***
— Так и будешь проверять телефон каждые пять минут? — наконец не выдержала Алья, — Она пошла в школу, а не на фронт! — Очень смешно, — ответила Маринетт, кладя смартфон перед собой, и взяла чашку кофе, — Это её первый день в школе и мы обещали, что заберём её, если ей станет не комфортно. Именно поэтому я и предложила встретиться здесь, ведь коллеж через дорогу, — что бы забрать Эмму по первому её сообщению, Маринетт намеревалась просидеть в пекарне родителей целый день. — Мы? Говоришь прямо как её родитель, — засмеялась журналистка. Алья приехала в Париж сегодня утром и сразу же отправилась к своей лучшей подруге,намереваясь выяснить у той подробности её личной жизни. Впрочем ничего нового — её чутьё говорило о том, что в жизни Дюпен-Чен происходит нечто очень важное, поэтому она решила быть рядом, что бы подруга не сделала какую-нибудь очередную глупость. Ведь чутьё ещё никогда не подводило. — Ох, перестань пожалуйста, — отмахнулась подруга. Маринетт и не спорила, что привязалась к этой девочке гораздо больше, чем к остальным своим пациентам. Оно и не удивительно, с Эммой она была вместе практически каждый день на протяжении вот уже почти целого года. Это естественно —чувствовать за неё бо́льшую ответственность. Вот только Дюпен-Чен показалось, что в эту фразу подруга вложила другой подтекст. Но акцентировать на этом своё внимание Маринетт не собиралась. Чего нельзя было сказать об Алье Сезер. — Ну а что? Ты живёшь с Адрианом в одном доме, вы вместе воспитываете ребёнка. И неужели за все эти девять месяцев ни намёка? — Намёка на что? — закатила глаза девушка. — Ты поняла о чём я. Просто напоминаю, детка: он изменил тебе, а потом женился на твоей подруге. Рой воспоминаний зажужжал в голове... Ноябрь. Выпускной класс. Она была как никогда довольна собой. Разговор с отцом Адриана принёс желаемый результат — Габриэль Агрест сменил гнев на милость и дал своему сыну свободное право самостоятельно принимать значимую часть решений. Это были самые счастливые пять месяцев в её жизни. Время, когда они открыто были вместе, любили друг-друга. Её родители тоже были рады и не переставали подсовывать "зятьку" шоколадные эклеры. Адриан любил её и оберегал, словно хрупкий хрустальный цветок. На глазах друзей и родных он любил её заботливо и нежно, а когда они оставались наедине — пылко и страстно. Она доверяла ему, отдавая всю себя. А голос, который иногда нашёптывал непрошенные мысли о том, что скоро она пожалеет о своей любви, о своих чувствах, о всём том, что было между ними, Маринетт засунула в маленькую коробочку, ключ от которой вбросила далеко-далеко. Всё было так прекрасно. В конце октября они с папой уехали на несколько дней к бабушке в Испанию. Ничего страшного. О безопасности Парижа позаботятся Кот Нуар и Скарабелла, в прошлый раз они довольно хорошо сработались. Всего каких-то пять дней. Пять дней, за которые весь её мир рухнул. — До встречи — сказал ей тогда Адриан, — Напиши, как приедешь. Если бы она тогда знала, что это последние слова того Адриана, которого она любила всем сердцем. "Мы на месте. Созвонимся позже?" — написала она. Дальше тишина. Он не отвечал на звонки. Игнорировал сообщения. На следующий день она заволновалась и, напридумывав в голове всякого, написала друзьям. Только оказалось, что Адриан в полном порядке — не попал в аварию, не лежит в коме и отец не запер его дома, лишив всех средств связи. — Прости, был немного занят, — его извиняющая улыбка, её бешено колотящееся сердце, назойливый голос, который сломал ту глупую коробочку. Они уже прощались с бабушкой в Португалии, когда ей с неизвестного номера пришла фотография. Рассветное небо, отражающееся в водах Сены, лучи восходящего солнца пробиваются через панорамное окно. Платиновая блондинка (она скорее-всего модель, да, очень похоже) делает селфи (лица полностью не видно, лишь его нижнюю часть — пухлые губы и ровную линию подбородка). На ней нет никакой одежды, её тонкая рука едва прикрывает обнажённую грудь (красивую, но вряд ли настоящую). На спине прямо за ней спит парень, тоже блондин, тоже полностью обнаженный. Маринетт смотрела на фото, казалось, её глаза как-то искажённо передают реальность в мозг. Ведь это просто не может быть Адриан. Это же просто смешно. Должно быть это его кузен, Феликс. Он вполне мог так поступить.. Но Феликс сейчас вместе с Кагами в Лондоне. С подругой она переписывалась несколько часов назад и та даже отправила ей селфи со своим парнем, с Феликсом. Тогда что же это такое? Должно же быть объяснение. Ведь Адриан не мог ей изменить. Это просто глупо? Он не мог. Не мог же? Все двенадцать часов дороги Маринетт провела, как на иголках, несколько раз даже подрывалась написать Алье, чтобы та сию же секунду выведала всю истину. Вот только Маринетт понимала, что так не правильно. Это недоразумение, по-другому и быть не может, они должны разрешить только вдвоём, не вмешивая друзей. Как и было условлено, на вокзале их встретила встретила Алья, основной целью которой было вернуть Талисман Созидания законной хозяйке, и мама. С Адрианом они увиделись лишь следующим вечером. Он вёл себя как обычно. Был рад ей, улыбался, крепко держал за руку, а целовал так долго, что она напрочь забыла о глупом фото. — Я так скучал, — произнёс он, зарываясь носом в её распущенные волосы. — Да, я тоже, — сказала она, с силой впиваясь в его руки пальцами, словно он вот-вот уйдёт от неё. На следующей день он пообещал ей сюрприз. Маринетт уже напрочь забыла о фото, решив для себя, что это всё глупый розыгрыш какого-то завистника. До того злополучного мгновения, когда Адриан привёл её в свою новую квартиру, подарок отца на совершеннолетие. Это была та же сама квартира, как на фото. Та же кровать. Тот же вид из окна — небо и водная гладь Сены. — Правда прекрасный вид? — спросил Адриан, обнимая её сзади, его руки на её талии, губы — на шее. Внезапно стало противно. Маринетт высвободилась из объятий. — Что-то не так? — в полном непонимании спросил парень. А она смотрела в его зелёные глаза, отчаянно пытаясь разглядеть в них истину, но всё, что ей удалось узреть — зияющая пустота. — Прости, я вдруг вспомнила, что обещала помочь маме, мне надо идти. Я напишу тебе позже. Девушка пулей выскочила из квартиры. Адриан не пошёл за ней. А потому она не видела, как исказилось его лицо в гримасе презрения. Ни о чём с мамой Маринетт не договаривалась, а значит домой ей не нужно. По сути, ей никуда не нужно — она планировала провести с Адрианом весь день и, скорее всего, всю ночь. Но теперь... Теперь очень хотелось, отвлечься от паршивых мыслей. Она не помнит, чтобы когда-нибудь так сильно была рада появлению акумы. Привычное "Получилось", стая божьих коровок, защитный амулет для бывшего акуманизированного. Привычные действия, так или иначе, дарили ощущение защищённости. Когда всё кончилось, Кот Нуар отшутился в привычной манере и, сославшись на незаконченные дела, ушёл. Когда она детрансформировалась, на телефоне было два непрочитанных сообщения. Все