Из трёх следующих дней — субботы, воскресенья и понедельника — выделяется первый. Точнее, его малая часть. Для краткости пропущу раннее утро, то есть свою последнюю поездку на автобусе за пару недель. Почему последнюю? Да потому что я ехал ни за чем иным, как за отремонтированным автомобилем.
Проверка алиби прошла почти без сюрпризов. Они начались уже после неё.
Хозяин магазина одежды, коренастый длинноволосый шатен средних лет, поздоровался первым, едва не выскочив из-за кассы. До сих пор не могу забыть его улыбку. Кошмар! Зубные ряды этого мужика отдалённо напоминали шахматную доску, только роль белых клеток играли уцелевшие зубы, а чёрных — пустоты. Как бы то ни было, «шахматист» выглядел обрадованным. Но недолго. Стоило мне показать значок и представиться, как уголки беззубого рта рухнули чуть ли не до подбородка. Подробное объяснение целей визита не помогло. Да что там — не подействовал даже весьма прозрачный намёк в стиле «мы пришли не за вами»! Я подумал: любезны тут только с покупателями, а на остальных смотрят, как на чертей безрогих.
По крайней мере, так мне показалось вначале. Но не тут-то было. Когда я по просьбе «шахматиста» повторил дату и время покупки, он снова продемонстрировал своеобразную улыбку. Правда, уже не заискивающе-приторную, а ехидную.
— Прошлый четверг, значит. Прошлый четве-е-ерг… Хе-хе!.. Мистер Хоффман, у вас дома часто бьются зеркала? Или, может, недавно вы проходили под лестницей?
Суеверия меня никогда особо не интересовали, поэтому я прохладно отнёсся к намёку на плохие приметы и промолчал. Хозяин магазина продолжил:
— Именно вечером прошлого четверга что-то случилось с облачным хранилищем, куда загружаются записи с камер. Не сохранилось ничего.
— Ясно… Вы сами не помните покупателя, мистер?.. — не сдавался я.
— Мюллер. Бенджамин Мюллер, для своих Бен. Трудно сказать, прошло столько дней… Можно ещё раз поглядеть на чек? — Я передал собеседнику свой разблокированный телефон. — Ага, понял. В это время действительно приходил чёрный мужчина. Но описать лицо по памяти я уже не смогу, тут без шансов.
— У меня есть фотографии, может, выйдет узнать по ним. Смотрите…
Я открыл наиболее подходящий снимок — самый свежий, сделанный сотрудниками другого отдела при очередном «профилактическом» задержании. Стандартная фотография анфас без ростомера и особой подготовки. Удобно. Что примечательно, на этом фото «клиент» выглядел совсем не так, как вчера в допросной: никакой загнанности и раздражения, физиономия безмятежная, словно её обладатель уверен, что ему ничего не будет. И ведь действительно ничего не было! Мюллер немного пощурился, затем на пару секунд закатил глаза — не знаю, в чём смысл этих манипуляций со взглядом — и наконец задал неожиданно интересный вопрос:
— Он чуть сутулится, верно? И ростом немного выше меня. Так?
— Если уж совсем-совсем точно, то его рост составляет пять футов восемь дюймов, — поправил я. Это не вызвало у Мюллера никакой реакции, и пришлось дополнять: — Грубо говоря, выше вас, но ниже меня. Кстати… Сутулость вы угадали.
— Понял. Стоит извиниться за упоминание плохих примет. Оказывается, всё наоборот: вам здорово повезло! Я вспомнил вашего приятеля, на фото и впрямь он.
Мюллер посмотрел на другие снимки и, видимо, не обнаружив ничего, что могло бы его запутать или разубедить, вернул мне телефон. Оставалось только запротоколировать услышанное. Я вынул из широкого внутреннего кармана куртки заранее подготовленные ручку и бланк для записи свидетельских показаний, закреплённый на планшете, и начал записывать «откровения шахматиста». Тот пошёл в небольшую комнату позади кассы и через две минуты вернулся со списком операций кассового аппарата за нужный день.
