***
Неделю спустя Эрвин получает ещё одно письмо от капитана. Это удивляет его: он думал, что капитан больше никогда не будет его клиентом, что он каким-то образом оскорбил его. Он снова приезжает ровно в девять. День облачный, но всё равно тёплый. Розы, растущие вдоль тропинки, всё ещё покрыты тяжёлыми каплями дождя. — Доброе утро, — здоровается Эрвин, когда открывается дверь. В этот раз капитан вообще ничего не говорит, прежде чем уйти обратно в дом. Эрвин идёт за ним, снова чувствуя себя незваным гостем, хоть его и пригласили. Он учится на своих ошибках, поэтому не предлагает капитану помочь ему с чаем, а устраивается поудобнее в гостиной. Тут всё ещё так чисто, что дом кажется необжитым, занавески задёрнуты, как и в прошлый раз, и горит костёр, из-за чего в комнате становится слишком тепло. Капитан садится на то же место напротив Эрвина и пьёт чай, ничего не говоря. — У вас была хорошая неделя? — спрашивает Эрвин, намереваясь как можно быстрее нарушить тишину. — Нет. — Правда? Мне жаль, что-то произошло? Пальцы капитана, сжимающие чашку, всё ещё дрожат, но он не проливает ни капли. Он как-то странно держит её, замечает Эрвин. Капитан сжимает ручку чашки оставшимися пальцами левой руки, а правой накрывает её, удерживая за ободок. Эрвин видит лапки кошек с зонтиками, выглядывающие из-под пальцев капитана. — Я не сказал, что она была плохой, — отвечает капитан. — Она просто не была хорошей. Обязательно должно быть либо одно, либо другое? — Понимаю. Наверное, нет. — Эрвину кажется, что он уже исчерпал все темы для разговора. Было бы проще, если бы капитан просто хотел, чтобы Эрвин отсосал ему или трахнул его жену у него на глазах. — Попозже должен пойти дождь. — Как печально, — отвечает капитан. Эрвин натягивает на лицо улыбку. — А мне довольно сильно нравится дождь. — Поздравляю. — Кстати, а я ведь не знаю, как вас зовут, — вдруг вспоминает Эрвин, радуясь, что можно сменить тему. — Да. Я не говорил тебе. И на этом всё. Эрвин смиряется — если капитан хочет сидеть в неловкой тишине, пусть будет так. Он больше не будет стараться. Эрвин пьёт чай, постукивая ногой по ковру и упрямо глядя в камин. В нём снова горит огонь, и это раздражает Эрвина — уже слишком тепло для камина. Капитан ещё и в свитере. Он, наверное, обливается потом. У Эрвина закатаны рукава и застёгнута рубашка, ткань липнет к коже. — Ты можешь снять рубашку, если тебе некомфортно, — вдруг говорит капитан. — Прошу прощения? — Ты потеешь, — отмечает капитан, и Эрвину впервые кажется, что в его голосе может звучать нотка веселья. — Если тебе слишком жарко, можешь снять рубашку. Эрвин раздумывает над этой просьбой — просьба ли это? Капитан даже не смотрит на него. Он хочет получить наслаждение от вида обнажённого Эрвина или правда беспокоится о его комфорте? Эрвин медленно расстёгивает рубашку, наблюдая за реакцией капитана. Тот поднимает взгляд от чашки и следит за его пальцами, пока он не оказывается без рубашки. Затем смотрит на Эрвина, как будто быстро оценивает его, и возвращается к чашке. Капитан делает глоток — его рука дрожит, — откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Для Эрвина, конечно, привычно раздеваться перед клиентами — вообще, такое случается чаще всего. И всё же он не помнит, чтобы ему когда-то было так некомфортно от собственной наготы. Капитан даже не смотрит на него, но Эрвин почему-то чувствует на себе пристальное внимание. Он видит своё искажённое отражение, подсвеченное оранжевым из-за дразнящего огня, в поверхности кофейного столика. Эрвин сидит без рубашки почти полчаса, делая маленькие глотки чая, пока он не остывает, а затем капитан наконец открывает глаза и говорит: — Спасибо за твоё время. Можешь идти. Деньги на каминной полке. Эрвин осторожно застёгивает рубашку и ставит недопитый чай на поднос. Он чувствует тепло угасающего огня на лице, забирая конверт. Открыв его, Эрвин медлит. — Прошу прощения, капитан, но… вы снова переплатили мне. Капитан поднимает голову, он выглядит уставшим. — Ты живёшь в городе, разве нет? — Да. — Тебе нужно добираться примерно час на машине. Это дорогая поездка. — Её стоимость включена в оплату, — объясняет Эрвин. Капитан пожимает плечами. — Тогда считай это чаевыми. За отличный сервис. Эрвин смотрит на тяжёлые напольные часы у стены. Он пробыл здесь всего сорок минут. — Ну, признаюсь честно, я не совсем понимаю, что сделал, чтобы заслужить это, но спасибо. Он убирает конверт в карман, но капитан начинает говорить, прежде чем он успевает уйти. — Жди моего письма. — Он произносит это резко, глядя на свои колени. Эрвин видит только повреждённую часть его лица, она вялая и не двигающаяся, а глаз с бельмом смотрит на чашку. — Хорошо, — отвечает Эрвин, стараясь скрыть удивление. — До встречи, капитан.***
Следующее письмо капитана приходит два дня спустя. Их встреча выпадает на очередной солнечный день, и Эрвин тихо грустит из-за того, что ему придётся провести следующий час в жаркой и мрачной гостиной с задёрнутыми занавесками и камином, который медленно растапливает его дух. Он натягивает на лицо улыбку, когда дверь открывается. — Доброе утро, капитан. Капитан кивает и отворачивается, ковыляя в сторону гостиной. Кулак, сжимающий трость, дрожит сильнее обычного. Эрвин вешает шляпу и проходит по коридору за ним. Огонь не горит. Возможно, капитан наконец осознал, как абсурдно разжигать камин в конце весны. Эрвин садится и складывает ладони на коленях, замечая, что теперь температура в комнате куда более терпима. — Какой чай тебе нравится? — спрашивает капитан, тяжело опираясь на трость. — Ты не допил в прошлый раз. — О. — Эрвин теряется из-за того, что капитан заметил. — Честно говоря, я больше люблю кофе. Он смотрит, как на лице капитана сменяется несколько эмоций, шрам на левой щеке сжимается, когда он хмурится. — Я сделаю тебе Эрл Грей, — наконец говорит он. — Спасибо, — с благодарностью отвечает Эрвин. Он слушает, как трость стучит по плитке, когда капитан уходит в кухню. Без треска огня в гостиной пусто. В ней и так почти ничего нет, а теперь неподвижность нарушает только тяжелое тиканье напольных часов. Кажется, у капитана не особо много личных вещей. Стены голые, а на каминной полке нет ничего, кроме конверта с деньгами для Эрвина. Дребезг подноса оповещает о возвращении капитана. Дрожь в его руках сегодня более заметна. Он идёт настолько медленно, что Эрвин начинает переживать, что ещё немного и он упадёт. Он слабо сжимает поднос тремя пальцами, и Эрвин внимательно следит, как он ставит его на кофейный столик, чтобы подскочить, если капитан оступится. Они пьют в хрупкой тишине. Хоть воздух и ощущается более свежим без удушающего тепла огня в камине, Эрвину не достаёт его атмосферного треска. Теперь всё его внимание приковано к молчанию и неловкой тишине. — Блядь. Из-за тихого голоса Эрвин резко и удивлённо поворачивает голову. Капитан пролил на себя чай. Эрвин сразу же вскакивает и достаёт платок из кармана, чтобы вытереть влажное пятно на его штанах. — Ради бога, тебе необязательно… — Капитан проглатывает остаток фразы, когда Эрвин забирает чашку из его дрожащих рук. У него непривычно холодные пальцы. — Я не инвалид. Я могу сам вытереться. — Вы дрожите, — замечает Эрвин, вытирая холодные пальцы, испачканные чаем. Капитан дёргается, когда он касается обрубков на левой руке. — Я принесу тёплую тряпку, подождите, пожалуйста. В кухне Эрвин наполняет тазик тёплой водой и находит чистую тряпку в одном из шкафчиков. Когда он возвращается, капитан сидит на том же месте, его ладони сжаты и ужасно дрожат. Эрвин смывает остатки чая и насухо вытирает его полотенцем. Капитан кривится, морщины на лбу становятся более глубокими, шрам выступает заметнее. Когда Эрвин заканчивает, он опускается перед камином и разводит огонь. — Что ты делаешь? — спрашивает капитан. — Кажется, вам холодно, — отвечает он. Капитан открывает рот, чтобы возразить, но Эрвин перебивает его. — Пожалуйста, не нужно терпеть дискомфорт из-за меня. Я совсем не против снять одежду, чтобы вам было удобно. Капитан хмурится, но расслабляется и опирается на спинку кресла, а Эрвин наливает ему ещё одну чашку чая. Когда он передаёт её, то замечает, что руки капитана перестали так сильно дрожать. Вернувшись на своё место, Эрвин наблюдает, как он смотрит в чашку; его челюсть напряжена больше обычного, и он не поднимает взгляд. — Должен сказать, я не против Эрл Грея, — отмечает Эрвин, делая глоток. Капитан ничего не отвечает, и он понимает, что это будет очередная молчаливая сессия. Когда комната нагревается, Эрвину приходится закатить рукава. Глаза капитана прикрыты, и, если бы он не так крепко сжимал чашку, Эрвин бы подумал, что он задремал. Кажется, холод влияет на него сильнее, чем на других, решает Эрвин. Капитан всё ещё в толстом шерстяном свитере, как будто сейчас середина зимы. Ещё странно, каким напряжённым он выглядит, даже когда просто спокойно сидит с чашкой чая, откинув голову назад. Его вечное недовольство выражается в морщинках вокруг глаз и губ, а шрам только ухудшает картину. У него такое лицо, которое сложно представить в улыбке. Без пятнадцати десять, не открывая глаза, капитан говорит: — Можешь идти. Деньги на каминной полке.***