от неизвестного номера. Пальцы дрожали, когда она открывала первое. Там были фотографии. Не самого хорошего качества, но было ясно кто на них изображён. Адриан. С другими девушками. В основном вечером и в безлюдных местах, он обнимал и целовал их, но не так как принято друзьям. Да, они явно были кем-то большими, чем друзьями. Последнее фото было размыто сильнее остальных, словно его делали настолько скрытно, что даже не смотрели в объектив. Одна из парижских улочек, темно, парень в чёрной толстовке и девушка в коротком топе, приспущенные штаны и задратая юбка. Её ноги обхватывают его за талию, его руки шарят по её телу. Он целует её в шею и Маринетт так отчетливо видит знакомую блондинистую голову. Было не сложно понять чем именно эти двое занимались. Через секунду пришло ещё сообщение: "Кажется, в вашем раю, далеко не всё так хорошо." Номер не известен. Маринетт попробовала позвонить на него. Недоступен. Голосовой почты тоже нет. Дрожащими пальцами Маринетт набрала Адриана. Только он не отвечал, ни на звонки, ни на сообщения. Сотни вопросов вертелись в голове. Ноги вели её в квартиру которую она покинула меньше часа назад, мозг отчаянно пытался найти всему логическое объяснение, а сердце... Оно молчало. Или может корчилось в предсмертной агонии? Парадная дверь открыта, консьерж пропустил её без вопросов, лифт, та сама дверь. Рука замерла перед звонком в нерешительности. "Стой. Иди. Узнай правду. Остановись!" — голоса в голове перемешались, а рука, словно сама по себе, открыла незапертую дверь. – Черт, — тихий возбуждённый голос, такой знакомый.. Ноги ватные. На полу перед ней женская футболка, которая не принадлежит Маринетт. Шаг. Ещё один. — Да, детка.. — его голос доносится из комнаты. Она ещё не видит, но уже мечтает об этом забыть. Платиновая блондинка стоит перед Адрианом Агрестом на коленях, из одежды на ней лишь черные чулки и туфли на высоком каблуке, а во рту — его член. Она мечтала о том, чтобы всё это оказалось сном. Но, кажется, это реальность. Сердце остановилось. Оно умерло? — Маринетт? Сколько она уже здесь стоит? — Что ты здесь делаешь? Голос Адриана удивлённый, он не похож на голос человека, которого поймали за изменой. Хотя ей-то откуда знать. — Дверь была открыта, — отвечает она. Блондинка уже оторвалась от своего дела, и теперь продолжала сидеть на возле Агреста, опустив глаза в пол. — Ясно, – сказал Адриан, натягивая штаны, — Видимо, забыл её закрыть. — Давно? — Что "давно"? — Я, наверное, пойду.. – подала голос блондинка, не прошло и минуты, как девушка оделась и вышла из квартиры, оставляя Адриана и Маринетт одних. — Давно ты мне изменяешь? – повторила свой вопрос она. — Недели три? Да, где-то так. Почему его голос такой холодный и равнодушный? — Почему? — Просто мне оказалось мало только тебя одной. (как острым лезвием по коже) Да и не думаю, что всё это время мои чувства к тебе были настоящими. (ножом в спину) В конце-концов нам всего лишь восемнадцать. Какая может быть любовь? (а теперь прямо в сердце) Да и вообще — такая как ты, мне не подходит. (мертва) Ты милая, с тобой было весело общаться, классно в постели и всё такое, но ты не для меня. — Вот как..? — она слышит свой голос как буд-то из-под толщи воды, — А как же все слова, которые ты мне говорил? Её аквамариновые глаза буквально впиваются в него. Хочется упасть перед ней на колени и со слезами вымаливать прощение за всю гадость, которую он сказал и скажет ещё. — Да.. Я говорил их, потому что так, как мне казалось, принято, но это не значило, что я имел это ввиду. Застенчивому мальчику, который так долго не выходил из дома, нужно было с чего-то, точнее с кого-то начать. Рядом оказалась ты — добрая, милая и наивная. — Хочешь сказать, что просто мной воспользовался? — Блин, — небрежно взлохматив волосы, сказал он, — Паршиво, конечно звучит, но так и есть. Мне неловко перед тобой, что об этом ты узнала вот так. Я честно не думал, что ты вернёшься, поэтому и позвал Джули. Почему ты, кстати, вернулась? — Теперь не важно... — тихо ответила девушка. Может это просто ночной кошмар? Скоро она проснётся и всё станет снова хорошо? А может..? В сердце загорелся огонёк надежды. — Это отец сказал тебе сделать? — шёпотом спросила она. В его глазах ничего не отразилось, его глаза были мёртвыми, как и сердце. — Причём здесь он? Он больше не диктует мне как жить, хотя, признаться, это именно его слова натолкнули меня на мысль о том, что моя жизнь только начинается и останавливаться на одной единственной девушке глупо. — Что ж.. — голос Маринетт был тихим, но в голове Адриана звучал, словно громовой раскат, — Не волнуйся с глупыми отношениями теперь покончено.. Мне пора. Прощай, Адриан. — Маринетт, — окликнул он её, едва девушка переступила за порог, — Мне правда жаль, что всё закончилось так. Ты заслуживаешь лучшего. — это единственное извинение, которое он мог себе позволить. И дверь за ней захлопнулась.***
— Он не изменял.. — прошептала она, — Вернее у него была на это веская причина. Уехать в Лондон, поддерживать любовь на расстоянии пока ему не исполнится восемнадцать. У них бы это получилось, в этом она уверена. Если бы Кот Нуар мог бросить Париж и Ледибаг. Долг или любовь? Адриан тогда выбрал долг, в день, когда спали маски, Маринетт это в полной мере осознала.. — О чем это ты? — не поняла Сезер, — Какая может быть причина для измены? Для этого нет оправдания. Да, оправдания нет, просто иногда глупые вещи кажутся нам правильным выходом из положения. Они были детьми, возможно тогда ему этот поступок казался правильным. Да только... — Нет смысла это обсуждать сейчас, — устало произнесла Маринетт, — Прошло уже слишком много времени, чтобы это имело какое-то значение. — Что значит "нет смысла"? — завелась Сезер, — Я совсем тебя не понимаю!! Вы с Адрианом были идеальной парой в школе, никто не верил, что он мог бросить тебя ради другой девушки! А кода ты рассказала мне про измену и фотографии, я вообще была шокирована! И сейчас спустя почти шестнадцать лет ты вдруг заявляешь, что вообще-то ничего и особо серьёзного не произошло? Это как?! — Тогда, в мои семнадцать, это было очень серьёзно! — воскликнула девушка, — Я и в самом деле считала, что моя жизнь навсегда разрушена. Если бы не... Если бы не моя вторая жизнь, я не знаю, что бы со мной стало. По сути я не расклеилась лишь из-за того, что мне нельзя было, я научилась держать эмоции под замком, чтобы до них не добрался Монарх. Фраза об альтер-эго Маринетт немного умерила пыл Сезер, ведь о ту страницу своей жизни подруга не обсуждала со дня победы над Бражником, словно это была для неё запретная тема. Или, как это сейчас называют, незакрытый гештальт. — Маринетт... — попыталась вывести её на разговор подруга. — Хватит. Я не хочу больше об этом говорить. Ни о Ледибаг, ни об Адриане Агресте. Не у всех, все было так ж просто, как у тебя и Нино! — О чём это ты? Тема первой любви для Альи была довольно болезненной. Никто не любит вспоминать то, что причиняет боль, верно? — Ты никогда не говоришь о нём, не вспоминаешь. Когда я рассказала тебе, что мы с ним виделись, ты даже не спросила как у него дела, ни разу за девять месяцев. Ты не хочешь говорить о нём, а я не хочу говорить об Адриане. Давай поставим точку в этом вопросе! Целую минуту Алья неотрывно пялилась на Маринетт, которая упроно пыталась вести себя непринуждённо, а потом выпалила на одном дыхании: — У твоих родителей есть алкоголь? Я хочу напиться. — Ещё только утро! — усмехнулась Дюпен-Чен, но ей и самой отчаянно хотелось напиться, чтобы ничего не чувствовать, чтобы не слышать голоса прошлого в своей голове, — Давай хотя бы вечера дождёмся.***
