***
Им удалось. Долгим и упорным трудом, пройдя тяжёлый путь, длиной в пять лет, им удалось загнать Монарха в угол. — Всё кончено! Сдавайся! Поверженный злодей опустил голову и сжал кулаки от злости — его путь тоже был долог и тернист, он тоже приложил много усилий ради достижения своей цели, но проиграл, в отличие от Ледибаг и Кота Нуара, гордо стоявших возле него. — Ты прав, Кот Нуар, я проиграл. Но я не отдам вам свой талисман! Чтобы забрать его, вам придётся меня убить или... — Или что? — спросила героиня в пятнистом костюме, она знала, что Тёмный Бражник коварен и ни за что не отдаст свой Камень Чудес добровольно. — Может, ты хочешь наши Талисманы в обмен на свой? — не без сарказма задал вопрос Кот. В обмен? Габриэль забрал бы их просто так. — Вы ничего не понимаете! — кричит мужчина, — Всё, что мне нужно — это идеальный мир, где не будет сирот, войн, глупых смертей, где все мы будем с теми, кого любим! Неужели вам самим не хочется видеть наш мир таким? "Где мы все будем с теми, кого любим"— эти слова словно нож ударили по сердцу пятнистой героини. Ни войн, ни насилия, лишь любовь.. Её разбитое сердце так отчаянно мечтает об этом. Вот только.. — Нельзя построить счастье на лжи, — жёстко отвечает на браваду злодея Кот Нуар, — В мире нет ничего совершенного. В каждом человеке должен быть изъян, несовершенство, которые и делают нас настоящими людьми, личностями. Если тебе удастся создать нечно по-настоящему идеальное, это будет не более, чем обман. Поэтому просто прими поражение, Бражник. Казалось, что Кот Нуар на самом деле знал о чём говорил. Да, он не просто знал, он прочувствовал это на себе, каждой клеточкой своего тела. Несовершенный идеал. Ледибаг никогда не интересовалась его личными переживаниями, ведь сохранность тайны всегда была превыше всего, но... Всё произошло слишком быстро, за какие доли секунды. Только что Монарх с трудом стоял перед двумя героями Парижа. И не ясно, толи Ледибаг и Кот Нуар слишком рано потеряли бдительность, толи Бражник настолько был не согласен с поражением и словами Кота, что у него открылось второе дыхание, но произошло то, что произошло и время не вернуть назад. Монарх, несмотря на своё состояние, оказался быстр, он в полшага появился рядом с девушкой, протянул руки и сорвал с неё волшебные серёжки. Секунда. Они оба очень хорошо знали эту девушку. Она смотрела на них своими огромными голубыми глазами. Оба были ошеломлены — кого угодно, но только не её ожидали они увидеть под маской пятнистой героини. Кот очнулся первым, не время, сейчас не время думать о ней, — воспользовавшись замешательством врага, он сорвал с него брошь. Они оба очень хорошо знали этого человека. Маринетт винила его в том, что они с Адрианом расстались. А Адриан в этот момент его просто возненавидел. И в один миг все кусочки пазла сложились в единую картинку. С самой смерти мамы этот человек портил его жизнь, диктовал свои правила, навязывал своё мнение. И ради чего? Хотелось уничтожить весь мир котоклизмом. Габриэль Агрест, Маринетт Дюпен-Чен и Кот Нуар У Адриана внутри всё кипело. Человек, стоявший перед ним, когда-то был самым родным, а сейчас стал самым далёким и самым ненавистным. Отец и злейший враг. Хотелось закричать. Закричать на несправедливость всего и всех. Почему? Почему из двух миллионов человек именно они трое? Неужели нельзя было выбрать другого Кота Нуара? Другую Ледибаг? Чтобы они не стояли сейчас здесь. Он один всё ещё скрыт за маской. Кажется пора вскрыть всю правду. Больше никакой лжи. Она уже вгрызлась в него своими зубами, забралась под кожу и пожирала его органы и кости изнутри. Настало время избавиться от неё. Плевать на последствия и боль. Ведь это больно — избавляться от того, что так прочно и глубоко засело в тебе. Но это надо сделать, сделать сейчас, одним рывком. Как сорвать пластырь. А с последствиями он разберётся позже. С Кота Нуара слетела трансформация.. Габриэль Агрест никогда в жизни не выглядел таким потерянным, таким сбитым с толку, он никогда в жизни так не ошибался, мужчина смотрел на сына, и в его зелёных, как у матери, глазах он видел смесь упрёка, обиды и разочарования. Ему показалось, что это она, Эмили, сейчас смотрит на него. Быть может так и было? Быть может, именно она смотрела на мужа глазами сына? Но это сейчас не важно. Никто не проронил ни звука, но правда кричала за всех них. «Как такое возможно?» — это было первое, что пронеслось в голове Маринетт, как только с её врага и с её напарника спала трансформация. Тот, кого она так долго и горячо любила, тот, кто причинил ей так много боли, всё это время был так близко. И тот, кем она восхищалась, на кого большую часть своей сознательной жизни ровнялась, тот, кому жаждала доказать его неправоту, был её главным врагом. Как такое возможно? А Адриан когда-то милый, заботливый и так страстно ею любимый, который разбил её сердце на миллион осколков, таких маленьких, что уже ни за что не соберёшь и не склеишь. Тот Адриан и Кот Нуар, который ни раз защищал её, рискуя своей жизнью, тот, которому она "плакалась в жилетку", после расставания, который утешал её и крепко-крепко обнимал, стараясь унять боль. Как эти двое могли оказаться одним и чем же человеком? Это невозможно, нет... — Неужели всё это того стоило? — тихо спросила Маринетт, словно ни к кому не обращаясь, — Пожалуйста отдайте мне то, что вам не принадлежит, мсье Агрест. Габриэль молча снял с себя оставшиеся талисманы и отдал девушке. Не поднимая глаз, она так же забрала камень Мотылька у напарника. А затем, ни на кого не глядя, развернулась и ушла, сказав на прощание бывшему злодею одну фразу: — То, что произошло сегодня, навсегда останется здесь. Никто не должен узнать кем мы были. Однако, если вы, мсье Агрест, ещё раз попытаетесь завладеть Талисманами или же хотя бы попытаетесь раскрыть кому-либо наши личности, за вами явится Орден Хранителей. И они не будут задавать никаких вопросов, они просто убьют вас. Помните об этом и о том, что всё это я делаю лишь ради вашего сына, которому многим обязана. Вы сами для меня теперь пустое место. В тот момент для неё всё было кончено.***
