Благословение Архонта

Кавеха не было два дня, и вот сегодня с почтовым голубем он прислал сообщение о том, что работа сделана, и он возвращается из Порт-Ормоса, чтобы забрать вещи. Аль-Хайтам всё это время пребывал в состоянии постоянного раздражения. Его настроение и раньше не отличалось особой жизнерадостностью. Но всё особенно усугубилось в последние месяцы. Аль-Хайтам чувствовал себя почти всегда уставшим, нервозным, равнодушным ко всему, кроме рабочих моментов. Но за время отсутствия Кавеха он, казалось, побил собственные рекорды раздражительности. Все подчинённые ходили по струнке и без лишней необходимости не рисковали соваться в его кабинет. Аль-Хайтам наорал на проштрафившихся студентов, которые устроили дебош и драку в даршане Вахумана и велел Хаве приготовить приказ об их отчислении. Одного из профессоров Спантамада хотел уволить за растрату имущества из-за того, что какой-то его эксперимент завершился неудачно, и часть лаборатории пострадала. Академик в слезах раскаяния побежал умолять самого генерала махаматру повлиять на решение Верховного мудреца, и аль-Хайтам, скрипя зубами, прислушался к пространным уговорам Сайно и согласился признать инцидент несчастным случаем. Аль-Хайтам ходил по коридорам Академии, бросая замечания налево и направо. Досталось всем: и уборщикам за обнаруженную на самых верхних полках шкафов пыль, и поварам за недосоленный обед. А в Доме Даэны он устроил разнос студентам, посмевшим повысить голос, и заодно дежурным библиотекарям за то, что не следили за требованием соблюдать в библиотеке тишину. Поэтому было неудивительно, что на лице Хавы, когда она заглянула в кабинет аль-Хайтама с письмом, переданным из голубятни Академии, вместо опасливого беспокойства расцвела счастливая улыбка: — Сегодня он возвращается, господин Великий мудрец! Аль-Хайтам нахмурился. Он взял письмо, отсылая Хаву. Прочитал его. Постучал концом карандаша по столу. Он был зол, раздражен и даже, похоже, обижен на Кавеха за его решение съехать. А ещё чувствовал вину из-за того, что сам затеял эту глупую ссору и не постарался удержать соседа от поспешного решения ни словом, ни жестом. И вот теперь Кавех уедет из его дома, и не будет больше встреч с ним в коридоре, ожиданий у дверей ванной своей очереди принять душ, вечерних игр в карты, столкновений на кухне за чашкой кофе и совместных занятий йогой... Но почему это так его расстраивает? Ведь ещё совсем недавно это было всем, о чём мог мечтать аль-Хайтам: выгнать Кавеха и снова остаться в уединении и спокойной тишине своей квартиры. Когда всё успело так кардинально перевернуться с ног на голову? Аль-Хайтам в глубине души понимал, что простейшим выходом из положения будет немедленно поговорить с Кавехом. Но в голове его шумело от эмоций, непривычно сильных и ярких, отключиться от которых не помогала даже громкая музыка в наушниках. Аль-Хайтам всегда считал себя холодным и рациональным, и сейчас очень страдал от невозможности щелчком пальцев вернуться в то спокойное и привычное равновесие. Но он знал один способ успокоиться и... «прочистить мозги». Поэтому сразу же после работы аль-Хайтам, не заходя домой, направился в сторону Базара, выискивая взглядом знакомое неприметное здание анонимного клуба. Дойдя до него, аль-Хайтам впервые обратил внимание на вывеску над входом, которую раньше не замечал: «Чайный дом “Благословение Архонта”» — гласила она. Аль-Хайтам хмыкнул и вошел внутрь. — Какую комнату вы желаете посетить сегодня, господин? — вежливо спросил его администратор, когда аль-Хайтама, надевшего маску, провели к нему. — Комнату Славы, Уединенную или... — Красную комнату, — прервал его аль-Хайтам. Администратор понимающе покивал головой. — Значит, Красная комната. Заполните, пожалуйста, анкету как можно более полно, чтобы нашим людям было легче соответствовать всем вашим требованиям и пожеланиям. Мы должны подобрать вам идеального мастера. Если уж вы выбираете сегодня роль «нижнего», то учтите, вам необходимо полностью довериться наставнику и во всём слушаться его указаний. Это главное условие посещения Красной комнаты. Аль-Хайтам согласился. Сегодня он был более чем настроен подчиняться и слушаться, он снова трусливо бежал от необходимости принимать решения. Сердце аль-Хайтама колотилось, когда он пробегал взглядом ровные строчки опросника. Он отверг порку, выбирая связывание. Аль-Хайтам только-только восстановился после недавней групповой оргии, и не чувствовал в себе сил снова залечивать последствия посещения клуба после того, как его высекут... Но всё же дрожь предвкушения пробежала по его телу от одной только мысли о том, что со временем, быть может, аль-Хайтам попробует и порку тоже. Только вот на месте мастера-наставника ему почему-то сразу представился Кавех, поигрывающий длинной деревянной указкой... Аль-Хайтам мотнул головой, прогоняя непрошенные видения, и снова вернулся к анкете. Он немного помедлил, определяясь с видом связывания. Аль-Хайтам с некоторым сожалением отказался от инадзумского ходзё-дзюцу, посчитав, что пока не готов к веревкам, а также от цепей, решив, что они слишком гремят и раздражают слух. Он остановился на связывании кожаными ремнями. Кроме того, аль-Хайтам отметил ещё несколько пунктов, согласившись на глазную повязку, а в конце дописал в «Особых пожеланиях» фразу: «Никаких разговоров». Ему хотелось, чтобы ничего не отвлекало его от возможности привести в порядок хаос из эмоций и мыслей в голове. И последнее. Самое главное — стоп-слово. Аль-Хайтам уверенной рукой вписал в пустую графу имя Кавеха. Сегодня именно оно послужит ему в этом качестве. Аль-Хайтам отдал анкету