— Бро, хватит пялиться в трубку каждую минуту, — смеясь, произнёс Нино, — Она пошла в школу, до которой десять минут пешком идти, а не переехала в другую страну. — Знаю, просто волнуюсь за неё. Нино и Адриан сидели в кофейне неподалёку от коллежа Франсуа Дюпон, готовые забрать Эмму по её первому сообщению, если ей вдруг не понравится в школе. — Это ясно, — хмыкнул друг, — Но не нужно переживать так сильно. В конце концов, ты тоже первый раз вышел в люди в её возрасте и всё прошло отлично. — Ну ты и сравнил! — наконец засмеялся Агрест, напряжение потихоньку начало проходить. — И правда, малышка-Эм гораздо смышленее тебя. Вот увидишь, она сразу же заведёт кучу друзей. — Надеюсь на это.. — вздохнул Адриан, — Ну так.. Ты надолго в Париж? — Пока на пару дней, а дальше концерты в Италии, Греции, Великобритании, потом в Германию, Шотландию и завершаем тур в Париже. Будем работать в режиме нон-стоп. Приходите с Эм на концерт, кстати. Он через три недели. Билеты, конечно, уже распродали, но, уверен, мы сможем вас провести. — Ха. спасибо, бро, я узнаю у неё. — Окей. — короткая пауза, глоток кофе и давно интересовавший вопрос: — Ну так, а как дела у вас с Маринетт? — О чём ты? — поперхнулся напитком Адриан. — Какие у вас с ней отношения? — Сугубо рабочие. — О, хватит, Адриан, ты же понимаешь что я имею ввиду! — Да, понимаю. — Вы же так сильно любили друг друга. Признаться, ваши отношения меня всегда восхищали, потому-то я и не поверил в то, что ты натворил. Да и вообще, почему бы тебе не рассказать ей всю правду? Уверен, Маринетт поймёт. Ноябрь. Выпускной класс. На следующий день Маринетт в школу не пошла — сказала, что плохо себя чувствует. А на душе скребли кошки. Но она же чёртова Ледибаг, которой нельзя впадать в депрессию, нельзя переживать, нельзя показывать свою боль. Поэтому она просто лежала на кровати и думала о зелёном поле, голубом небе и ярком солнце — это был её мир, где не было места боли и разбитым сердцам. В этом мире все друг друга любили и никогда не умирали. Однако Адриан, в отличие от своей бывшей девушки, в школу пошёл, ведь он должен делать вид, что всё в порядке. Хотя на душе было так паршиво, что хотелось залезть на верхушку Эйфелевой башни и пуститься с неё в свободное падение. Но парень улыбался и смеялся вместе со своими друзьями, хотя и знал, что вскоре они должны будут выбрать чью-то сторону. И выбор явно будет не в его пользу. Маринетт пришла на следующий день. Такая же как и всегда. Дыру в груди, где когда-то цвела любовь, никто не видел. Только Алья заподозрила что-то, когда Агрест прошёл мимо. Они не поздоровались и даже не смотрели друг на друга. Опасения юной журналистки подтвердились, когда подруга сказала, что они расстались. Эта новость стала шоком для всех, даже Хлоя Буржуа, ставшая в последнее время меньше мешать людям вокруг жить, удивилась. О причине разрыва Маринетт упорно молчала. А вот Адриан, когда Нино задал ему вопрос, наиграно равнодушно ответил: — Просто я нашёл другую. Да, Адриан хотел наказать самого себя за боль, которую причинил любимой, и решил, что презрение друзей хоть частично покроет его паршивый поступок. Так и случилось. Не смотря на то, что Маринетт не рассказала о той гнусной сцене, свидетельницей которой стала, от Агреста отвернулись все, хоть и девушка, подобно святой мученице, твердила им, что она в полном порядке и его вины здесь нет. Один только Нино не поверил в существование "другой" девушки и предательство друга. Они даже поругались из-за этого с Альей, когда та потребовала от него прекратить общаться с Адрианом. И тогда Лияф решил во что бы то ни стало разобраться в ситуации. Он пришёл к нему домой и потребовал рассказать правду. И Адриан рассказал. Он просто физически не мог уже справиться со всем этим в одиночку. Он рассказал всё с самого начала — когда в его руки попала маленькая шкатулка с волшебным кольцом, закончилось всё рассказом о решении отца отправить его в Лондон и незатейливым планом Адриана, как этого не допустить. Так Нино познакомился с Плаггом и узнал, что его лучший друг — это Кот Нуар, который намеренно разбил сердце любимой девушки, наплевав на свою собственную жизнь, ради защиты Парижа. В тот момент Лияф не знал кого ненавидел больше — Монарха или Габриэля Агреста.***
— Она знает... — тихо произнёс Адриан, допивая свой кофе, — Знает почему я так поступил. — Имеешь ввиду знает про Кота Нуара? — уточнил Ноно, у которого от удивления вытянулось лицо и слетели очки, — Ты рассказал ей? — Рассказал как только победили Бражника.. — усмехнулся блондин, раскрывать чужой секрет он не планировал, — Рассказал почему мне нужно было остаться в Париже. Она поняла всё, но прошлого не вернуть, как и не стереть всю ту боль, которую я ей причинил. — Но ведь сейчас ещё не поздно хотя бы попытаться всё исправить, — пытался стоять на своём Нино, — Вы тогда были детьми и тебе приходилось порой принимать совсем не детские решения. — Тогда почему же ты не пытаешься? — переводя стрелки на друга спросил Адриан. — В смысле? — не понял парень. — Я об Алье. За десять лет ты даже не пытался с ней связаться. Я вот слышал, что она сейчас в Париже. Так что же? Пойдёшь к ней? — Это другое.. — хмыкнул Нино. — Неужели? Вообще-то, бро, у тебя больше шансов вернуть её, чем у меня. Я же знаю, что ты всё ещё её любишь. Поэтому ни одни твои отношения с девушками не длились дольше месяца. — Я не... — "не хочу об этом говорить", — Я понял тебя. Адриан не хотел обсуждать тему девушки, которую всё ещё любит, как и Нино. — Пока я не уехал, — произнёс мулат, — Предлагаю выбрать день и напиться в хлам. — Согласен. Остаток дня старые друзья и подруги провели вместе, вспоминая школьные годы, обсуждая течение жизни, думая, но ни слова не говоря, о своей первой любви. За целый день Эмма ни разу не написала, но вечером с огромным воодушевление рассказывала о своём первом дне в школе и о новой подруге. Адриан был счастлив, а во взгляде Маринетт так и читалась фраза: "Я же говорила". Исцеление шло хорошо. Нино в ту ночь до поздна сидел в баре, а Алья — в своей комнате, крутя в руках старую красную кепку.***