Мюллер уже нарисовал гусеницеобразную каракулю напротив пункта «С моих слов записано верно, подпись: …» и хотел было дописать справа её расшифровку, как внезапно остановился.
— Мистер Хоффман, знаете, я ведь мог бы не помогать вам, если бы не хотел. Можно было просто притвориться незнайкой. Мол, ничего не помню, записей с камер нет. И всё! — Он впервые за беседу улыбнулся без открывания рта. Намёк не слишком меня огорчил, всё в пределах нормы:
— Тогда… У вас есть мужские шарфы? — Мне не хотелось тратить время на выбор тех вещей, которые пришлось бы мерить, и я подобрал более простой вариант. — Желательно тёмные.
— Они прямо за вашей спиной.
Перед тем, как забрать подписанный бланк и пойти к нужной полке, я немного отвлёкся и осмотрел часть помещения. Ряды с вешалками располагались удобно — вдоль линии моего взгляда: встав левым боком к кассе, можно было увидеть, где что висит. Тут и всплыла интересная деталь. Одежда в основном попадалась скромная, почти однотонная, а главное, вообще без принтов. Как и шарфы. Из них мне больше всего приглянулся самый дешёвый, но при этом сшитый из внешне дорогой ткани — мягкой, тонкой, блестящей и переливающейся на свету, как вулканическое стекло. Красота!.. Мюллер на вопрос о странном минимализме своих товаров ответил так:
— На самом деле одежда с принтами здесь тоже есть, но её немного. Так вышло. Совсем недавно её стало ещё меньше, потому что один парень купил по экземпляру всего, на чём были изображены пауки или паутина. Арахнофил какой-то. Жалко, что вам нужен не он, хе-хе… Его-то я ещё не забыл, да и камеры к тому времени уже были в порядке.
Наконец разговор подошёл к концу. По пути к выходу я подмигнул камере с логотипом «MinNecloud» на плоском боку — тому самому устройству, которое здорово меня подвело. Стоит отметить, что человек, придумавший название специального облачного хранилища для видеозаписей, не лишён остроумия: обыгрывались сразу два слова — Миннесота и «mine» — моё.
Вид на улице успел поменяться. Теперь небо и земля различались куда меньше, словно одно являлось отражением другого в кривом зеркале: рваное полотно светло-серых облаков по цвету совпадало с тротуарной плиткой, а у многочисленных выбоин на последней и голубых просветов была подозрительно похожая структура. То же самое с проезжей частью и дорожкой для пешеходов. В том смысле, что и прохожие, и автолюбители почти отсутствовали. Второе здорово меня вдохновило, я повернулся к двери магазина правым боком и довольно быстро дошёл до подержанного синего Ford'а. Он, как оказалось, не разделял моего энтузиазма — не желал заводиться и заработал только после третьей моей попытки повернуть ключ. М-да… Отремонтировал, называется! Впрочем, со скоростью и маневренностью дела обстояли лучше, потому что разворот и выезд на трассу прошли без всяких проблем. Как и сам десятиминутный путь до участка.
По пути на свой этаж я не выпускал мобильник из рук: сначала искал — и нашёл — старые новости о технических неисправностях на серверах «MinNecloud», подтвердившие слова Мюллера, затем звонил Аллену. Голос последнего оказался довольно сонным. По крайней мере, для одиннадцати утра:
— Поня-я-ятно. Умеешь ты добавлять себе работы на ровном месте! Надо было ещё вчера сразу отпустить его, и всё.
— Слушай… Это уже задний ум какой-то: откуда мне было знать, что хозяин магазина всё подтвердит?
— Кстати, о хозяине. Можешь подсказать, как его зовут? Есть идея, — насторожился Аллен. Показалось, что какая-то интересная мысль его взбодрила, но стоило мне назвать имя, как стало понятно, что именно «показалось». — А-а, вот как… Тогда ложная тревога. Никакой идеи нет, потому что по соседству с нашим приятелем не живёт ни один Мюллер. По крайней мере, от информаторов ничего не было слышно ни про каких Мюллеров или продавцов одежды.
