Благословение Архонта

...Аль-Хайтам чувствовал себя отвратительно. Почему то, что накануне кажется самым правильным, идеальным и единственно верным решением, наутро всегда ощущается как нечто катастрофичное, постыдное... и ужасно, просто ужасно болезненное! Болело всё. Тянуло поясницу так, что сложно было разогнуться, не зашипев сквозь зубы. Болели натёртые колени и ныли мышцы на бёдрах. Челюстями не было желания двигать совсем. А уж о том, чтобы сесть в кресло, аль-Хайтам, обычно равнодушно относившийся даже к боевым ранениям, не мог помыслить без содрогания. Но хуже, чем боль, аль-Хайтама терзали стыд и раскаяние. Конечно, поздновато было раскаиваться, особенно, когда отлично помнишь, как терял рассудок от наслаждения во время вчерашнего секс-марафона с тремя незнакомцами сразу... Но почему-то из головы не выходили мысли о Кавехе. Ведь, если подумать, аль-Хайтам сорвался вчера в анонимный клуб из-за него... Думать о том, как его влечёт к Кавеху, было стыдно. Разве не аль-Хайтам все эти два года ежедневно жаловался всем, кто желал его слушать, на то, что терпеть не может своего соседа? Как теперь признаться, и в первую очередь — себе, что тот самый сосед ему, оказывается, нравится? И даже более того, он его хочет... Аль-Хайтам испытывал нестерпимо жгучий стыд и ненавидел себя за это чувство, и заодно Кавеха, за то, что он его вызывал. Да и сбегать вчера от него было верхом малодушия. Смелым и честным шагом было бы поговорить с соседом. Признаться в своих чувствах. Аль-Хайтам, конечно, был избирательно слеп во всём, что касалось Кавеха. Но сейчас он готов был задним числом признать, что всё это время его сосед был неравнодушен к нему. Но вместо нормального серьёзного разговора аль-Хайтам предпочел сбежать. И пусть в голове вертелась формулировка «тактическое отступление», ничем иным, как трусливым бегством оно не являлось. От этих мыслей ему захотелось завыть или побиться головой об стену. Но аль-Хайтам ограничился тем, что включил в наушниках музыку погромче, и зашагал, слегка прихрамывая, по широкому коридору Академии. С самого утра аль-Хайтам отменил все кабинетные дела. Он оставил Хаву дежурить в приемной, объяснив, что собирается пройтись с инспекцией по даршанам. У него на самом деле имелся для этого отличный повод. В последний визит в Храм Сурастаны аль-Хайтам в очередной раз чуть ли не коленях умолял Властительницу Кусанали освободить его от должности Верховного мудреца. — Я не администратор, мой архонт, — говорил он ей. — И никогда не хотел им становиться. Мне по душе быть простым исполнителем. — Но ты — лучший из всех, кто бы подходил на роль Верховного! — отвечала ему Нахида, с грустью заглядывая в глаза. — Очень жаль, что эта должность так тебя тяготит. В ближайшее время начнётся формирование Совета, и тебе станет легче! Властительница Кусанали согласилась, что для управления Академией (а значит и жизнью всего Сумеру) знаний, опыта и личного времени одного человека недостаточно. В Академии было запланировано скорейшее создание Совета мудрецов, в который попадут лучшие представители всех даршанов. Таким образом обязанности Верховного мудреца будут равномерно распределены между многими людьми, и эта ноша перестанет быть такой непосильной для него одного. Но даже и в этом случае Совету необходим глава, чтобы координировать его деятельность. — Ты уверен, что не хочешь остаться Верховным? У тебя будет очень много помощников! — Нет, моя повелительница, — покачал головой аль-Хайтам. — Я уверен. Нахида вздохнула. Потом подняла лицо, в её огромных прозрачных глазах заплясали озорные огоньки. — Что ж. Тогда мне придётся взять эти обязанности на себя. Совет Академии впредь будет