После лицея Алья и Нино продолжили встречаться, а Маринетт, глядя на них, продолжала верить, что настоящая любовь, прямо такая как в сказке, всё ещё где-то существует. Однако реальность жизни сурова и рано или поздно любой сказке приходит конец. Конец сказки под названием «НинАлья» пришёл, когда им было по двадцать, когда ему предложили работу главного звукооператора в молодой, но уже имеющей сотни поклонников по всей Европе, рок-группе, а ей — стажировку в одном из крупнейших издательств в Сан-Франциско. Мечта. Шанс, который выпадает раз в жизни. — Полгода назад я отправила редактору несколько статей про парижских супергероев и знаменитостей, он их опубликовал. А вчера мне позвонили и пригласили на стажировку, они даже готовы предоставить мне жильё... — тихо сказала Алья, когда они вдвоём с Нино смотрели на заходящее солнце. — И что ты ответила? — так же тихо спросил он. — Что мне нужно подумать. — Это же твоя мечта... — он повернулся, надеясь посмотреть ей в глаза, однако девушка всё ещё упрямо сверлила взглядом горизонт, — Ты ведь не против, что я буду следовать за своей мечтой, так почему ты думаешь, что я буду против твоей? Нино говорил одно, но чувствовал совершенно другое, его сердце разрывалось, хотелось схватить эту девушку и никогда не отпускать от себя. Но разве здоровые отношения так строят? Несколько минут она молчала, обдумывая его слова. — Это на другом конце мира и это не на несколько недель, мне придётся пробыть там минимум год... — произнесла Алья, наконец посмотрев на Нино. «Дай мне вескую причину остаться...» — молила она глубоко внутри, хоть и понимала, как это глупо... — Так что я, наверное, откажусь... — сдавленно прошептала она. — А ты бы хотела, чтобы я поехал с тобой в Штаты? — вдруг спросил он. Нет, не хотела бы, потому что знала, как эта работа была важна для него. Но и Нино знал, как это было важно для неё. — Я бы себе такого не простила... — Так почему же думаешь, что я смогу простить себе это? — Это так не честно! — со злостью и обидой сказала Сезер, вновь смотря на горизонт, чтобы не расплакаться, — Не честно и не справедливо! Она была зла, зла на судьбу, которая воплотила их мечты в реальность и которая разбрасывала их обоих в разные стороны. — А если писать друг другу? Созваниваться каждый день? — это была соломинка, за которую ей хотелось держаться, однако и он, и она знали, что этот вариант заранее обречён на провал. Отношения на расстоянии... Это сработало бы, останься она в Париже, ведь до Берлина всего какая-то тысяча километров, меньше двух часов на самолёте! Можно созваниваться, летать друг к другу на выходные раз в две недели. Будет сложно, но они бы справились, они это уже обсудили и всё продумали до мелочей. Они бы справились. Но Сан-Франциско на другом конце Земли. Можно будет встречаться в Нью-Йорке, чтобы подольше побыть вместе. Это провал. Итог один. Ревность. Ссоры. Недоверие. В конце концов они просто начнут испытывать друг к другу отвращение. Они смотрели друг другу в глаза и понимали — нужно отпустить. Это конец их отношений, конец их сказки... Глаза Альи наполнились слезами, она обняла Нино и уткнулась лицом ему в рубашку, а парень прижал её к себе настолько крепко, насколько мог. Они стояли так несколько минут, а может и целую вечность. — Значит это всё? — прошептала она. — Этот день ещё не закончился... — парень поднял её голову и посмотрел в заплаканные глаза, — Этот день всё ещё наш. И они слились в нежном поцелуе. Дорога до квартиры Нино пролетела, как в тумане, едва за ними закрылась дверь, как оба оказались без одежды. Эта ночь принадлежит лишь им одним. Этой ночью были только два любящих сердца, две души, слившиеся в одну. На утро Алья проснулась первой. Она тихо оделась и также тихо ушла, даже не оставив записки. Через неделю Нино уехал с группой в Берлин, а Алья доделала в Париже незавершённые дела и улетела в Сан-Франциско. Больше они не виделись. Правда Алья любила слушать "Звездопад", а Нино часто читал её статьи в интернете. Они оба верили в любовь, оба верили друг в друга, но не верили в отношения на расстоянии. Оба знали, как мечта важна для каждого, и, что если один ради другого откажется то этого шанса, они оба себе этого никогда не простят и однажды просто напросто друг друга возненавидят. Поэтому остаться друзьями было единственным правильным решением. Они приняли его вместе, решив не откладывать дело в долгий ящик. Именно так и закончилась их сказка. Правда Алья не знала, что после расставания Нино пил, не просыхая, почти неделю, пока наконец парни из группы не привели его в чувство и не увезли в Берлин, где планировали записать свой первый официальный альбом. А Нино так и не узнал, что после расставания Алья почти сутки билась в истерике, поливая слезами его красную кепку, которую прихватила с собой в их последнее утро, а потом, прямо перед отлётом, в аэропорту, чуть было не пересела на прямой рейс до Берлина и не уехала к нему. Сёстры и Маринетт её отговорили. Так они оказались на разных континентах. Алья Сезер стала довольно популярной журналисткой западного побережья Америки, а Нино – ведущим звукооператором "Звездопада", рок-группы, завоевавшей сердца миллионов поклонников по всему миру. "В четырнадцать я влюбилась, в пятнадцать — по-настоящему полюбила, в семнадцать — была уверена, что мы с ним всегда будем вместе, а в двадцать... В двадцать я поняла, что сказок не бывает. Любовь переоценивают, она не побеждает всё на свете." — как-то ответила Алья одной из своих подписчиц на вопрос о том, почему она ни скем не встречается. — Я ещё не готов к серьёзным отношениям, — говорил Нино, когда очередная девушка пыталась с ним сблизиться.***
Глядя на счастливую дочку, Адриан и сам неожиданно вспомнил свой первый день в школе. Как отчаянно хотелось перестать утопать в пучине одиночества, как обрёл лучшего друга и много новых товарищей, как обрёл свободу — ведь в этот день появился Кот Нуар, весёлый супергерой, обожающий каламбуры и свою напарницу. Эмма что-то увлечённо показывала Маринетт, сидя на заднем сидении машины, они общались так быстро, что Адриан не успевал за движением их рук, ведь сам он пока ещё не был так хорош в этом. "Я позабочусь о нашей девочке, Кагами" — он впервые за прошедшие месяцы обратился к покойной жене, — "Я буду рядом, когда она будет плакать, подхвачу её, когда она упадёт, буду смеяться вместе в ней. Даю тебе слово." И жизнь вошла в спокойный ритм — школа, дом, скрипка, походы к дедушке, новые увлечения и новые друзья. — Алиса пригласила меня на свой день рождения в эту субботу, — медленно показала Эмма папе, — Могу я пойти? — Конечно. Хочешь отвезу? — язык жестов давался Адриану гораздо тяжелее, чем всем остальным членам семьи Агрест, даже Габриэль уже освоил многие сложные слова, в то время как его сын всё ёщё пользовался алфавитом и простыми базовыми словами. Эмма улыбнулась, ей становилось смешно, неловко и безумно приятно, что папа всё равно старается говорить на жестовом языке, хоть она и прекрасно может его слышать. Поэтому ответ, чтоб не мучить папу, девочка написала в блокноте, который всегда носила при себе: "Мы просто сходим в кино, а потом пойдём есть мороженое, с нами будет её мама. Меня отведёт дедушка, а ты сможешь меня забрать и заодно познакомиться с мадам Санкёр". — Тогда договорились. Люблю тебя. Эмма улыбнулась в ответ и провела рукой от низа живота вверх и раскрыла ладонь навстречу папе — "Люблю тебя" означал этот жест. Его Адриан запомнил очень крепко.***