Секунд через десять разговор закончился. Дальше пошла рутина: вчерашний задержанный, Мело, он же Мелвин Паттерсон, был выпущен из «обезьянника», и я уселся за свой стол доделывать ту самую работу с документами, из-за которой и собирался приходить в выходной. Дежурившие ребята попробовали убедить меня остаться на весь день и помогать им — мол, один из них заболел. Именно попробовали. Попытка — не пытка, даже заведомо безнадёжная.
Ещё до двух часов дня я поехал домой, уверенный, что надолго прощаюсь и с Мело, и с Мюллером, и скоро про них забуду. Как оказалось позже, эта уверенность была ошибочной. Даже слишком.
О воскресении можно не рассказывать. Отдыхал, дожидался возвращения Джессики… Но это логично: выходной же. Куда занятнее то, что и в следующие два дня тоже не произошло ничего интересного! Почему? Потому что у Джейлена Смарта, начальника убойного отдела, возникли административно-организационные проблемы. В понедельник Каннингем уже не подзывал нас с Алленом — наоборот, вечером мы зашли к нему первыми и поинтересовались, где обещанные новости. Тут-то и выяснилось, что капитан не в восторге от идеи заявлять о серии нераскрытых расстрелов за месяц до Рождества и что за такую идею Джейлена иронически окрестили «Санта-Клаусом». Только в конце вторника всё устаканилось. Как? Этого наш лейтенант подробно не объяснял, но у меня ещё тогда появилась версия, позднее оказавшаяся верной. Дело в несовпадении пистолетов: новоявленный Санта доказал, что оно ничего не опровергает, продемонстрировав кучу старых дел с примерами того, как самопал использовали для пяти-шести выстрелов, а потом вынужденно выбрасывали. Сработало. Руководство смягчилось и дало-таки добро на создание группы, хоть и куда меньшей, чем планировалось изначально. Последний пункт напрямую относился ко мне. Теперь на подмогу отправлялись только я и Аллен, два других детектива никуда не шли.
Дома я думал: «Интересная личность этот Джейлен Браун. Завтра в десять утра наконец увижу его вживую…». Немного увлёкся и задремал. Джессика даже начала проверять, всё ли со мной в порядке:
— Эй, мальчиш, чего молчишь? — Мягкий высокий голос вывел меня из полудрёмы, и я убрал ноги с дивана, поменяв позу с лежачей на сидячую. — Ты сегодня какой-то странный. Обещал, что обязательно будешь расспрашивать о поездке, а сам…
— Да… Просто видел, что ты работаешь, и не хотел отвлекать; да и устал немного.
— Даже если бы и отвлёк, ничего страшного: всё равно половину я переписала заново. Пойдём ко мне. Смысл на диване валяться? — сказала Джессика и, развернувшись, ушла.
Только тогда я наконец заметил, что у неё немного изменилась причёска. Опять. Волосы у Джессики чёрные, как юмор «Монти Пайтон», длинные и непослушные; она всё время не знает, что с ними делать, — то заплетёт в косу, то соберёт в конский хвост или причудливый узел, как в тот момент.
Мне подумалось, что слова «Пойдём ко мне» прозвучали бы в разы заманчивее, если бы Джессика была одета не в зелёный свитер и мягкие домашние штаны, а в ночной халат. И всё же я встал с дивана.
На столе в спальне недовольно гудел старый ноутбук Джессики. Может, волновался из-за того, что хозяйка долго на нём работает, а может, ему не нравился напечатанный текст. Непонятно. Меня больше интересовали тетради и картонные папки — вживую я их раньше не видел.
— Это у меня надолго не задержится, пойдёт графологам и литературоведам, — прочитала Джессика мои мысли. — Так что мой успех зависит от них. Если подтвердят подлинность, то, считай, я на коне!..