администратору. Его попросили присесть и подождать несколько минут, пока будет идти подбор нужного человека. Аль-Хайтам решительно отверг предложенный чай и остался стоять, слегка постукивая каблуком об пол. Наконец, его пригласили пройти по коридору. У самой двери в Красную комнату аль-Хайтам снял маску и ему заменили её на глазную повязку. Она была сделана из широкой ткани однотонного тёмного цвета, достаточно мягкой и совершенно не пропускающей свет. Ему аккуратно сняли наушники, повязали повязку и вернули наушники на место — таково было пожелание аль-Хайтама. Дверь тихо скрипнула, и его легко подтолкнули в спину, принуждая переступить порог. Аль-Хайтам оказался в Красной комнате. Соответствовал ли её интерьер названию, он, разумеется, проверить не мог: его окружала полная темнота. Дверь позади закрылась, мягко щёлкнул замок. Он автоматически вытянул вперёд руку, боясь столкнуться с препятствием, но быстро отпустил её, сообразив, что это глупо. Аль-Хайтам затих, прислушиваясь. Перед ним в небольшом отдалении явно кто-то находился. Он ясно слышал шорох одежды и поскрипывание кожаной обуви. А ещё он различал чужое дыхание. Поначалу оно было спокойным и ровным, но вот человек впереди сделал шаг ближе, и аль-Хайтам чётко услышал громкий вздох, будто бы даже удивленный, и дыхание стало частым и взволнованным. Что ж. Приятно, что он чем-то смог поразить своего сегодняшнего партнёра. Это даже хорошо, что ему достался, видимо, неравнодушный мастер-наставник. Аль-Хайтаму будет не так страшно отдавать власть над собой в его руки... Шаги человека, когда он приближался, звучали глухо. Видимо, пол, как и везде в клубе, покрывали толстые ковры. Щеки аль-Хайтама неожиданно коснулось что-то тонкое и гибкое. Какой-то прут или трость. Эта трость несильно надавила, заставляя повернуть голову направо, а потом налево. Аль-Хайтам понял, что его рассматривают, и поежился. Это было уже довольно волнующе — знать, что кто-то пристально смотрит на тебя, когда ты сам не в состоянии его увидеть. Тонкий конец трости спустился ниже по шее, прошёлся по груди. Поддел край его куртки и дёрнулся. Нетерпеливо, как показалось аль-Хайтаму. Он понял без слов, что от него требовалось. Стараясь не суетиться, он принялся стягивать куртку. Подержал немного в руках, соображая, куда повесить, но потом просто бросил под ноги. Он снова почувствовал, как гибкая трость зацепила край его рубашки и потянула вверх. Аль-Хайтам стянул её через голову и тоже бросил. Тонкий прохладный кончик медленно прошёлся по его обнажившейся груди, покружил вокруг одного соска, подобрался к другому и слегка надавил. Аль-Хайтам тихо выдохнул. Дразнящие движения трости начали его заводить, а лёгкие щекотные ласки оставляли на голой коже россыпь мурашек. Гладкий конец трости скользнул ещё ниже и запнулся о пояс штанов. Аль-Хайтам понял, что его просят раздеваться дальше. Он сел на пол и стянул сапоги, потом поднялся и потянулся руками к ремню. Пришлось немного повозиться, отсоединяя проигрыватель наушников от пояса, но аль-Хайтам довольно быстро справился наощупь. Вскоре и штаны упали под ноги. Он помедлил немного, и снял также бельё. Поднял голову, прислушиваясь, пытаясь определить, в какой стороне находится его мастер. После возни с одеждой аль-Хайтам немного потерялся в пространстве и чувствовал себя неуютно. Он сейчас остался полностью обнаженным. В комнате было тепло, но он ощущал смутное волнение и подсознательное желание ёжиться или закрываться руками. На нём остались только наушники, да в руке он рассеянно крутил небольшую коробочку проигрывателя, не понимая, что с ней делать. Снимать наушники очень не хотелось. Вдруг аль-Хайтам услышал шорох ткани за своей спиной. Чужие пальцы мягко вытащили проигрыватель из его руки. Он почувствовал, как его левое предплечье обхватывает что-то не слишком широкое и довольно мягкое, похожее по ощущению на кожаный ремень. Звякнул металл, видимо, пряжки. Прохладные пальцы приподняли ремень и прижали что-то гладкое и твердое к руке аль-Хайтама, а потом крепко затянули ремень. Его невидимый партнёр помог решить проблему с проигрывателем, попросту прикрепив его ремнём к предплечью аль-Хайтама! От изумления аль-Хайтам остолбенел, не зная как реагировать на такое проявление заботы. А между тем мастер смог вызвать новое удивление, подергав провод наушников, проверяя, надежно ли он закреплён, а затем щёлкнув пальцем по кнопке проигрывателя. В наушниках зазвучала музыка. Аль-Хайтам сам подобрал подходящий кристалл незадолго до прихода в клуб. При звуках музыки аль-Хайтам с облегчением выдохнул, только сейчас поняв, как был напряжён до этого. Все остальные звуки разом отрезало от него, остались только прикосновения. Он ощутил, как чужие пальцы коснулись его лопаток, пробежались выше, к плечам, немного похлопывая, успокаивая. Слегка помассировали сведённые мышцы, расслабляя, мягко уговаривая не волноваться и довериться им. Аль-Хайтама окончательно отпустило. Он слегка откинул голову назад, поддаваясь уговорам, встречая охотно принявшую его покорность руку. На шее аль-Хайтама возникла мягкая полоска, затянулась не слишком туго. Пальцы теперь уже обеих рук обхватили его шею вместе с ремнём — ошейником, как догадался аль-Хайтам с лёгким трепетом. Но умелые руки человека, стоящего у него за спиной, не дали ему разволноваться. Они успокаивающе погладили шею, спустились к спине, продолжая довольно нежные круговые движения ладонями. Ребро одной ладони проехалось по позвоночнику сверху вниз, почти до крестца, заставляя аль-Хайтама слегка выгнуть спину от удовольствия. Ему было приятно чувствовать эти прикосновения. Тело чутко