Алиса ждала свой день рождения, она верила, что в дни рождения случаются чудеса, даже если ты их не видишь. И сердце подсказывало, что сегодня должно произойти что-то очень значимое. Что-то... Они договорились встретиться с Эммой у кинотеатра в одиннадцать, да-да свой день рождения Алиса планировала провести со своей лучшей подругой, которая тихо появилась в её жизни три месяца назад и кардинально её изменила. До Эммы у девочки никогда не было настоящих друзей, она вечно рисовала что-то в своих многочисленных блокнотах, погруженная в собственные мысли. Друге дети считали её странной, и Алиса научилась быть одна. Не то, что бы ей этого хотелось. Просто так сложилось. Человек может приспособиться ко всему, это она поняла в совсем юном возрасте. Поэтому и имела довольно развитое воображение и по-детски светлую веру в чудеса. — Первый день рождения с подругой, — сказала она своему отражению в зеркале, — Если за три месяца она не решила, что мы странные, то вряд ли это произойдёт сегодня, верно? Ну да, главное не начать разговаривать со своим отражением при ней и не называть себя "мы". Всего-то. — Милая, поторопись, — мама постучала в комнату, — А то мы можем опоздать. До назначенного времени было ещё полтора часа и, как считала девочка, они точно не опоздают — до кинотеатра пятнадцать минут на метро. Но у её мамы был пунктик на пунктуальность, что, сколько Алиса себя помнила, всегда играло маме на руку. Натали Санкёр никогда не опаздывала. В отличие от вечно витающей в облаках Алисы, которая частенько могла забыть закрыть входную дверь или развесить постиранную одежду. — Уже иду! — крикнула девочка, собирая розовые волосы на затылке разноцветной заколкой. Как и говорила Алиса, они не опоздали, хоть и пришли на место встречи вторыми. Кто же знал, что Эмму привезёт дедушка, у которого тоже есть пунктик на пунктуальность? К слову, знакомство подруги с Габриэлем Агрестом было половиной подарка Эммы, она знала как сильно подруга мечтала познакомиться с великим модельером, пусть и давно ушедшим на пенсию. Устоять перед просьбой любимой внучки Габриэль не смог, даже позвонил парочке старых знакомых и достал свежий номер L'Officiel с автографом Веры Вонг. И сюрпризу, и подарку, да и просто дню, проведённому с лучшей подругой, Алиса была безумно рада. Натали предполагала, что эта встреча рано или поздно состоится, учитывая то, что её дочка дружит с наследницей семьи Агрест. Но она никак не ожидала, что это произойдёт сегодня. Когда-то давно, ещё во время учёбы в университете, Натали влюбилась в одного парня — он был красив, мило рассеян и из ничего умел создавать прекрасные вещи. Они встретились вечеринке, посвящённой началу учебного года, он витал в своих мыслях и опрокинул на неё стаканчик с пивом. Это было до смешного банально. Он так перепугался, что предложил постирать её кофточку прямо там, на вечеринке. Эмили сказала тогда, что он извращенец, раз хочет посмотреть на девушку в нижнем белье и звонко рассмеялась. Так они и начали дружить, Габриэль и Одри, знавшие друг друга с детства, Эмили, Натали и Андре, учащиеся в одной группе на юридическом факультете. — Натали? Кого угодно, но не Натали Санкёр ожидал увидеть здесь Габриэль. Наверное, он бы меньше удивился, если бы подругу внучки сопровождал один из крокодилов старика Джагеда Стоуна. Давняя знакомая не сильно изменилась за прошедшие четырнадцать лет — тот же взгляд, та же красная прядь на чёлке, классический костюм и очки, разве что морщинок на лице стало чуть больше. — Ты работаешь здесь? "Ты работаешь гувернанткой у этой девочки?" — имел ввиду мужчина, но от неожиданности он сказал то, что сказал. — Ты знакома с Габриэлем Агрестом? — совершенно забыв о манерах, громко спросила Алиса, — Как? — Мы в общественном месте, не стоит так кричать, — первым делом осадила дочь Натали, — Здравствуй, Габиэль. Давно не виделись. Нет, я работаю не здесь, а преподаю экономику и всемирную историю в университете Сорбонны, здесь я со своей дочерью. Да, Алиса, я знакома с Габриэлем Агрестом, мы вместе учились в университете, а потом я некоторое время работала на его семью, — спокойно ответила Натали каждому по очереди, — Здравствуй, Эмма, рада тебя видеть, — с Эммой дочка познакомила её практически сразу после того, как сама её встретила. Натали Санкёр очень хорошо умела скрывать свои эмоции ещё с детства, но кто бы мог подумать, что этот талант пригодится ей именно сейчас. Если существуют какие-то высшие силы, Натали молила все их, что бы Габриэль не спросил об отце Алисы или, упаси Боже, не понял правду. Правду, которую она скрыла ото всех.***
Натали Санкёр была единственным ребёнком в семье, отец — бухгалтер, мама — учительница французского в небольшом городке на юге Франции под названием Сент-Этье́н. Обычные люди, в молодости мечтавшие добиться невиданных высот. Но, увы, не сложилось. Такие люди, как её родители, часто пытаются реализовать в собственных детях свои не сбывшиеся мечты. Так было и с Натали. Когда ей исполнилось одиннадцать, родители соскребли все накопленные деньги и отправили дочь в элитный пансион для девочек, требуя от неё идеальных результатов, они высказывали претензии, даже, если она получала "пять с минусом". Всё должно было быть идеально. Идеальные оценки по школьным предметам и на всех дополнительных занятиях, идеальное поведение, идеальный внешний вид. «Если будешь выглядеть аккуратно, люди будут тебя уважать.» «Не сутулься, это некрасиво.» «Твои оценки недостаточно хороши, тебе нужно больше заниматься. Все каникулы будешь учиться дома.» С её мнением не считались, у неё не было друзей. И Натали не перечила. Никогда. С самого детства ей внушали, что родители всегда правы, им виднее, как ей лучше прожить свою жизнь. Всё изменилось на первом году учебы в университете. Натали очень хорошо помнит тот день, когда познакомилась с Эмили Грем де Ванили. Она была не похожа на остальных студентов юридического, серьезных и мрачных, у Эмили были ярко-красные волосы и светящиеся изумрудные глаза. Такие разные, но они быстро нашли общий язык и стали лучшими подругами. Эмили научила Натали жить, дала понять, что это не жизнь её родителей, а её собственная. В последний раз Натали виделась с родителями на выпускном. Она показала им диплом и сказала, что собирается остаться в Париже. А через год они погибли в автокатастрофе. Натали было грустно, но она не чувствовала боль потери, только тихую печаль. На похоронах она не проронила ни слезинки. С Габриэлем девушки познакомились случайно и до смешного банально — он пролил пиво на одной из студенческих вечеринок прямо Натали на платье! Он так мило заикался от волнения, что Эмили засмеялась во весь голос, а Натали стало неловко от его многочисленных извинений. Через неделю он принёс