Смерть чем плоха? Уходишь, а то, что любил, остается.

Новость о смерти вожака, что выкормил его и поставил на ноги доходит и до мирно живущего Уена, обучающего Есана сборке нужных лечебных трав. Всё происходит достаточно ужасно, ведь оказывается услышанным из чужих уст, завуалированно, но всё вполне себе понятно, от того он берёт с собой ученика и оставляет дом запертым, покрытым странным ведением, скрывающим облик. Человек тащит за собой второго несколько избитых суток, игнорируя голод, усталость и желание заснуть, но до деревни они добираются как раз в тот момент, когда слобода медленно успокаивается, принося на могилу уйму полевых цветов. Волшебник не находит своего лучшего друга в его хатках, не видит того и в возвоянии напротив, где же они? Куда могли деться посреди белого дня, когда на улице снег начинает сыпаться мелкими хлопьями. Есан за его спиной не жалуется и только переступает мокрыми ногами по грязной и поплывшей дороге, изредка пряча свой синий нос мелкой ладонью. Он дрожит, но ни просит к себе ни капли жалости, не нуждается в помощи, не мчит в построения, явно теплые и способные оказать ему необходимый приём. Он следует за собственным спасителем, ожидая от него любой команды до тех пор, пока их двоих не окликает протяжный и жалостливый вой. Это волк, одиноко оплакивающий перед ночным светилом родную душу, плачущий навзрыд и судорожно собирающий разваливающиеся части по маленьким крупицам. Они находят оборотней у свежей могилы и замёрзшее сердце, всегда смеющегося Чона младшего, пропускает пару ударов, не желая верить в происходящее, он знал, но не был готов к этому трауру, от того стягивает свой красный плащ, не желая выглядеть ярким пятном на плешиво таящем снеге. Это ужасная боль, разрезающая заживающие раны самым острым лезвием. Он потерял отца и потерял новую жизнь, о чём кричать не должны, только вот боль вожака является всеобщей болью и никто в слабоде не в праве осудить исхудавшую и бледную мать за то, что та не смогла выносить плод. Никто не проронил и того, что она человеческий выродок, только леденящий душу вой, просачивается в шерсть новой душегрейки до тех пор, пока высокая фигура не поднимается с колен, сбрасывая промозглую грязь в совсем маленькую яму. Чёртов выкидыш, показавший ему, что у него могла быть дочь, здоровая дочь ровно до того момента, когда он не заявился на порог, разрывая всё на своём пути. Это не вина человеческой твари - это вина его неуравновешенного сознания, от того бледными руками он осторожно уводит супругу из содрагающегося в плаче круга, оставляя Минги одного, бросающего лопатой землю в вырытую яму. Уена Юнхо видит почти сразу и только пустыми глазами показывает ему обратно, в сторону хаток, от чего тот движется следом не задавая лишних и очевидно глупых вопросов. Чон приходил за снадобьем для беременной женщины, он говорил, что у них наконец получилось, но длилось счастье не долго, поэтому он разглядывает мёртвую внутри женщину, такую старую и поникшую, мелко ступающую старыми ботиночками по тропинке, пока ее руку крепко сжимают. Юнхо рядом, у них есть ребёнок, но это не помогает сознанию собраться по битым в крошку крупицам. Она разломана на части и остается на месте, когда за ними закрывается деревянная и скрипучая дверь, говоря о том, что повитуха вышла, оставив Тэхо с родителями. Хозяин хаток молча пихает супругу в сторону их спальни, а сам забирает волчонка, усаживая того на большой стул, придвигая тот так, что бы у малыша не было путей для отступления. - Я рядом. Уен осторожно гладит старшего по спине, ощущая кожей резкое вздрагивание, пока высокая фигура нарезает картошку и отдает сыну маленькие плоды, что тут же купаются пухленькими и маленькими пальчиками в чашу с прохладной водой. Гость не говорит о жалости, не уточняет и без того понятные вещи, а дает лучшему другу время, что бы собрать оставшиеся силы и при желании попусту все рассказать, что и происходит ровно в тот момент, когда жаренная картошка оказывается посреди стола, а сынок спрыгивает со стула что бы позвать и мать к столу. Юнхо знает, что женщина откажется от еды, знает, что в конечном итоге будет упрашивать ту поесть немного, но надежда на их маленького мальчика остается. Может быть ее сердце забьется? - Отец умер неделю назад. Мы потеряли ребёнка по моей вине. Это скомкано, понятно и со стороны, но для вожака это уже огромный шаг, что он сделал, опухшими глазами осматривая Есана, словно умоляя того представиться самостоятельно, без лишних слов и без того дающихся с трудом и