Смерть чем плоха? Уходишь, а то, что любил, остается.

Джинсоль распахивает глаза от до боли знакомого крика. Это Нана и вполне привычный рычащий тембр Юнхо, что оставляет ужасный осадок на совсем не отдохнувшей ночью душе. Девчушка выбегает из дальней комнаты и только таращит глаза сильнее, выражая искренний ужас. Он окровавлен и избит, вся спина исполосована свежими шрамами от внушительных когтей и Чёрт, Чон Юнхо совсем не доволен, ибо его массивные руки покоятся на хрупкой шее Хонджуна, что покоится на полу, без шанса сделать какое-либо движение, пока его жена перегораживает дверной проём собственным телом, лишь бы не выпустить разъярённого супруга на свет. - Тише, пожалуйста, Юнхо! Выслушай меня, ну же! Положи его на место, довольно! Полно, милый. Ну прийди в себя, умоляю. На удивление женские губы дрожат и Олдридж задаётся одним единственным вопросом, а сколько вообще она уже кричит, пытаясь вдолбить хоть что-то в заплывшие гневом мозги? Мужчина сжимает шею до характерного хруста костей и ноги у девчушки подкашиваются, ведь она только сейчас понимает, что Ким избит, его веки характерного фиолетового цвета, а губы запачканы собственной чёрной кровью. Вампир не сопротивляется, не брыкается и только вяло растягивает губы в улыбке, когда мутными глазами замечает предмет своего обожания. Его оковы, обеспечивающие ей безопасность, вырваны оборотнем, что скалится так сильно, позволяя слюне скатываться крупными каплями по широко раскрытому подбородку. Выглядит ужасающе. Всё это один страшный кошмар, ведь так? Сейчас она ущипнёт себя и вновь проснётся в маленьких хатках, где Юнхо уже возвращается с сада до восхода солнца, а Нана вяло потягиваясь выходит из комнаты, принимаясь готовить вкусно пахнущий простой завтрак. Бедно, но до безумия уютно! Они понимают друг-друга без слов и она никогда не видела действительно серьёзной ссоры. Никогда не видела главу семейства в таком состоянии. Он безумен. Он разъярён. Он зол. - Ты - угрожаешь моей стае. Слова звучат ядовито и остро, Юнхо выплёвывает их кратко и чётко, пока дорогая его сердцу женщина только импульсивно машет головой в отрицании, укладывая руку на низ живота. Почему она делает это? Болит? Она тоже получила удар от него? Где же Тэхо? Где Минги и Гонхо? В безопастности ли ребёнок и слышал ли он перепалку меж родителями? Видел ли он весь этот ужас? Почему старшие не пытаются остановить это чёртово безумие? Разве его не должны огородить что бы выполнить поставленные в двух сторонах условия? - Это не твоя стая! Олдридж говорит изо всех оставшихся сил, пока колени сдают окончательно, ведь Юнхо оборачивается, ломая все возможные устои. Он улыбается, прищуривая ранее большие и добрые глаза. Вся его челюсть вывернута и измазана, а брови сведены, образовывая острую мимическую морщину. - Мой отец мёртв. Эта фраза тяжёлая, прижимаяющая колени к холодному деревянному полу. Кошмар. грёбанный кошмар из которого она не может выбраться. Кому молятся оборотни, когда происходят подобного рода действия? Луне? Джинсоль закрывает собственный рот и шепчет в отчаянии, вовсе не зная местных молитв, но умоляя скрытое з облаками небесное светило вернуть рассудок данному оборотню. - Это и правда ЕГО стая с сегодняшней ночи, Джинсоль. Не бойся, милая. Не бойся, драгоценная. Юнхо тебя не тронет. Женщина шумно вздрагивает и закрыв деревянный затвор на тяжёлой двери пользуется моментом замешательства со стороны супруга. Он сказал убийственные для своей души слова и сломался, наконец-то действительно осознав происходящее. Этой ночью никто из них не спал. Юнхо от того, что мчал домой, выполнив отцовское поручение, а по прибытию в деревню встретился с заплаканным Гонхо, объясняющим ему несостыковки с этими хатками, а Нана проводя в родном доме мужа оставшиеся часы, наконец-то слыша одинокое "мне жаль, что мы не приняли тебя сразу", пока тело пробивало электрическими разрядами сожаления. Медицина не способна, она не может воскресить иссохшегося старика, потерявшего всякий смысл, от того груз на плечах безмерно тяжёлый. Как сказать об этом своему благоверному? Однако слов выдавливать и не нужно, ведь он врывается неожиданно, оставив дверь раскрытой нараспашку, тянется к отцу слишком импульсивно, прижимаясь щеками к едва тёплым скулам. Он несуразно огромный по сравнению с собственным постаревшим отцом. Юнхо только и повторяет, как в суматошном бреду "я тут, пап, я успел, я рядом, всё будет хорошо, пап, ты слышишь? Я люблю тебя". Чон поднимает взгляд полный надежды на жену, взгляд полный слёз и мольбы, однако она только садится рядом, выдавливая из себя самые тяжёлые в этой жизни слова - Малыш, я не могу ничего сделать. Он мёртв. Милый, что с твоей спиной? Что с лицом? Дрожащая рука тянется к нижней челюсти, но Чон отмахивает ее слишком сильно, слишком грубо, до огромного синяка от пальцев, расплывающегося синим бутоном. - Ну