ей другое платье взамен того, которое испортил. Как оказалось, платье он сделал сам, начиная от эскиза и заканчивая молнией на спине. Так они и начали дружить с тихим парнем с дизайнерского факультета, Эмили нравились его работы, она даже вызвалась стать моделью, чтобы можно было сделать фотографии. Натали симпатизировала Габриэлю и считала его поступок очень милым, ну а сам Габриэль... пропал в омуте зелёных глаз Эмили Грем де Ванили. Она стала его первой любовью, его музой. Все вокруг, кроме, конечно же, Эмили, знали о любви Агреста и о том, что ему не хватает смелости признаться. — Это так нелепо! — говорила его подруга детства Одри, с которой они вместе учились, — Просто скажи ей уже! Вы очень гармонично смотритесь вместе, Габрикинс! — Любовь сложная вещь, — философски подмечал Андре, когда видел, как злится друг, когда с Эмили начинали флиртовать другие парни, — Но, если ничего не делать, то твои чувства так и останутся только твоими. А любовь нужна для того, чтобы делиться ею с тем, кто тебе дороже всего. Натали сама не заметила, как влюбилась в Габриэля Агреста. Она не помнит момент, как полюбила его. Даже когда он и Эмили стали встречаться и поженились, даже когда у неё самой были отношения, она испытывала любовь к Габриэлю Агресту. И презирала себя за это, вот только поделать ничего не могла. "Он— моя первая любовь, для него всегда будет место в моём сердце, — говорила себе девушка, — Но это совсем не значит, что я больше никого никогда не смогу полюбить. Я просто закрою чувства к нему в маленькую коробочку и спрячу в самый дальний угол. Для меня он всего лишь парень, первый из множества, что у меня ещё будет." После университета Габриэль заявил, что собирается раскручивать свой бренд, во время учёбы ему удалось познакомиться с нужными людьми и теперь дело оставалось за малым — административная волокита. Это, к счастью взяла на себя Натали, у которой был явный талант к ведению бизнеса и железная хватка. Габриэль мог спокойно творить, не переживая за дела. Всего за каких-то семь лет его имя стало появляться в заголовках модных журналов, а капитал заметно вырос. Тогда они решили взять перерыв и отправиться в путешествие. И Эмили на отрез отказалась оставлять в Париже Натали, с которой за все эти годы стала ближе чем с сестрой-близняшкой за всю жизнь. Это было замечательное путешествию по Тибету. А потом всё изменилось. Родителей Эмили убили в их собственном доме. Для девушки это стало огромным потрясением. Нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Она просыпалась по ночам, чтобы проверить сигнализацию, ей постоянно чудилось, что за окном кто-то стоит, по ночам ей снились кошмары. Габриэль так переживал за любимую, что купил огромный дом с бетонным забором, бункером и самой современной системой защиты и охраны. Тогда Эмили успокоилась. И перестала выходить за пределы сада. Только за высокими стенами она чувствовала себя в безопасности. С рождением ребёнка её фобия обострилась. Она чувствовала угрозу от всего — от маленькой Хлои, которую Андре стал чаще приводить к ним, когда Одри улетела в Нью-Йорк, от повара и кухарки, от людей которых ходили вокруг их дома, людей, которых она даже не знала. А популярность Габриэля росла с каждым днём — о нём говорили во всех фэшн-новостях, его называли гением своего времени, критики хвалили новые коллекции одну за другой, а его имя появилось в списке самых богатых людей Европы. Так они незаметно отдалились друг от друга. — Тебе нужно чаще бывать на солнце, Эмили, — заметила как-то Натали во время завтрака, — Выглядишь совсем измученной. — Мне и здесь неплохо, — ответила она, — Габриэль не спустится к завтраку? — Он очень занят, ты же знаешь. Совсем скоро неделя моды.. — Да, точно... Совершенно вылетело из головы... — Может сходишь с Габриэлем на показ? — неожиданно спросила Натали. — Что? А как же Адриан? — Думаю, ему ещё рано ходить на показы, хоть он уже и модель. Я с ним побуду, обещаю, что не спущу с него глаз. А вам с Габриэлем нужно развеяться. Вместе. — Да.. — вдруг задумалась Эмили, — Может быть ты права. В конце концов, ты единственна, кому я могу доверить сына. — В любом случае ему почти одиннадцать, он будет в порядке. Они и правда пошли тогда на показ вместе, и Адриан был в порядке. Только вскоре Эмили заболела, а ещё через несколько месяцев она увяла. Так подземный бункер превратился в цветущую гробницу для прекрасной спящей девы. Как потом узнали Габриэль и Натали, она тайно использовала талисман Павлина, чтобы слушать чужие мысли и в случае опасности создать для сына защитника. Габриэль лишился музы, и забыл, что его сыну нужен отец. Почти полгода отчаяния. А потом они узнали от Нууру о Талисманах и о Желании. Так появилась надежда. Так в Париже появился Бражник.***
Пока девочки смотрели фильм, Габриэль предложил ей выпить кофе. — Так ты вернулась в Париж? — попытался он прервать неловкое молчание, — И у тебя дочь? — Да, — ответив на оба вопроса сразу, произнесла она. — А ты наконец-то помирился с Адрианом? — Да, у нас более или менее наладились отношения, — сказал он, неосознанно поглядывая на безымянный палец её левой руки — Не без участия мадемуазель Дюпен-Чен. Кто бы мог подумать. Натали улыбнулась. — Я с ней встречалась. Признаться, удивлена, что она бросила моду. Помню, ты и сам говорил, что у девочки талант, хоть на словах и отрицал это. — Одна из многих моих ошибок, — горечь чёрного эспрессо вдруг стала ощущаться совсем по другому, — Но главная моя ошибка в том, что это из-за меня мой сын сейчас несчастен. И перед тобой я тоже сильно виноват, Натали. Мне очень жаль. — Что было, то прошло, Габриэль. Я была ужасно зависима от семьи Агрестов, поэтому и решила уехать подальше от Парижа и от вас с Адрианом. Кто бы мог подумать, что из-за моей первой в жизни ничего не значащей интрижки на свет появится маленькое чудо, — вопрос об Алисе всплывёт рано или поздно, так зачем придумывать ответ находу, когда можно сказать заранее заготовленную ложь, — Мы разбежались с тем парнем на следующее утро и больше никогда не виделись. А потом я узнала, что беременна. Вообще я и в Париж вернулась только из-за дочери — она очень творческая натура и в маленьком городке ей даже шанса не выпадет, чтобы реализовать себя. — Ты отличная мама... — похвалил её старый знакомый, — Надеюсь, что для меня ещё не всё потеряно, и сын даст мне второй шанс. Он и Эмма — всё, что у меня есть. — Ты изменился, Габриэль, — задумчиво произнесла женщина, — Как будто снова стал прежним. — Прежним? — не понял он. — Да. Таким, как в университете — до того, как тебя поглотил мир шоу-бизнеса. — Думаешь? — улыбнулся мужчина, последний раз она видела эту улыбку, когда Эмили ещё была с ними, — Я очень на это надеюсь. — Но почему ты перестал творить? — спросила Натали, — Насколько я помню, ты жить не мог без своего искусства, даже в самый трудные времена ты создавал прекрасные вещи. — Моя Муза.. Кажется, она ушла от меня. Не помню в какой именно момент, но я перестал чувствовать