падший его понимает. - Сочувствую Вашему горю. Меня зовут Есан и я ученик Чон Уена. Хрупкий парень склоняет голову, а Юнхо шмыгает носом и только морщится. - Падаль. Срывается с его губ и он слышит как топает его ребенок, прибегая и дергая отца за штанину. - М-маменька не хочет к-кушать! Живот волчонка урчит и только от этого отец накладывает ему порцию, наблюдая как он дует губки, обдувая деревянную ложку с картошкой, тщательно пережевывая. Он должен существовать как минимум ради него, а дети… Повитуха сообщила, что зачать у них больше врятли получится. Нана мучалась от боли и скрывала кровотечения около недели, отдавая всю себя на поддержку, когда она нужна была ей самой. Крупные кулаки сжимаются и Чон до крови закусывает свою губу, ставя перед носами гостей деревянные тарелки с явством, позволяя им принять согревающую тело пищу в его бедном доме. Юнхо не думал, что может сломать все то, что так долго строил крохотными шагами. Не думал, но с грохотом сломал так сильно, что ныне его любимая не смеётся и не улыбается. Ныне она в душе кричит о помощи, моля остановить ее от стремительных шагов прямиком в пропасть, наполненную безумием. - Не лучшее время что бы знакомиться, да? Уен осторожно прощупывает почву, получая от друга надрывный кивок. Сейчас на его челюсти красуется обширный шрам и как же волшебник хочет предложить ему свою помощь, но тот только засовывает сухую картошку в рот, желая проглотить свои мысли вместе с пресной едой. - Очень вкусно! Ты молодец, Юнхо! Младший среди друзей поднимает ложку вверх, а вот сын только качает головой в отрицании, не соглашаясь. - Н-нет, соли н-нет совсем. Мам-мочке бы не понравилось. Волчонок спрыгивает со стула и обняв отцовскую ногу только уходит в свою комнату, явно чувствуя атмосферу вокруг. Он старательно вьется вокруг родителей, но совсем не получает отдачи. Он единственный родившийся сын, но мать по ночам рыдает в подушку из-за неродившегося сгустка. Разве мама так сильно хотела девочку? Почему она так сыпется и стареет от этого месячного уродца, которого ему показали, прося попрощаться? Мама больна и отец захворал вместе с ней. Маленький и счастливый мир рушится, как и тепло, прячась под промозглым ветром, превращая тропинки в грязные, вязкие и глубокие лужи. Тэхо не любит осень, принёсшую с собой столько царапин на теле его родных. Этот сезон года с первых дней начал отбирать у него все ценное, поэтому юный оборотень спрятал игрушки в резной сундучок, пряча от строгого бабайки, покушающегося на «счастье». Джинсоль открывает дверь тихо, тягуче медленно, позволяя хаткам полностью погрузиться в звук скрипа от не смазанных петель. За девушкой виднеется Минги, далеко не счастливый, но почти сразу же обнимающий друга, которого столь долго не видел и настороженно смотрит в сторону белоснежной статуи, втягивая воздух носом, когда хозяин хаток кивает, одной рукой указывая гостье в сторону комнаты, куда девчушка и просачивается, почти сразу же замирая на входе. Женщина перед ней кажется мёртвой. На ее теле нет прекрасной улыбки с неровными резцами, ее пухлые щеки не поднимаются, позволяя губам растянуться в тонкую линеечку, прикрывая глаза в виде маленьких заходящих солнц. Она не сияет, а только медленно тлеет, будучи затопленной холодной водой. Олдридж ощущает в горле застывший комок, что только разбухает от активно сглатываемой слюны, делая тот больше, шире, тяжелее, оседая на корне языка тяжёлым грузом. Грузом, который не выйдет сглотнуть или протолкнуть в любую из имеющихся сторон. Нана говорит первая, осторожно оглаживая низ ноющего живота. - Хонджун проснулся? Конечно, что для лекаря может быть важнее его же пациента? Из раза в раз они забивают на собственное самочувствие и отдают все возможное страдающему от боли и хвори. Тем более данный вампир пострадал от рук бушующего Юнхо. Джинсоль шумно сглатывает, насильно проглатывая мешающий в горле ком. - Нет. Не дышит, не разлагается. Не могу сказать, что он мёртв и не могу сказать, что он жив. Хозяйка очага кивает, почти ошпарено убирая руку с собственного живота, впиваясь пальцами в хрупкие колени, лишь бы отучить себя от данного жеста. Она уже всё потеряла. - Я могу тебе чем-то помочь? Нет. Позвольте мне Вам помочь. Я понимаю, что ты уже сейчас хочешь выйти в сад, желая убрать все и подготовить тот к зимовью, но ты ведь слаба. Девчушка хочет сказать, что женщина перед ней потеряла ребёнка, хочет напомнить, что ее еле вытащили с того света от малокровия, но сглатывает неприятный и режущий ком. Если она скажет