Когда Маринетт было пять она впервые самостоятельно сшила платье для своей куклы, в шесть мама научила её вязать и у кукол появилось ещё больше все возможных нарядов различных цветов и фасонов, в восемь она захотела стать дизайнером одежды, а в девять увидела показ мод по телевизору, увидела шедевры модной индустрии, и увидела их создателя. В девять у Маринетт Дюпен-Чен появилась не просто детская мечта, у неё появилась цель — стать такой же как её кумир, её бог в мире моды, стать, как Габриэль Агрест. Да, как Маринетт убедилась ещё в пятнадцать, он не был хорошим человеком, но он был великим модельером. И она всё ещё равнялась на него. Тогда она поставила себе целью превзойти его, доказать, что она не просто дочка пекаря, она сможет стать ещё более великой, чем он. Но сейчас она сидит в своей комнате и через открытое окно смотрит, как садится солнце, окрашивая небо во всевозможные оттенки оранжевого. И она не чувствует ничего, кроме разочарования, разочарования в том, во что верила большую часть своей сознательной жизни, к чему всегда стремилась. Девушка смотрела на вырезки из журналов работ модельеров с мировым именем, и творений Агреста там было больше половины, она смотрела на папки с эскизами и на кучу конспектов по культуре и истории моды, И вдруг ей стало противно, а в груди словно появилась чёрная дыра, которая непрестанно продолжает затягивать в себя все чувства и эмоции, пока не останется лишь пустота. В этот момент в дверь постучали и послышался голос мамы: — Милая, к тебе пришли! — Кто там? — видеть кого-либо сейчас она хотела меньше всего на свете. В особенности того, кто вошёл в комнату, закрыв за собой дверь, — Адриана Агреста. — Привет, — сказал он, неуверенно застыв на пороге. — Здравствуй, — ответила она и, жестом предложив присесть на стоящий рядом диван, повернула голову к окну. Ей не хватило духу выгнать его, этот разговор был нужен им обоим. И внутри у обоих вертелось множество вопросов, множество несказанных слов, которые имели право быть сказанными. — Тебе не о чем беспокоиться, — спустя несколько минут напряжённого и немного неловкого молчания произнёс юноша, — Я поговорил со своим отцом, и он не потревожит тебя, с его злодействами покончено. — Хорошо... — шёпотом сказала девушка, на громкие слова неожиданно не оказалось сил, — Но зачем ему всё это было нужно? Он объяснил это? — она наконец посмотрела на пришедшего гостя. — Да... Он хотел вернуть мою маму. — Но она ведь умерла. Разве нет? Что б вернуть её нужно отдать чью-то жизнь взамен. Это он знал? Девушка искренне сомневалась, что не знал. — Да, но он думал, что нужна будет любая жизнь, жизнь любого человека и он готов был заплатить эту цену, однако всё оказалось не так: чтобы вернуть с того света кого-то близкого и дорого, нужно отдать кого-то не менее любимого. Понимаешь? — он не смотрел на неё, говоря эти слова. — Адриан, — позвала она, и он, как и всегда, обернулся на голос своей Леди, — Мне жаль. Мне правда очень жаль, что всё оказалось именно так. Что именно ей было жаль? То, что его отец оказался злодеем? Или, что не получится вернуть его маму? А может, что именно они оба оказались под этими масками? Или же их растоптанную любовь? Теперь, наверное, уже без разницы. Парень рассеянно кивнул и попытался кое-как улыбнуться, но не вышло. — Это ещё не всё, что я хотел тебе сказать. — Что же ещё? — столько открытий меньше чем за сутки, сколько ещё она сможет вынести? — Это было два года назад, за несколько месяцев до того, как мы расстались.***
два года назад
— Я не поеду в Лондон на следующий учебный год. Я останусь в Париже. Вчера Маринетт говорила с его отцом, она была такой смелой, а её слова — такими искренними. Адриан гордился своей любимой девушкой. Жаль только, что на Габриэля её речь не произвела должного впечатления и он объявил сыну, что на следующий учебный год отправит того в Лондон, дабы огородить от тлетворного влияния дрпузей и Маринетт Дюпен-Чен. Адриан ничего не мог сказать против отца — он всего лишь ребёнок, у которого нет права голоса. Можно было бы начать спорить и ругаться, но это лишь бы укоренило решение Габриэля. А Адриан никак не мог уехать. Помимо друзей и учёбы здесь, в Париже, у него была обязанность — бороться со злом. Он не может просто взять и передать Камень Чудес другому человеку, как показала практика, это всегда заканчивается катастрофой. Извечный выбор супергероев — долг или любовь? И вот ты смотришь в зеркало и уже казалось бы заранее знаешь, что должен выбрать, но.. Если это правильно, то почему же так больно? — Что мне делать, Плагг? — спросил он в тот вечер у квами. — Я не могу решить за тебя, Адриан, — ответил тот, — Этот выбор должен стать только твоим. Так или иначе, ты в любом случае потеряешь нечто невыносимо значимое для тебя, но в каком случает ты сможешь сам себе в глаза смотреть? — С великой силой приходит великая ответственность? — невесело усмехнулся парень, цитируя классику кинематографии. Уснуть Адриан этой ночью так и не смог. — Я не поеду в Лондон на следующий учебный год. Я останусь в Париже, — сказал он отцу за завтраком. — По какой причине я должен поменять своё решение? — чрезмерно спокойно спросил Габриэль. — Всё дело ведь в Маринетт, верно? Если я расстанусь с ней сейчас, это будет подозрительно. Дай мне время до конца лета. И сам прекрати заявлять