реагировало, слегка вздрагивая от каждого нового касания, и аль-Хайтам вспомнил, как всегда успокаивался и расслаблялся во время массажа Кавеха. Сейчас с ним происходило нечто похожее... Нет, не время вспоминать о Кавехе. Он сам назначил его имя стоп-словом. Не стоит пока даже думать о нём, чтобы случайно не произнести вслух. Тогда всё закончится, а аль-Хайтама только-только начало понемногу заводить всё, что с ним сейчас делали. Гладящие его руки спустились ниже, обхватили за бока. Большие пальцы упёрлись в спину и подтолкнули. Аль-Хайтам понял, что его просят двигаться. Он сделал шаг вперёд, осторожно ступая по мягкому ворсистому ковру. Мужчина последовал за ним, не убирая рук, направляя и поддерживая. Аль-Хайтам ещё раз шагнул. В полной темноте и отсутствии других звуков, кроме музыки в ушах, ориентироваться в пространстве было абсолютно невозможно. Но крепко державшие его руки не позволяли оступиться и сбиться с направления. Аль-Хайтам понял, что уже начинает доверять им. Так они медленно шагали, пока колени аль-Хайтама не упёрлись во что-то мягкое и высокое. Его подвели к кровати... Руки его мастера-наставника заскользили по спине, надавили на плечи, мягко принуждая лечь грудью на кровать. Аль-Хайтам повиновался. Свои руки он вытянул по бокам, а ноги остались стоять на ковре. На мгновение тёплые ладони исчезли с его спины, заставив аль-Хайтама податься за ними чуть вверх: он не хотел, чтобы его отпускали. Они тут же вернулись, успокаивая, мягко поглаживая по спине, по плечам, поднимаясь к голове. Аль-Хайтам почувствовал прикосновение ткани одежды к своему телу: мастер несильно прижался к нему сзади, обнимая. Пальцы обеих рук мастера тем временем зарылись в его волосы, ненадолго замерли, слегка перебирая их, еле заметно поглаживая кожу головы. Всё тело аль-Хайтама покрылось мурашками от этой невинной ласки и от мысли о том, что невидимому мастеру нравится трогать его и прикасаться к его волосам. Затем ладони снова переместились на плечи и начали двигаться от них по рукам аль-Хайтама ниже. Они сжимали его, потом отпускали, скользили вниз. Снова несильно сдавливали и расслабляли пальцы. Этот ритм завораживал аль-Хайтама, удивительно сочетаясь с соло на флейте, звучащим сейчас в его ушах. А пальцы наставника уже поглаживали левое запястье, скользнули в ладонь, переплелись с пальцами аль-Хайтама, на мгновение сжались и сразу распутались, отпустили их, не давая возможности насладиться прикосновением чуть подольше. Снова скользнули на руку и оплели вокруг неё уже знакомый по ощущению кожаный ремень. Мягкая кожа затянулась чуть выше запястья, не сдавливая, но и не болтаясь. Пальцы мастера скользнули под ремень, проверяя, не туго ли аль-Хайтаму, снова вызывая в нём прилив чувства благодарности от такого проявлении заботы. Он ощутил прикосновение и к правой ладони. Пальцы мастера так же мимолётно скользнули по ней, и аль-Хайтам снова не успел задержать их своими. Ремень наручей затянулся и на этой руке. Затем аль-Хайтам почувствовал, как ему поднимают обе его руки, приближая друг к другу, соединяя наручи каким-то невидимыми ему креплениями и оставляя их крепко связанными вместе за его спиной. Аль-Хайтам издал длинный то ли вздох, то ли стон. Он лишился возможности двигать руками, ощутил себя беззащитным перед незнакомым и невидимым ему человеком, но не почувствовал испуга, а лишь приятное волнение от осознания своего уязвимого положения. Тёплые ладони снова огладили его плечи, проходясь по всей длине рук и спускаясь к ремням на запястье, слегка дёргая их, проверяя надёжность крепления. А потом легли ему на бедра. Аль-Хайтам невольно вздрогнул. Он уже почти забыл, что мастер прижимается к нему сзади. А сейчас ясно ощутил сквозь ткань его одежды твердый бугорок вставшего члена. К флейтам, звучащим в ушах, добавился ритмичный звон тамбурина, подстегивая волнение и начинающее подниматься собственное возбуждение аль-Хайтама. Мастер чутко уловил перемену в настроении своего нижнего и слегка подался бедрами вперёд, толкаясь пахом в его ягодицы. Аль-Хайтам ощутил, как наливается и ещё больше крепчает член под штанами мастера. Аль-Хайтам с шумом набрал воздух в лёгкие, но от волнения выдох получился рваным и прерывистым. Его наставник хочет его! аль-Хайтам испытал настоящее ликование от этой мысли. Он вызывает желание у мастера! Его таинственному партнёру нравится смотреть на него, обнаженного, связанного, покорного... Мастер толкнулся ещё раз, затем с силой потерся возбужденным членом о его зад и вдруг отстранился. Аль-Хайтам понял: ещё не время, но все равно разочарованно выдохнул. Он сам уже был полностью возбужден и чувствовал, как болезненно напрягся его собственный член, прижатый к матрасу кровати. Руки мастера, теплые, мягкие, но уверенные, легли на его ягодицы, неспешно погладили. А потом подтолкнули вперёд и вверх. Аль-Хайтам покорился чужой воле и послушно влез с ногами на кровать, становясь на колени. Грудью он по прежнему лежал на постели, связанные руки дёрнулись за спиной, ища опоры и не находя её. Зад его теперь был приподнят, и аль-Хайтам представил, как вызывающе сейчас выглядит со стороны, в глазах человека, смотрящего на него. Он снова ощутил, как теплые ладони легли ему на ягодицы, погладили, надавливая уже сильнее. Даже через его слегка подрагивающие пальцы аль-Хайтам уловил охватившее наставника возбуждение, и собственные нетерпение и желание захлестнули аль-Хайтама с головой, заставив его член дёрнуться. Теперь он больше не прижимался пахом к кровати, а коснуться себя возможности не было. Аль-Хайтам мучительно хотел, чтобы теплые руки дотронулись до его