приливы вдохновения, после того как увидел на столе твоё заявление об увольнении. В тот момент я почувствовал себя одиноким и всё, что я делал выходило не таким. Тогда я решил, что лучше прекратить, чем портить прошлые шедервы нынешней посредственностью. Ты была моим последним другом, но ушла. Откровение на откровении. Даже стало как-то неловко. — Я не стану за это извиняться, — нелепая шутка, которая совсем не казалась Натали смешной. Но в отличии от старой подруги Габриэлю её слова показались очень даже забавными. И он рассмеялся. Мадемуазель Санкер была уверена, что этот мужчина разучился смеяться очень и очень давно. Как оказалось, она была не права. — Это совершенно не твоя вина, Натали. Я сам во всём виноват и сейчас разгребаю то, что сам заварил. — Да, Габриэль, ты и в самом деле стал другим, — задумчивые слова, последний глоток кофе. И снова его улыбка. Расставаясь, они обменялись номерами телефонов и решили больше не терять связь, ведь в конце концов они так много пережили вместе и друг другу совсем не чужие люди. Вечером того дня Натали долго не могла уснуть, всё думала о нём. В конце концов она набралась смелости и написала СМС, а после отключила телефон. Алиса уже давно спала, умотанная насыщенным днём. А Натали стояла в дверях её комнаты и слушала самый прекрасный звук на свете — размеренное дыхание своей малышки. Она не была уверена, что всё делала правильно, но она старалась. Старалась изо всех сил. И сегодня приняла важное решение — пришло время открыть все тайны. Пусть даже дочь её возненавидит. Тот день, ту ночь, Натали Санкёр запомнила навсегда. Она поддалась слабости, она поступила неправильно, она переспала с мужем своей лучшей подруги. Подруги, которая уже несколько лет была всё равно, что мертва. В тот день они с Габриэлем похоронили шанс её вернуть. И оба совершили ошибку. Непростительную ошибку. Но как взрослые люди (или скорее, как незрелые подростки) на следующее утро негласно приняли решение о ней забыть. Игнорирования Натали хватило лишь на несколько недель. До первой задержки. До двух красных полосок. Ровно до того момента, как врач показал ей на мониторе УЗИ маленький комочек. Когда она услышала сердцебиение, мир Натали Санкёр перевернулся, взорвался. Всё, что до этого казалось важным, стало ничтожным, единственной ценностью стал малыш внутри неё. Сидя в больничном коридоре и глядя на снимок УЗИ, она приняла несколько важных решений, которые навсегда разделят её жизнь на ДО и ПОСЛЕ. Во-первых, она родит этого ребёнка. Во-вторых, она сделает всё от неё зависящее, чтобы этот малыш был счастлив, даже, если это означает, что она скроет его от его же отца. Натали не позволит ему повторить судьбу Адриана, а можно ли ожидать другого от Габриэля она не имела понятия и не горела желанием это проверять. И, в-третьих, она покинет Париж и семью Агрестов. Теперь пора подумать о собственной жизнь и о жизни, которая зародилась внутри неё. И через несколько месяцев появилась она — маленькая девочка с волосами чёрными, как ночь, и глазами голубыми, как небо. Алиса Эмилия Санкёр. Она росла поистине счастливым и любознательным ребёнком, мудрым и самостоятельным не по годам. Ну а как ещё, если мама уходит на работу ранним утром и возвращается поздним вечером? Но девочка никогда не жаловалась, она очень любила свою маму и помогала ей как могла. А ещё Алиса любила создавать что-то своими руками. Сначала это были куличики в песочнице и разноцветные каракули на бумаге, затем платья для кукол, самостоятельно сшитые игрушки и связанные шапки. Да, больше всего Алисе нравилось делать одежду. И уже в семь она решила, что в будущем станет швеёй, а в девять увидела в интернете разбор критиков последнего модного показа из Милана и решила, что просто шить одежду слишком скучно для неё. Алиса Санкёр станет той, кто будет создавать одежду — раскрывать лучшие стороны человека и прятать его изъяны, диктовать тренды, и это её будут обсуждать модные блогеры и критики. Натали видела горящие глаза дочери и знала в кого именно она пошла своими амбициями и талантом. И знала, что в этом меленьком городке девочка не сможет реализовать свои мечты. Именно поэтому Натали и решила вернуться в Париж, город из которого десять лет назад сбежала. В столице Франции живёт три миллиона человек и раза в два больше туристов. Какова вероятность, что она встретит одного единственного, от которого скрыла самое ценное, что есть в её жизни? Видимо, Вселенной не было никакого дела до теории вероятности... Вечером того дня, сидя в своём кабинете, Габриэль просматривал свои старые работы и вспоминал... Вспоминал того, кем хотел стать в молодости. Увы, мечты не реализовались, а он остался у разбитого корыта и больше не мог заниматься любимым делом. От печали по прошлому его отвлёк звук оповещения на телефоне. Ему пришло сообщение от давней подруги, сообщение, которое неожиданно разделилось его жизнь на ДО и ПОСЛЕ. «Я солгала. Мою дочь зовут Алиса Эмилия Санкёр, она родилась 15 ноября 20** года на шесть недель раньше срока, это чуть больше чем через восемь месяцев после того, как Ледибаг и Кот Нуар победили Монарха. Я ушла, потому что хотела, чтобы она росла свободной, а не как Адриан, окружённый контролем и бетонными стенами. Я хотела для неё лучшего, чем было у меня или её брата. Прости, Габриэль, но я не жалею, о том, что твоя дочь не знала тебя.» Габриэль перечитал сообщение много раз, прежде чем полностью осмыслить. За это время он выучил его наизусть. Сколько прошло, прежде чем он до конца осознал — у него есть дочь? Весела, жизнерадостная, помешанная на моде, любящая шоколадное мороженое с соленой карамелью. Он набрал номер старой знакомой, сам не до конца не поняв, что именно хочет от неё услышать. Её телефон был недоступен. В ту ночь Габриэль не сомкнул глаз. Он нашёл страницу Алисы в интернете, и очень долго и очень пристально всматривался в её лицо, стараясь запомнить каждую мелочь. На сайте одной из младших школ Сент-Этье́н он наткнулся на информацию о городском художественном конкурсе, где Алиса заняла первое место, а её рисунок чем-то напоминал эскиз платья. Ну, да, девочка мечтала стать модельером. Неожиданно Габриэля наполнила гордость. Это точно его дочь. В тот момент он пожалел обо всех навсегда ушедших годах, которые не знал её, не видел, как она растёт. Но, что странно, мужчина не винил в этом Натали. В своём сообщении она чётко объяснила почему не сообщила ему о своей беременности. Он был ужасным отцом для Адриана и с эти Натали ничего не могла поделать, потому что была ему никем. А потому сделала всё, чтобы Алиса повторила судьбу брата. А может ей вообще будет лучше, если его не будет в её жизни? Но ведь за несколько прошедших часов он уже полюбил её и хочет знать о ней гораздо больше, чем эти крупицы информации из интернета. Сыну жизнь испортил. Теперь решил испортить жизнь дочери? Думаешь ты изменился? Да? Нет. Внутренняя дилемма. Так что же правильно? Кажется, ему нужен совет. И на ум пришёл лишь один