так яростно о том, как ненавидишь её, наоборот — притворись, что она тебе нравится и ты не против наших отношений. А я сделаю так, что она сама возненавидит меня. — мёртвым голосом произнёс Адриан и, ставая из за стола, добавил, — Я не голоден. Пойду к себе. — Что насчёт мадемуазель Цуруги? — остановил его отец. — Не думаю, что она захочет встречаться со мной после всего произошедшего, к тому же Маринетт её подруга, — ответил юноша, а потом вспомнил с кем говорит и, усмехнувшись, добавил, — Но если я пойму, что она не против, то мы будем парой. Как вы с её матерью и мечтаете. Иными словами, стану для тебя идеальным сыном. Надеюсь на этом всё, отец? — он повернулся и посмотрел Габриэлю прямо в глаза, — Надеюсь, этого хватит для образа идеального сына? Давай сразу решим что ещё я должен буду сделать, чтобы больше не возвращаться к этому разговору. — Университет. — тут же нашёлся Агрест, — Я хочу, чтобы после школы ты поступил в университет и затем начал работать на бренд GABRIEL в качестве генерального директора. Как ты помнишь, это место уже давно ждёт тебя. — Хорошо. Я всё это сделаю, а ты взамен не будешь лезть в мою жизнь, контролировать каждый мой шаг, мешать мне проводить время с друзьями. — Договорились, сын. Адриан, не прощаясь, захлопнул за собой дверь. С того дня в нём что-то умерло, что-то очень важное. Только заметил это хоть кто-нибудь?***
Адриан закончил свой рассказ несколько минут назад, но за всё это время Маринетт не проронила ни звука, сидя неподвижно и глядя в окно. Солнце уже скрылось за горизонтом, в воздухе запахло ночью.. — Скажи что-нибудь, — наконец не выдержал он, — Пожалуйста. — А что ты хочешь услышать, Адриан? Это было давно и теперь не имеет никакого значения, — еле слышно произнесла девушка, — Это всё давно уже в прошлом. — Но не для меня, — возразил ей Адриан, резко встав с ранее предложенного дивана, — Маринетт, я люблю тебя! Всегда любил! — Это ничего не меняет! — закричала она, — Ты сделал мне очень больно. И хоть теперь я знаю почему тебе пришлось так поступить — ты не мог уехать в Лондон и оставить Париж, не мог бросить Ледибаг, меня. Поэтому пожертвовал нашей любовью. И, как бы абсурдно ни прозвучало, я благодарна тебе за это, ведь иначе, мы бы ни за что не одолели Монарха. Только это всё не отменяет той боли, моей боли, ты же сам помнишь, — горько усмехнулась она, — Ведь с ней я пришла к тебе. В горле образовался ком, готовый в одно мгновение вырваться из девушки рыданиями. Несправедливо! А он помнил. После предательства любимого Маринетт обернулась Ледибаг, в надежде, что так сможет лучше противостоять акуме Монарха, если он вдруг объявится, и именно тогда она встретила напарника, и именно перед ним лила горькие слёзы. Именно он защитил её от всех летевших в их сторону акум. Хотя у самого на душе кошки скребли. — Маринетт, — прошептал Адриан, протягивая к ней руку, но она отшатнулась от неё, словно от огня. — Нет.. Я не могу. Не хочу. — Есть хоть малейший шанс, что ты меня простишь? — сокрушённо спросил он. — Я тебя прощаю, — неожиданно произнесла она, — Но я больше не хочу быть с тобой. — Два года назад я сдался и даже не пытался бороться за тебя, — в голосе юноши слышалась решимость идти до конца, — Но сейчас я этого не сделаю. Если ты на самом деле простила меня, то пожалуйста, дай мне этот шанс! Позволь мне бороться за тебя с намим прошлым, с твоей болью. Я прошу тебя... Девушка посмотрела ему прямо в глаза. Глаза изумрудного цвета, в которые раньше могла смотреть часами, которые всё ещё любит. — А может, я не хочу, чтоб ты за меня боролся? — со злобой произнесла она, — Может я вообще не хочу тебя видеть! Иметь что-то общее с тобой или с твоей семьей? Я любила тебя больше всего на свете, и ты же был человеком, которому я могла бы, не задумываясь, доверить свою жизнь. Ты тот, кто пожертвовал собой ради этого города и ради своей напарницы. И все эти обстоятельства, как бы парадоксально ни прозвучало, лишь заставляют меня уважать и любить тебя ещё больше. Адриан, я благодарна тебе за то время, что мы провели вместе, как друзья, напарники и любовники. С тобой я могла быть самой собой. Ты показал мне всю красоту любви, с тобой я чувствовала себя желанной, красивой и защищённой, именно с тобой был мой первый поцелуй, и ты стал моим первым мужчиной. Конечно же я люблю тебя, я всегда буду тебя любить, любить наше прошлое. Но будущего у нас нет. Я так устала от всего этого. Хватит. С этого дня Ледибаг больше не заботится о безопасности города! Однако, как бы там ни было, я не могу решать за тебя, потому что это твоя жизнь. Как Хранитель Шкатулки я могу попросить тебя вернуть свой Талисман и знаю, что ты подчинишься, но я не стану этого делать. Камень Разрушения теперь твой, используй его силу разумно. И Ордену Хранителей об этом знать не обязательно. Адриан не понял, чему был удивлён больше — её желанию покинуть пост Ледибаг, решению оставить ему Кольцо или заявлению, что она любит его, но самым важным было то, с чем он не хотел мириться — её нежеланием иметь с ним что-то общее. Ведь он хотел, своего будущего рядом с ней. — А теперь уходи пожалуйста. — в довершение всего произнесла она, — Я больше не хочу тебя видеть. — Ладно, — согласился он, решив дать ей время привести мысли и чувства в порядок, — Но я всё же попрошу тебя об одном, — решил он озвучить свой главный страх и взять с напарницы обещание, — Поклянись мне, не Адриану Агресту, а Коту Нуару, что не передашь Шкатулку Чудес другому хранителю, что не забудешь наше пошлое. Как мы сражались с акумами, помогали людям, как Кот Нуар и Ледибаг дорожили друг другом. Ведь тогда в её воспоминаниях о нём останется лишь боль. — Хорошо. Я тебе обещаю. И, не прощаясь, он ушёл. Ушёл с намерением однажды вернуться.***
