение, — женщина поднесла чашку к губам, сделала маленький глоток, — но если ты сможешь его разговорить, я буду очень рада". Это звучало как вызов: Исаги с блеском в глазах его принял. Только вот поймать этого "солнечного зверька" по-прежнему не было так просто. Пока однажды Исаги не увидел его на поле с футбольным мячом. Увидев отпущенный, казалось, в пустоту, пас, тело среагировало моментально, подтолкнув вперёд к цели. Нога соприкоснулась с мячом, отправив его по траектории чётко вперёд к невидимым воротам, которое воображение дорисовало само. Знакомая эйфория стянула грудь, волнами окутывая каждый мускул под кожей — восхитительно! Уголки губ растянулись в счастливой улыбке, на миг забыв обо всём, что происходило за пределами собственного тела. Внезапно в его плечи вцепились две маленькие руки, а перед глазами возникли чужие, полные искр и восторга глаза. — Монстр! — завопил мальчик, — ты — монстр! Исаги, совершенно не понимая смысл этих слов, взял его за предплечья и аккуратно отвёл их. Мозг, ещё не до конца обработавший происходящее, первым делом подметил в момент спавшие тени с лица соседа и его широкую зубастую улыбку. Запуганный и необщительный мальчик теперь сиял изнутри, как банка пойманных светлячков, из-за одного принятого паса. Разве не странно? С тех пор и Мегуру стал частым гостем в доме Исаги вместе с его мамой. Но в самом доме они редко оставались больше чем на полчаса: футбол оказался тем, что прочно связало двух мальчиков между собой. Футбольный мяч — точка соприкосновения, как один орган, одно сердце на двоих, без которого они не смогли бы существовать. Бачира любил футбол точно так же, как Исаги — он жил им, он дышал во все лёгкие только когда находился на поле с гулко бьющимся сердцем. Только вот во всём остальном они были совершенно разными. Исаги не был разговорчивым — он общался стопами, дающими пас, он улыбался забитыми голами и смеялся в пределах игровой площадки. Мир вне её пугал, там он был заложником собственной чувствительности и тревоги, связывающей по рукам и ногам. Его друзьями были чёрно-белый мяч и одеяло, под которым он прятался от стучащего в окна дождя, мысленно желая оказаться где-то не здесь. На чемпионате мира, забивая решающий гол, одерживая победу для Японии. А вот Бачира, казалось, растерял всю боязливость в уголках своей бесконечной улыбки с тех пор, как они заговорили. Он размахивал руками, искрился бенгальским огнём и взрывался смехом хлопушек, не заботясь совершенно ни о чём. Исаги даже малость завидовал такому свету, гадая, почему при первой встрече Бачира шугался его, как забитый щенок. — Почему вы переехали? — тихо спросил Исаги, подминая под себя ноги. Мегуру счастливо слизал мороженое с ложки, постукивая ногой по полу. Это был тот самый редкий момент, когда они не играли в футбол и не были в окружении взрослых: мальчики мирно сидели в комнате у Исаги, доедая любезно насыпанное им мороженное. Их маленькие обоюдные разговоры редко переступали черту чего-то личного, но сегодня с языка Исаги соскользнуло именно это. — Мама сказала, что так будет лучше, — Мегуру притянул одно колено к себе, слегка растеряв привычный жизнерадостный тон, — в той школе меня не особо любили. "Как возможно "не особо любить" этого парня?" — грозовой тучей пронеслось в голове Исаги. Странная эмоция дымкой окутала карамельные глаза. Совершенно не детская эмоция. — Но сейчас это не имеет значения, — сморгнув мутную пелену, потрескавшиеся губы снова улыбнулись, — теперь у меня есть монстр. И ты. Монстром он называл своего воображаемого друга, найденного в картинах своей мамы. Это казалось странным, но очень подходящим мальчику с разрезом-улыбкой и вьющимися локонами. Об этом самом «друге» Бачира мог говорить едва не часами, с редкими перерывами на воздух и глоток воды для пересохшего горла. Исаги всегда слушал эти рассказы как самые важные мировые секреты, боясь упустить хоть какую-то деталь. Диковинная жизнь новоиспечённого друга поднимала в нём интерес, ранее бережённый лишь для футбола. " — Ты очень похож на монстра" — как-то раз сказал Бачира в перерывах между играми. От этой фразы