7 тысяч над землей

      Антон удивительно задумчив и будто бы даже сердит. С кресла Арсений бегает глазами по фигуре, раскинувшейся на диване напротив в обманчиво расслабленной позе, подмечает сведенные на переносице брови, поджатые губы, ногу, которая уже минут 10 не может успокоится и выстукивает никому не известный рваный ритм, и не может понять что случилось.       Ничего же вроде не предвещало такую резкую смену настроения: буквально полчаса назад, до того, как Арс уткнулся в книгу, а Антон залип в телефоне, все было нормально, а сейчас вдруг перед глазами максимально непонятная картина надувшегося Шастуна, который при этом еще старательно делает вид, что все хорошо.       Вздохнув, Арсений откладывает книгу, предварительно оставляя в ней специальную закладку, подается корпусом немного вперед и привлекает внимание к себе:       — Кхм, Антох, все нормально?       Антон, будто только проснувшись, слегка дергается, поднимает глаза на Арсения и строит удивленную моську, без слов пытаясь показать свое замешательство от вопроса, но внимательный взгляд Арсения заставляет его проговорить вслух:       — Конечно, а что не так?       — Шаст, тебе до Оскара еще далеко, не начинай. Ну что случилось? Чего ты вдруг надулся весь, как рыба Фугу?       — Какая рыба? — пытается перевести тему Антон, но быстро понимает бесполезность этого шага и идет на попятную, — да ничего я не надулся, нормально всё.       Но брови все еще нахмурены, а нога все еще стучит по полу. Ну-ну, так ему Арсений и поверил.       Мысленно закатывая глаза, потому что не любит он этих разборок из-за ничего, Арс поднимается с кресла и меняет место дислокации на диван, поближе к Антону. Но тут происходит что-то странное: Антон быстро блокирует телефон, кладет его экраном вниз на подлокотнике дивана, складывает руки на груди, будто защищаясь.       Вот это новости! Вот это ты, Антоха, удивил.       Попов вскидывает брови вверх, пялится на закрытую позу соседа по дивану недоуменно, рассматривая детали — напряженные плечи, сжатые пальцы рук, и снова пытается в разговор:       — Это что сейчас было? — Арсений сам уже хмурится, он терпеть на самом деле не может разбираться в непонятно откуда взявшихся загонах или иногда слишком переменчивом настроении Антона, но с другой стороны, он уже привык за столько лет и давно не реагирует на это так остро, как раньше.       Видимо, Антон осознал, что попытка сделать вид, что все в порядке, провалилась с треском, поэтому хмурится еще больше под пристальным изучающим взглядом, дергает плечами, стараясь будто скинуть этот взгляд с себя. Бесится. Арс видит эту волну недовольства, которая поднимается внутри его парня, грозя затопить того дикими и неприятными эмоциями по самую макушку.       Так, понятно. Телефон и другие причины придется обсудить чуть позже, сначала надо обезвредить бомбу.       В такой ситуации он не впервые, и самообладание и выдержка Арса всегда идут на пользу, помогая сдерживать свои собственные эмоции под контролем, не заражаясь пышущим от Антона негативом. Потому что сейчас главное не начать беситься самому — тогда это надолго, они уже проверяли.       — Что случилось? Объясни нормально, — проговаривает Арсений четко и твердо.       Антон шумно тянет воздух носом, видимо, стараясь успокоиться, смотрит в одну точку перед собой и молчит.       Ладно. Попов предпринимает еще одну попытку разговорить:       — Давай не будем ссориться? Сегодня у нас в кои-то веке достаточно свободного времени, чтобы провести вечер вдвоем, спокойно и никуда не торопясь. Я не хотел бы его портить.       Арсений сидит рядом, но не слишком близко, потому что желания тактильного контакта у него сейчас нет совсем. Ему бы успокоить Антона и не дать себе волю на негативные эмоции. Он все еще наблюдает за Антоном, ожидая реакцию на свои слова, но так ее и не получив, вздыхает и выходит из комнаты.       Ему кажется сейчас, что им лучше разойтись, как боксеры, в разные углы ринга. Потому что Антону надо бы остыть, а Арсению надо бы… просто надо. Он наливает себе бокал воды, осушает его жадно, чувствуя, что холодная вода будто бы остужает его изнутри, усмиряя порыв негодования, которого он так и не смог избежать, и заставляет голову мыслить более трезво. Налив еще один бокал — на этот раз для Антона — Арсений поворачивается и чуть не сталкивается с Шастуном, который как-то бесшумно умудрился зайти на кухню.       Антон уже не выглядит заведенным, а скорее уже строит жалобный вид. Глаза немного печальные, очаровательно блестят, а нижняя губа чуть оттопырена.       — Спасибо, — звучит в ответ на протянутый стакан воды тихо и (Арсу же не кажется?) виновато.       Уже лучше.       Не дождавшись даже пока Антон допьет воду, Арсений нетерпеливо интересуется:       — Остыл? И что это было, м?       — Ревность. Ревность это была.       Антон умеет поставить в тупик.       — М-м-м… — Арсений от неожиданности даже теряет всяческий запал. Он то думал, что сейчас построит из себя обиженку немного, пока не заставит Антона извиниться за такие приколы, а тут такой поворот. К кому он приревновал то его? К книге? Дома больше нет никого.       Антон видит замешательство Арсения, замечает удивленно приподнятую правую бровь и раскрытые глаза, и начинает ходить по кухне туда-сюда, машет свободной рукой от порыва ранее сдерживаемых эмоций и говорит, пожалуй, громче, чем хотел:       — Да, бля, зашел в контакт, а там… не знаю, вроде ничего такого, но я… в общем, просто увидел что люди пишут про вас с Серегой. «Милая пара», «хочу быть на месте Матвиенко», «можно позавидовать Сереже», «Арсежи топ» — от эмоций Антон уже начинает передразнивать комментаторов, но возвращается к теме — Я вообще в комментарии под твои фотки боюсь заходить, там же слюноотсос можно каждому высылать как гуманитарную помощь, ну, ты понял… а тут что-то дернуло. Ну и вот…       Антон останавливается, дышит тяжело, смотрит то на Арса, то на бокал воды в руке, и в итоге ставит тот, от греха подальше, на кухонный стол.       — Ну и чего? — Арсений искренне не понимает в чем тут проблема и откуда столько эмоций на ровном месте, — у нас у всех под фотками тонны различных комментариев, ничего нового…       — Да знаю, — тяжко вздыхает Антон, трет глаза устало, — но на тебя одного пол планеты дрочит, куда б ты не пошел и какую фотку бы не выложил, а я даже сказать вслух не могу, что ты мой.       Они оба стоят на кухне и ошалело смотрят друг другу в глаза. Антон выговорился и теперь застыл в ожидании реакции, а Арс не может собраться с мыслями: как-то все это неожиданно, и непонятно что говорить. А если не понятно что говорить, то надо говорить самое главное:       — Я твой. Я тебя люблю.       Хоть эти слова произнесены не впервые, в этот момент в тишине кухни они кажутся откровением, таким нужным, трепетным и доверительным.       Плечи у Антона заметно расслабляются, от чего он чуть горбится, глаза становятся блестящими от влаги:       — И я тебя. Безумно.       В следующую минуту Антон оказывается в родных теплых объятиях, ощущая маленькие поцелуйчики на щеках и губах, жмурится от излишка чувств и переживаний, сам тянет Арса на себя, ближе, еще ближе, обнимая того за поясницу, и слышит:       — Артон все равно канон, не волнуйся на этот счёт. И не забывай, что на тебя дрочит вторая половина планеты.