В правом верхнем углу обложки одной из старых на вид тетрадей прятался совсем маленький, еле различимый логотип современной фирмы, которая появилась уже после смерти предполагаемого автора данных черновиков. Я заметил это почти сразу. Поэтому мои мысли были куда мрачнее:
— Допустим… А если они решат, что это фальшивка и новодел, тогда, наоборот, под конём?
— Почему же? В случае чего все шишки посыплются на голову парня, который нашёл рукописи, но точно не на мою. Об этом я позабочусь. Не забивай голову, лучше сам текст почитай, — Джессика указала пальцем на монитор.
Не знаю, почему она часто старается показывать мне свои будущие статьи об искусстве. На редактора я не тяну по знаниям, а на читателя — по интересу к теме; у меня только один полезный навык — неплохая орфографическая грамотность. И всё. Но отлынивать от «почётных» обязанностей гибрида корректора и подопытной крысы было бы некрасиво. Пришлось малость поработать глазами и головой, безуспешно выискивая корявые обороты и неправильно употреблённые слова. Заметка рассказывала о возможной находке ранее утерянных черновиков — а то и вовсе чистовиков, просто не опубликованных вовремя — писателя Теда Хансена, чьи своеобразные повести и новеллы двадцать-двадцать пять лет назад поставили на литературной карте Миннесоты жирную точку с названием нашего города. При этом текст оказался довольно забавно выстроен. Выходило, что это не Джессика отыскала одного из дальних родственников Хансена и уточнила, какая именно «куча бумаг» нашлась в домашней библиотеке, а, наоборот, он выступил инициатором встречи.
Закончив читать, я невольно улыбнулся:
— Что, страхуешься? Это… Заметно. Наверное, даже слишком. Мужик, к которому ты ездила, не будет против такой подачи фактов?
— Как он может быть против, если сам попросил меня так писать?..
— Вот как. Ему что, не хватает своей славы? Я слышал, он не бедствует: докторская степень, тёпленькое местечко в университете Миннесоты, хорошо продающиеся переводы с немецкого, все дела. Странно… — удивился я.
— Значит, ты слышал что-то не то. Где его известность в узком кругу разбирающихся людей и где слава дядюшки? Просто представь: положить конец многолетним спорам о том, существовали ли вообще некие «утерянные» работы Теда Хансена… Представил?
— Нет.
Скоро Джессика сменила тему и поделилась впечатлениями от беседы с этим человеком. В основном плохими. Она рассказывала о профессоре Лионеле Кавилле противоречащие друг другу вещи: сначала говорила, что он звёзд с неба не хватает, а через пару секунд — что поймал звезду.
В какой-то момент Джессика даже подпрыгнула на стуле от смеха. Если бы она не была стройной, ещё неизвестно, что стало бы с бедным мебельным изделием, которое и так разваливалось.
Вот такой сценой закончилась моя жизнь «до».
Точкой отсчёта жизни «во время» можно считать момент в 9:50 следующего дня, когда я спустился на этаж убойного отдела и прошёл в кабинет для презентаций. Скажу прямо: жизнь там не кипела. Так… Слегка пузырилась. Двое незнакомых парней, только что разобравшись с проектором на потолке и компьютером за импровизированной «трибуной» в виде большого стола, куда-то утопали, после чего Аллен и молодая блондинка стали общаться гораздо раскрепощённее. Последняя мило улыбалась, иногда сдержанно похохатывала, а один раз вовсе наклонилась к его уху и, скорее всего, что-то шепнула. С моего места слева сзади блеск обручального кольца на безымянном пальце её руки был виден просто замечательно. Чуть ли не ослеплял. Получилось расслышать только одну фразу:
— Как бы мой «Отелло» не догадался. А то опять придётся носить чёрные очки, если понимаешь, о чём я!..