конечно! Ты ведь была занята другим. Это стало отправной точкой. Он полон желания отомстить, совсем не зная происходящего, осуждая поверхностно всех в потере единственного и драгоценного человека, которому не успел сказать самые важные слова. Он не умел хорошо говорить, не любил, не знал, как выразиться лучше и лаконичнее, позволив этому нюансу сейчас душить его самого извнутри. Что ему стоило говорить отцу, что он любит его? Что стоило сказать, что он ценит его? Что он рядом? Почему он не мог приводить к нему сына чаще? Почему не делал совсем ничего, предпочитая бегать на задания и устраивать продовольственные отношения с соседними городами? Почему? - Я не могла бы спасти его, Юно. Ни я, ни местный лекарь. Это спокойная и быстрая смерть от старости. Он не мучался, совсем не мучался. Голос Наны сейчас спокоен, она обнимает крупно вздрагивающее тело, ласково поглаживая его по пояснице, как делают с детьми, пока Чон совсем не сдвигается с места, наоборот пытаясь уклониться от тепла. - Ложь! Женщина осторожно накрывает его руку своей, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. Она идёт на смерть, добровольно натыкаясь на выдвинутый нож. Лишь бы дорогому человеку от этого стало лучше, но это не укладывается в загруженном сознании. Он вырос телом, а душа осталась такой же детской и наивной. Она не была способна поверить, что младших детей иногда любят сильнее, что иногда жизнь обрывается и ее не могут протянуть на дольший срок, что врачи не способны вытаскивать человека или же оборотня с того света. Он не был способен осознать это сам, злился, поэтому пытался отомстить, забирая то, на что его драгоценный врач потратил больше времени, чем необходимо было бы провести подле умирающего отца. Да он сам ничерта не лучше! Где он был? В чёртовом лесу. Он принёс уйму мяса стае, но отец уже не испробует его, не похвалит. Юнхо и сам излишне виноват перед ним. - Я никогда не лгала тебе, маленький. Отпусти его, яблочный. Не нам решать его судьбу, слышишь? Вытянуть его на солнце - значит убить, но ты не должен делать этого, если тебя не просили. Он и правда не тронет ее. Я обещаю, Юнхо. Он не принесёт вреда. Она шумно вздыхает, наконец обнимая замеревшее тело сильнее. Он запутался, замер и кажется понял для себя что-то важное, пока девчушка за его спиной только оглядывалась. В ее отяжелевшей от понимание голове всё было слишком тяжёлым, слишком неадекватным, слишком быстро происходившем, что бы привыкнуть. Хонджун только сплёвывал кровь и криво улыбался, следя за ее выражением лица. Вампир буквально на грани смерти и это сделано не самыми простыми способами. - Твой папа сказал, что наши отношения на самом деле очень хорошие. Сказал, что многим стоило бы поучиться, слышишь? Твой папа это признал. Пожалуйста не ломай всё, успокойся. Позволь мне помочь, ладно? Он отдал тебе право называть себя "вожаком", он хвалил тебя. Он любил тебя и до последней секунды говорил о тебе. О тебе, а не о рядом стоящем Гонхо. Отпусти мальчика, пожалуйста. Я оказывала помощь, я правда делала всё возможное. Отпускай. Ну же, давай. Едва пухлые пальцы подгибают тонкие и длинные и сломанная шея парнишки отпускается, позволяя телу с цепями упасть на ледяной пол. Джинсоль больше не слушает чужие разговоры, больше не понимает о чём жена упрашивает своего мужа, только замечает, как Юнхо плачет, обнимая Нану слишком крепко, до тихого хруста. Девчушка подползает к вампиру и только убирает прилипшие ко лбу волосы. - Ты жив? Её голос даже сейчас едва вздрагивает, пока Ким сплёвывает кровь со рта и складывает руки на груди. Не имеет права касаться. - Я родился уже мёртвым. А ведь и правда. Что ему сломанные кости? На нём ведь всё заживает, как на собаке, ведь так? Джинсоль подаёт голос, когда пальцами проводит по искривлённой шее, убеждая себя в отсутствии визуальный галлюцинаций. - Нана, милая, Он же не умрёт, правда? - Он бессмертен, Джинсоль. Увечия вампиру приносят только солнечные лучи. Дай ему время на зарастание тканей. Олдридж не замечает, когда Юнхо уходит из комнаты, но отчётливо видит, как женские пальцы старательно пытаются вернуть шею на законное место, фиксируя болтающееся положение тугими бинтами. Она помогает уложить его на место, теребя в руках тяжкие цепи, что сейчас никак не зафиксированы. - Я попрошу Минги вернуть их на место. - Сколько времени ему нужно? Олдридж спрашивает, забирая с почти материнских рук мокрое полотенце, лишь бы утереть остатки крови на чужом лице. Хонджун больше не говорит. Он закрывает глаза и молчит, совсем не дыша. Это поведение вызывает исключительно панику. - Я не знаю. Я кажусь себе безмерно необразованной, но я и правда не знаю. Женщина впервые за весь этот тягучий скандал садится, стараясь свернуться клубочком, пока обе руки обеспокоено оглаживают низ едва появившегося живота. Она шумно вздыхает и только нервно смеётся. Голос полон обречённости.