это, даже не со зла, а просто констатируя факт, то надавит на россыпь трещин, наблюдая как стекло рухнет, оставляя перед ней только осколки. - Не стоит. Голос раздается из-за спины, тихий, грубый, холодный, от того девчушка почти подпрыгивает, испуганно вскрикивая. - Это даже не обсуждается! Вы даете мне хлеб, воду, крупы, мясо, жилье и защиту. Вы приняли меня в свою семью и я действительно хочу помочь Вам хоть чем-то! Юнхо вздыхает слишком устало, опухшими глазами осматривая ее саму и отвернувшуюся к стене супругу. Мужчина только кивает головой в ее сторону, да складывает руки в молящем жесте. Чего он хочет? Поддержки? Присутствия? Но разве Джинсоль может как-то успокоить потерявшую ребёнка мать? Это ведь не может сделать буквально никто! -Я помогу посидеть с Тэхо. Это звучит твердо, почти как утверждение, только вот вожак кивает головой, улавливая в кротких словах вопросительные ноты. Ему действительно необходимо сейчас просто быть с замыкающимся и винящим себя человеком. Она не волк. Она слаба. Она беспомощна и винит себя за каждый неуверенный шаг, за каждое падение. Только вот ни один взлёт не оказывается похвальным. Она хвалит всех вокруг, но не требует ни от кого доброго слова. Не любима. Не заслуженна. - Спасибо. В помещении повисает тишина и только слышатся шаги за спиной. Минги похлопывает названного брата по плечу, да только кивает и подталкивает его к женщине. - Я заберу Уена и Есана к себе, не беспокойся о их ночлеге. За Джинсоль тоже посмотрю, буду рядом. Возьми сына, побудь со своей семьей. Все у Вас еще будет. Ему хочется колко ответить, хочется сказать, что ничего хорошего явно больше не произойдет, но тишину не нарушают, только хозяин комнаты устало кивает, наблюдая за тем, как лучший друг семьи выводит Олдридж, да гостей, с огромной досадой наблюдая за ним из окна. Чон забирает спящего волчонка с комнаты и осторожно укладывает у изголовья огромного ложа, пока женский силуэт совсем не сдвигается с места. Безучастна, словно мертвая. - Нам нужно жить дальше. Отвратительно горько и сам оборотень почти сплевывает, когда договаривает эту режущую фразу, только вот это дает Нане разбиться и пойти глубокими кровоточащими трещинами, ведь она только тихо хнычет, принимаясь подрагивать всем телом, сжимаясь в самый маленький для ее тела комок, так, что голова над широкими плечами подпрыгивает от икоты. Она всегда икает, когда плачет. Вожак обнимает женщину со спины и слушает срывающийся с губ сумбур, она извиняется, извиваясь подобно змее, пытаясь вырваться и прижаться в новую секунду. Она сама не знает, хочет ли услышать с любимых губ « это не твоя вина» или же не хочет говорить об этом вовсе. Ее руки связаны, от того Нана искренне рыдает, совсем не осознавая, что ей следует делать дальше. Юнхо всегда просил завести детей, старался не покладая рук обеспечить и вырастить единственного волчонка хорошим ведь ей стоило дать ему хорошее потомство, когда организм мог это вынести, только вот сейчас зачать врятли получится. - Ты от меня у-уйдешь! Единственное, что хозяину хаток удается выцепить из заикающейся каши из чужих уст и он только и делает, что до синяка сжимает чужие запястья, призывая супругу к молчанию. - Почему я должен уйти? Голос строго отлетает от стен и черные как смоль глаза блещут в темноте, выдавая животное присутствие внутри человека. - Я больше никогда не смогу Слишком тихо, что бы разбудить мирно спящего сына и слишком громко что бы окончательно доломать избитые души. - У нас есть предельно хороший мальчик. Наш мальчик. Наш Тэхо. Здоровый, крупный, волк. Ты смогла его выносить и мы попробуем снова. Не получится и .. И длинную тираду Юнхо перебивают самым загнанным « Не получится», когда тонкие женские губы дрожат, а она сама виновато опускает глаза в пол. Вожак должен иметь далеко не одного сына, тем более в волчьей стае, часто воюющей, кочующей и охотящейся. У них должен быть далеко не один малютка Тэхо, но Нана больше не сможет. - О Мати Луна! Тише, Маленькая, тише, румяное моё яблочко. Люблю я тебя, окаянную! Крупные ладони как можно крепче прижимают тело к себе, так, что бы чувствовалось дыхание и сердцебиение, так, что бы каждое всхлипывание было услышано, поэтому длинные пальцы осторожно плетут длинную косу, подвязывая ту лентой, успокаивающе, медленно, подхватывая прядь за прядью. Губы, как атласные ленточки, оставляют поцелуи на пухлых щеках, пошедших пятнами от слез, медленно проводя носом по макушке до тех пор, пока женщина не начинает всхлипывать реже. - Тебе нужны силы.