чувствительная кожа Исаги каждый раз багровела до самых ушей. — Тебе ещё не надо домой? — Не-а. — Твои родители не будут переживать? — Мама наоборот говорит, что бы я проводил с тобой больше времени, — доев мороженное, Бачира притянул к себе второе колено, звучно зевнув. — А папа? — У меня его нет, — Исаги тут же стушевался, пробубнив извинения, на что Мегуру лишь захихикал, — брось, сыграем ещё?! Вот так к Йоичи в руки и попал зверёк, кусающий с особой нежностью и задором. В жизни, наполненной страхами и одиночеством, Бачира стал лучиком тепла, укрывшим лучше всех махровых одеял. Не подходящие ни в какую картину частички паззлов соприкоснулись, делясь друг с другом накопленной любовью, которую им не смог дать окружающий мир. Будучи ребёнком, Исаги не понимал, что, приняв пас, спас и Мегуру, и самого себя. * Лето в конце августа медленно остывало, свежим ветром холодя высохшие дорожки слёз. Исаги прислонился к стене маленького кафе, сжимая в руках картонный стаканчик. Кофе с двумя пакетиками сахара помогало смыть неприятное послевкусие поражения, пробравшего до самых костей. "— Футбол — это спорт, в который играют одиннадцать человек". Наливающиеся гневом пальцы стиснули стаканчик сильнее. Проигрыши сильно ударяли по любому, кто жил тем, что делает. Проигрыши ударяли вообще по всем, что не секрет, но настолько густое разочарование под ресницами Исаги прочувствовал впервые. Если бы он только остался верен себе и не отдавал этот чёртов пас.… Впрочем, думать об этом сейчас бесполезно. Но как же, чёрт возьми, обидно. — Исаги! — весёлый голос со стороны разрезал тишину, приближаясь прямо к уху, — как прошёл матч? Бачира, пожалуй, единственное в жизни Исаги, что не пошатнулось ни на дюйм спустя столько прожитых лет. Его волосы на затылке всё так же смешно торчали, его глаза всё так же сверкали, а руки всё так же не могли найти себе места, ложась то на плечи, то на спину Йоичи. Его прикосновения всё так же долго ощущались на коже, будто ладони Бачиры оставляли видимые отпечатки. — Проиграли, — выдохнул Исаги, тут же запивая неприятное слово. Улыбка Мегуру дрогнула, аккуратно опускаясь. Йоичи поджал губы, чувствуя, как кипящее внутри разочарование вновь подступает к глазам. Разочаровывать того, кто с самого детства неустанно верит в тебя, было отдельным видом боли, прокручивающим эго через мясорубку. — Я мог забить, — голос начал шипеть, как закипающая вода, — но футбол — это же командная игра, да? Я же не могу играть один… Вдруг правую щёку окутало тепло чужого тела, окончательно сбив подрагивающее дыхание. — Какой смысл играть, если тебе не нравится? — шепнуло пространство голосом Бачиры, — ты должен слушать себя. Чужой палец медленно поглаживал скулу, пока сам Исаги превращался в некое подобие облака. Бачира стоял совсем близко, своими чернильными зрачками пуская корни глубоко в грудь, убеждая в своей правоте. Не поверить этому скоплению галактик в радужке было просто невозможно. — Когда не слушаешь себя, со временем вообще перестаёшь слышать, — Бачира продолжил наводить круги на лице Исаги, не обрывая зрительный контакт, — не допусти этого. В конце концов, ты лучший. Какая-то опаляющая смесь взорвалась в груди, лавой вытекая в щели между рёбрами. Щёки лесным пожаром пылали под спокойным летним ветром, неосознанно греясь о чужую руку. Исаги загипнотизировано смотрел в глаза напротив, безусловно доверяя каждому услышанному слову. Усилившийся ветер согнал скопившееся наваждение. Вся ситуация начала казаться странной, а рука на щеке вдруг оказалась чрезвычайно смущающей. Исаги потянул ладонь к чужому запястью, что бы убрать его, как делал и раньше, но неожиданно чётко понял, что не может отодвинуть руку даже на миллиметр. Не хочет. Внезапно происходящий абсурд начал казаться в корне правильным, гармонично ложащимся на их взаимоотношения. — Думаю, мне нужно ещё поговорить с тренером насчёт нашей игры. Меня должно быть больше на поле. Бачира вдруг весело рассмеялся, убрав руку с лица, и переплёл пальцы с чужой, держащей его. — Чёртов ты эгоист. Таким мне и нравишься. Через пару дней им обоим пришло приглашение в Синюю тюрьму.