В следующем письме капитан предлагает, чтобы их встречи стали регулярными. «Раз в неделю», написано дрожащим почерком. Эрвин сразу же отправляет ему письмо с согласием. В день их следующей встречи идёт дождь. — Сними обувь, прежде чем войти внутрь, — говорит капитан вместо приветствия и уходит в мрачный дом. Он кажется ещё более угрюмым, чем обычно — выдающееся достижение. Эрвин списывает это на погоду. В камине горячо горит огонь, и занавески впервые не задёрнуты. Нет ничего удивительного в том, что единственный раз, когда капитан впускает свет в дом, — это когда на улице унылые серые тучи. По окнам текут печальные ручейки, и дождь такой сильный, что его стук практически перекрывает треск огня. Чай уже заварен, чашки стоят на подносе, из носика чайника идёт пар. К удивлению Эрвина, на этот раз капитан садится на диван, а не в кресло. Эрвин направляется к своему обычному месту, но капитан останавливает его. — Я бы хотел, чтобы ты сел рядом со мной. Это первый раз, когда капитан о чём-то попросил Эрвина, не считая просто его присутствия. — Конечно, — отвечает он. Капитан следит, как Эрвин пересекает комнату, чашка в его руках дрожит и звякает, ударяясь о блюдце. Его плечи напряжены. Он напоминает свернувшуюся змею, ждущую, пока жертва окажется достаточно близко, чтобы напасть на неё. Конечно, он не делает ничего такого, когда Эрвин садится; наоборот, его плечи опускаются в заметном облегчении. Капитан больше ничего не говорит о том, как именно Эрвину нужно сесть, поэтому тот подвигается достаточно близко, чтобы их бёдра соприкоснулись. Капитан замирает, но ничего не говорит, поэтому Эрвин наклоняется, чтобы налить себе чай. — Тебе нравится дождь, верно? — спрашивает капитан, его голос звучит довольно натянуто, как будто он пытается найти тему для разговора. — Да, мне кажется, он может быть довольно приятным. — По крайней мере, дождь может сгладить дискомфорт от долгой неловкой тишины, думает про себя Эрвин. Он смотрит на осыпающийся пепел поленьев, охваченных огнём, и пьёт чай, замечая, что капитан едва притронулся к своему. Тот бросает на камин резкий взгляд, как будто ждёт, что у него отрастут ноги и он уйдёт. — Ты когда-то говорил об этом, — поясняет капитан. — Что тебе нравится дождь. — Правда? — Эрвин смотрит на серую дымку за окном. — Думаю, он дарит какое-то спокойствие. Капитан напряжённо кивает, а затем выпаливает: — Ты можешь положить ладонь мне на бедро? Эта просьба удивляет Эрвина. Капитан никогда не просил его даже улыбнуться, не говоря уже о физическом прикосновении. Чашка начинает ужасно дрожать в его маленьких ладонях, и он упрямо смотрит на ковёр. — Хорошо, — отвечает Эрвин, опуская руку на ногу капитана. У него такая широкая ладонь, что большой палец ложится на внутреннюю часть бедра. — Вот так? — спрашивает он, вырисовывая пальцем круги по напряжённым мышцам. Капитан смотрит на его ладонь, и внезапно Эрвин замечает, как глубоко он дышит, будто серьёзно концентрируется. — Извините. Вам больно? — неуверенно спрашивает Эрвин. Капитан качает головой. — Я едва чувствую. — Тогда мне не убирать руку? — Не убирай. И… и продолжай это делать. Пальцем. Эрвин кивает, потирая бедро капитана. Через брюки его нога кажется тонкой, мягкой, несмотря на то, как он напряжён. Постепенно он расслабляется всё сильнее, но не закрывает глаза, как будто не может позволить себе стать ещё уязвимее. Он смотрит то на камин, то на ладонь Эрвина, не встречаясь с ним взглядом. Сидя так близко, Эрвин замечает, какой он маленький и как велика разница между их телосложениями. Капитан хрупкий и худой, он практически утопает в толстом свитере и свободных брюках. Эрвин никогда не оказывался так близко к нему, поэтому не замечал, но от него приятно пахнет — возможно, лимоном. — Можешь идти, — практически выдавливает капитан. Эрвин смотрит на часы и замечает, что прошло всего полчаса. Он мягко сжимает бедро капитана, а затем забирает деньги с каминной полки. — Увидимся в это же время на следующей неделе, капитан. — Да. — Голос капитана звучит хрипло, он смотрит на ковёр. А затем, прежде чем Эрвин уходит, он говорит: — Леви. Эрвин замирает и оглядывается. Черты лица капитана заострились, как будто он снова надел свою броню, как будто он дал Эрвину оружие, способное убить его. — Меня зовут Леви. Можешь называть меня по имени, если хочешь. В животе Эрвина зажёгся огонёк, маленький и нежный. — Хорошо. С нетерпением жду нашей следующей встречи, Леви.***
Эрвин тренировался произносить имя капитана. Леви. Каждый раз, когда он говорит его вслух, оно ощущается ценным и запретным, а внутри начинает расцветать что-то самодовольное. Для других жителей города он капитан, но не для него. Он отдал какую-то личную часть себя Эрвину — только Эрвину. Когда Эрвин приходит на следующую встречу, занавески снова распахнуты. На этот раз и окна широко открыты. На улице приятно: Эрвин слышит шелест ветра в деревьях, а солнечный свет, проникающий в гостиную, освещает комнату, и она кажется не такой мрачной, как обычно. Отсюда даже видно, что происходит по ту сторону забора, — на траве через дорогу играют дети. — Ты можешь посидеть, пока я делаю чай, — говорит Леви. Леви. Благодаря имени он становится чуть менее холодным, чем запомнилось Эрвину. Он смотрит, как Леви ковыляет в кухню, а затем подходит к окну, слыша рокот проезжающего мимо автомобиля. Газон, должно быть, недавно подстригли, потому что в воздухе ещё пахнет травой. Эрвин делает глубокий вдох и облокачивается на подоконник. Лето всё приближается, и сегодня, кажется, будет жарко. Конечно, Леви всё равно зажёг огонь. Камин трещит, а рядом с ним лежит новая порция дров. Эрвин перестал надевать пальто на эти встречи, даже когда на улице прохладно. Сегодня он расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки, а сейчас ещё и закатил рукава, чувствуя дуновение ветерка в светлых волосках на руке. Раздаётся резкий хлопок, и Эрвин подпрыгивает от неожиданности. Он слышит визг детей, играющих через дорогу, и спустя пару мгновений понимает, что они смеются. Он прищуривается, глядя через забор, — они зажгли петарду на траве. С кухни доносится грохот. — Леви? — зовёт Эрвин и, не получив ответа, быстро идёт туда. Поднос на полу, фарфор разбился о плитку. Трость Леви лежит среди обломков чайника, как будто её резко бросили. Эрвин видит, что Леви забрался под небольшой столик, накрыв голову руками, и что-то внутри горько сжимается. — Леви, всё в порядке? — осторожно спрашивает он. — Всё нормально, это были просто какие-то дети. Я могу пойти накричать на них, если хочешь. Леви смотрит на него широко раскрытыми глазами, правый глаз такой же невидящий, как и левый. — Что ты делаешь? — резко шипит он. — Прячься в укрытие, пока они не перезарядили пушки! Нам приказали переждать огонь. Эрвин опускается на четвереньки и заползает к нему под стол, двигаясь очень осторожно. — Опасности нет, Леви, мы оба в порядке. Леви резко смотрит на него. — У тебя есть отчёт от командора? — Леви, это Эрвин. Ты в кухне у себя дома. Ты не сражаешься, война закончилась шесть лет назад. Леви смотрит на него, не отвечая, всё ещё вжимаясь в стену. Он бормочет что-то себе под нос, тихие беспорядочные слова, которых Эрвин не понимает. Приказы. — Леви… — Эрвин чувствует себя беспомощным. Он боится коснуться его, на случай если ему станет хуже от этого. Но он не знает что сказать. Он замечает, что фарфоровая чашка Леви лежит на боку среди разлитого чая и осколков чайника. У неё откололся кусочек, но, не считая этого, кошки с зонтиками пережили падение. Эрвин поднимает её, осторожно, чтобы не поцарапать пальцы об осколки. — Ты только что делал чай, — говорит он Леви, протягивая ему чашку. — Эрл Грей, помнишь? Леви