возглавлять Дендро Архонт! — торжественно провозгласила она. Аль-Хайтам склонил голову, соглашаясь с решением Властительницы Кусанали. Потом преклонил колено перед Нахидой, стоящей перед ним, чтобы находиться с ней на одном уровне. — А что по поводу меня, мой архонт? — А ты станешь моим личным секретарем! — с улыбкой произнесла она. — Даже Дендро Архонту нужен свой специальный помощник! Она нежно погладила аль-Хайтама по руке и шутливо произнесла: — Я тебя никуда не отпущу, аль-Хайтам. Академия и Сумеру нуждаются в таких людях, как ты. — Я склонен согласиться с решением моего Архонта, если у меня будет строго определённый график работы, чётко прописанные обязанности, никаких переработок, и жалование останется на прежнем уровне... Нахида звонко рассмеялась. — А тебе палец в рот не клади! Похоже, ты всегда точно знаешь, чего хочешь. Ах, если бы, подумал аль-Хайтам с сожалением. Нахида тем временем подняла вверх указательный палец. — Но полномочия Верховного мудреца ты сможешь сложить с себя только после того, как сформируешь Совет. Я полагаюсь на твой выбор, аль-Хайтам. Уверена, что ты отберешь в новый орган управления Академией только самый достойных людей. Твоя задача сейчас — составить список возможных членов будущего Совета и принести его мне на одобрение. А дальше будем действовать по ситуации. — Слушаюсь, мой архонт. ...Так и получилось, что сегодня аль-Хайтам, следуя приказу Властительницы Кусанали, решил пройтись по даршанам и лично пообщаться с теми, кто попал в его первый приблизительный список. Аль-Хайтам начал с даршана Хараватат, на котором сам учился в своё время. А посещение Кшахревара малодушно оставил на самый конец рабочего дня. Потому что это был родной даршан Кавеха, и встретить его там можно было с очень большой вероятностью... Как бы ни оттягивал этот момент аль-Хайтам, но всё же ближе к вечеру он закончил с пятью даршанами, и направился-таки в шестой корпус, который занимало архитектурное отделение Академии. Аль-Хайтам шёл по коридорам даршана Кшахревар, уже заметно хромая и морщась каждый раз, если приходилось подниматься по лестнице. Задницу саднило так сильно, что, несмотря на обильный слой заживляющей мази, аль-Хайтам кривился от неприятных ощущений и хотел как можно скорее покончить с делами. Из дашрана Кшахревар в его список попадал один из мудрецов, находящийся в числе профессоров. Аль-Хайтам спешил на встречу к нему, но, проходя мимо одной из аудиторий, вдруг замедлил шаг и совсем остановился. Из-за приоткрытой двери в коридор доносились слова, произнесённые очень знакомым голосом. Аль-Хайтам медленно приблизился и заглянул в аудиторию. Он увидел привычные ряды столов и длинных скамей, расположенных полукруглым амфитеатром. Большая часть скамей сейчас была занята студентами, что-то тщательно выводивших ручками в своих тетрадях. Перед ними за кафедрой полубоком к аль-Хайтаму стоял Кавех и что-то громко вещал своим студентам. На носу его были очки в тонкой оправе, в руках — длинная деревянная указка. За спиной Кавеха высилась большая грифельная доска, прибитая к стене, вся исписанная меловыми формулами и чертежами. Аль-Хайтам невольно засмотрелся. Кавех небрежно похлопывал концом указки по своей ладони, объясняя какую-то формулу, а воображение аль-Хайтама неожиданно подкинуло ему образ его соседа, с довольной улыбкой замахивающегося этой указкой и оставляющего красные жгучие следы на обнаженной коже спины аль-Хайтама... или бёдер, а может и ягодиц. Аль-Хайтам сглотнул. Его снова понесло не туда. Он решительно шагнул в аудиторию и кивнул Кавеху, наконец заметившему его. Студенты, тоже разглядев вошедшего Верховного мудреца, нестройно повскакивали с