Мотыльки

      Девяносто два, девяносто три, девяносто четыре… Я считал ступени, пока поднимался по подъездной лестнице. Да, логичнее было бы подняться на лифте, как делали все адекватные люди, но мне хотелось пройтись пешком. Так было в разы тяжелее, но зато было время порассуждать.       Сто, сто один, сто два… Мне пришла спонтанная мысль, после того, как я закончил картину и отдал её заказчику. Я решил наведаться к Максиму. Он давно звал меня к себе, но я стыдился к нему приходить. Я стыдился своего положения и внешнего вида, но сегодня…       Это будет неожиданный сюрприз. Я на сто процентов был уверен, что Макс не ожидает моего прихода, несмотря на то, что я шёл по его собственному приглашению. Он наверняка привык к тому, что я игнорирую его приглашения, и давал их мне уже просто по привычке.       Сто девятнадцать, сто двадцать… Я уже запыхался. Пришлось остановиться на пролёте и перевести дух. Я вспотел и пришлось слегка расстегнуть ворот и размотать платок, обвязанный вокруг шеи.       Стены подъезда были исписаны различными ругательствами и разрисованы неприличными рисунками. Привычная картина. Я бы даже не удивился, если бы лифт оказался в таком же состоянии. Хотя мне помнилось, что Макс говорил о том, что лифт у них обещали сделать новый. Сделают ли?       Дверь одной из квартир внезапно открылась. Я оторвал взгляд от стены и взглянул туда. Из квартиры вышел мужчина лет сорока и запер квартиру на ключ. Он прошёл мимо меня, бросив недоуменный взгляд, а затем, пробежав несколько ступенек, подошёл к лифту и нажал кнопку вызова. Лифт вскоре приехал, и мужчина скрылся из виду.       Я взглянул в окно. Светило солнце, пробивающиеся сквозь заляпанное стекло. День был в самом разгаре. Я на мгновение забыл, что помимо Макса в доме живут ещё люди. Мне вспомнилась Катя. Я достал из кармана её значок. Словно маленькое солнышко, которое я всегда ношу в кармане. Оно всегда рядом со мной, даже в ненастную погоду. Я улыбнулся и спрятал его обратно. Надо идти дальше…       Я сбился со счета… Но Макс жил на восьмом этаже, и я прикинул, что получится должно было около двухсот ступеней. Заветная чёрная металлическая дверь с номером пятьдесят предстала передо мной.       Я не спешил нажимать кнопку звонка. Меня внезапно обуял страх. Страх чего — я не знал. Страх осуждения? Но с чего вдруг Макс будет меня осуждать? Мы были лучшими друзьями ещё со школы. Страх ошибиться номером квартиры? Хоть я уже не был у него в гостях очень давно, я не мог перепутать его квартиру ни с чьей.       Может, я боялся перемен? Но ведь перемены уже начались. Чего мне их боятся? И разве перемены, это к худшему?       Я собрался с духом, вдохнул побольше воздуха в лëгкие, подошёл к двери и нажал кнопку звонка, а затем тут же отступил на шаг от двери. Некоторое время ничего не происходило. Меня буквально трясло от волнения и ожидания, но всё оставалось как прежде. Тогда я нажал кнопку ещё раз, но на этот раз подержал подольше.       После второго звонка за дверью послышались голоса и шум. Я поправил платок на шее и слегка разгладил волосы. Спустя некоторую возню дверь наконец открылась и наружу выглянуло женское лицо с убранными в пучок светлыми волосами. Это была Рита, жена Макса. Её глаза изумлённо округлились, когда она увидела перед собой меня.       — Никита? — произнесла изумлённо она. — Неужели это ты?       Рита вышла в подъезд, не сводя с меня поражëнного взгляда. Она улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ. И тут она крепко обняла меня. Я не ожидал такой резкой реакции, а потому даже слегка растерялся.       — Никита! — воскликнула она. — Сколько лет сколько зим! Как я рада тебя видеть.       Она выпустила меня из своих объятий и раскрыла дверь шире, пропуская вперёд.       — Проходи, — сказала вне себя от радости она. — Макс, смотри, кто к нам пришёл! — крикнула она в дом.       Я прошёл в помещение. Коридор у них был довольно просторным, хоть и весь пол был завален башмаками разнообразных размеров. В коридоре уже стояли двое детей: старшая девочка семи лет — Юля, и младший мальчик пяти лет — Миша. Они тут же бросились меня обнимать.       — Дядя Никита! — закричали они синхронно.       Рита зашла следом за мной и закрыла входную дверь.       — Юля, Миша тут грязно! — сказала строго она. — Куда босыми ногами!       — Но мы очень рады его видеть, — ответила Юля, не выпуская меня из объятий.       И тут из комнаты наконец вышел Макс и удивлённо на меня уставился. Я смущëнно улыбнулся. Макс улыбнулся мне в ответ.       — Не ожидал, — сказал он. — Но я рад, что ты всё же пришёл по моему приглашению. Я не ожидал, но на самом деле хотел тебя увидеть.       Я снял верхнюю одежду и сапоги, после чего Макс провёл меня в гостиную, где предложил сесть на диван. Гостиная была небольшой, но уютной. Два дивана, журнальный столик и большой шкаф у стены. Сквозь большое окно балкона в помещение проникали лучи солнца. Холодный поток ветра дунул мне в спину и растрепал волосы. Я натянул рукава своего серого свитера и бросил рассеянный взгляд на окно.       — Если дует, я могу прикрыть, — встрепенулся Макс и соскочил с дивана.       — Да не стоит беспокоиться… — хотел его остановить я.       Макс подскочил к окну и закрыл его, а затем вернулся на место.       — Стоит, — ответил твёрдо он. — Я хочу, чтобы ты чувствовал себя комфортно у меня дома.       Я улыбнулся.       — Я, пожалуй, принесу чаю, — сказала Рита и скрылась из комнаты.       Через другой вход в комнату забежали дети, что держали в руках карандаши и бумагу. Они радостно запрыгали возле меня.       — Дядя Никита! — кричали они. — Мы же вам свои рисунки хотели показать!       Они замахали перед моим лицом листами. Я засмеялся и жестом постарался их успокоить.       — Хорошо, хорошо, — сказал я.       Юля и Миша успокоились и принялись двигать журнальный столик ближе ко мне. Они сложили карандаши и рисунки на него, а затем уселись по сторонам от меня. Я взял в руки один из рисунков и повертел. До меня не сразу дошло, с какой стороны надо на него смотреть.       — Это… цветок? — спросил я.       — Нет, это бабочка! — воскликнул Миша.       — Ааа, — протянул я, — бабочка. Очень красиво. Но я бы добавил ей голову с усиками. Так сразу станет понятнее.       Я взял чёрный карандаш и дорисовал бабочке голову с изящными завитыми усиками. Миша звонко засмеялся.       — А теперь мой, мой! — Юля схватила меня за руку и настойчиво потрясла, а когда я повернулся, вложила мне в руки рисунок.       У Юли мазки были аккуратнее и контуры выглядели немного тоньше. На рисунке была изображена чёрная кошка с большими жёлтыми глазами. На самом деле, здесь было слишком много чёрного цвета, и кошка сливалась в единое пятно.       — Очень красиво, — сказал я. — Но я бы добавил здесь это.       Я взял в руки кисть и макнул кончиком в чёрную краску, затем смешал с белой и принялся аккуратными мелкими штришками наносить кошке контуры. По итогу кошка получилась пушистым комочком. Юля осталась в восторге от результата.       В комнату вернулась Рита. Она принесла поднос с кружками и тарелкой со сладостями. Рисунки пришлось отложить в сторону, чтобы освободить место.       Чай был вкусным. Признаться честно, давно я не пил такого вкусного чая, но помнил, что он всегда был у них таким. Я отхлебнул и улыбнулся Рите.       — Спасибо, — сказал я.       Она улыбнулась в ответ. Макс закинул в рот печеньку целиком.       — Ну что? — спросил он. — Ты закончил картину?       — Да, — ответил я. — Можно сказать, именно по этой причине я и здесь.       — Заказчик остался доволен? — спросил Макс.       — Заплатил вдвое больше, чем обещал, — сказал я и макнул печеньку в чай. — Но даже если бы ему не понравилось, мне было бы всё равно.       — Но он бы не заплатил тогда, — заметила Рита. Дети суетились возле неё и махали рисунками перед её лицом. — Разве не это главное?       — В данный момент, нет, — ответил я.       — Но что может быть важнее финансового благополучия? — изумилась Рита.       Я приложил руку к груди.       — Внутреннее спокойствие, — ответил я. — Я ещё никогда не ощущал себя настолько спокойным.       — Но разве спокойствие не вытекает из… — не унималась Рита.       — Буквально недавно меня разъедали изнутри ужасные тоска и уныние, — перебил её я. — Даже если бы меня вышвырнули на улицу, и я остался абсолютно ни с чем, мне было бы всё равно. Эти чувства никуда бы не делись. И даже если бы всë случилось ровно наоборот. Это не имело бы никакого смысла. Пока нет спокойствия на душе, всё остальное не имеет значения.       Рита больше ничего не сказала. Она просто кивнула и приняла из рук детей рисунки. Макс похлопал в ладоши.       — Отлично сказано, друг, — сказал он.