смотрит на чашку и медленно берёт её трясущимися руками. Когда он переводит взгляд обратно на Эрвина, его нижняя губа дрожит. — У… У меня был флэшбек, да? Эрвин буквально тает от облегчения и кивает. — Ты в порядке? Леви смотрит на осколки и морщится. — Мне нравился этот чайник. — Ты уронил трость, — говорит Эрвин. — Поранился? — Нет. Думаю, я просто… — Леви кладёт ладонь на грудь, чтобы почувствовать своё сердцебиение. Он всё ещё быстро дышит. — Такого давно не происходило. Это просто… инстинкт самосохранения. Эрвин понимающе кивает. — Помочь тебе встать? — Я могу сам, — говорит Леви, но морщится, выползая из-под стола. Он тянется к протягиваемой трости и покачивается, Эрвин ловит его под мышками. — Вот, садись, — говорит Эрвин, пододвигая к нему стул. — Х-хорошо. Леви даже не спорит, и это тревожит. Эрвин видит, как он сжимает и выкручивает ладони под столом, как его взгляд бегает по комнате. — Я могу чем-нибудь помочь? — спрашивает он, чувствуя себя бесполезным. — Таблетки… — Леви запинается и сглатывает. Он стучит пальцами по столу и покусывает большой палец левой руки. — В шкафу над раковиной. В жёлтом флаконе. Эрвин наливает стакан воды и протягивает ему таблетки. Леви глотает сразу две. Эрвин ещё никогда не видел, чтобы у него так сильно дрожали ладони; оставшимися пальцами левой руки он стучит по груди, а правой барабанит по столу. — Ты бы хотел сесть поудобнее? — спрашивает Эрвин. — В гостиной? Леви качает головой. Эрвин понимает, что ему действительно плохо, потому что он начинает прибираться, а Леви ничего не говорит. Вместо этого он стучит пальцами по столу, резко и ритмично. Леви что-то бормочет, и сначала Эрвин переживает, что он проваливается в новый флэшбек, а затем понимает, что он считает. Он называет каждый предмет в комнате и присваивает ему какой-то номер. Эрвин не хочет мешать ему, поэтому заваривает ещё один чайник чая. Оказывается, у Леви целая коллекция полированных сервизов, стоящих в шкафу. Эрвин ставит перед ним новую чашку Эрл Грея, не прерывая счёт, и садится напротив. Кухня наполнена стуком пальцев по деревянной столешнице и судорожным шёпотом. Эрвин пьёт чай и ждёт, разочарованный, что Эрл Грей получился не таким хорошим, как у Леви. Он хочет что-то сказать — попытаться утешить его, как бы бесполезно это ни было, — но боится помешать тому методу, которым Леви успокаивает себя. Леви замирает, хватает чашку и делает быстрый глоток. Он кривится — к этому выражению Эрвин хотя бы привык. — Отвратительно, — бормочет он. — Извини. У меня получилось не так хорошо, как у тебя. Чашка Леви дребезжит, когда он ставит её на блюдце. Он тяжело выдыхает и продолжает быстро стучать пальцами по груди, имитируя стук сердца. Леви снова пересчитывает предметы, начиная с корзины для хлеба, и Эрвин ждёт, допивая свой слабый чай. Леви несколько раз пересчитывает всё, что есть в кухне, и постепенно дрожь утихает. Он пьёт отвратительный чай, и, возможно, это показатель того, как ему плохо. — Жаль, что чайник разбился, — мягко говорит Эрвин — это первые слова, которые он произносит за десять минут. — Хотя бы чашка осталась. Леви бросает на неё быстрый взгляд. Он поглаживает пальцем кошек и зонтики. — Это был подарок. После войны ко мне постоянно приходили и дарили всякую хуйню. Чтобы поблагодарить или ещё что-то. Думаю, людям просто было жалко меня из-за шрамов. Больше никто не приходит. Только уборщики и садовники. Люди, которым я плачу. — Он смотрит на Эрвина. Эрвин представляет, как дом Леви постепенно становится всё тише и тише, как люди забывают о нём — решают забыть о нём. Он чувствует укол сожаления и сразу же отметает его — Леви не нужна жалость. — Они многое упускают, — говорит он. — Не особо. Со мной не очень приятно проводить время. — Я имел в виду чай. Эрвин замечает вспышку удивления на лице Леви, а затем уголок его губ приподнимается — едва-едва, но это можно назвать улыбкой. — Думаю, теперь я готов перейти в гостиную, — говорит он. Эрвин встаёт и ждёт, пока Леви выберется из стула на дрожащих ногах. Его хромота более заметна, поэтому Эрвин идёт рядом с ним, пытаясь при этом сильно не наседать. Леви с недовольным стоном падает в кресло, раздражённо морщась. — Тебе сильно больно? — спрашивает Эрвин. — За последние шесть лет бывало и хуже, — отмахивается Леви. Эрвин подкладывает ещё одно полено в огонь и садится напротив. Он думает, специально ли Леви выбрал кресло. Хотелось ли ему, чтобы Эрвин сегодня не трогал его. Возможно, в прошлый раз ему не понравилось. Теперь на улице стало тихо. Эрвин больше не видит детей по ту сторону забора. Он всё ещё думает о том, чтобы выйти, найти их и отчитать. Внезапно Эрвин встаёт, чтобы закрыть окно и задёрнуть занавески, даже не осознавая, что побудило его это сделать. Леви замечает, но ничего не говорит. У него всё ещё дрожат ладони, но не так сильно, как раньше. Он прикрывает веки и опускает плечи. Возможно, это от лекарств. Часы позади Эрвина отбивают десять, но он не шевелится. Глаза Леви закрыты, а дрожь почти прекратилась, и Эрвин думает, не уснул ли он. Когда он не хмурится, у него не такое уж и неприятное лицо с мягкими губами и острым подбородком. Его можно было бы назвать практически красивым, если бы кожа на левой стороне лица не была так обезображена. — Твои деньги на каминной полке, — говорит Леви так тихо, что Эрвин едва не пропускает это мимо ушей. — Ты не хочешь, чтобы я остался подольше? — Нет, спасибо. Мы и так задержались. Эрвин снова смотрит на часы — а, прошло десять минут. Он встаёт и забирает деньги, замирая у камина. Жар окутывает его, словно одеяло, брови потеют. — Извини, если я не… — Он замолкает, понимая, что Леви не особо интересуют его извинения. — Это вообще помогло? То, что я был рядом? Я не очень понимал, что нужно делать. Леви смотрит на него сквозь ресницы. Он выглядит сонным, как будто ещё немного, и он уснёт. — Хочешь, чтобы я заставил тебя чувствовать себя лучше, потому что ты чувствовал себя бесполезным? Эрвин прочищает горло — это резко даже для Леви. Он коротко кивает и поворачивается к коридору, но затем Леви добавляет: — Помогло. Тихое признание так поражает Эрвина, что он оборачивается. Веки Леви потяжелели, но не закрылись. Эрвин медленно пересекает ковёр и опускается перед ним. Леви следит глазами за большим пальцем Эрвина, который поглаживает левую ладонь. Он медленно моргает, таблетки постепенно утягивают его в сон. — Увидимся через неделю, Леви, — говорит Эрвин, накрывая его ладонь, прежде чем уйти и оставить его спать.***
— Сядь сегодня рядом со мной, — говорит Леви, не успевает Эрвин ещё и пальто повесить. Трость стучит по пустым половицам, когда он уходит в гостиную, и Эрвин идёт за ним, на этот раз радуясь теплу камина. Сегодня утром холодно после вчерашнего дождя. Розы в саду всё ещё оседают под тяжестью капель. Леви укутан в несколько тяжёлых шерстяных слоёв, сжимая дрожащие руки. — Нет… С другой стороны, пожалуйста, — просит он, когда Эрвин начинает садиться слева от него. Он переходит на другую сторону — ту, что без шрамов. Их бёдра соприкасаются, и Эрвин удивляется, когда Леви придвигается ещё ближе. Он чувствует запах лимона в его волосах и видит седые пряди. Тогда он понимает, что Леви не сделал им чай. Они сидят в полной тишине, пока стрелки на напольных часах не показывают пятнадцать минут десятого. Серый глаз Леви резко оглядывает тело Эрвина. Странно сидеть и не видеть его шрамы. Эрвин будто смотрит на другого человека, возможно, из другого времени. На более молодого капитана. Леви несколько раз открывает рот, как будто приготовившись что-то сказать, а затем снова закрывает его. Наконец он собирает всю свою силу в кулак и спрашивает: — Можно мне прикоснуться к тебе? — Конечно, можно. Я в твоём распоряжении. — Не к члену, — быстро говорит Леви, и это так забавно, что Эрвин улыбается. — Я просто… — Всё, что захочешь, Леви, — говорит Эрвин, и ему тяжело поверить, что он заставил капитана покраснеть. Румянец сидит на щеках, тёпло-розовый в отблесках огня, окрашивая рваный шрам. Леви сцепляет руки, тянется к нему левой, а затем сжимает оставшиеся три пальца и протягивает правую. Сначала он трогает лицо Эрвина. Кончики пальцев едва касаются щеки, а у Эрвина уже волосы встают дыбом на шее, но ему приятно. Леви кладёт маленькую холодную ладонь на подбородок Эрвина, а затем проводит пальцем по его нижней губе. Всё это время он наблюдает за своими действиями с восторгом — так люди смотрят на сложное