С мечтой стать известным модельером было покончено, как и с желанием что-то доказать Габриэлю Агресту. А значит и учёба в университете ей больше не была нужна, однако Маринетт всё же решила закончить этот год в Сорбонне, но вот как быть дальше, она не знала, ведь большую часть своей жизни она либо рисовала эскизы, либо спасала город от Монарха. Вот только Монарха больше нет, а к эскизам душа уже не лежит. Сегодня была среда и, как обычно, девушка шла в центр для детей с ограниченными возможностями. Это государственная программа, помогающая детям, которые не родились, а стали инвалидами, почувствовать себя полноценными членами общества, несмотря на их проблемы. В этом центре было много детей от года до четырнадцати лет, кто-то из них потерял слух, кто-то зрение или способность говорить, а кто-то больше не может ходить, у кого-то из них нет рук или ног. Нельзя без боли смотреть на этих малышей, многие из которых потеряли интерес к жизни, на родителей, которые изо всех сил сражались за благополучие своих крошек, нельзя без слёз смотреть на то, как эти дети заново учатся говорить, читать, как плачут, потому что протезы натирают им руки и ноги. Но спустя какое-то время ты начинаешь плакать и улыбаться, потому что эти дети начинают смеяться, потому что у них получается, они живут. И в такие моменты ты тоже чувствуешь себя живым. В такие моменты все твои проблемы блекнут, и ты понимаешь, что у тебя всё ещё наладится, нужно лишь взять себя в руки. А потом у тебя появляется желание помогать им, этим детям, помогать обретать уверенность в себе, помогать им верить, в то, что всё будет хорошо. Маринетт любила приходить сюда, любила уделять этим крошкам своё свободное время, которого с уходом Монарха в отставку стало значительно больше. — Доброе утро, Маринетт! — поздоровалась мадемуазель Фреэль — директор отделения работы с немыми, глухими и слабослышащими детьми, — Ты сегодня раньше обычного. — Здравствуйте, мадемуазель Фреэль! У меня выдался свободный день, и я решала провести его здесь, — с искренней улыбкой отвечала она. — Я рада. Не хочешь мне помочь сегодня? После обеда мы выписываем Лео. — С удовольствием! Леон Решар, или просто Лео, поступил сюда, когда ему было четыре, они с родителями отдыхали в загородном доме, когда у его отца начался приступ шизофрении, которая не давала о себе знать более десяти лет. Мужчина начал вести себя крайне агрессивно по отношению к своей жене и ребёнку, всё закончилось тем, что он избил женщину на глазах сына и бросил её в луже собственной крови, всё это время мальчик громко плакал. Их нашла семья точно таких же отдыхающих, проезжавших мимо. Неизвестно, сколько времени прошло, но спасти женщину не удалось, а мальчик сорвал себе голосовые связки и больше никогда не сможет говорить. Его отца нашли и отправили в психиатрическую лечебницу, где он, скорее всего, проведёт остаток своей жизни. Маринетт пришла сюда в тот день, когда привезли Лео, а мадемуазель Фреэль рассказала ей его историю. И по правде сказать, девушке с трудом верилось, что такой ребёнок сможет снова улыбаться. Но сейчас Лео шесть и скоро за ним приедет его новая семья, он улыбается и разговаривает с другими детьми и сотрудниками центра на языке жестов. Этот мальчик выздоравливал на её глазах и это было настоящим чудом, тем самым Чудесным исцелением Ледибаг, только без магии и Ледибаг. Конечно, впереди у Лео много трудностей, в которых тот роковой день ещё аукнется, но он справится, теперь Маринетт верила в это всей душой. — Знаешь, что мне больше всего нравится в этой работе? — спросила мадемуазель Фреэль у Дюпен-Чен, когда они в окно смотрели, как новая мама Лео с улыбкой застёгивает ремень безопасности мальчика. — Что же? — Смотреть, как они уезжают, видеть эти искренние улыбки. — Глядя на них, сама становишься счастливее. — Верно, — засмеялась женщина, — Несколько месяцев назад мы выписали ребенка с афазией, я вела эту девочку несколько лет, и перед тем как уехать, её мама сказала, что я их личная Ледибаг, представляешь? Маринетт засмеялась, однако была полностью согласна с той женщиной: все врачи и психологи здесь — супергерои, не скрывающиеся, не носящие масок, но спасающие жизни. Из центра девушка вышла, когда солнце начало склоняться к горизонту, на душе у неё было спокойно. Утром она спрашивала себя кем же ей быть, и сегодня решила — ей не нужно меняться, она та, кто есть — Ледибаг, только теперь без маски. Из размышлений о будущем её вырвал телефон, звонил Лука — они договорились встретиться сегодня в полдень, но Маринетт не пришла, не хотела, а написать забыла. Поэтому парень и звонил ей целый день, вот только она не слышала — звук был выключен. Глубоко вздохнув, она ответила: — Да? — Маринетт? Ты в порядке? Вот он — добрый и заботливый Лука. Он не заслуживает того, что она собирается сказать, но именно это станет новым началом для них обоих. — Привет, — ответила Дюпен-Чен, — Прости, что не отвечала целый день, я была в Центре. Мы можем сейчас встретиться? Нам надо поговорить. — Да, конечно. Всё в порядке? — В полном. Маринетт и Лука начали встречаться несколько месяцев назад, это были её первые отношения после разрыва с Адрианом. Возможно, она в какой-то степени использовала Луку (особенно, когда переспала с ним на втором свидании), возможно (совершенно точно), парень это понимал, но позволял подруге пользоваться собой столько, сколько ей будет нужно. Ведь он любил её. Всегда любил. Кто-то может сказать, что это неправильная, нездоровая любовь, что так он только портит всё между ними. Но Лука Куффен никогда не обращал внимания на мнение других, единственное, к чему он прислушивался, это его сердце. А оно на такие отношения