мест. Аль-Хайтам раздражённо махнул рукой, призывая их садиться. Эти формальные почести бесили его до белого каления. Он поманил рукой Кавеха, приглашая его ненадолго выйти из аудитории. Кавех отложил на кафедру указку, сдвинул очки на лоб и последовал к дверям. Когда они оба оказались в коридоре, аль-Хайтам криво усмехнулся. — Я чуть не забыл, что ты преподаёшь. — Я и сам бы предпочел забыть, — невесело улыбнулся Кавех. — За преподавание с моим стажем платят мало, и академических часов у меня пока немного... А что ты здесь делаешь, аль-Хайтам? Вся Академия гудит. Говорят, Великий мудрец лично ходит по даршанам и карает недостойных. Ты сегодня навел тут шороху, — рассмеялся Кавех. Аль-Хайтам хмыкнул. Потом помедлил и достал из папки, которую держал в руке, сложенный лист бумаги. Он протянул его Кавеху. — Что это? — спросил Кавех. Аль-Хайтам пожал плечами. — Письмо с прошением от Торговой гильдии из Порт-Ормоса. Пришло сегодня утром. Купцы просят у Академии прислать землемера. Гильдия приобрела новые земли под склады, и им необходимо составить топографическое описание местности. Хочешь поехать в командировку? — спросил аль-Хайтам, поднимая взгляд на Кавеха. — Это немного не твой профиль, но я помню, ты, кажется, изучал топографию. Они обещают неплохо заплатить... Кавех просиял. — Конечно, хочу поехать! Я спец в топографии, можешь не сомневаться! Аль-Хайтам, ты просто золото! Кавех в порыве чувств кинулся ему на шею и мокро чмокнул в нос. Повисла пауза. Кавех, всё ещё обнимая его за плечи, неловко моргнул, заливаясь краской. Аль-Хайтам смотрел на него, не мигая и не делая попыток освободиться. Ему была приятна тяжесть его рук на своих плечах, и нравилось, что лицо Кавеха так близко, что при желании можно было легко склониться и поцеловать его. А ещё от Кавеха вкусно пахло мятными леденцами, которые, — аль-Хайтам знал, — его сладкоежка-сосед очень любил и часто ими хрустел. Они простояли так совсем недолго. Кавех опомнился первым и отстранился. — Не беспокойся, — легко рассмеялся он, пальцем касаясь кончика носа аль-Хайтама. — Я не красил губы, следов не останется... Спасибо, что принёс заявку, — уже более серьезным тоном добавил Кавех. — Ты мог бы отдать её любому другому... Аль-Хайтам фыркнул. — Уж кому, как не мне знать, что тебе требуются деньги, — ответил он. — Заявка срочная. Сегодня же собирайся в Порт-Ормос, чтобы завтра уже смог приступить к делу. Работы там на пару дней. — Понятно, — кивнул ему Кавех. — Закончу лекцию и сразу пойду домой складывать инструменты! Ещё раз спасибо тебе. Аль-Хайтам отмахнулся. Кавех вернулся к своим студентам, а аль-Хайтаму снова стало стыдно. Вместо того, чтобы начать нормальный разговор, он решил воспользоваться служебным положением и отослать Кавеха подальше от себя хотя бы на несколько дней. Крайне тупое решение проблемы, потому что ничего оно не решало, а только отодвигало этот вопрос на неопределенный срок. Аль-Хайтам тяжело вздохнул и зашагал по коридору. Домой он вернулся позже Кавеха. Разговор с кандидатом в Совет затянулся. И хотя он вышел довольно плодотворным, аль-Хайтам весь извелся, пока выдержал его, стоя и переминаясь с ноги на ногу. К вечеру у него разболелось всё тело, и ему не терпелось поскорее добраться домой. Кавеха он обнаружил в общей комнате вместе с незнакомым ему человеком. — А, ты вернулся! — воскликнул Кавех. — Аль-Хайтам, это мой приятель Усман, мы вместе работали над проектом Алькасар-сарая. Встретились случайно на улице, я предложил ему заскочить на чашку кофе. «Зачем ты оправдываешься, как уличённая в неверности жена?» — раздражённо подумал аль-Хайтам, но вслух произносить ничего не стал. Жжение в заднице и боль в