произведение искусства. Его левый глаз с бельмом вглядывается в лицо Эрвина так же серьёзно, как и правый. Он проводит пальцами по шее сзади, затем спереди, замирает на горле. Эрвин не может не сглотнуть, и Леви следит за этим действием. Он проводит большим пальцем по ключице, а затем пытается расстегнуть пуговицы рубашки. Но пальцы трясутся слишком сильно, и он быстро сдаётся, вместо этого доставая её из брюк и проскальзывая под неё ладонью. Эрвин дрожит, когда холодные пальцы Леви гладят живот, затем грудь. Он чувствует, как они трясутся, словно трепещущие крылья насекомого. Леви подвигается ближе, чтобы коснуться спины. Он так близко, что Эрвин может посадить его к себе на колени. Его макушка оказывается прямо под носом Эрвина, и он снова вдыхает этот чистый запах. Наверное, у него шампунь с лимонами, решает Эрвин. Такой сладкий запах не может быть синтетическим. Тогда Леви удивляет Эрвина, наклоняясь вперёд и ложась щекой ему на грудь. Холодные пальцы всё ещё касаются кожи под рубашкой. Дыхание Эрвина шевелит серебряные и чёрные волосы на макушке. Он видит морщину на лбу Леви, как будто он сосредоточился на чём-то. И как же невероятно видеть Леви — капитана — таким интимно покладистым. Позу, в которой они оказались, можно считать практически объятием, но Эрвину кажется, что он не планировал это. Сегодня занавески задёрнуты, и свет от костра отбрасывает тени на щёки Леви и делает его ресницы длиннее. — Можно погладить тебя по волосам? — тихо бормочет Эрвин, боясь разрушить хрупкое спокойствие. — Можно. Если хочешь. Эрвин никогда не слышал, что Леви говорил так мягко. Он закрывает глаза, когда Эрвин начинает гладить его по шее, затем по волосам, которые постоянно лезут ему в левый глаз. Эрвин убирает их в сторону и чувствует, как Леви напрягается, а потом его дыхание снова становится глубоким. Леви медленно спускается всё ниже и ниже, пока его голова не оказывается на коленях Эрвина; он протягивает ноги и путается пальцами в рубашке. Эрвин думает, пытается ли он так остановить дрожь. Леви крепко сжимает ткань, напряжённая морщина на лбу так и не пропадает. Внезапно Эрвин понимает, что за все те месяцы, что он знаком с Леви, они никогда не прикасались друг к другу так много. Ему кажется, что, если он обратит на это внимание, Леви станет некомфортно, как будто он укажет на какую-то уязвимость. Эрвин пропускает чёрные волосы, похожие на дождевую воду, через пальцы. Леви такой утончённый — каждая его частица. Эрвин с таким же успехом мог бы перебирать шёлковую паутину. Его ладони кажутся огромными и неуклюжими, как будто он держит в руках бабочку. Леви спит. Эрвин понимает это только тогда, когда замечает, что его ладони перестали дрожать. Даже во сне он напоминает проволоку, намотанную на катушку: он сжимает рубашку Эрвина, и в его позе читается что-то напряжённое, как будто даже самый тихий звук может разбудить его. Два часа Эрвин не перестаёт гладить его по волосам. Удивительно, как быстро пролетает время. Он смотрит, как угасает огонь, пепел опадает, поленья трещат и раскалываются. А Леви спит с раскрытым ртом, каждый его вздох звучит тяжело. Он просыпается резко, как будто что-то вырывает его из сна. Леви недовольно морщится, слезает с коленей Эрвина и поднимает трость, скованно ковыляя в сторону кухни. — Нужно было разбудить меня, — раздаётся его хриплый голос. — Сегодня у меня хватает денег только на то, чтобы заплатить за час. Я добавлю оплату дополнительных часов на следующей неделе. Эрвин встаёт и разминает затёкшие ноги. Колени всё ещё тёплые там, где лежала голова Леви. На кухне раскрывается шкафчик и гремят таблетки. — Не стоит, — отвечает Эрвин, забирая деньги с полки. Леви возвращается, кулак, сжимающий трость, дрожит. Правая сторона лица, которой он лежал на коленях Эрвина, покраснела. — Перестань со своим благородством, идиот. Это твоя работа, и мы задержались больше, чем на час. Ты получишь деньги в следующем конверте. — Он делает глубокий вдох и потирает лицо. У него растрёпаны волосы. — Хорошо. До следующей недели? Леви кивает. — Жди моего письма.***
Эрвин удивляется, когда следующим утром приходит письмо, в котором Леви приглашает его в субботу вечером. В субботу вечером, на всю ночь. Эрвин перечитывает неряшливый почерк ещё раз и чувствует вспышку предвкушения, бегущую по позвоночнику. Обычно, когда клиенты приглашают его на вечер субботы, у них очень ясные намерения. Эрвин отправляет два письма утром — первое Леви, соглашаясь на его просьбу, а второе другому клиенту, отменяя назначенную на субботу встречу. Он появляется на пороге Леви, когда солнце за спиной начинает опускаться за горизонт. В городе прогуливаются люди, наряженные и направляющиеся в деревенскую ратушу. Когда Леви открывает дверь, у него на лбу больше морщин, чем обычно, а руки дрожат сильнее. Он отворачивается к гостиной, не говоря ни слова, и Эрвин идёт за ним, вдруг чувствуя себя неуверенно. Леви уже сделал чай и садится, выглядя беспокойно. Надколотая чашка с кошками и зонтиками дребезжит в руке, и он быстро ставит её на блюдце, сделав глоток. — Садись, — говорит он, и Эрвин опускается на диван рядом с ним. Леви сцепляет руки и продолжает поглядывать на часы. Эрвин пьёт чай и смотрит через серые занавески, как закат из оранжевого становится красным. Леви постукивает пальцами по бедру, и Эрвин начинает переживать. Он считает? — Сегодня День перемирия, — говорит Леви, сжимая дрожащую чашку обеими руками. — Да, я видел, как горожане идут в центр, — отвечает Эрвин. — Да. — Леви снова смотрит на часы и быстро делает глоток чая. Чашка звенит, ударяясь о блюдце, когда он ставит её обратно. Эрвин хочет коснуться его — взять дрожащие ладони в свои и попытаться успокоить, — но Леви не просил об этом. — Сегодня мы разделим постель, — говорит Леви. — Я так и предполагал. — Мы не будем заниматься сексом. — Хорошо. — Я просто… — Пальцы Леви отскакивают от ноги, быстро и лихорадочно. — Сегодня День перемирия, — повторяет он. — Сегодня… — Празднования начинаются в девять. Эрвин бросает взгляд на часы; время едва перевалило за восемь. — Да, в девять, там… — Он вдруг замолкает и всё осознаёт. — Фейерверки. Ох, Леви… — Мне просто нужно, чтобы ты лежал рядом, — резко перебивает его Леви. Он не сводит взгляд с камина. — Просто лежи рядом. У меня есть беруши, и стены довольно толстые, так что всё нормально. Я бы мог справиться сам. Эрвин сглатывает слова сожаления, сидящие на языке. — Хорошо. — Я просто попросил тебя прийти, потому что… — Леви замолкает и снова хватает чашку, делает ещё один глоток. — Я понимаю. — Фейерверки обычно прекращаются к одиннадцати. После этого можешь уйти, если хочешь. — А ты хочешь, чтобы я ушёл? Леви стучит пальцами по краю чашки. — Мне всё равно. Эрвин допивает чай и наклоняется вперёд, чтобы налить себе ещё. Леви следит за ним взглядом. — Ну, так поздно вечером будет сложно найти машину домой, поэтому я останусь. Леви тихо вздыхает и откидывается на спинку дивана, который скрипит под ним. — Ладно. В спальне практически абсолютно темно. Даже когда глаза Эрвина привыкают к мраку, он может различить только силуэт Леви, лежащего на кровати рядом с ним, и форму зеркала, стоящего у стены и накрытого простынёй, словно призрачным плащом. В коридоре часы отбивают девять, и плечи Леви напрягаются. Он вставил беруши в уши, прежде чем потушить последнюю свечу, но всё равно слышит часы. Эрвин придвигается ближе. Спустя пару минут раздаётся первый отдалённый треск. Леви резко дёргается, и Эрвин слышит, как он втягивает носом воздух. Он снова начинает дрожать и судорожно стучать пальцами по матрасу. Осторожно, чтобы не сдёрнуть одеяло, Эрвин обнимает Леви рукой и притягивает его к груди. На мгновение Леви замирает и совершенно не шевелится, и Эрвин вдруг переживает, что переступил черту. Что сделал только хуже. Затем Леви обхватывает руку Эрвина дрожащими пальцами и вцепляется в него так крепко, будто висит над обрывом. С каждым отдалённым треском он всё сильнее впивается ногтями в кожу. Эрвин гладит его по шее, размышляя, помогает ли этот жест хоть чуть-чуть. Он слышит тихое бормотание Леви в подушку, стук костяшек по матрасу. Эрвин притягивает его ещё ближе, пока его волосы не начинают щекотать нос. Хватка Леви не ослабевает. Эрвин гладит его по шее, а затем прижимается к ней губами. Это не совсем поцелуй, но ему кажется, что так делают возлюбленные. Он думает, были ли у Леви возлюбленные? Возможно, до войны. Или Эрвин был