члена, сжали, начали ласкать. Он скрипнул зубами, попытался подёргаться, и сразу почувствовал успокаивающие похлопывания ладонью по ягодице. Аль-Хайтам выдохнул, заставляя себя расслабиться и не торопиться. Он вспомнил предупреждение администратора перед посещением Красной комнаты: слушаться во всём мастера-наставника и попытался смириться со своим беспомощным положением. Его наставник лучше знает, что делать. Руки снова начали гладить его зад, неторопливо сминая кожу, сжимая её. Аль-Хайтам нетерпеливо подался навстречу этим рукам, жаждая большего. И они дали ему желаемое. Уверенным жестом ладони широко раздвинули половинки его ягодиц и вдруг аль-Хайтам почувствовал жаркое и влажное прикосновение к своему сжатому входу. Аль-Хайтам не удержался и длинно, протяжно застонал, почти не слыша себя в наушниках. Пальцы, крепко держащие его зад, дрогнули и на мгновение сжались крепче, почти до боли, но быстро умерили силу. Мастеру понравилась реакция аль-Хайтама, расшифровал это движение аль-Хайтам. Ему нравится слышать его стоны. Осознавать это было приятно. Влажный язык снова коснулся его, длинным движением прошёлся по всей ложбинке между ягодиц, начиная от поджавшейся от возбуждения мошонки. Аль-Хайтам снова шумно выдохнул. А потом язык принялся кружить возле его ануса, вылизывая, увлажняя слюной, поглаживая и сводя с ума этими чувственными, жаркими прикосновениями. А когда мастер своим языком ткнулся в его отверстие и, преодолев небольшое сопротивление, проник внутрь, аль-Хайтам невольно вскрикнул. Но не от боли, а от пронзившей его вспышки острого удовольствия. Пальцы, впившиеся ему в ягодицы, начали ритмично сжиматься и разжиматься, попадая в такт движениям языка, медленно и размеренно трахающего его. Горячая волна ударила аль-Хайтаму в голову, он почти растекся по кровати, постанывая от каждого движения языка внутри. Он слышал раньше о римминге, но ни с одним партнёром прежде не занимался этим видом ласк. И сейчас его удивляло и приводило в восторг то, что проделывал с ним незнакомый ему человек. А когда одна ладонь его отпустила задницу и переместилась ниже, беря в горсть яички, поглаживая и сжимая их, аль-Хайтам совсем поплыл на волнах удовольствия. Если бы эти ласки продолжились чуть дольше, аль-Хайтам, наверное, сошёл бы с ума от их тягучей, жаркой размеренности, прежде, чем кончил. Но мастер отстранился, ласково похлопал аль-Хайтама по заду, то ли хваля его за несдержанные стоны, то ли давая надежду на скорое возвращение к новым ласкам. Рука легла ему на поясницу, надавила вниз. Аль-Хайтам с облегчением рухнул на кровать, подгибая ноги, стараясь ощутить хотя бы такое прикосновение к изнывающему от желания члену. Вдруг сверху на него опустилось тяжёлое и тёплое тело его мастера. Он лёг на него не в полную силу, лишь склонился, чтобы достать рукой до шеи — аль-Хайтам почувствовал прикосновение его пальцев к ошейнику. Но аль-Хайтаму хватило и этого. Он задрожал от острого желания ощутить это тело над собой, освобожденное от одежды, навалившееся на него всем весом, властное, уверенно берущее то, что принадлежит ему — извивающегося от нетерпения аль-Хайтама. Словно отвечая его невысказанным желаниям, мастер-наставник снова прижался пахом к ягодицам лежащего под ним аль-Хайтама. Возбуждение мастера никуда не делось, член под складками ткани по-прежнему крепко стоял, прижимаясь и потираясь о задницу аль-Хайтама. Он закусил губу, чтобы не застонать в голос. Тем временем рука мастера проделывала какие-то манипуляции с ошейником. Аль-Хайтам уловил лёгкую вибрацию, как от щелчка, которого он не слышал, и от ошейника протянулось что-то длинное, доставая до самых рук аль-Хайтама, связанных за спиной. Мастер немного повозился и с наручами, и отпустил их. Аль-Хайтам невольно дёрнул руками, и почувствовал, как в ответ на это движение отчётливо потянуло его ошейник. Аль-Хайтам представил себе протянувшийся от ремня на шее до его запястий поводок, не позволяющий ни отпустить голову, ни сильно вытянуть руки и вздрогнул. Наставник медленно и неумолимо ограничивал его подвижность, и аль-Хайтаму хотелось взвыть от ощущения собственного бессилия и острого восторга от этого чувства. В эту минуту он готов был принять любое действие незнакомца, невзирая на то, насколько неудобным или даже болезненным оно может оказаться, и только благодарить его за это. Главное, чтобы его продолжали касаться и делать, делать с ним что угодно. Под закрытыми повязкой веками аль-Хайтама вскипели обжигающие слёзы и мгновенно впитались в плотную ткань. Мастер снова оставил его на мгновение, показавшееся непростительно долгим. Он, видимо, обошёл кровать кругом, потому что аль-Хайтам ощутил лёгкое, привлекающее к себе внимание, касание пальцев к щеке. Он повернул голову в его направлении, ища его прикосновений. Обе руки обхватили его щёки, крепко, уверенно. Заставили слегка приподнять голову. Невысоко, чтобы натянувшийся от запястий до ошейника ремень не потревожил его, не заставил задыхаться, а лишь немного волнующе сдавил горло, снова напоминая о том, что аль-Хайтам сейчас находится полностью во власти мастера. И вдруг аль-Хайтам с благоговением ощутил, как его губ коснулись губы его невидимого партнёра. Это был совсем лёгкий поцелуй, больше похожий скорее на обозначение присутствия мастера рядом. Но что-то заставило аль-Хайтама вынырнуть из того полубессознательного состояния, в котором он сейчас находился. Что-то знакомое коснулось периферии его сознания. Ноздри аль-Хайтама дрогнули. Что это? Приятный запах, смутно знакомый и почти привычный. В голове возник образ Кавеха, вечно грызущего свои любимые мятные