было согласно. Маринетт любит Луку — это неоспоримый факт. И поэтому девушка знает, что так будет правильно — уйти от него. Слово "бросить" ей категорически не нравилось, оно было не правильным. Ведь Лука был и есть, тем, кто понимает её чувства. Никто и никогда не понимал её так, как он, не задавая лишних вопросов, он просто был рядом. Они договорились встретиться в Саду Лорка. Лука уже ждал её и, быть может, каким-то шестым чувством, догадывался, что именно она хотела сделать. — Привет, — тихо поздоровалась она, садясь на скамейку рядом с ним. В это время сквер был полон народу — родители с детьми, спешащие домой, чтобы уложить малышей спать, гуляющие группы подростков, которые уже устали сидеть дома за уроками и намерены гулять до самой темноты, держащиеся за руки влюблённые, не спешащие никуда, лишь бы больше времени провести вместе. У всех этих людей была своя жизнь, свои планы и мечты, кто-то из них боролся с судьбой, а кто-то просто плыл по течению, устав барахтаться в пучине повседневности. — Привет, — ответил Куффен, откладывая в сторону гитару, с которой не расставался ни на секунду. Лука рассказывал ей, как впервые взял в руки инструмент и почувствовал с ним связь, словно это было частью его самого. Маринетт и сама это знала, ещё тогда, в их первую встречу, она поняла, что у парня талант, и он сможет высоко пробиться, если приложит усилия и выйдет на нужных людей. Но он не был тем, кто искал славы или популярности, он просто играл и людям нравилось. Пару лет назад ещё с несколькими такими же простыми музыкантами они собрали группу ("Банда Котят" развалилась, после того как Джулека и Роуз закончили коллеж) и стали играть, сначала просто в скверах на улице, потом на своём собственном канале в одном из популярных видеохостингов. А несколько дней назад с ними связался продюсер из звукозаписывающей студии в Германии и предложил контракт на три года. Сейчас ребята пока думают, но вряд ли станут упускать такой шанс, ведь он выпадает раз в жизни. — О чём ты хотела поговорить? Набрав побольше воздуха, девушка постаралась как можно спокойнее сказать: — Нам надо расстаться. Лука закрыл глаза, а затем, вздохнув, тихо попросил: — Ты можешь назвать конкретную причину? — он смотрел ей прямо в глаза, — Только, пожалуйста, не говори всеми излюбленную фразу о том, что дело в тебе, а не во мне. Маринетт отвела взгляд, уставившись на водную гладь Сены. Это именно то, что она хотела сказать. Но так ли это было на самом деле? — Знаешь, — начала она, пытаясь собрать мысли в кучу, — Дело не в том, что я не люблю тебя, я люблю, хоть ни арзу не говорила тебе этого. Просто недавно кое-что случилось, и я поняла, что ты больше не единственный, кого я люблю. И... — И ты не можешь отдать предпочтение кому-то одному? — Я... Н-нет. Д-да... — она не знала, что сказать, ведь дело было не в предпочтение, а, как бы банально это ни звучало, в ней самой, — Я просто не могу. Лука, в моей жизни произошли серьёзные перемены, и я хочу начать сначала. Понимаешь? Он доложен понять. Он всегда понимал её. Но не сейчас. — Почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе в этих переменах, раз любишь меня? Или с тобой будет тот парень? Объясни мне, Маринетт. Разве я не заслуживаю знать правду? Лука был раздражён, что не удивительно, ведь эту девушку он ждал долго, а сейчас она хочет бросить его. Но и самой Маринетт было нелегко, всё в её голове слилось в один комок из лжи и притворства. Но Лука прав, он заслуживает знать правду, и он точно унесёт эту правду с собой в могилу. И тогда она рассказала ему. Всё, начиная с того момента, как нашла странную шкатулку в своей комнате, и до того дня, как слетели все маски. — Пожалуйста, пойми меня... — шептала она, закончив рассказ — Я... Внезапно события последних нескольких дней хлынули на неё, словно цунами: Тёмный Бражник, Нуар-Адриан и её вновь проснувшиеся чувства к нему, рухнувшие идеалы, решение бросить учёбу и свою мечту, неизбежное расставание с Лукой. И девушка разрыдалась. Лука ничего не ответил, просто обнял её, что лишь усилило поток слёз из её голубых глаз. Однако он понял. Как и всегда, хотя ему тоже было очень больно. Но он понял, что их отношениям пришёл конец, что настала пора отпустить эту девушку. — Всё хорошо, Маринетт. Всё хорошо, — лишь говорил он, крепко прижимая её к себе. Всё время пока она плакала, Лука обнимал её и гладил по волосам. — Спасибо, — успокоившись, прошептала она. — Всё в порядке, — ответил он. Она откинулась на спинку скамейки и, устремив взгляд на сине-голубое небо. — Знаешь, — шмыгая носом, произнесла она, — Это ещё не всё. Я решила бросить Сорбонну. Вернее, не совсем бросаю, хочу перевестись на другой факультет. — На какой же? — Психологии. Лука был более чем удивлён её ответом. Все, кто был знаком с Маринетт Дюпен-Чен, знали, что она мечтает стать модельером и связать свою жизнь с миром модной индустрии. А психология — это совершенно другая вселенная. — Удивлён? — чуть приподнимая уголки губ, спросила она, — Я решила закончить этот год, а не бросать в середине семестра. Но решение уже точное и обдуманное. Я уверена в нём. Он не отговаривал её и не задавал лишних вопросов, не видя в решении девушки ничего, что могло бы принести ей вред. — Почему именно психология? — лишь поинтересовался Лука. — Я хочу помогать людям, детям. Помнишь я рассказывала тебе про мальчика Лео из центра? Его сегодня выписали. И я не могу передать тебе те чувства, которые я испытала, видя, как он уезжает. Он начнёт новую жизнь, и я знаю, что хоть самую малость, но я помогла ему. Я помогла маленькому мальчику начать новую жизнь. Это не сравниться с кучей модных тряпок и толпой надменных критиков, которые их хвалят или поливают грязью, это