первым человеком, который так обнимал его? На шее у него есть тонкий шрам, старый и побелевший. Эрвин пытается понять, какое оружие могло оставить такой шрам. Возможно, какой-нибудь осколок. Или нож. Раздаётся громкий выстрел ближе к дому, и Леви резко вздрагивает. Эрвин вжимает его в грудь и вспоминает, насколько он маленький; просто хрупкое, дрожащее тело… Нет, хрупкое кажется неподходящим словом. Крепкое. Выносливое. Тело, которое пережило изнурительное испытание, но продолжает существовать в мире, который с радостью забыл бы о его существовании. Леви стучит по руке Эрвина, повторяя ритм костяшек, барабанящих по матрасу. Он забирается на Эрвина, и тот чувствует неожиданный укол сожаления в груди, рисуя круги на коже Леви и прижимаясь носом к изгибу шеи. Леви вдруг поворачивается, и Эрвин внезапно переживает, что расстроил его. Но затем он судорожно задирает рубашку Эрвина и прижимается лицом к его груди, тяжело дыша. — Ты просто пахнешь… — Он замолкает, слова падают в тишине, словно молот на наковальню. Ему не удаётся снять рубашку Эрвина, поэтому он просто забирается под неё, прижимаясь к нему вплотную. — Извини, — шепчет Леви. — Извини, это только пока всё не прекратится. Возможно, внутри Эрвина есть что-то, что испытывает искреннюю нежность к капитану — к Леви, — потому что он понимает, что ему вполне комфортно так лежать. Леви тёплый, и он кажется не таким встревоженным, дрожит не так сильно. И Эрвину нравится, что он может так крепко обнимать его, что Леви ощущается таким маленьким в его объятиях. Он тихо наслаждается этим, пока фейерверки не стихают и Леви не выскальзывает из-под его рубашки, переворачиваясь на другой бок. Эрвин просыпается, когда солнце попадает в небольшой просвет между занавесками. Он чувствует дрожь в пальцах Леви и понимает, что тот уже не спит. Он всё ещё лежит спиной к Эрвину, солнце освещает шрам. И они всё ещё прижимаются друг к другу, и… — Извини, — смущённо говорит Эрвин, резко отодвигаясь. У него стоит. Леви слишком долго лежит очень спокойно. Жар расползается по шее Эрвина и перетекает в щёки. Он уже не помнит, когда в последний раз чувствовал стыд из-за своего возбуждения. — Можешь идти, — наконец тихо говорит Леви. Он лежит лицом к стене. — Мне нужно заняться физиотерапией. Твои деньги в гостиной на каминной полке. Спасибо, что остался на ночь.***
Их следующая встреча выпадает на яркий тёплый день. Сейчас середина лета, и Эрвин надел лёгкую хлопковую рубашку. Он уже чувствует, как по спине течёт пот, пока он пьёт чай перед камином. Леви, как и всегда, в свитере и брюках, и ему, кажется, вполне комфортно, не считая дрожи в пальцах. Леви не сказал ни слова с тех пор, как попросил его сесть, но Эрвин уже научился понимать, когда он думает о чём-то. Леви следит за огнём с интересом, которого он не заслуживает, и ещё не сделал ни глотка чая. — Я хочу… — Он замолкает и быстро ставит чашку на блюдце. — Да, Леви? — спрашивает Эрвин, желая помочь. — Чего бы ты хотел? — Я хочу, чтобы ты потрогал себя. Иронично, но сексуальная просьба смущает Эрвина. — О. Прямо сейчас? — Нет, я подумал, что заставлю тебя подождать, пока ты не придёшь домой. Эрвин улыбается. — Я имел в виду… прямо здесь? На диване? — Да, там, где сидишь. — Теперь Леви пристально смотрит на него, и его взгляд опускается к бёдрам Эрвина, когда тот начинает расстёгивать ремень. Леви снова тянется к чаю и берёт чашку в дрожащие ладони, но не подносит её к губам. Когда Эрвин достаёт член, губы Леви распахиваются. Он замирает, его правый глаз следит за рукой Эрвина, которая начала скользить вверх-вниз. У Эрвина не стоит. Он чувствует, как рубашка липнет к спине, огонь обдаёт лицо теплом. Леви не сводит глаз с его руки. Эрвин плюёт в ладонь и закрывает глаза, пытаясь подумать о том, о чём думает всегда, когда не может возбудиться с клиентами: о бывших любовниках, о тёплых губах на члене, о стонах, об ощущении тёплого влажного тела. — Извини, — пристыженно шепчет он, член едва твёрдый. Леви ничего не говорит. Он всё ещё наблюдает за Эрвином. Тот снова плюёт на ладонь, дрочит быстрее. Леви касается губами чашки, как будто желая сделать глоток, но забывая об этом. Эрвин слышит его тихое и быстрое дыхание. — Можно мне?.. — Эрвин подвигается ближе, ремень звенит. Он видит, как взгляд Леви дёргается к его лицу, а затем снова к бёдрам, губы распахиваются ещё сильнее. Теперь у Эрвина встаёт. На висках выступает пот. За треском огня он слышит скользкие звуки ладони на члене. По щекам Леви разливается розовое тепло. Он всё ещё наблюдает, сжимая чашку в руках. Эрвин наклоняет голову вниз, чтобы вдохнуть лимонный запах волос. Он кладёт свободную руку на бедро Леви и сжимает. Тот удивлённо подпрыгивает, и Эрвин мешкает, ладонь на члене замирает. — Ты не против? Леви несколько раз моргает, поражённо глядя на ладонь, лежащую на ноге, а затем кивает. — Можно… можно мне подвинуться ближе? — спрашивает Эрвин. Теперь его рука двигается быстрее. Член стал совсем твёрдым. — Да. — Голос Леви звучит хрипло. Эрвин прижимается носом к волосам Леви и делает вдох, поглаживая бедро. Он сглатывает стон, двигая ладонью вверх и вниз. Леви выглядит удивлённым. Морщины на лбу разглажены, а правый глаз широко раскрыт. Он проводит языком по нижней губе, и Эрвин чувствует, как к паху приливает жар. — О, Леви, — стонет Эрвин, тяжело дыша ему в волосы. Леви ставит чашку обратно на блюдце дрожащими руками и проскальзывает ладонями под рубашку Эрвина, касаясь его груди. — О, — выдыхает Эрвин. — Мне приятно, когда ты касаешься меня. Леви сжимает член через брюки, но, насколько может судить Эрвин, у него не стоит. Он делает глубокий вдох и вжимается лицом в шею Эрвина, его дыхание остужает пот на коже. Садясь, Леви касается лица Эрвина и на пробу проскальзывает пальцами ему в рот. Эрвин стонет, проводя по ним языком. Они прохладные и едва дрожат. — Леви, я сейчас кончу, — шепчет Эрвин, и Леви неуклюже кладёт ему в ладонь платок, наблюдая за его членом. Эрвин цепляется за Леви во время оргазма, поглаживая его затылок и шею, целуя в волосы. Повисает тишина, которую нарушают только треск камина и тихое дыхание Эрвина. Он прижимает Леви к груди — возможно, дольше, чем нужно, — а затем отстраняется и застёгивает брюки. Эрвин хмыкает, потирая бедро Леви. — Леви, хочешь, чтобы я помог тебе? — спрашивает он, кивая в сторону его члена, который всё ещё не стоит. — Нет, спасибо, — отвечает Леви и снова берёт чашку чая. Он остыл. — Твои деньги на каминной полке. Увидимся через неделю. Должно быть, в теле Эрвина ещё осталось что-то нежное, потому что он наклоняется и целует Леви в щёку, прежде чем встать. Кожа под губами неровная, и Леви дёргается. — Увидимся через неделю, Леви. Забрав деньги с полки, Эрвин видит, что он касается своей щеки дрожащей рукой, не сводя глаз с ковра.***
Это становится привычкой. Когда Эрвин приходит, Леви делает им чай и позволяет ему выпить чашку, а затем просит его потрогать себя. Он смотрит с огромным интересом, а иногда и касается Эрвина (где угодно, кроме члена). И никогда не дрочит себе. Эрвин вообще не видел, чтобы Леви возбуждался. Хотя нельзя сказать, что ему не нравится. Эрвин редко видит его таким увлечённым, и с того первого раза не проходило и недели без этой просьбы. Одним солнечным днём, открыв Эрвину дверь, Леви говорит: — Сегодня я хочу посидеть на улице. Эрвин впервые видит сад позади дома. Там подстрижен газон и растут цветы, как и перед домом. Над травой склоняется зелёное дерево, под ним можно спрятаться от тёплого солнца. — Вон в том ящике у двери есть одеяло, — говорит Леви и хромает по деревянным ступенькам, стуча тростью. — Я подумал, что мы можем посидеть на траве. Эрвин расстилает одеяло и помогает ему сесть, потому что у него слишком сильно дрожат ноги. Леви ложится на спину, тень от листьев отбрасывает пятна ему на лицо, из-за чего глаз с бельмом выглядит тёмным. — Я хочу, чтобы ты разделся, — говорит он. Эрвин смотрит на высокий белый забор. — Твои соседи не особо любопытные, да ведь? — Если сегодня они впервые заглянут за забор, я заставлю их заплатить тебе. Эрвин начинает с обуви и носков и кладёт их на край одеяла. Босые ноги касаются колючей травы, и Эрвин чувствует сладкий запах в воздухе, как будто её недавно подрезали. Леви наблюдает за пальцами Эрвина, когда он расстёгивает рубашку, и останавливается на талии, пока он не снимает и брюки тоже. Леви удобно лежит на одеяле, которое вжимается в траву под его