леденцы. Кавех? Запах мяты, вот что почувствовал аль-Хайтам. Нет... Не думать о Кавехе. Это стоп-слово. Не вспоминать... Аль-Хайтаму безумно не хотелось сейчас останавливаться. Он усилием воли изгнал образ Кавеха из головы и попытался потянуться к касающимся его губам, поцеловать их в ответ. Но мастер уже поднялся, отстранился, осталась лишь рука, поглаживающая его губы. Аль-Хайтам отчаянно поймал большой палец, облизал его, втянул в рот. Рука снова сильно вздрогнула. Аль-Хайтам был доволен собой: он снова смог удивить наставника и доставить ему удовольствие. Большой палец во рту у него погладил его язык, прошёлся по зубам, заставляя аль-Хайтама издать негромкий стон. А потом мастер немного резким и показавшимся аль-Хайтаму нетерпеливым движением вытащил палец. Мелодия в наушниках аль-Хайтама в этот момент немного стихла, инструменты заиграли что-то тихое и напевное, и он отчётливо расслышал сквозь музыку шорох ткани возле своего лица и бряцание пряжки: мастер, наконец, расстёгивал свою одежду. Аль-Хайтам дёрнулся от нетерпения и предвкушения. И желание его снова было вознаграждено. Его щека ощутила прикосновение гладкой, упругой кожи и в губы ему ткнулась крепкая головка напряжённого члена. Аль-Хайтам затрепетал от радости. Наконец-то! Пусть мастер-наставник воспользуется его ртом, как ему заблагорассудится. Он высунул язык и раскрыл рот пошире, готовясь принять член своего партнёра. Но тот не торопился. Провел возбужденной головкой по языку, заставляя тщательно вылизывать его сверху донизу, отодвигать крайнюю плоть, оголять гладкую чувствительную головку и облизывать снова. И вдруг аль-Хайтам застыл. Язык его неожиданно наткнулся на нечто твёрдое и округлое на коже крайней плоти. Он ощупал языком это место и внезапная догадка пронзила его мозг. Пирсинг! Сердце аль-Хайтама заколотилось. Он ещё не забыл, какие эмоции вызвал у него минет, который он делал неизвестному человеку с таким же проколом на крайней плоти члена в Комнате Славы. Аль-Хайтам с готовностью взял член мастера в рот, и его захлестнул восторг. Этот член ощущался во рту именно таким, каким он запомнил: не слишком толстым, скорее тонким, изящным, а металлическое колечко приятно щекотало внутреннюю поверхность его щеки. Аль-Хайтаму впервые захотелось выключить музыку, чтобы послушать, будет ли издавать его нынешний невидимый партнёр те же сладкие стоны, какие запомнились ему с прошлого раза. Но руки его были надёжно связаны за спиной и дотянуться до проигрывателя не было никакой возможности. К тому же в наушниках зазвучали барабаны, ритмично отбивая новый мотив, и в ушах аль-Хайтама эхом застучала кровь. Он закрыл глаза и подчинился мастеру, который начал неторопливо двигаться, медленно проталкивая член глубже и почти вынимая его до конца. Даже если его нынешний и недавний партнёры — один и тот же человек, для аль-Хайтама сейчас это имело мало значения. Он снова отключил голову, уплывая на мягких волнах, качающих его, словно дитя в колыбели. Он потерялся во времени и пространстве. Для него сейчас существовал только гипнотизирующий ритм в ушах и размеренные движения мастера, медленно и с оттяжкой трахающего его в рот. Аль-Хайтам полностью отдался этим ощущениям, погрузился в них глубоко, так глубоко, что забыл, где находится, что происходит вокруг, кто он такой. Барабаны стучали, в его рту двигался чужой член, металлическое колечко звякало, задевая его зубы. Аль-Хайтам ощутил, как повязка на его лице начала намокать: из глаз вдруг снова покатились беспричинные слёзы. Он почувствовал лёгкость во всём теле, словно он был сейчас не человеческим существом, а птицей, быстрым соколом, улетающим в небо. Или нет, скорее воздушным змеем, привязанным на тонкую верёвочку. Ветер трепал его, беззащитного, безвольного, неспособного самостоятельно шевельнуть своими тонкими бумажными гранями, тянул ввысь, дёргал, рвал с привязи. Ещё немного, и верёвка не выдержит натяжения, лопнет, и воздушного змея закрутит потоком вихря, унесёт высоко в небо, чтобы потом с размаха бросить вниз, на острые камни. Аль-Хайтам почувствовал страх, панику, ужас. В его изменённом состоянии сознания он и в самом деле поверил, что стал жалкой бумажной игрушкой, послушной воле дикого ветра. Ещё немного, и случилось бы непоправимое. Но тут член вынули из его рта. Аль-Хайтаму быстро отстегнули ремень, соединяющий ошейник и запястья, открепили зажим, сводящий его руки вместе, перевернули на спину. Кнопка проигрывателя щёлкнула под пальцем, и музыка прервалась. Аль-Хайтам почувствовал, как мастер снял с него наушники, не трогая повязку, и лёг рядом с ним, крепко прижимая его к себе. Руки его коснулись его головы, ласково погладили. Он склонился ближе и поцеловал в лоб поверх глазной повязки, затем в щёки и в губы. И тут аль-Хайтам затрясся в беззвучных рыданиях. Ветер в его голове стих вместе с музыкой, воздушный змей вернулся к хозяину и свернулся ласковым котёнком в его руках. Заботливый и чуткий мастер-наставник не позволил аль-Хайтаму провалиться слишком глубоко, вовремя заставив вынырнуть, вернуться обратно в реальность. И аль-Хайтам чувствовал сейчас к нему бесконечную благодарность, смешанную с обожанием и благоговением. Понемногу он успокоился, рыдания прекратились. Он таял и млел в руках баюкающего его человека. Он хотел было обнять его освободившимися теперь руками, но не было сил поднять их. Ладони мастера ни на минуту не оставляли его. Сначала пальцы мастера ослабили ремень, держащий на руке аль-Хайтама ненужный уже проигрыватель, и сняли его совсем, отложив куда-то в сторону. Потом они переместились на грудь аль-Хайтама. Они принялись