спине сводили его с ума, и он пребывал сейчас в крайне отвратительном настроении. — Ну, не то чтобы вместе, — смущённо посмеиваясь, ответил Усман. — Я был приглашён в проект для проверки мелких расчетов, а всю грандиозную работу господин Кавех проделал сам. — Наслышан о его «грандиозном» подходе в деле с Альскасар-сараем. Особенно, касательно оплаты труда, — не удержался от язвительного замечания аль-Хайтам. Кавех вполне ожидаемо вскинулся: — Это была моя единственная крупная ошибка за всю жизнь! Каждый может оступиться, если доверится не тому человеку! — Ошибка твоя, а расплачиваться приходится мне. — Ну так и не платил бы! — в сердцах выкрикнул Кавех. — Тебя никто не заставлял давать мне жильё! Ты сам предложил пожить у тебя! — «Это была единственная ошибка в моей жизни», — вернул ему его же фразу аль-Хайтам, издевательски выделяя интонацией отдельные слова. — Ах, теперь, оказывается, это у тебя называется так! — всплеснул руками Кавех. — А два года назад это считалось благородным дружеским жестом! — Да не были мы никогда с тобой такими уж друзьями, Кавех. Аль-Хайтам спорил с ним исключительно из-за силы привычки. Он не мог не язвить в ответ на колкости Кавеха, этот стиль общения сложился между ними практически сразу после знакомства и моментально стал единственно возможным. На самом деле выпады Кавеха уже давно перестали злить или серьезно раздражать аль-Хайтама. Он огрызался, особо не задумываясь. А сейчас аль-Хайтам и подавно не испытывал к нему и десятой доли той злости, какая слышалась в его словах. Он смотрел на Кавеха, на его раскрасневшиеся щёки, на розовые губы, изогнувшиеся в неприязненной гримасе, на блестевшие от возмущения глаза, и мечтал покрыть поцелуями и эти губы, и щёки, и всего его самого. — Эй, эй, друзья мои. Похоже, вы не на шутку разошлись, — неожиданно вмешался приятель Кавеха, и оба спорщика как по команде уставились на него. Они почти забыли о присутствии постороннего во время эмоционального обмена колкостями. Усман поднял ладони. — Успокойтесь. Это не моё дело, конечно, но если вся проблема — в крыше над головой, я могу предложить вам, господин Кавех, снять комнату в моём доме. Аль-Хайтам с кислым видом смотрел на коллегу Кавеха, так не вовремя влезшего со своим предложением. Кавех же заинтересованно развернулся к нему всем телом. — Это правда, Усман? — Ну, конечно. У меня эта комната всё равно пустует, прежний постоялец давно съехал. Можете въезжать хоть сегодня! — Ну и прекрасно! — воскликнул Кавех с вызовом, явно предназначенным для аль-Хайтама. — Значит, договорились? — Конечно! — энергично подтвердил Усман. Аль-Хайтам сложил руки на груди. — Ну и катись на все четыре стороны, — сухо произнес он, ощущая как где-то глубоко внутри его больно кольнуло, словно в тело вонзили острую длинную иглу. — С радостью! — ответил Кавех, уперев руки в бока. — Можешь начинать собирать вещи. — Ну уж нет, — ответил Кавех запальчиво. — Сегодня я уезжаю в Порт-Ормос. Перееду, когда вернусь. Если ты, конечно, не возражаешь, Усман? Тот не возражал. Кавех победоносно уставился на аль-Хайтама, но взгляд его с беспокойством блуждал по его лицу, будто выискивая что-то... Сердце аль-Хайтама сжалось, он отвернулся. Ну, что ж, скатертью дорога... — Приятно было познакомиться, Усман, — бросил аль-Хайтам, больше не глядя на Кавеха. Он развернулся и ушел в свою комнату. Войдя к себе, аль-Хайтам запер дверь. Скинул сапоги и рухнул на кровать, но тут же глухо взвыл в подушку: саднящую задницу пронзила острая боль. Злые слёзы выступили на его глазах, и он нетерпеливо мотнул головой, вытирая их об наволочку. Так он и уснул, не раздеваясь, и пропустил момент отъезда Кавеха в Порт-Ормос.