весом. Солнце и тени отбрасывают пятна на шрамы. Наконец Эрвин снимает бельё и кладёт его на стопку одежды, а затем ложится на спину рядом с Леви. Из-за лета на руках появились веснушки, и он закрывает глаза, чувствуя солнце на ресницах. — У тебя большой член, — слышит Эрвин, поднимает взгляд и видит, что Леви не сводит глаз с его члена. — Ты, наверное, гордишься им. Он не знает, что на это ответить, но губы растягиваются в улыбке. — Твоё тело такое… — Леви тянется к нему левой рукой, обхватывая бицепс оставшимися пальцами. — Гладкое. Я хочу потрогать его. Можно? — Да. Я был бы рад. Эрвин подвигается ближе, чтобы ему не пришлось тянуться. Леви накрывает член Эрвина и смотрит на него, проверяя его реакцию. Затем его ладонь скользит по талии, животу и останавливается на груди. Эрвин прикрывает глаза и проскальзывает ладонью под свитер Леви. Тот тут же замирает. — На солнце тепло, — говорит Эрвин. — Ты точно не хочешь снять свитер? — Нет, я замёрзну. Плохое кровообращение. Отчасти Эрвин верит ему. Но ещё ему кажется, что нежелание раздеваться связано не только с холодом. Он выскальзывает из-под свитера и держит руки при себе, пока Леви касается его. Леви берёт его лицо в ладони, и Эрвин закрывает глаза, чувствуя его нежное дыхание на своей щеке. Пальцы касаются век, и он открывает глаза, встречаясь взглядом с бледными глазами Леви. — Ты когда-нибудь был на море? — спрашивает Леви. — Один раз. — Это было с клиентом, но Эрвин не уточняет. — У тебя глаза такого цвета. Ты знал? Цвета воды. Когда Эрвин ездил на море, было пасмурно, вода была бурной и цвета железа. — А твои глаза напоминают мне дождь, — говорит он, и Леви отстраняется. — Ну да. Дождь довольно унылый. — А мне нравится. Он успокаивает. — От такой погоды у меня суставы болят, — бормочет Леви. — У тебя стоит, кстати. Эрвин смотрит вниз — Леви прав. Его член прижимается прямо к бедру Леви. — Мне приятно, когда ты трогаешь меня. Мне нравятся твои руки. Леви смотрит на левую ладонь, на которой не хватает пальцев, и от выражения его лица в груди Эрвина что-то болезненно сжимается. В нём читается отвращение, а затем эмоции исчезают. Эрвин берёт его ладонь в свои, она такая маленькая, что утопает в них. Он целует её, и Леви отстраняется и дрожит. — Дай мне коснуться тебя, — тихо просит Эрвин. Леви прижимает трясущиеся ладони к груди. — Ты можешь не снимать его. — Эрвин дёргает свитер. — Я могу просто… сделать так. Он поднимает подол свитера и проскальзывает под него ладонями, ведёт ими по животу Леви, чувствуя, как он дрожит. — П-подожди. Эрвин замирает, всё ещё касаясь живота. — Мне перестать? Нижняя губа Леви дрожит. Он смотрит куда-то поверх головы Эрвина и путается в словах. — Тебе… тебе необязательно. — Я хочу. Леви сглатывает. Его ладони так сильно трясутся. — Хорошо, — шепчет он. — Ладно. Если хочешь. Эрвин продолжает двигать руками, продолжает трогать его. Леви съёживается и жмурится. Ветер отбрасывает волосы ему на лоб, и Эрвин чувствует свежий лимонный шампунь среди запахов цветов. Дойдя до груди Леви, он натыкается на грубую вздутую кожу — шрамы. — Тебе больно? — спрашивает Эрвин. — Нет. Эрвин выкручивает сосок Леви, и у того перехватывает дыхание. — А так? — Леви снова качает головой, и Эрвин продолжает. Он потирает соски большими пальцами и осторожно крутит их. Леви зарывается лицом в локоть, когда с губ слетает тихий звук. Осмелев, Эрвин тянется к ремню Леви, но тот перехватывает его запястье, распахивая глаза. — Нет… — Извини, — тут же говорит Эрвин, убирая ладонь. — Нам необязательно это делать. — Нет, просто… — Он всё ещё цепляется за ладонь Эрвина, сильно дрожа. — Я просто не могу… У меня не встаёт. — О. Ничего страшного. — Извини, — шепчет Леви, его щёки краснеют. Он накрывает левую сторону лица ладонью, как будто хочет спрятать её, и повторяет: — Извини. — Не извиняйся за своё тело, Леви, — говорит Эрвин. Он гладит Леви по шее и чувствует, как он дрожит. — Есть и другие способы удовлетворить тебя, если хочешь. Леви всё ещё держит Эрвина за запястье. Он подносит ладонь к лицу и крепко прижимает её к щеке. — Как? Хочешь вставить мне что-нибудь в задницу или ещё что-то такое? — Он хмурится, и Эрвин чувствует его неуверенность, даже стыд. — Если хочешь. — Эрвин касается груди Леви через свитер. — Ты тут довольно чувствительный. Тебе понравилось? Когда я трогал соски? С губ Леви слетает тихий звук, и он кивает. Эрвин наклоняется ближе и тихо выдыхает в шею Леви, глядя, как по ней бегут мурашки. Он всасывает мягкую кожу, и Леви ахает. — Блядь, что ты делаешь? — Пытаюсь узнать о тебе что-то новое, — отвечает Эрвин. Он тянет к себе левую ладонь Леви и берёт два пальца в рот. Щёки Леви порозовели, жар растёкся по границам шрама. — Я могу оставить тут отметину, — бормочет он в шею Леви больше для себя. В деревьях шелестит птица, и Эрвин вдруг понимает, что происходит. Он всё ещё совершенно обнажён, а Леви лежит рядом с ним полностью одетый. — Думаю… — Слова Леви застревают где-то в горле, и он сглатывает. — Думаю, на сегодня хватит. Одевайся, пойдём обратно в дом. Эрвин слушается, хоть и немного недовольно; он застёгивает рубашку и натягивает брюки на твёрдый член. Когда Леви пытается встать, он покачивается и у него подкашиваются ноги. — Блядь, кажется… Я не могу идти. — Он хмуро прижимает дрожащие ладони к груди. — Чёрт, извини. — Можно я понесу тебя? Леви раздумывает об этом, сжимая ткань свитера трясущимися пальцами. — Эм, ладно. Хорошо. Эрвин наклоняется и поднимает Леви. Он лёгкий, его ноги свешиваются с руки Эрвина. — Обними меня за шею. — Да, я знаю. Эрвин прижимается губами к щеке Леви и открывает дверь ногой, занося его внутрь. — У тебя тёплая кожа, — говорит он. — От солнца. — Просто положи меня на диван, — тихо говорит Леви. Его голос звучит так, будто вот-вот задрожит. Эрвин опускает его на подушки и садится рядом. — Всё нормально, ты можешь идти. Час уже прошёл. — Я останусь в своё личное время, — отвечает Эрвин, кладя ноги Леви себе на колени. Он потирает мышцы большими пальцами, и Леви впивается зубами в нижнюю губу. — Тебе больно? — Нет. Всё нормально. — Скажи, если станет больно. — Эрвин массирует его ноги, пока огонь сгорает до пепла. Он всё ещё слышит ветер, шелестящий в деревьях, через открытую заднюю дверь. Ему нужно будет не забыть занести в дом трость перед уходом. Леви откидывает голову назад и закрывает глаза, накрывая их ладонью. — Мне понравилось сегодня, — говорит Эрвин, перекатывая мягкие мышцы бедра Леви. — Я бы хотел больше тебя трогать, если ты не против. — Хорошо, — хрипло говорит Леви. — Ладно. Может быть. — Можешь засыпать, если хочешь. — Хм. — Леви начинает расслабляться, ноги на коленях Эрвина тяжелеют. — Забери деньги с полки, когда будешь уходить. Даже когда Леви засыпает, Эрвин уходит не сразу. Он сидит, потирая ноги Леви, полуденное солнце светит между занавесок, а огонь утихает. Эрвин выходит во двор, чтобы сложить одеяло и забрать трость, а затем добавляет в камин несколько поленьев. Он сомневается, стоит ли брать конверт, и смотрит на Леви, спящего на диване. Он хмурит брови, а блики костра делают шрам ещё более заметным. Эрвин приседает рядом с ним, вдыхает чистый запах его волос и на мгновение прижимается губами ко лбу. Он возвращает конверт на полку и уходит.***
