Черепашье сердце

«В понедельник часто льёт дождь» – Макс прикрывает глаза, потому что ему не хотелось смотреть на серость на улице, что мало отличалась от той серости, что он хранил в душе. Ничего особенного – пустое, серое ощущение, которое он заглатывает очередной банкой пива. Пустую он сжимает как можно сильнее, а после бросает на пол. Он уже перестал считать минуты; часы; он не считает дни и месяца. Он стоит на одном месте, вглядываясь в этот потолок. Такой же серый. Что в его жизни не серое? …Кит тяжко вздыхает. Нет, в его жизни нет чего-то цветного. Его не было неделю назад, его не было вчера. Значит, не будет и завтра. С ним останутся только серебряные, почти серые, внутренности банок из под пива; останутся серые и непривлекательные стены; серый и такой же гадкий, как сам Макс, диван… в его жизни нет чего-то цветного. Больше нет. Он проглатывает лишь больше выпивки, лишь бы остановить эти гадкие мысли. Но, наверное, закуска в виде пива ему надоела – он тяжко встаёт чтоб посмотреть осталось ли что-то ещё. Что-то, что хоть как-то скрасит этот день… или отправит его в небытие. Несуществование. Неведение. Забытье. Ему плевать куда, но он хочет не чувствовать и забыться. Особенно когда Солнце больше не светит на его душе. Когда то, что он не заметил, как начал беречь, пропало из под рук, из под носа, из поле зрения… тогда Макс понял, насколько он жалкий. Насколько жалким может быть человек, не понявший вовремя, что он кем-то дорожит и теперь этого кого-то нет? Нигде нет, сколько бы он ни писал после ему в личные сообщения после очередных кошмаров, сколько бы он ни лил слёз, сколько бы он ни отрицал… «Вторник такой же». Поэтому он вновь смотрит за тем, как дождь льёт. Он бы хотел проснуться в среду, а не вторник, но, что же… что есть. Видимо, так просто ему не позволят отправить в долгое небытие. …А жалко. На самом деле, он бы хотел закончить здесь и сейчас. Просто… Брэд не позволит. Что ему вообще позволит Бимс? Он вообще оплакивает? Он вообще что-то чувствует? Что он вообще делает? …Очередная банка летит в стену, стоит Киту задуматься. Какого черта? Что значит «веди себя подобно герою»? Какой, к черту, герой? Почему он такой бесчувственный? Макс закрывает глаза, слегка потрясываясь. Он не знает – ему смешно, ему плохо, ему злобно? Он не понимает. Он только знает то, что пока все начали идти вперёд, пока жизнь продолжилась, он… остался здесь. Он не уйдёт. Он не может, как бы ни хотел, но это прошлое дороже, чем ему казалось. Ему всё намного дороже, чем он считал. Поэтому очередная бутылка виски валяется на полу, пока он пьяно бормочет и хихикает. Хотя, кажется, на деле он ещё немного и заплачет. Он даже не говорит и не думает, так почему ему больно? Почему он держит кулак на груди, ощущая, как у него повлажнело лицо? Что, блять, не так? Почему так? Почему он не может, совсем не может, забыться? Маленькая черепашка всхлипывает, какой бы большой она ни была; её панцирь пуст, она пуста, он пуст. Кит падает с дивана, но ему плевать. Он и вправду наконец дошёл до состояния, когда ничего не чувствует, даже если слезы катятся сами по себе. О, Нирвана. * Он всё ещё нервно вспоминает те ощущения. Они, наверное, словно в тумане. …Да нет, когда Кит не был словно в тумане? Он глядит на их комнату и не верит до сих пор, что это правда. Что, выходит, этот кошмар закончился? Что он правда больше не напивается ради полного забвения, пролеживая недели в замок? Нервный вздох раздается слева от Кита. Кажется, ему опять снится кошмар. Герой отводит взгляд, ведь сам, на самом деле, не шибко мог заснуть. Просто глядел в потолок, как обычно, и вслушивался в каждый вдох – это правда его вдохи? Он правда спит? Почему-то, сейчас у него даже больше вопросов, чем когда-то были. Раздаётся плаксивый шёпот. Макс долго хмурится и колеблется, но встаёт со своей кровати. Сначала, он просто хотел укрыть сожителя. Но он сомкнулся в калачик, прижимая и обнимая одеяло к себе так, словно ему жутко страшно. …Словно он вот-вот лишится чего-то, что ему так дорого и он не хочет отпускать. Макс в уме уже раза три лениво пробормотал, какой же тот проблемный… но сел на кровать и неловко погладил по голове плачущего во сне. Почему-то, вдохи начали становиться спокойнее. Намного спокойнее… А затем он и вовсе обернулся к Киту, чтоб обнять его и прижать. И даже несмотря на то, что он пытался оттянуть его даже телекинезом, не получилось! Насколько сильно он может его держать?! …Поэтому Кит сдался и лёг рядом. Обычно, на голубых глазах нельзя увидеть горьких слёз – только счастливые и радостные. Но сейчас… смотря на эту хмурость, эти слезы, эти нервные вздохи, он сам вздыхает. Наверное, ему тоже тяжело, да? Какой же Кит жалкий. Даже помочь не может, чтоб прекратить кошмары. – …Хватает тебе реветь, Дино… – бормочет Кит, аккуратно приобнимая Дино и укрывая их одеялом через телекинез. Кажется, теперь тот ещё больше успокоился и слёзы лил не так сильно. Максу, но только в секрете, стало чуть легче. Ведь, может, вечно улыбающийся и с шилом в одном месте Дино мог его раздражать… Но такой Дино ломает ему сердце. Так что, выбирая из двух зол, он выберет первое. * – …О… опять кошмар?.. – тихий шепот, руки, трогающие глаза и стирающие подступающие слезы. Странное тепло сбоку. – …Кит?..