ни с чем не сравнится. Вот чего я хочу. Понимаешь? Быть может он и не понимал её в той мере, в которой она надеялась, но он поддержал её, и Маринетт была безмерно рада этому. — Могу я тебя кое о чём попросить? — произнёс Лука, провожая девушку домой. — Конечно, — с готовностью отозвалась она. — Не вычёркивай меня из своей жизни. Ты дорога мне, мне дорога дружба с тобой. В ответ она лишь обняла его за пояс и весело рассмеялась: — Не дождёшься, Лука, не дождёшься! В тот вечер они расстались хорошими друзьями, и оба начали новую страницу своей жизни — Маринетт спустя несколько недель узнала все подробности перевода на другой факультет и даже получила поддержку из детского центра от мадемуазель Фреэль, которая пообещала ей стажировку и в дальнейшем работу, не говоря уже о рекомендательных письмах для поступления, а Лука созвонился со своей группой, после чего ребята подписали со студией контракт. Однако новая страница в жизни не означает, что старое забылось. Нет, прошлое всегда будет так или иначе напоминать о себе, чувства, спящие глубоко внутри, однажды могут проснуться, а жизнь круто измениться в самый неожиданный момент...***
Терять что-то неприятно. Можно потерять деньги, которых хватило бы, чтобы прожить неделю, а можно потерять целое состояние; можно потерять любимую игрушку или друга; контрольную по математике или смысл жизни; телефон или семью; можно потерять ключи от квартиры; библиотечную книгу, наушники и множество других реально значащих и важных вещей или же что-то легко заменимое. Но так или иначе, терять что-то неприятно, однако терять кого-то ещё и больно. Терять любимых и дорогих сердцу людей больно. Обычно с такой болью не идут к терапевту или хирургу, и нет таблеток, которые смогли бы её вылечить. Такую боль способно исцелить лишь время. Но сколько времени пройдёт, прежде чем она утихнет? День? Неделя? Год? Два? Больше? Да, порой и больше. Порой, она сопровождает нас всю нашу жизнь. Тогда остаётся только ждать и жить, пытаясь смириться с утратами. И Адриан пытался. Так отчаянно пытался, что уехал в пригород Парижа, где поселился в самом дешёвом отеле и пил в баре на первом этаже. С того момента, как он последний раз говорил с отцом прошла неделя; с того момента, как девушка, для которой он готов на всё, сказала, что не хочет больше иметь с ними ничего общего, — семь дней; как его жизнь изменилась раз и навсегда — сто шестьдесят восемь часов; десять тысяч восемьдесят минут — с тех пор, как он живёт в отеле; и шестьсот четыре тысячи восемьсот секунд прошло с того момента, как Адриан Агрест решил начать новую жизнь. Может начать её с виски была не очень удачная идея? Уже не важно. К тому моменту, как Кагами пришла, один из самых известных в Париже парней начал вторую бутылку. Девушка не сразу узнала его, во-первых, чёрная шапка, под которую были убраны все до единого светлые волосы, и тёмная мешковатая толстовка, скрывающая фигуру, во-вторых, она никак не ожидала увидеть Адриана в баре в обнимку с бутылкой. — Привет, — произнесла она, садясь рядом с ним за барную стойку, — Как давно ты здесь? — Достаточно, чтобы не помнить какой сегодня день недели, — ответил он, — Но, что здесь делаешь ты? Те, кто знает Адриана не достаточно близко, сказали бы, что он вполне в адекватном состоянии и с ним всё в полном порядке — мешки под глазами и чуть отросшая щетина лишь добавляли ему определённого шарма. Но Кагами была той, кто знал его очень хорошо, а потому видела, каким потерянным и разбитым он был. Десятки вопросов крутились в её голове, однако она решила, что пока они все подождут. — Ты неделю не отвечаешь на звонки; дома не знают где ты, но обращаться в полицию не планируют. Я забеспокоилась ещё больше, когда мне позвонил Лияф и спросил не знаю ли я куда ты пропал. Тогда наш хороший друг-хакер смог отследить твой телефон по GPS. Нино и сам хотел приехать, но у ребят завтра концерт, а больше половины звукооператоров слегли, только представь, с ветрянкой. Поэтому я приехала одна, — Кагами завершила свой короткий рассказ, который был больше похож на вещание прогноза погоды. — Ясно, — лишь произнес Адриан, осушив свой бокал с виски, — Как видишь, я жив. Так, что можешь ехать домой. Бармен, повторите. Кагами смотрела на сидящего перед ней парня, на янтарную жидкость, которая лилась в его бокал. Желание помочь ему, как угодно, полностью захватило её. Оно было так сильно, что Цуруги даже не осознавала, что именно делает. — С тебя хватит, — неожиданно для Агреста произнесла девушка и выхватила стакан прмо у него из под носа, выплёскивая содержимое на деревянный пол, — Остановись! Однако на Адриана её действия не произвели должного впечатления, а только сделали его ещё более раздражённым. — Почему все вокруг решают, что мне делать и как поступать? — злобно спросил он, — Отстань от меня! Но Кагами не была бы Кагами, если бы оставила всё как есть. — Адриан, — она заглянула юноше прямо в глаза, взяв его лицо в свои ладони, — Ну же. Посмотри на себя! Так ты не заткнёшь боль, она никуда не уйдёт. А лишь будет медленно убивать тебя день за днём. Остановись. Не дай ей победить. Пожалуйста, не убивай себя... И на него вдруг свалилась усталость и жгучее, давящее чувство одиночества. Голова обмякла и он уткнулся лбом в плечо девушки. — Я так устал, Кагами, — тихо произнёс он, так тихо, что она бы не услышала, не будь его губы так близко к её уху, — Так устал притворяться и быть один. — Со мной ты можешь не притворяться, — её тёплые руки обняли его, — Со мной не нужно лгать. Я же твой друг Адриан, я всегда буду с тобой. Они сидели так какое-то время, пока бар не стал заполняться людьми. Тогда девушка поняла, что им пора уходить. Но домой она его отвезти не может. К тому же