Мотыльки

      Я ничего не отвечал на расспросы Макса. Я даже не кивал и не мычал в ответ, а просто молчал. У меня было… непривычное для меня состояние, и я никак не мог понять, хорошее оно или плохое. Самое главное, чего я сейчас хотел — это вернуться домой.       Я вошёл в квартиру, быстро сбросил верхнюю одежду и сразу напрямую зашёл в свою мастерскую. Мольберт стоял на прежнем месте. Ткань с одного его угла слегка спала и обнажила угол картины. Я в сладостном предвкушении схватился за полотно и одним резким движением сбросил его на пол.       Передо мной предстал знакомый пейзаж. Только, если раньше он у меня вызывал боль и отвращение, то сейчас я в большей степени ощущал пустоту. Я словно сбросил тяжёлый груз и чувствовал небывалое облегчение.       Рука невольно сама потянулась к кисти. Я знал, чего не хватает этой картине. Она всегда казалась мне такой мрачной и унылой. Я знал, что придаст ей красок, и из-за чего она вся запестрит.       Кисть погружалась в разные цвета, смешивала их вместе и наносила на холст маленькие мазки. То тут, то там на картине вспыхивали яркие пятна, постепенно приобретающие необычные причудливые формы.       Я полностью погрузился в процесс и совсем забылся, где я нахожусь. Я сидел возле реки и смотрел на небо, усеянное мериадами звёзд. Волосы трепал лёгкий ветерок, тихо журча, текла река под ногами. Фонарь освещал лишь небольшой участок, но этого было достаточно. Вокруг всё равно летали светлячки. Мне нравилось распугивать их, бегая в высокой траве. Но сейчас я просто сидел на берегу реки и смотрел на безграничный, полный загадок космос.       Белый диск луны, иногда выныривающий из облаков. Его мягкий свет ласкал траву и листья. Тихое стрекотание сверчков. Возле фонаря, который я поставил рядом с собой, суетились мотыльки. Они всё бились в стекло фонаря, желая попасть внутрь. Вот ведь глупые! Огонь же их просто поглотит, и останется от них лишь прах.       Один из мотыльков сел на палец моей ноги. Приятно щекотали его лапки, и я невольно захихикал. В какой-то степени это было даже приятно. Я боялся пошевелиться, ведь он мог испугаться и улететь, а я этого не хотел.       Многие не любят мотыльков, ведь они не такие яркие и пёстрые как бабочки. Они по сравнению с ними серые и невзрачные. Но мне они нравились. Такие пушистые, с красивыми усиками и большими лапками.       Позади раздался шелест травы. Этот шелест я не мог спутать ни с чем. Только её подол так аккуратно еле-еле касался травинок. Я всё также не шевелился, однако из-за шорохов мотылёк всё же улетел. Но я не сильно был этим разочарован.       Она села рядом со мной. Её рука обвила меня и прижала к тёплому боку.       — Ты не замёрз? — спросила ласково мама.       Я сильнее прижался к ней. До этого я не чувствовал холода, но как только она прижала меня к себе и накрыла своим тёплым платком, я почувствовал, что весь трясусь от холода.       Она опять меня нашла. Поначалу, она злилась на меня за то, что я сбегал вечерами из дома, но потом поняла, что это бесполезно, ведь я продолжу так делать и просто стала приходить ко мне. Я любил сидеть один, но против её присутствия ничего не имел.       Я снова смотрел на звëзды, а мама склонила голову и смотрела на меня. Прямо мне в глаза. Ждала, когда я взгляну на неё. Но я продолжал смотреть на звëзды. Кучи маленьких точек, утопающих в тëмно-синем полотне. Далекие-далекие. Я всегда мечтал хотя бы дотронуться до одной из них рукой. Я думал, что это бог развешал много-много фонариков, подобных моему, чтобы небо не было таким однообразным. Но фонарики, похоже, были намного больше моего. Интересно, а в них были заточены светлячки? Или внутри каждого из них была свечка?       Мама тоже подняла глаза к небу и улыбнулась.       — Ты очень любишь звëзды, — сказала она.       — Да, — ответил я. — Мне кажется, что на них кто-то живёт.       — На звёздах? — засмеялась она.       Я перевёл взгляд на неё.       — Да, — кивнул я. — Я так думаю.       — Кто тебе это рассказал? — спросила она.       — Я сам так решил, — ответил я. — Если здесь есть мы, значит и там кто-то должен быть.       — Но мы же не на солнце живём, — заметила она. — Мы живём на планете, что вращается вокруг него.       — Ну а почему они должны быть похожи на нас? — ответил я. — Они выглядят по-другому и живут совсем по-другому. Они и не должны быть похожи на людей. У них своя жизнь.       Мама не переставала улыбаться.       — И в чëм же заключается их жизнь? — спросила она.       И тут я призадумался на некоторое время.       — Ведут, — произнёс наконец я.       — Кого? — усмехнулась она.       — Людей, — ответил я и опустил взгляд на воду.       — Куда? — спросила она.       Я долго ничего не отвечал и тупо пялился на гладь воды. В ней отражались звезды и бледный белый свет луны. Мимо меня пролетел мотылёк.       — Я не знаю, — ответил я. — Вот скажи, почему я должен всё знать? Я же не бог.       Мама крепче обняла меня и поцеловала в макушку.       — Хорошо, — сказала она. — Но почему ты решил для себя именно так?       Мотылёк снова сел мне на палец.       — Мотыльки летят на свет, — произнёс я.       Мама засмеялась.       — Да, они чувствуют тепло, — согласилась она.       — И я подумал… — сказал я. — Звëзды… Люди уже очень давно хотят изучить космос. Их что-то манит туда… — я повёл рукой в сторону, пытаясь охватить всё небо целиком.       — И как это связано с мотыльками? — спросила мама.       — Мотыльки летят на свет, точно не зная, что их там ждёт, — ответил я. — Их не волнует источник света. Их волнует сам свет… Людям нужно за кем-то следовать. Не важно за кем.       Кисть замерла в воздухе. Я задумчиво смотрел на звëзды. Маленькие точки, словно бисер, рассыпанные по синему полотну холста. Я опустил взгляд ниже и заметил появившуюся рядом с фигурой мальчика фигуру его матери. Теперь на берегу реки они сидели и смотрели на звезды вдвоём. Вокруг них пестрели маленькие разноцветные точки, создавая волшебное причудливое свечение. Что-то наподобие ауры.       Я отложил кисть и глубоко вздохнул, запустив пальцы в волосы. Я настолько сильно погрузился в работу, что совсем забылся. Воспоминания из детства заставили ощутить тепло на душе. Давно я его не ощущал. Я и забыл, насколько приятные чувства, оказывается, можно испытывать.