Исповедь

Грядёт конец. Дотла сгорели свечи. И тьма сгущается на каменной стене. Я знал, что человечий век не вечен — Но ждал, что доля выпадет не мне. Она пришла и за моей спиной стоит, Вцепившись в шею мне костлявою рукой. Она — мой враг — мне тихо говорит: «Не убежишь. Я наконец-то за тобой». Я с ней боролся много лет подряд, И каждый раз я побеждал в бою. Memento mori — все вокруг твердят. Я помню — и поэтому борюсь. Себе пишу я строки эпилога, Пока ещё могу всё рассказать. Ведь по вине судьбы иль злого рока Могу я вскоре смерти проиграть. И если выбирать как умереть — Я б выбрал море цвета твоих глаз. В них горечь трав степных и неба твердь, Души imago, цветом что топаз. Позволь мне утопиться в море чувств, Что захлестнули приливной волной. Людского осужденья не боюсь — Я был и остаюсь всегда собой. Я не страшусь осколков острых фраз И слов, что могут яд в себе таить. Я змей, аспид, и — у меня immunitas, Я сам могу любого отравить. Но я сейчас отравлен не болезнью, Хоть и усталость накрывает вновь… Отрава эта всем давно известна И ей дано название — любовь. Я слышу стук в стене, рыданья под окном — Но это всё лишь в голове моей. Я сам себя бы спрятал в жёлтый дом, И выдал морфия побольше, поскорей. Но отказался бы от опия и спирта, Всё отдал бы за каплю тишины. Объятие — без пошлости и флирта — Дало бы мне немного теплоты. Той теплоты, что не измерить ртутью, Что побеждает горе и тоску, Что грязи придаёт уюта, Послушности даёт быку. Хочу в камин я бросить лист Или чернилами облить порыв души. Но перед совестью своей я чист, Я написал, что думаю — без лжи. Без лжи не смог бы вслух произнести И выразить — все чувства расплескать. Я, вероятно, трус. Меня уж не спасти — И можно лишь простить, понять, принять. И посему, я здесь исповеда́юсь, На стихотворных строках — может, между строк. Я каюсь? Да, наверное, каюсь — Что есть ещё один во мне порок. Что если б мог — закончил всё сейчас. Поставил точку вместо многоточий. И залило бы кровью мой рассказ, Замазало написанные строчки. Но я внизу услышал шум шагов, И голос — что даёт надежду. Твой голос — за него готов Поверить, что всё будет так, как прежде. Когда закончится вся эта пантомима — И эпидемия пойдет на спад. Я верю, не пройдем мы мимо Не бросив друг на друга даже взгляд. Ты можешь не делить со мною мнений, Ведь мы с тобой на разных полюсах. И чей-то злой, коварный гений Поставил нас на чаши на весах. На первой — несломлённый дух, Живое сердце, что пылает жаром — Из сердца кровь течёт вокруг, Из крови разгораются пожары. На чаше номер два лежат мозги, Перо, бутыль чернил и папиросы, Холодность рук и из-под глаз мешки, И лист бумаги с знаками вопроса. И чаши эти в полном равновесьи — Лишь иногда смещается баланс, Когда на первой чаше дух нечестен, А мозг приходит спешно в декаданс. И снова шум — на этот раз за дверью Прогнивших половиц я слышу скрип. И каждый шорох — залпом артиллерий В ушах звенит. Виною недосып. Я, видно, отосплюсь уж на том свете И наконец-то вновь увижу сны. Я скину чешую и обращусь медведем И задремлю в берлоге до весны. Весну увижу в снах — и утоплюсь В лучах светила, прогревая кости. Забуду я о том, что я боюсь, Забуду о тоске, печали, злости. Я чувствую, твои шаги всё ближе, Но я тону в звенящей пелене — Она всё глушит, я почти не слышу, И на глаза наброшен саван мне. Поэтому, заканчиваю строки И жду, когда же ты войдёшь сюда Прощаюсь я, без страха, и упрёка, Прощаюсь — в этот раз я навсегда. P.S. Не всем дано проститься с тем, кого любил, Не всем дано сказать — я сделал, всё что мог. А я любил. Так странно, но, любил. За это не суди. Ведь если есть за этой гранью мир — меня рассудит б-г.