гладить, ласкать, легко пощипывать и царапать кончиками ногтей его кожу на груди и животе. Время от времени влажный язык касался то одного, то другого его соска. Аль-Хайтам лежал спиной на кровати, откинув назад голову. Мастер сел рядом, и обнажённым бедром аль-Хайтам ощущал прикосновение его теплого тела. Мастер всё ещё оставался в одежде, и это тоже была деталь, от которой аль-Хайтам приходил в тайный трепет. Он-то сам лежал полностью обнаженным перед ним. Но теперь аль-Хайтам имел возможность слышать дыхание мастера и старательно прислушивался к любым звукам, которые они издавал. Дыхание его, кстати, сейчас было спокойным и ровным, и это тоже успокаивало и грело аль-Хайтама. Вскоре мастер убедился, что аль-Хайтам полностью пришёл в себя, и с ним всё в порядке, и его ласки стали более настойчивыми. Поцелуи превратились в лёгкие покусывания, пальцы стали бесцеремоннее. Они уже сильнее щипали и выкручивали соски аль-Хайтама, заставляя его вздрагивать и шипеть сквозь зубы. Член аль-Хайтама, растерявшего от сильных эмоций своё возбуждение, снова встал и окреп. Губы мастера коснулись его живота, язык покружил вокруг пупка, ныряя в него несколько раз. Аль-Хайтам задышал чаще, чувствуя на коже чужое горячее дыхание. Смелый язык лизнул его ниже пупка, зубы прикусили выступающую на бедре косточку, и наконец, теплые губы накрыли жаждущий внимания член аль-Хайтама. Он выгнул спину, приподнимаясь на кровати и снова упал вниз. Наставник несколько раз глубоко погрузил его член в рот, вызывая ещё большее возбуждение, дразня и распаляя аль-Хайтама. Потом отстранился, успокаивающе похлопав его ладонью по бедру. Член аль-Хайтама дёрнулся, после влажного тепла рта мастера воздух в комнате показался чересчур прохладным. Матрас прогнулся, мастер встал с кровати и куда-то отошел. Аль-Хайтам слышал его шаги с левой стороны от кровати. Потом он вернулся, положил горячую ладонь на бедро, обжигая его кожу неожиданным прикосновением. Вторая ладонь легла на голень, поднимая ногу, сгибая в колене, прижимая к телу. Аль-Хайтам молча повиновался, покорный его любому желанию. Он почувствовал прикосновение к бедру знакомого кожаного ремня. Ремень обвил его бедро и ногу под коленом, фиксируя её в согнутом и приподнятом состоянии. Пряжка звякнула, ремень затянулся туже. Пальцы мастера протиснулись между ремнём и ногой аль-Хайтама, контролируя натянутость. Аль-Хайтам испытал восторг от новых действий мастера. Он не думал, что последует ещё что-нибудь захватывающее и волнительное после всего, что он уже пережил. А его таинственный незнакомец, видимо, оставшись удовлетворённым видом зафиксированной ноги аль-Хайтама, перешёл на другую сторону. С правой ногой он проделал те же манипуляции, так же затянув ремень и оставив обе ноги аль-Хайтама задранными вверх, чуть разведёнными в стороны и надёжно закреплёнными. Аль-Хайтам рискнул поднять одну руку и потрогал ремень на бедре. Кожа была гладкой, пальцы коснулись холодного металла пряжки, погладили её. Он услышал над собой насмешливое фырканье. Видимо, этим жестом он почему-то развеселил мастера. Но это было хорошо. Если у него приподнятое настроение, значит всё идёт так, как надо, и наставник доволен аль-Хайтамом. Руки мастера коснулись его колен, погладили. Мужчина сделал шаг назад и начал раздеваться — аль-Хайтам услышал это по шуршанию одежды и не смог сдержать восторженного стона. Он почувствовал, как мастер садится на кровать, располагаясь между его разведённых и поднятых ног. Между его ягодиц ткнулся крепкий член, и аль-Хайтам стиснул пальцами простыни. Он услышал звук отвинчивающейся крышки какой-то ёмкости и через пару мгновений на его пах сверху полилась густая прохладная жидкость. Крепкие ладони бережно размазали её по члену аль-Хайтама, по промежности. Пальцы мастера массирующими движениями принялись втирать масло в кожу вокруг входа аль-Хайтама, осторожно, словно пробуя, погружая внутрь кончик одного пальца, и снова вытаскивая. Особая растяжка после недавних приключений в Просторной комнате ему не требовалась, и мастер, кажется, понял, что аль-Хайтам уже хорошо подготовлен. Руки мастера кружили, надавливали, гладили его, продолжали дразнить, не торопясь приступать к большему. Вот мастер наклонился над ним, легко касаясь губами его губ. Аль-Хайтам явственно ощутил улыбку в этом поцелуе, аромат мяты снова окутал его. Почему-то этот запах успокаивал, расслаблял аль-Хайтама, дарил ощущение приятной неги и правильности происходящего. Аль-Хайтам откинул руки назад, за голову, всем телом выгибаясь вверх, подаваясь навстречу мастеру. Наверное, он не торопится, потому что любуется, решил аль-Хайтам. Он лежит, обездвиженный, полностью раскрытый перед ним, покорный и жаждущий его внимания. Есть на что любоваться мастеру-наставнику, проделавшему долгую работу, чтобы добиться такого результата. Но аль-Хайтам уже изнывал без продолжения, его член подёргивался, кровь толчками пульсировала в ушах, поднятые вверх и разведённые в стороны ноги понемногу начали уставать. Наконец, он ощутил, как на запястья, охваченные ремнями, легли чужие ладони, надёжно прижали к матрасу кровати. Крепкий член снова коснулся его входа и одним плавным движением легко скользнул внутрь, погружаясь на всю длину сразу. Аль-Хайтам негромко вскрикнул. Боли не было совсем, смазки было достаточно, член скользнул внутрь легко, почти без трения. Просто аль-Хайтам ощутил, как по краю его ануса проехалось металлическое колечко, и его аж подкинуло от этого непривычного прикосновения. Мастер сразу задал ровный, спокойный темп, плавно входил в него, затем толкался пару раз глубже, а потом неторопливо вытаскивал