этот бар находится в гостинице, а значит Адриан остановился здесь. — Пойдём, — сказала она, — Тебе нужно отдохнуть. Ты ведь снял здесь номер? — Ты не уйдёшь? — спросил он, цепляясь за неё, как за спасательный круг. — Нет. Я останусь с тобой. Всё хорошо, — ответила девушка. Не совсем доверяя себе и своей памяти, Адриан дал Кагами ключ от своего номера. До двери они добрались спокойно, хотя девушка постоянно оглядывалась по сторонам, боясь, что кто-нибудь может их узнать и по интернету поползут сплетни. Но всё обошлось, постояльцами были лишь пожилые парочки и мужчины за сорок, которым мир шоу-бизнеса был совершенно не интересен. — Фух, — выдохнула она, закрыв за собой дверь номера, — Ладно. Уже поздно, нам нужно отдохнуть, а лично тебе — помыться и протрезветь. Адриан! А Адриан вновь наливал себе виски, казалось, он уже просто не мог остановиться, но её голос вернул парня в реальность. Агрест поставил нетронутый стакан на стол и сел на незастеленную кровать, уставившись пустым взглядом в пол. — Адриан, — мягко позвала его Кагами и села рядом, — Адриан, давай. Тебе нужно в душ. Это немного поможет. — Я так больше не могу, — это не был голос человека, которого Кагами знала и любила, это был голос разбитого человека, потерявшего что-то очень-очень важное в жизни, — Не могу. Я... — Не надо. Не сейчас. Мы поговорим обо всё утром, если захочешь, а сейчас тебе нужно помыться, поесть и выспаться. Ладно? В ответ он медленно кивнул, а затем встал и скрылся за дверью ванной. Кагами, не теряя времени, позвонила на ресепшен и попросила принести свежее постельное бельё и ужин. Она не стала просить горничную прибрать в комнате, всё ещё боясь, что та может случайно её узнать. И, когда Адриан вышел из душа, в номере более-менее был порядок — кровать застелена свежим бельём, а пустые бутылки из-под алкоголя выброшены в мусорное ведро. Глядя на её заботу, юноша почувствовал острое желание дотронуться до неё. Желание любить только её и больше никого другого. Алкоголь в крови мешал рационально мыслить. Всё чего ему сейчас хотелось — быть с ней, быть ей нужным, быть любимым, быть её... Она почувствовала горький вкус виски на его губах и свежий запах ментолового геля для душа, которым пахла его кожа. — Что ты делаешь? — удивилась она. — Скажи и я остановлюсь, — его глаза горели, она видела в них отражение себя, а затем сама потянулась к его губам. "Это неправильно. Это ошибка, о которой мы будем жалеть", — пронеслось на задворках сознания. Но она отогнала мысль прочь. Плевать на сожаления. Тем боле Адриан так смотрел на неё, прямо как... Нет. Нельзя думать о нём сейчас, она пообещала себе больше никогда не думать о нём. В этот момент были только она, Адриан, его губы на её коже и его руки, которые уже стянули с девушки толстовку и забрались под футболку. Он целовал её со всей страстью, так, словно она была самым ценным и дорогим для него. Быть может в тот миг всё так и было, и в те минуты они так отчаянно нуждались друг в друге. Одежда слой за слоем летела на пол, стирая все преграды между ними. Двое сплелись в один клубок из рук и ног, губы целовали там, докуда могли дотянуться, а стоны наслаждения эхом отражались от стен. Однако ни Адриан, ни Кагами никогда не признаются ни кому-то другому, ни даже сами себе, что в момент кульминации, когда по телу разлились приятные волны наслаждения и облегчения, а в глазах заискрился фейерверк, он думал о другой, а она — о другом...***
Солнце только начало окрашивать небо во всевозможные оттенки розового, когда Адриан открыл глаз, однако пробуждение не принесло желанного облегчения — как это всегда бывает, дала о себе знать жуткая головная боль. В номере было душно, слишком долго не проветривалось, пахло алкоголем. «Так дальше нельзя», — мелькнула на задворках сознания мысль (возможно одна из самых здравых за эту неделю). Пытаясь встать, Адриан обнаружил, что не один в постели. «Чёрт», — события вчерашнего дня медленно восстанавливались в памяти. Не так он планировал провести вечер. — Адриан? — позвала она. — Прости, что разбудил. На него смотрели заспанные глаза, в которых читалась тревога, тревога за него. К горлу подступил ком. Он не заслуживает всего этого, он не заслуживает такую девушку, как она. Они должны поговорить. Но как это сделать, если голова раскалывается на две половинки? — У меня в сумке есть таблетки от головы, — сказала девушка, видя, как парень морщится от боли. Он даже не стал спрашивать зачем ей таблетки от головы, просто достал из лежащей на полке сумочки таблетки и запил остатками вчерашнего кофе. Кагами молча наблюдала за ним, закутавшись в одеяло. Наконец он повернулся к ней: — Нам надо поговорить. Он произнёс эти слова, словно приговорённый к казни преступник, однако девушка лишь невесело улыбнулась и ответила: — Позже. Сначала душ и кофе, а потом разговор. Иди первый. Всё волшебство вчерашней ночи рассеялось, как дым. Аспирин, холодный душ и крепкий кофе сделали своё дело — к Адриану вернулась более-мене ясная голова. Парень и девушка собирались в полной тише. Когда они покинули отель ещё не было и восьми утра — Париж только начинал просыпаться, а значит возможность того, что их где-то подкараулят журналисты была крайне мала. Парень с девушкой сели в машину, которую Агрест поставил на стоянку неделю назад. — Куда мы едем? — спросила она, когда они въехали в Париж и остановились на очередном светофоре. — Я не знаю, — ответил он, сжимая руки на руле. — Ладно, — вздохнула она, — Ты хочешь расстаться? Этот вопрос прозвучал слишком неожиданно и слишком обыденно, так что Агрест даже не сразу понял его смысл. — Что? — Просто скажи мне: ты хочешь расстаться? Тем более, что все наши отношения не были настоящими, мы лишь притворялись