Выходит, это была Майя Трелони, сотрудница убойного отдела, которую я иногда видел на своём этаже и один раз — вечером, когда она бодро шагала по маршруту, подозрительно смахивающему на дорогу к дому Аллена.
За дверным проёмом послышался топот, и фонтан красноречия обоих иссяк, а Майя вообще покинула кабинет. Её сменила толпа «убойщиков». Впереди всех шёл маленький темнокожий мужчина в очках — судя по описаниям Каннингема, начальник отдела, Джейлен Смарт. Три его спутника и одна спутница расселись по местам за пластиковыми столами, а сам он устроился за компьютером. Ненадолго. Что-то проверив и, скорее всего, убедившись, что всё в порядке, встал и спросил настолько громко, насколько позволял слабый и сиплый голос:
— Все в сборе? — Получив в ответ несколько кивков, Смарт продолжил: — Тогда, думаю, никто не против начать на несколько минут раньше! — Снова начались одобрительные возгласы и кивки, хотя на этот раз начальник отдела утверждал, а не спрашивал. — Я, конечно, рассчитывал, что нас будет побольше, но…
Смарт театрально пожал плечами, и его привычные подчинённые дружно рассмеялись. Что примечательно, Аллен тоже хохотал. Карьерист всё-таки. Я ограничился вежливой улыбкой, достаточной для того, чтобы временный начальник не счёл меня «тормозом» с самого начала.
— Что ж, не буду мучить вас формальностями, только представлюсь нашим друзьям из отдела грабежей и представлю их самих.
Смарт назвал свои полное имя и должность, затем жестом указательного пальца намекнул нам с Алленом, что пора вставать. Мы послушались.
— Это детектив-сержант Аллен Гиббс. Вы могли видеть его у нас неделю назад и ещё пару раз — в прошлом месяце. А это детектив Рэймонд Хоффман, он не так часто мелькает на нашем этаже, но у него есть другие плюсы.
Мы сели. Смарт продолжил:
— Раз Аллен и Рэй с убийствами не знакомы совсем, а каждый из нашей «четвёрки» копался только в одном, максимум в двух, мы решили, что идеальным вариантом будет сводная презентация… — Он помолчал и прокашлялся, как бы «заряжая» ослабший голос, и продолжил чуть бодрее: — Сразу кое о чём предупреждаю. Фотографий и видеозаписей будет много, так что смотрите в оба глаза.
Смарт нажал какую-то комбинацию клавиш, и на белом экране отобразилась готовая к запуску презентация.
— Уступаю «трон» человеку, отвечавшему за расследование первого подстрела. Марк? — обратился Смарт к рыжему верзиле. Тот поднимался и шёл так медленно, словно не знал заранее о надобности выступать. Странно… Впрочем, когда он устроился на своеобразной «трибуне», никакой растерянности на его лице видно не было.
— Добрый день. Я детектив Марк Шеллоугрейв, для своих просто Марк. Первое убийство не заинтересует «грабёжников», так как ни из машины, ни из карманов трупа ничего не украдено. Зато там есть другие интересные детали… Секунду!..
Когда презентация включилась на весь экран, я даже зажмурился: фотография трупа оказалась на удивление яркой. Во всех смыслах. Ещё бы, ведь преобладающим цветом в палитре оказался багряный. И это ещё лица видно не было!
— Вот так около пяти утра двадцатого мая завершилась жизнь Эдварда Фалька, преподавателя немецкого в нашем колледже, — кивнул Марк в сторону экрана. — Место на дороге в Миннеаполис, в одной миле от границы города…
Далее Марк повторил то, о чём мы с Алленом уже знали, и плавно перешёл к состоянию документов и вещей.