член, чтобы снова засадить на всю длину. Внутри кольцо пирсинга уже не ощущалось, и аль-Хайтам наслаждался долгожданной близостью, тяжестью горячего тела над ним, контролирующего его, ощущением от прикосновения кожи к коже, звуками частого прерывистого дыхания. Он снова поплыл, подчиняясь гипнотическому ритму, впадая в состояние транса. Он опять ощущал себя воздушным змеем, невесомо лёгким, колыхающимся на ветру. Но в этот раз ветерок был слабый, почти деликатный, он не дёргал и не рвал верёвку, а практически ласкал и баюкал. Движения мастера стали более резкими, частыми, он немного поменял позу, вбиваясь в тело аль-Хайтама под другим углом, с каждым рывком с силой проходясь по чувствительной простате. Тело аль-Хайтама чутко реагировало, выгибалось, подавалось вперёд, откликалось на каждый толчок глухими стонами. Он совсем потерялся в ощущениях, тело его испытывало наслаждение, а сознание плыло и едва не отключалось. Мир вокруг сузился до физических ощущений, он весь состоял из восхитительного ритмичного движения, острых вспышек удовольствия, прознающих тело, из тяжёлого дыхания сверху и ощущения полной гармонии с миром, накрывшей аль-Хайтама с головой. В какое-то время толчки стали резкими, тягучий ритм прервался, стал хаотичным. Вместе с дыханием изо рта мастера вырывались восхитительные для слуха аль-Хайтама стоны. Потом он толкнулся с силой, резко и глубоко и с протяжным стоном кончил внутрь его тела. Лба аль-Хайтама коснулся взмокший лоб его партнёра. Мастер тяжёло дышал, восстанавливая дыхание, а потом впился губами в рот аль-Хайтама, целуя глубоко, страстно, благодарно. Возбужденный до предела аль-Хайтам жалобно застонал прямо ему в рот, и тогда мастер вышел из его тела, перекатился на правую сторону от аль-Хайтама, и обхватил ладонью его член. Он был всё ещё в смазке, и мастер принялся уверенной рукой водить по члену сверху вниз, проезжаясь сжатой ладонью по головке. Аль-Хайтам продержался недолго. Уже совсем скоро он издал долгое протяжное «Хн-н...» и кончил, изливаясь прямо на пальцы его великолепного невидимого любовника. Оргазм совсем обессилил его. Воздушный змей из подсознания потускнел и растаял, выталкивая аль-Хайтама в реальный мир. Ощущения разом хлынули на него: мышцы ног затекли, горло першило от недавних стонов, хорошо оттраханную задницу немного саднило, и вдобавок его начала колотить дрожь. Его мастер быстро поднялся, но через минуту вернулся. Ремни, держащие ноги, расстегнулись, позволяя вытянуть их, расслабить затекшие мышцы. Мягкое полотенце прошлось между ног, вытирая вытекающую из него сперму. Тело аль-Хайтама укутало восхитительно тёплое одеяло. Мастер снова лёг рядом, с правой стороны, сильные руки обхватили его. Над ухом зашуршала бумажная обёртка, заботливые пальцы протолкнули в рот что-то сладкое, пахнущее мятой. И последним штрихом в ладонь ему ткнулись его наушники. Аль-Хайтам не собирался сейчас надевать их, но это предложение окончательно растрогало его. Аль-Хайтам в порыве благодарности прильнул к согревающему его телу. Мягкое умиротворение растеклось под кожей, расслабляя каждую мышцу, наполняя приятной усталостью. Никогда ещё аль-Хайтаму не было так хорошо и спокойно. Он выпростал руку из-под одеяла, потянулся вверх, пытаясь прикоснуться к лицу мастера. Но промахнулся, дезориентированный повязкой на глазах, и коснулся только его волос. Они оказались необычайно мягкими и не слишком короткими. Аль-Хайтам провел по ним рукой, проследил пальцами по всей длине: отдельные пряди спускались ниже плеч. Мастер ничем не показывал того, что действия аль-Хайтама ему неприятны, напротив, замер, будто подставляясь под ласку. Аль-Хайтам положил левую руку на его плечо. Ощутив под пальцами крепкие мышцы, он погладил плечо пальцами, наслаждаясь ощущением контраста от прикосновения к нежной коже и скрывающимся под ней хорошо развитой мускулатурой. А потом ладонь аль-Хайтама скользнула ниже, на обнаженную грудь, его пальцы покружили по коже, лаская, поискали сосок и... наткнулись на прохладный и твёрдый кусочек металла. Внезапно он замер, будто пораженный молнией. Не может быть... В голове его моментально прояснилось. Перед глазами словно замелькали кусочки пазла, с щёлканьем вставая в целую картину. Мятный леденец. Щёлк. Массаж. Щёлк. Наушники. Щёлк. Волнение мастера при первой встрече, дрожь в его руках, угадывание невысказанных желаний, необычайная чуткость, да и слишком быстрое расположение самого аль-Хайтама к незнакомому, казалось бы, человеку... Щёлк, щёлк, щёлк! И, наконец, пирсинг! Проклятый пирсинг поставил жирную точку в этом перечне. Аль-Хайтам одними губами выговорил: «Кавех...» Но его всё равно услышали. Тотчас рядом с ухом аль-Хайтама раздался голос, слегка насмешливый и такой знакомый, что дрожь пробежала по телу с головы до самых пяток. — Ты произнёс стоп-слово, аль-Хайтам? Или просто зовёшь меня по имени? Сердце аль-Хайтама забилось, как сумасшедшее. Проклятие... Он потянулся рукой к повязке и сорвал её. Освещение в комнате было приглушённым, но глаза привыкшие к темноте, слепо моргнули пару раз, прежде чем разглядели прямо перед собой знакомое до последней чёрточки лицо Кавеха. Его светлые волосы рассыпались по плечам, в ушах поблескивали привычные подвески, в тёплых медовых глазах можно было утонуть, а губы растягивала лёгкая, но довольная улыбка. Казалось, он упивался произведенным эффектом, даром, что лежал перед аль-Хайтамом, опираясь на локоть, абсолютно голый. — Что ж. Значит, сессия кончилась, — подытожил Кавех, не спуская глаз с лица аль-Хайтама. — Очень жаль. Признаюсь, я никогда столько раз не удивлялся, сколько в этот