для родителей, — её глаза, похожие на две льдинки, смотрели в душу, а спокойный и размеренный голос проникал прямо в мозг, — Прошлая ночь этого не поменяла, верно? — Не поменяла, — согласился он. Всё было так. Когда Кагами полтора года назад рассталась с Феликсом и пришла к нему с предложением начать встречаться для отвода глаз родителей, Адриан, особо не задумываясь, согласился. Ведь после разрыва с Маринетт у него из друзей только она с Нино и остались. К тому же он дал отцу обещание, которые не привык нарушать. Так и появилась самая популярная и обсуждаемая парочка шоу-бизнеса. На публике они держались за руки, несколько раз целовались, даже наняли специального человека (без ведома родителей), который следил за их страничками в соцсетях — выкладывал фотки, общался с подписчиками. Не так давно и Адриан, и Кагами пережили самую большую и, как им обоим казалось, единственную на всю жизнь настоящую любовь, от который им обоим пришлось отказаться. Вдвоём им было комфортно — она не задавала вопросов ему, а он — ей. — Ты вчера сказал, что устал от лжи и притворства. Я ведь понимаю тебя. Но мне никогда не хватало смелости сказать об этом маме. Она всё никак не поймёт, что я уже не ребёнок и постоянно контролирует меня, решает, что мне делать и как жить. Но она моя моя мама... Я не могу отвернуться от неё, — девушка устало прикрыла глаза, — Я тоже больше не хочу лгать. Но и терять тебя, как своего друга тоже не хочу. — Я не разрываю нашу дружбу. Она то немногое, что ещё кажется стабильным и нормальным, — облегчённо ответил он, — Когда я увидел тебя утром в своей постели и всё вспомнил, то очень испугался, что нашей дружбе конец. Я рад, что это не так. — Хах, да. Я тоже. Остаток пути они ехали молча. И тишина между ними не была неловкой или гнетущей, наоборот — она была очень даже уютной, тишина, которую понимают только друзья. — Спасибо, что подвёз, Адриан. Ты же знаешь, что если тебе будет не с кем поговорить, то я всегда к твоим услугам? —улыбнувшись, спросила она. — Конечно, — обняв её на прощание, ответил он, — Помни, что это взаимно. — Кстати, — произнесла она на последок, — Позвони Нино, наверняка он места себе не находит. В тот день Адриан и Кагами каждый начали новую главу в книге своей жизни, вот только совершенно не так, как себе представляли... Жизнь она такая — горазда на неожиданные сюрпризы и преподносить их любит в самые неожиданные моменты...***
La pomme ne tombe pas loin du tronc. Адриан пришёл через несколько часов после их раскрытия. И Габриэль ждал его. Как всегда он был серьёзен и не давал эмоциям прорваться сквозь годами отработанную маску. Сын потребовал у отца объяснений. И отец рассказал ему о том, что много лет назад они с Эмили поехали в Тибет, где набрели на руины древнего храма, где женщина нашла две броши и чудом уцелевшую книгу со странными рисунками и надписями. Когда они вернулись в домой в Париж, Эмили стала вести себя странно, а через несколько недель заболела. Врачи ничего не могли сделать, она таяла прямо на глазах. А через некоторое время Габриель узнал, чем являлись те странные броши и, что одна из их буквально высасывала жизнь из его возлюбленной. И однажды Эмили уснула и больше не проснулась. Вскоре в Бражник наслал первую акуму. Он хотел заполучить талисманы Созидания и Разрушения, чтобы, объединив их силы, повернуть время вспять и исправить ошибки, он хотел, чтобы у него была живая жена, а у его сына живая и любящая мать. Выслушав рассказ Габриеля, Адриана одолели смешанные чувства, но он был уверен в двух вещах, во-первых, магией нельзя решить проблему, во-вторых, на месте отца он бы поступил точно так же. — Пообещай, что никогда больше не будешь пытаться завладеть талисманами, — произнёс он. Габриель молчал. — У магии слишком высокая цена, — Адриан посмотрел в глаза отцу, — Я не хочу её платить. Я научился жить без мамы. Теперь пора научиться и тебе. Габриэль пообещал, а сын после этого ушёл. Когда Натали постучалась в дверь его кабинета, было далеко за полночь, но она знала, что он не спит. Так и было. Габриэль Агрест сидел в полумраке за столом в компании горького виски. И она не могла его осуждать. — Габриель... Мужчина поднял на неё глаза. Он был пьян. — Всё кончено. Мы проиграли. Натали села рядом, и спустя несколько минут молчания тихо произнесла: — Я тоже хотела её вернуть, ты же знаешь это? — вдруг решила она сказать ему. — Зачем же? — усмехнулся мужчина, хотя сам прекрасно знал ответ. — Я же тоже её любила. Веришь ты в этот или нет, но Эмили была единственным родным для меня человеком. К тому же, я люблю Адриана, я люблю... Она вдруг замолчала, словно боясь озвучить то, что оба они и так давно поняли. — Ты любишь... — медленно произнёс он, словно пробуя эти слова на вкус. — Думаю, мне пора, мсье Агрест. Натали встала и направилась к двери, но Габриель не дал ей уйти. Он схватил её за локоть, развернул к себе и поцеловал. Поцелуй со вкусом отчаяния и страсти, приправленный нотками алкогольной горечи. Всё было быстро, словно в тумане. Вначале на пол полетели очки, затем одежда, обувь, нижнее белье, пока они не остались один на один друг перед другом, такие какие есть. Эта ночь была наполнена абсурдом и принадлежала им одним... Как жаль, что утром оба сделали вид, словно ничего не было, и начали играть в молчанку, избегая даже смотреть друг на друга. Первой сдалась Натали. "Я не могу так больше, Габриэль. Просто скажи: это хоть что-то значило для тебя?" "Ты стала для меня хорошим другом, Натали. Но обманывать тебя я не хочу, не могу. Прости... " Мадемуазель Санкёр лишь кивнула и занялась своей работой, а через два месяца у Габриеля Агреста на столе лежало её заявление об увольнении. Она ушла, а он её не остановил...