— …Где и как Фальк проколол шину, установить не удалось. Так или иначе, в него выстрелили со стороны леса, обездвижив попаданием в позвоночник, а затем добили в упор. Гильз на предполагаемом месте выстрела не обнаружили. Это и послужило первым «самопальным» звоночком. Дальше начинается самое интересное: мобильник жертвы почему-то не заинтересовал стрелка и был брошен неподалёку от трупа, с документами в бардачке и сумке на заднем сиденье, на первый взгляд, та же ситуация. Но только на первый. Ведь на самом деле кое-какие бумаги оказались разорванными на мелкие куски… — Марк глянул на слушателей и, видимо, убедившись, что быстрое пролистывание кучи фотографий с машиной всех устроило, продолжил: — Личность Эдварда установили быстро, и после бесед с родственниками оказалось, что ехал он на конференцию в Миннесотском университете. Собирался выступать с докладом о некоторых тонкостях перевода с немецкого…
Следующую фразу Марка я не запомнил, потому что отвлёкся на нехорошие мысли. Университет Миннесоты? Переводы с немецкого?.. Совсем недавно Джессика рассказывала о человеке, который занимался тем же. Мир стал подозрительно тесным, и мне понадобилась пара секунд на то, чтобы одуматься и напомнить себе: самое опасное — строить теории раньше времени.
— …Не буду подробно расписывать свой позор. Вместо этого скажу так: мы увлеклись версией о неприязни на профессиональной почве, так как порванные в клочья черновики остались единственной нормальной уликой. А когда стало ясно, что никаких недоброжелателей в родной «немецкой» среде у Эдварда нет, было слишком поздно… — Марк попытался встать и уйти, чем вызвал недоумение своего босса.
— Стоп. Не спеши, а как же подозреваемый?
— Ах, да. Был, конечно, один след, не связанный с работой Эдварда. Но сомнительный, — вяло пробормотал Марк.
На экране появилось лицо моего давнего знакомого в профиль и анфас. Едва различимый шрам под губой, короткая стрижка, нетипично бледная для латиноамериканца кожа; рост и мускулатура не хуже, чем у докладчика… Теперь теснота мира не настораживала, а пугала. Марк объяснил:
— Жена Эдварда с самого начала твердила, что за пять дней до злополучного двадцатого мая рядом с их домом начал регулярно гулять подозрительный незнакомец. У нас есть его словесное описание от неё же и много записей с камеры. Правда, бесполезных. Единственный человек, хоть как-то подходящий по внешности, числится в розыске. Фото перед вами. Мигель Антарес, ломбардщик и, по слухам, скупщик краденого. На этом не попадался, разыскивается за другое. За… Парам-пам-пам-пам… — Марк стал быстро стучать указательными пальцами по столу, имитируя барабанную дробь, а затем с улыбкой уставился на меня. — За нападение на детектива Хоффмана!
«Здравствуй, «мистер бездетный». Господи, как же хочется уволиться из полиции и уехать куда подальше! Или просто пойти домой и ничего не делать», — подумалось мне. Повод был. Чудик, поклявшийся меня убить, возвращался в город после побега из него, а я узнал об этом только сейчас! Нехорошо с профессиональной точки зрения.
Впрочем, обо всём по порядку. Не помешают некоторые подробности. О том, почему именно я так испугался, а также как за Мигелем закрепилась кличка «мистер бездетный», лучше всего расскажет следующий экскурс в прошлое…
***
Это случилось два с лишним года назад. Я недавно перешёл в отдел ограблений, с чем связано много приятного — например, то же воссоединение с Алленом, да ещё и в качестве постоянного напарника. Но был и один мерзкий случай.
Нам досталось очередное заявление о краже. Как и почти всегда в подобных случаях, мы дали задание агентуре среди скупщиков техники и других нехороших личностей. Так вот… Один из информаторов, тот самый Мигель Антарес, неожиданно начал от меня прятаться — дома и в своём ломбарде не появлялся, общался только посредством звонков и сообщений, а от личной встречи отказывался наотрез. Раньше такого не было. Естественно, я заподозрил неладное: лгать по телефону куда легче, чем в глаза! Тем более некоторые улики указывали как раз на любителя беседовать на расстоянии. Причина скрытности Мигеля стала понятна, и у него начались различные проблемы. То некие неизвестные крепыши приходили и больно-больно били по нежной и чувствительной физиономии за то, что, мол, сдал копам их друзей; еле переубедил и «отмазался»… То к сестре зачастила миграционная полиция… Сплошная чернуха! Он, конечно же, затрезвонил с рассказами о неприятностях и вопросами: «Какого чёрта?!», — при этом скакал с английского языка на испанский и за, за, за-за-заикался, как, наверное, никогда раньше. Ответ звучал так: «Говорю же, никуда не надо сбегать. А ты не слушаешь, скрываешься. Зря… Перестань — и всё прекратится! Вот увидишь».