Эрвин не знает, почему делает это, но в следующий раз он приходит к Леви незапланированно. Возможно, Леви даже не захочет его видеть. Он стучит в дверь в шесть часов вечера, на улице дует ледяной пронизывающий ветер, а над головой висят серые тяжёлые облака, которые собирались весь день. Когда дверь открывается, Эрвина обдаёт волной тепла. Леви замирает на пороге и удивлённо смотрит на него. — Наша следующая встреча только в понедельник. — Я знаю. Можно войти? Леви оборачивается и смотрит вглубь дома, где Эрвин может разглядеть золотое свечение огня. Ветер в саду воет, и Леви дрожит, сильнее сжимая трость. — Ладно. Эрвин довольно входит в тёплый дом и снимает пальто. В коридоре пахнет какой-то выпечкой. — Я же не помешал твоему ужину? — спрашивает он. — Нет. Я ужинаю в пять. Это просто хлеб. — Леви садится в кресло с тихим стоном. — Надеюсь, ты не ждёшь, что я буду тебя кормить. — Он растерянно смотрит вокруг, а затем добавляет: — И я не ожидал, что мне нужно будет принимать гостей, поэтому тебе придётся самому сделать чай. — Конечно. На кухне Эрвин видит свежую буханку хлеба, поднимающуюся в духовке. Он достаёт надколотую чашку с кошками под зонтиками и заваривает чайник Эрл Грея. Когда Эрвин возвращается с подносом, Леви недовольно смотрит на огонь. — Извини, что пришёл так неожиданно, — говорит Эрвин, наливая ему чашку. — А зачем ты пришёл? — спрашивает Леви. — Не знаю. Просто захотелось навестить тебя. Бровь Леви дёргается, искривляя шрам. Он делает глоток чая, и Эрвин чувствует прилив гордости, когда он не жалуется на вкус. — Ну, я допью чай, приму ванну и лягу спать. — Леви пристально смотрит на Эрвина краем глаза. — Делай, что хочешь. — Можно присоединиться к тебе? — В смысле в ванне? Нет. — В кровати. — Эрвин пьёт чай и с гордостью отмечает, что он правда не так уж и плох. — Ну, это… — Леви путается в словах и сжимает чашку дрожащими руками. — Зачем тебе это? Ты пытаешься… трахнуть меня? — Его лицо краснеет. — Я подумал, что мог бы снова потрогать тебя, — говорит Эрвин. — Как в прошлый раз. — Ну, мы же собирались делать это в понедельник, разве нет? — Можем сделать это и сегодня. Кажется, Леви приходит в замешательство. Он делает большой глоток чая, затем прочищает горло и ставит чашку обратно на блюдце. — Знаешь, вообще-то… Невежливо просто так приходить к кому-то домой. — Я могу уйти, если хочешь. Ты ведь сам сказал, что мы увидимся в понедельник. — Ну, нет, ты же проделал такой путь, — отвечает Леви, снова хватая чашку. Чай проливается в блюдце. Он больше ничего не говорит, и Эрвин даёт ему допить чай. Сегодня свитер Леви толще и доходит ему до подбородка, но он всё равно дрожит. Он выбрал кресло, Эрвин не может сесть рядом, и поэтому скучает по прикосновению их бёдер. По тому, как у Леви тихо перехватывает дыхание, как будто он не ожидает, что Эрвин коснётся его. Как только Леви ставит пустую чашку на поднос, Эрвин встаёт. — Я помогу тебе приготовиться к ванне. Леви морщится. — Это необязательно. — Я могу набрать воду, — настаивает Эрвин. — Ты не знаешь, как мне нравится. Просто… убери тут всё. А ещё достань хлеб из духовки и оставь его на подоконнике, чтобы он остыл. — Леви встаёт, его трость дрожит. Он на мгновение пересекается с Эрвином взглядом, а затем отворачивается. — И проверь замки, прежде чем идти ко мне. Дверь в ванную приоткрыта. Шторы в спальне распахнуты, а тёмные облака разошлись. На пол падает лунный свет, сливаясь с отблесками свечи. Эрвин слышит плеск воды из ванной. — Леви? — зовёт он, мягко постукивая костяшками по двери. Раздаётся вздох, а затем: — Можешь войти. Зеркало запотело, а Леви погружён в воду по плечи, чёрные волосы плавают на поверхности. В стену встроены перила, а у ванной стоит лесенка. Трость висит на крючке у раковины. — Лимоны, — улыбается Эрвин, беря в руки шампунь. — Что с ними? — спрашивает Леви, приоткрывая правый глаз. — Приятный запах. Тебе подходит. — Как мило. — Можно помыть тебе голову? — Эрвин опускается на коврик и закатывает рукава. В свете единственной свечи шрам Леви кажется более ярким, он ничем не прикрыт, и Эрвин может рассмотреть его. Взгляд Леви прикован к поверхности воды, и она так спокойна, что Эрвин видит рябь, бегущую от его дыхания. — Можно. Эрвин наклоняется к нему и запускает ладонь в мокрые волосы, прочёсывая пряди пальцами. Удерживая голову Леви правой рукой, он выдавливает шампунь и массирующими движениями втирает его в волосы. Губы Леви распахиваются, но он ничего не говорит, прикрывая глаза. Смыв шампунь, Эрвин берёт мыло, лежащее в мыльнице, и проводит им по плечам, глядя, как его грудь поднимается и опускается. Щёки Леви теплеют в отблесках свечи. Вода блестит и отражает свет, поэтому Эрвин не видит тело Леви под ней, но, проводя пальцами по груди, чувствует вздутые шрамы. Леви вздрагивает и сжимает край ванны, напрягаясь. — Мне продолжать? — спрашивает Эрвин. Леви осторожно кивает, разжимая пальцы. Эрвин моет плечи и руки, спускается по спине и осторожно проводит ладонями между ног. Он вжимает пальцы в мышцы в бёдрах, и Леви выдыхает. — Так нормально? Леви кивает, впиваясь зубами в нижнюю губу. Эрвин находит лабиринт шрамов на ногах, некоторые глубокие и крупные, некоторые гладкие. Когда он доходит до ступней и потирает пятки, Леви закидывает голову назад, распахивая рот. Когда Эрвин заканчивает мыть его, Леви настаивает на том, чтобы вылезти самостоятельно, но ноги так сильно дрожат, что Эрвин всё равно достаёт его из ванны и обтирает полотенцем. — Это не… — Леви вцепляется в Эрвина, пока тот вытирает его насухо. — Я могу сам выбраться из ванны. Я умею это делать. Это всё из-за того, что ты трогал меня… как тогда на солнце. — Он фыркает, когда Эрвин вытирает его волосы. — Из-за этого моё тело перестаёт работать. Эрвин улыбается себе под нос, внутри загорает маленькая свечка. — А. — Не будь таким самодовольным, я не это имел в виду. Оказавшись сухим, Леви забирает полотенце из рук Эрвина и оборачивает его вокруг себя. — Выйди из комнаты, чтобы я переоделся, — просит он, и Эрвину кажется странным, что Леви вдруг стесняется своей наготы. — Я думаю, будет лучше, если ты не будешь надевать одежду, — отвечает Эрвин. Леви сжимает правую руку в кулак, на лбу появляется морщина. — Почему? — Я надеялся, что смогу продолжить трогать тебя. Леви сглатывает ответ и сжимает дрожащие ладони. — Нет… — Он прочищает горло. — Для этого мне не нужно быть раздетым. — Я бы предпочёл, чтобы ты был, — говорит Эрвин. Он наклоняется и целует Леви в плечо. Кожа там взбугрённая, порозовевшая, всё ещё тёплая от ванны. — Тебе было бы комфортнее в одежде? Леви замирает, сжимая ткань трясущимися руками. Он всё ещё опирается на Эрвина, но цепляется за полотенце так, будто утонет без него. — Я думаю… — Леви втягивает носом воздух и прижимает ладонь к левой стороне лица. — Можешь сам решить. — Ты знаешь, что я решу, — говорит Эрвин. Пальцы так и тянутся к полотенцу, но он ждёт. — Я бы хотел, чтобы тебе нравилось это решение. — Чёрт, просто… просто забери это дурацкое полотенце. Я буду голым, извращенец. Эрвин осторожно забирает полотенце из его хватки и вешает его на крючок. Леви стоит обнажённый и золотой в мерцании свечи и сжимается, когда Эрвин оглядывает его. — Можно отнести тебя в кровать? — спрашивает Эрвин, потакая своим желаниям. — Нет, блядь, я сам дойду, — отвечает Леви, трясущимися руками снимая трость с крючка и хромая в спальню. Эрвин всё равно помогает ему лечь и ставит трость в подставку рядом с тумбочкой. — Ты восхитителен, — бормочет Эрвин, резко втягивая носом воздух. От лунного света бледная кожа Леви практически светится, а шрамы становятся ещё заметнее. Он весь покрыт ими: яростные рубцы, рваные раны, зашитые на скорую руку, старые ожоги и порезы, которые так толком и не зажили. Самые ужасные шрамы на ногах, всё левое бедро — искалеченная розовая плоть. Эрвин впервые замечает, что оно тоньше, чем правое, хоть и ненамного. Леви накрывает ладонью левый глаз, сжимаясь в клубок. — Блядь, только задёрни занавески, пожалуйста. И накрой зеркало, в верхнем ящике есть простынь. Впервые Эрвин упрямится и не слушает просьбу Леви. — Раздвинь ноги, пожалуйста. Леви резко смотрит куда-то за плечо Эрвина, сжимая пальцами одеяло. — Эрвин. Занавески. — Я бы хотел, чтобы они остались открытыми, Леви. Или я могу зажечь свечу, если ты переживаешь, что тебя кто-то увидит. — Хватит притворяться, что не понимаешь, — рявкает Леви. Он пытается сесть, но руки дрожат, и он падает обратно на кровать. — Ты знаешь, почему… почему я задёргиваю занавески. Почему накрываю зеркало. Почему мне не нравится быть обнажённым. Посмотри на меня. Эрвин смотрит, в его глазах столько нежности, которую Леви не проявляет к себе. — Это для меня, — говорит он. — Я не плачу тебе за сегодня, — предупреждает Леви. — Я знаю. Я пришёл, потому что захотел. — С тобой что-то не так, — надломленным голосом говорит Леви. Эрвин забирается на кровать и останавливается между бёдер Леви, беря его лицо в ладони. — Кто-нибудь когда-нибудь вылизывал тебя, Леви? — Что ты, блядь, несёшь? Нет, просто… — Взгляд Леви мечется между занавесками и зеркалом, он напряжён. — Пожалуйста, просто… — Ты можешь закрыть глаза, но не лишай меня этого, — просит Эрвин. — Я бы хотел видеть тебя. Леви поворачивает голову к зеркалу. Эрвин смотрит. Они отражаются в зеркале: Леви, маленький, бледный и обнажённый, и Эрвин, сидящий в одежде и возвышающийся над ним. Он наклоняется и целует шею Леви, его отражение повторяет за ним, а Леви морщится. — Я хочу видеть удовольствие на твоём лице, — бормочет Эрвин ему в шею. — Я даже не плачу тебе, — повторяет Леви, как будто всё