вечер. Ты был просто великолепен, аль-Хайтам. Как ты себя чувствуешь? В его негромком сейчас голосе сквозила забота, и аль-Хайтам неверяще помотал головой. Он был слишком глубоко шокирован раскрытием тайны личности своего мастера, проведшего его сегодня сквозь череду восхитительных и невероятных по силе эмоций. И сейчас у него не хватало сил адекватно реагировать на происходящее. — Кавех?.. — бессмысленно повторил аль-Хайтам, пытаясь уложить в голове этот факт, примириться с ним. — Всё это время тут был ты... Кавех коротко рассмеялся, потом склонил голову. — Представь себе моё удивление, аль-Хайтам, когда я увидел здесь именно тебя! Поверь, я был поражён не меньше твоего. Ты умеешь делать неожиданные сюрпризы. Аль-Хайтам сел на постели, одеяло сползло с его плеч, но он не обратил на это внимания. Он обхватил руками голову, бездумно перекатывая во рту мятный леденец. — А в Комнате Славы несколько дней назад... тоже был ты? — выдавил аль-Хайтам. — Ты и там успел побывать? — поразился Кавех. Потом задумчиво потёр подбородок. — Хм-м. Пару дней назад? Да, я был в Комнате Славы. Мондштадтский коллега уговорил сходить вместе с компанией, попробовать. Какую только глупость не совершишь после их опасного вина... — признался Кавех. — Интересно... Ты, оказывается, отлично делаешь минет, — добавил он с лукавой улыбкой. Аль-Хайтам зарылся лицом в ладони, сгорая от стыда. Невероятно. Он убегал от Кавеха, скрывая свои чувства, пытался найти разрядку в других местах, и всё ради того, чтобы два раза подряд заняться сексом с ним же самим… — Как ты узнал меня? — с любопытством спросил Кавех. Аль-Хайтам поднял голову, взглянул на него. Он всё ещё не мог поверить, что видит рядом с собой своего соседа. — Пирсинг, Кавех, — слабо проговорил он бесцветным голосом. — Твой проклятый бездной пирсинг. Кавех расхохотался. — В самом деле… А ты наблюдательный. Потом он тоже сел. Потянулся рукой к лицу аль-Хайтама. Когда тот невольно отшатнулся, избегая прикосновения, молча указал пальцем на его шею. Ошейник, вспомнил аль-Хайтам. На нём до сих пор оставались кожаный ошейник и наручи. — Ты мне позволишь? — тихим голосом спросил Кавех. Аль-Хайтам не помнил, чтобы он когда-либо слышал такую деликатную интонацию в его обычно громком и пронзительном голосе. Он медленно кивнул. Кавех придвинулся чуть ближе, протянул обе руки и коснулся ими ошейника. Аль-Хайтам силой заставил себя не вздрагивать, и это ему удалось. Но озноб, прошивший его тело от этого прикосновения, скрыть не вышло. Кавех ласковым жестом погладил пальцами ошейник. — Какая жалость снимать его, — прошептал он, пристально глядя в глаза аль-Хайтама. — Тебе очень идёт... Он протестующе мотнул головой. Кавех вздохнул и щёлкнул пряжкой. Ремень соскользнул вниз, на колени аль-Хайтама, и руки Кавеха теперь касались голой кожи. — Кавех... — аль-Хайтам не узнал свой голос, настолько хрипло он сейчас звучал. — Не стоит... — Как скажешь, — легко согласился Кавех, убирая руки с шеи и дотрагиваясь до запястий. Он быстро отстегнул ремни и снял их. Аль-Хайтам невольно потёр ладонями руки. Ремни не давили, но кожа, освобождённая от них, казалась сейчас более чувствительной. Кавех прервал воцарившуюся паузу, звонко хлопнув себя по голому колену. — Нам пора уходить. Предлагаю отправиться домой и продолжить разговор там... Ты ведь не против поговорить? — уточнил он. — Домой? Ты же собирался съезжать... — напомнил аль-Хайтам, поднимая на него взгляд. Кавех улыбнулся и покачал головой. — Уезжать сейчас? Когда я узнал о тебе столько нового? Да пусть этот Усман катится в Бездну, — легкомысленно бросил он. А потом свободно, без малейшего стеснения, обвил руками шею аль-Хайтама. Ну, по справедливости, если учесть всё то, что происходило между ними недавно, смущаться такого жеста было бы лицемерием. Кавех посмотрел ему прямо в глаза. — Я теперь никуда от тебя не уеду, радость моя, — зашептал он проникновенно. — Не дождёшься. — Посуду мыть будешь сам, — только и нашёл, что ответить аль-Хайтам. С секунду они оба молча смотрели друг на друга, а потом буквально пополам сложились от хохота. А когда отсмеялись, аль-Хайтам поднял голову и мельком оглядел комнату. По стенам, действительно, обитым красной тканью, были развешаны в огромном количестве различные приспособления из кожи, металла, дерева и, кажется, меха. Вдоль стен стояли кушетки, какие-то козлы, распялки... Там и сям на глаза попадались различные орудия типа многохвостых плеток, коротких и длинных, любой толщины и размера. На полу возле кровати он заметил длинную гладкую палку из какого-то материала, похожего на лакированное дерево. Вот что это была за трость, догадался аль-Хайтам. Кавех тем временем уже оделся и начал поторапливать его. — Ты роскошно выглядишь без одежды, аль-Хайтам, я бы смотрел и смотрел. Но нам пора освобождать Комнату. Сдаётся, мы оба сейчас устали и второй заход просто не выдержим. Аль-Хайтам молча скосил на него взгляд, но ничего не ответил и принялся одеваться. Потом они, наплевав на конспирацию, но, правда, надев маски, вместе вышли в комнату администратора. Аль-Хайтам заплатил по счёту и уже на улице спросил Кавеха: — А ты почему не платил? Кавех пожал плечами. — Платит клиент, тот, кто приходит пользоваться услугами клуба. Если ты нанимаешься сотрудником, плату, разумеется, не требуют. — А ты работаешь здесь? — заинтересованно спросил аль-Хайтам. — Нет, — рассмеялся Кавех. — Практикую изредка в Красной комнате. Бесплатно, по велению души. Аль-Хайтам хмыкнул. Сколько же всего он не знал о Кавехе... Ну, ничего. Времени впереди много, успеет узнать всё. И они медленно направились домой.