Сработало. Мигель обещал «вернуться из загородного путешествия» — я до сих пор думаю, что на самом деле он никуда и не выезжал, — и объяснить своё поведение.
Наступил поздний вечер того самого дня, когда «беглец» собирался вернуться. Я только что опросил свидетеля по совсем другим материалам и возвращался к машине. Никакой обещанной синоптиками вечерней прохлады не наступало, и рубашка понемногу пропитывалась потом даже без пиджака. Дом очевидца располагался в жутковатом безлюдном месте, чуть ли не на отшибе. В том районе было темно и пусто. Уличные фонари на доли секунды отключались, как бы подмигивая с намёком: мол, поняли, каково здесь без нас? Где-то позади еле уловимо шуршали лёгкие, как поведение Майи Трелони, шаги. Подумалось: наверное, кошка. Или кто-нибудь пушистый из леса неподалёку. Ярдах в сорока от моего Ford'а скучал в одиночестве серый джип чудика, едва не врезавшегося в меня вчера на перекрёстке.
Тут-то мне и стало понятно, что что-то не так. Совсем. Я подумал: стоп, эта машина мелькала не только вчера, но и сегодня — например, перед участком… Но самое зловещее в том, что место шофёра пустовало.
Сложив все факты — подозрительное авто, отсутствие в нём водителя и непонятные шорохи за спиной — и умножив эту сумму на безлюдность и относительную темноту, я быстро обернулся.
Это спасло мне жизнь.
Отскочить вправо не вышло. Технически я всё делал правильно, просто не повезло: нападавший оказался левшой, и его нож скользнул-таки по самому краю моего живота. На страдания времени не нашлось — надо было уворачиваться от пореза по горлу. Получилось. Два лоу-кика достигли цели и слегка озадачили противника, дав мне секунду, чтобы выхватить Glock из кобуры на бедре. А вот с выстрелом не срослось. Вы знали, что удар стальной финкой по пальцам — это очень больно? Ах, только предполагали… Пистолет упал на асфальт и откатился непонятно куда.
Вслед за пальцами пострадали и другие части обеих рук: я много чего блокировал — и удары свободным от оружия правым кулаком, и пинки по бёдрам и животу. Один раз даже закрылся от ножа локтем. Результат выглядел — и ощущался! — удручающе: лезвие не сломалось о кость. Это не помешало мне ткнуть противника в горло ребром левой ладони и повалить подсечкой, но всё равно обидно. В кино-то всё происходило иначе!..
Пока огромный мужик в медицинской маске и тонкой «рэперской» шапке пытался встать, я успел сделать и правильную вещь, и глупость. Объясню подробнее. Первое заключалось в криках: «Помогите-е-е!!! На помощь! Убивают…». Второе — в поисках выпавшего пистолета. Безнадёжная затея. Не только ничего не нашёл, но и больно ударился всем телом о свою машину, получив мощный толчок с разбега. Это могло стать началом конца: когда за спиной нет свободного пространства, уклоняться от ударов ножом намного сложнее. Но обошлось… И не надо было ни от чего уворачиваться, достаточно оказалось перехватить нацеленную в плечо сверху вниз руку с оружием и со всей силы выкрутить её кисть. Раздался обнадёживающий хруст. Незнакомец заорал ещё громче меня и, наверное, остался бы инвалидом, если бы не додумался вцепиться зубами в мою рану на пальцах.