ещё не может это осознать. — Я знаю. — Эрвин обхватывает губами сосок и посасывает, чувствуя, как Леви дрожит. — Тебе нравится? — Тебе необязательно… ты можешь просто потрогать себя или ещё что-то. Я посмотрю. Эрвин целует Леви в шею и всасывает кожу, пока тот не начинает ёрзать. Остаётся отметина, и это радует. — От тебя приятно пахнет, — говорит Эрвин, прочёсывая пальцами влажные волосы Леви. — От тебя всегда приятно пахнет. Эрвин поднимается выше и целует лоб Леви, а затем прижимается губами к шраму. Леви пытается отстраниться, но Эрвин берёт его лицо в ладони. — Тебе больно? — спрашивает он. Эрвин чувствует слёзы на языке, дыхание Леви щекочет ухо. В ответ тишина, поэтому Эрвин отстраняется и садится на колени. — Я хочу, чтобы ты смотрел в зеркало. — Блядь, нет. Эрвин, не заставляй меня это делать, — слабо просит Леви. — Ты можешь смотреть на меня, если тебе так будет проще. Я буду между твоих ног. — Ты ненормальный, — говорит Леви, но без злости в голосе. Эрвин убирает волосы с его лба и целует шрам под левым глазом. — Блядь, — шипит Леви, в глазах появляются слёзы. Он раздражённо вытирает их, и Эрвин берёт его ладонь, целуя оставшиеся пальцы. — Боже, да ты просто романтик, да? — едко говорит Леви. В штанах Эрвина становится тесно. Возможно, он немного увлёкся. Он хочет, чтобы Леви тоже что-то получил от этого. — Я хочу, чтобы ты держал меня за волосы, — говорит Эрвин, — пока я буду между твоих ног. Губы Леви выглядят влажными в холодном лунном свете. Он облизывает их и убирает волосы с лица. — Ладно. Эрвин опускается на колени и двигается назад, прижимаясь щекой к бедру Леви и делая глубокий вдох. — Ты такой чистый. — Я только что принял ванну, идиот. — Ты всегда чистый. Давай, держись руками за волосы, вот так. — Эрвин тянет левую ладонь Леви с недостающими пальцами, и тот осторожно сжимает его волосы дрожащей рукой. — Тебе будет больно, если я закину твои ноги себе на плечи? — спрашивает Эрвин, и Леви качает головой. Он впивается пятками в спину Эрвина, когда тот прижимается губами к бедру. — У тебя такая мягкая кожа здесь. Смотри в зеркало, Леви. Леви наклоняет голову и напрягается, сильнее сжимая пальцы в волосах. Эрвин обхватывает губами мягкий член, и Леви удивлённо всхлипывает. Эрвин жалеет, что не может наблюдать за его лицом в такой позе, но Леви неожиданно сжимает ладони в кулаки, и это приятно. Эрвин держит его член на языке и нежно облизывает головку, а затем отстраняется. — Всё в порядке? — спрашивает он. — Зачем ты это сделал? — Потому что захотел. Тебе понравилось? — У… у меня не встаёт, — пытается объяснить Леви. — Мне нравится твой член, — говорит Эрвин. — Он красивый. — Иди нахуй. — Немножко приподними бёдра… да, вот так. — Эрвин смотрит в зеркало и видит своё лицо между ног Леви. — Сейчас я вылижу тебя, хорошо? Не забывай смотреть. Эрвин чувствует, как Леви делает глубокий вдох. Он ахает, когда Эрвин входит в него языком. — Это так… — Леви зарывается пальцами в волосы Эрвина, у него дрожат ноги. — Ты смотришь? — бормочет Эрвин ему в бедро. — Д-да, я… блядь, это извращение. — Но у Леви перехватывает дыхание, поэтому его слова сложно воспринимать всерьёз. Эрвин сжимает его бедра и снова проводит языком по дырке, чувствуя, как расслабляются мышцы. Леви начинает… О, он начинает стонать. Тихие звуки, которые едва не застревают в горле, кажутся запретными, когда слетают с губ Леви. Капитана. Эрвин голоден до них. Член, прижимающийся к кровати, твердеет. Он зарывается в бёдра Леви ещё сильнее и слышит тихий скулёж. — Пожалуйста… ох. Эрвин, это… блядь, это… это странно. Эрвин думает вставить вместе с языком ещё и палец — ох, как Леви будет стонать, — но решает приберечь это на другой раз. Леви достаточно и языка, он так мило скулит, цепляясь пальцами за волосы Эрвина. — Ты тут такой мокрый, — говорит Эрвин, отстраняясь. — П-потому что ты вылизываешь меня, — отвечает Леви в своё оправдание. Он прижимает костяшки к губам и тяжело дышит. — Тебе понравилось? — Было нормально. — Его взгляд опускается к члену Эрвина. — У тебя стоит. Эрвин сжимает член через брюки. Блядь, он бы хотел кончить. Возможно, в Леви… От этой мысли голова идёт кругом. В другой раз. — Ляг на бок. Лицом к зеркалу. Леви мешкает, сжимая и разжимая дрожащие пальцы. — Я хочу повернуться в другую сторону. — Я бы хотел, чтобы ты видел своё лицо, когда я заставлю тебя кончить. Леви смотрит в зеркало, но быстро отводит взгляд. — Я не смогу кончить. От этого признания в горле появляется комок печали. Эрвин сглатывает и ложится рядом с Леви, поворачиваясь так, чтобы они лежали лицом друг к другу. — Ладно. Тогда ложись мне на плечо. Я буду смотреть. Эрвину нравится, как они смотрятся: большая ладонь накрывает тёмную голову Леви, он видит бледную спину в отражении. Глубокий шрам проходит от лопатки до плеча. Старый и потемневший. Эрвин сжимает его задницу и смотрит, как дрожит его тело. — Вот так, — бормочет Эрвин, расстёгивая верхние пуговицы рубашки, чтобы чувствовать голову Леви кожей. — Вот так, просто лежи… Я вставлю в тебя палец, ладно? Дыхание Леви обжигает ключицу. Он стискивает рубашку Эрвина и напрягается, когда тот входит в него пальцем. — Тш-ш, расслабься, — говорит Эрвин, гладя его по спине. — Я осторожно. Будет приятно, обещаю. Вот так. Дырка Леви скользкая от слюны. Палец входит легко, и Эрвин целует макушку Леви. Ох, у него в груди как будто распускается цветок. Эрвин видит свою улыбку в зеркале. — У тебя всегда холодные руки, — говорит он, — но ты такой тёплый внутри. Леви ничего не говорит, прижимаясь губами к ключице Эрвина. Она влажная от его дыхания. — Как тебе? — спрашивает Эрвин. — Тут приятно? — Да. Эрвин входит глубже, до следующей фаланги. — А здесь? — М-м… Ах, да. Тут, думает Эрвин. — Так хорошо? Вместо ответа Леви выдыхает ему в плечо. В зеркале Эрвин видит, как у него поджимаются пальцы на ногах. Он давит на это местечко, и Леви сжимает его рубашку крепче, тяжело дыша. — Тут хорошо, — тихо шепчет Леви, как будто боится говорить о наслаждении вслух. Эрвин сильнее нажимает на простату, и Леви втягивает носом воздух. — Б-блядь. Блядь. Эрвин. В зеркале Эрвин видит, как его палец входит в тело Леви и выходит из него, и стонет. Теперь Леви, наверное, чувствует, как его член нетерпеливо прижимается к бедру. — Вот так, — выдыхает Эрвин в волосы Леви. — Я хочу слышать тебя. Ты такой красивый, солнце. Боже, ты идеален. Леви стонет, прижимаясь к Эрвину. Из его члена течёт прозрачная жидкость. Он делает ещё один дрожащий вдох и зарывается лицом в грудь Эрвина, впиваясь пальцами ему в плечи. — Вот так, — бормочет Эрвин. — Тебе хорошо, да? Леви, милый, тебе приятно вот так кончать? Эрвин целует его в макушку, а Леви тяжело дышит ему в грудь, у него влажные щёки. Эрвин прижимает его ближе к себе, рука в зеркале кажется такой большой по сравнению с худым телом. Когда Леви начинает ёрзать, Эрвин выходит из него и целует влажную щёку. Леви всё ещё дрожит, сжимая рубашку. — Ну как? — спрашивает Эрвин, гладя его по спине. — Как тебе? Приятно? — Я хочу, чтобы ты кончил на меня, — говорит Леви в грудь Эрвина. Он тяжело дышит. — Мне на грудь или… не знаю. Куда-нибудь на меня. Леви сжимает его член через брюки, и Эрвин стонет. — Да. Ох, Леви, да. — Он судорожно расстёгивает ремень. В тихой комнате раздаётся громкое звяканье, и Эрвин внезапно становится неуклюжим, стягивая брюки до колен и беря член в руку. — Блядь, меня надолго не хватит, — выдыхает он, вставая на колени, чтобы наклониться над Леви. — На грудь? Блядь, Леви, ты такой красивый. Леви наблюдает за ним с покрасневшими и распахнутыми губами. Эрвин обнимает его лицо, ладонь такая большая, что накрывает шрам целиком. Он гладит щёку большим пальцем, скользя рукой по члену, и стонет, кончая. Леви проводит пальцами по сперме на груди, глядя, как она блестит на коже, а Эрвин стирает последние капли с члена. Эрвин устало ложится рядом с Леви и подтягивает его к груди. Луна снова прячется за облаками, и в комнате становится темно. Раздаётся мягкий стук первых капель дождя. Эрвин прижимается губами к макушке Леви, чувствуя запах лимонов. Леви всё ещё дрожит в объятиях Эрвина, тяжело дыша. Он поворачивается, чтобы прижаться спиной к груди, и вздыхает, когда чувствует прикосновение губ к шее. — Я не буду платить и за понедельник тоже, — тихо говорит Леви. Эрвин чувствует, как в груди разливается тепло, и сильнее сжимает Леви. — Я знаю. Ему кажется, что в зеркале он видит улыбку Леви.