Нож тоже выпал. Правда, его владельца это нисколько не смутило: мне в рёбра на всех парах летела нога. После блока стало понятно, что травмированные пальцы не слушаются. Тем временем незнакомец перешёл к борьбе и прижал моё горло к машине предплечьем, навалившись всем телом. Что ж… Новая серия пинков в голень и под колено убедила «душителя», что это была плохая идея.
Финал драки вышел хоть и аляповатым, зато очень поучительным. Теоретически у незнакомца были солидные шансы на победу. Но тут мне сказочно повезло… Видимо, он себя переоценил и решил исполнить что-то совсем неуместное — удар ногой с разворота в высоченном прыжке. Чего?! Не знаю, какой результат ожидался изначально, но я увернулся по-хитрому — не только пригнулся, но и рванул вперёд, толкнув неудавшегося акробата в ту секунду, когда ему оставалось совсем немного до приземления.
Безопорное положение сделало свою работу на десять с плюсом. Из ста. Да, незнакомец грохнулся на спину, как мешок с картошкой; но добить его, лежачего, получилось далеко не сразу — уворачиваться, блокировать и перекатываться умел не только я. Из кучи моих ударов цели достиг только один. Зато какой! Стоило мужику встать, как пинок в пах, усиленный переносом веса и размахом, вернул всё на круги своя. Из-под медицинской маски послышался сдерживаемый стон, неуместная летом шапка уткнулась в асфальт. Издалека это сочетание согнутой позы на коленях и неясных звуков могло напомнить молитву. Мне было даже немного жалко бить своего несостоявшегося убийцу ногой в висок, но что поделать?
В этот момент моя самооценка взлетела до небес. Здорово чувствовать себя Давидом, уничтожившим Голиафа, и радоваться тому, что наконец-то — впервые в жизни — пригодились оставшиеся с детства навыки соккера. Прилив эйфории чуть не сыграл со мной злую шутку — пропустить момент, когда жертва "урологической операции без наркоза" попыталась встать, было очень обидно. Но мужик снова упал даже без посторонней помощи. Он завалился на левый бок, маска с лица слетела, и в мерцающем свете фонаря стал виден немного подмоченный слезами своеобразный шрам под губой. Мигель! Между прочим, у меня до сих пор сохранились мысли о том, что опасный всплеск позитива принёс и пользу: возможно, именно благодаря ему я потерял сознание от усталости и боли не сразу после драки, а позже, только в машине "скорой".
В комнате для допросов Мигель громко и мультиязычно возмущался, крича что-то про намеренно подстроенную утечку фактов о его агентурной работе к разным нехорошим личностям. Правильно делал… Но свидетелей моей «химии» с документами об информаторах не было и быть не могло, по телефону я тоже не сказал ничего, что можно считать признанием в подобных вещах, то есть сделанные тайком записи разговоров не помогли.
До слушаний о залоге Мигель практически не появлялся в самой камере. По факту он безвылазно торчал в санчасти из-за проблем со здоровьем — нетрудно предположить, каких именно. Надо отдать должное тюремному информатору из тех "профессиональных советчиков", что подсказывают другим во всëм сознаваться и всë подписывать: он сумел хитростью пробраться в больничное крыло и обмолвился с нашим латиноамериканским другом парой словечек. Так я и узнал о какой-то древней клятве на испанском языке вперемешку с современным американским словом Хоффман.
Закончилось всё совсем грустно. Сначала Мигель непонятным образом вышел под залог, причём позднее прокурор так и не смог внятно объяснить, почему запросил столь маленькую сумму. Я думал, что любитель старинных клятв испарится почти сразу, но ошибся — перед побегом из города он пару дней добросовестно повалялся в клинике, где восстанавливал самое дорогое.
***
Такие вот дела. Я был здорово озадачен: сначала странное совпадение с преподавателями немецкого, потом Мигель… Если это только начало, что же дальше?!