человек, который знал некоторые довольно значимые и пикантные обстоятельства... — Алло? — несмотря на ранний час, голос Маринетт был довольно бодрым, словно она ещё и не ложилась спать. — Мадемуазель Дюпен-Чен, это Габриэль Агрест, — начал мужчина, — Простите, что беспокою вас так рано, да ещё и в ваш выходной. — Все в порядке, — ответила девушка, — Я не спала, а выходных у меня в последнее время стало гораздо больше, чем прописано в моём контакте. Что-то случилось? — С Эммой и Адрианом всё в порядке. Это я хотел с вами поговорить. Признаться, мне очень нужен совет... Зачем он вообще ей позвонил? Она должна быть последним человеком, который захочет ему помогать. Ведь это из-за него она разочаровалась в своём призвании, из-за него она и Адриан сейчас не вместе. Габриэль буквально разрушил её жизнь. — Хорошо, — неожиданно для него согласилась девушка, — Давайте встретимся где-нибудь, где есть хороший кофе. Он назвал место, она была там через полчаса. Они встретились в небольшой кофейне с видом на Сену, кофе был потрясающим. — Кажется, вы сегодня ночью не спали, мсье Агрест, — прервала она повисшую паузу. — С чего вы взяли? — Помятый вид и синяки под глазами говорят сами за себя, — улыбнулась девушка. И мужчина наконец посмотрел на неё, внимательно, а не мимолётно как обычно. Иссиня-чёрные волосы, голубые глаза, уставшая улыбка, белки глаз чуть покрасневшие, а кожа под ними отдаёт синевой. — По-моему, и вы ещё не ложились , Маринетт. — Хах, поймали с поличным. Я была у родителей, — вдруг начала рассказывать она, — Решила наконец-то разобрать коробки со своими старыми вещами и немного увлеклась, — она сделала глоток ароматного латте, — А какое у вас оправдание? Вот и он — момент истины. — Вчера я встретился с Натали, — начал мужчина рассказ, — Вы ведь видели её, верно? Она — мать Алисы, лучшей подруги нашей Эммы. Габриэль усмехнулся и посмотрел на собеседницу, её лицо отражало жалость. — Вы знаете, — понял он, — Это Натали вам сказала? — Я не знаю наверняка, — оба поняли о чём, о ком, речь, — Она ничего не говорила, но я сложила даты, характер Алисы, её увлечения и получила теорию. — Алиса — моя дочь. — произнес Габриэль, — Натали скрыла её от меня, потому что я был ужасным отцом для Адриана, и она не хотела того же для нашей дочери. И я даже не могу её винить за это. — Вы об этом хотели поговорить? Кто бы мог подумать Монарх и Ледибаг сидят вместе, пьют кофе и разговаривают о жизни. Если бы пятнадцать лет назад кто-то сказал им, чт отак будет, Маринетт рассмеялась бы тому человеку в лицо. — Вы знаете обо мне гораздо больше, чем многие, Маринетт, — намекая на их прошлое под масками сказал Габриэль, — Более того, у вас больше всех причин меня презирать и ненавидеть. Вот только вы всё равно пришли, почему? — Я не презираю и не ненавижу вас, мсье Агрест, — ответила она после недолгой паузы, — Уже нет. Виню ли во всём случившемся? Может быть. ВЕдь я человек и мне нужно винить кого-то в своих неудачах. Но прошлого не изменить. И сейчас у нас есть только настоящее. Каким вы хотите видеть своё настоящее? Каким? Вечер. Они сидят за столом — он, сын, дочь, внучка, женщина, к которой он неравнодушен. Все улыбаются. Вот только в голове мелькают воспоминания — презрение в глазах Адриана, разочарование на лице Натали, Бражник раз за разом пользуется чувствами других людей, ради своей выгоды. — Что если я и ей испорчу жизнь? — вопрос, который волновал его больше всего на свете, — Так же как испортил всем, то был мне дорог. — То, что вы боитесь этого, уже говорит о том, что вы изменились. У Алисы живой характер, признался она чем-то напоминает мне Адриана, но не того, которого я знала в школе, а того, которого я знала под маской Кота Нуара, — живого, свободного, доброго. Если у брата и сестры от разных матерей одинаковый характер, не сложно понять от кого он им достался. — Так вы правда считаете что я смогу стать хорошим отцом для Алисы? — Вы были плохим отцом для Адриана, потому что были далеко, — произнесла девушка, — Оставьте прошлое в прошлом, Габриэль, живите настоящим. Маринетт сказала последние слова и ушла. Она помогла ему чем смогла, ведь это её работа — помогать людям начинать сначала. Она знала, что каждое сказанное слово правильное, вот только сама она почему-то в эти слова не верила. Габриэль окликнул её. — Вы могли бы стать непревзойдённым кутюрье, Маринетт. Я лгал, когда сказал, что ваши работы посредственность. Вы талантливы и ни время, ни смена профессии этого не изменят. Сейчас он говорил ей правду. Она ничего не ответила. Дома её ждали разбросанные по полу скетчбуки с эскизами, выцветшие вырезки из модных журналов, старые фотографии со времён колежа и лицея. В то время всё хоть и было не простым, но ясным — Маринетт знала кто она. Обычная девочка, живущая самой обычной жизнью, влюбленная в необычного парня, видившего в ней долгое время только друга, имеющая вторую жизнь и верного напарника, который будет на её стороне даже в самые тёмные времена. У неё были друзья, Тикки, Кот Нуар, любимое хобби, мечта, суперкосюм и маска. Всё было запутано, но так понятно. А кто же эта девушка в зеркале? Какая мечта у неё? Как помогать другим, если самой себе помочь не в силах? Внутри эмоции били через край, но внешне она была абсолютно спокойна и бесстрастна. Лицемерка.***
Если Маринетт Дюпен-Чен спрашивали, что она больше всего любит в свое работе, она неизменно отвечала: когда дети смеются, это означает, что я справилась. В её ответе нет ни грамма лжи, смех ребёнка, который пережил так много плохого в своей жизни — вот почему Маринетт вообще выбрала свою профессию. В такие моменты она чувствовала себя счастливой и мысленно, как буд-то по привычке, говорила в себе "Получилось!", вновь и вновь испытывая восторг от настоящего чуда. Но почему же тогда она не чувствует этого восторга, глядя на смеющуюся Эмму Агрест, которая улыбается в кругу своих новых друзей, которая смеётся вместе со своим папой и дедушкой? Почему, несмотря на радость за эту девочку, Маринетт испытывает это давящее, проникающее в каждую клеточку её тела чувство одиночества? У Агрестов она работает уже почти год и за это время конечно же успела привязаться к Эмме. Прекращать занятия всегда немного грустно, но это чувство обычно очень скоро сменяется радостью. Или дело, как любит утверждать Алья, в Адриане? За последние месяцы он очень изменился и стал больше походить на того, кем был в школе, а ещё она не могла не заметить, чёрточки старого друга и напарника в нём. Что не удивительно ведь это один и тот же человек. Словно два парня, которыми она дорожила больше всего, когда была подростком, стали одним взрослым мужчиной, находящимся в поле её зрения каждый день. Это сбивало с толку. "Как же просто всё было, когда мы были детьми!" — снова и снова думала девушка. Только вот они давным-давно выросли. А взрослые, как известно, порой принимают непростые решения. Как и сейчас Маринетт принимала решение — такое очевидное и правильное, но почему-то такое сложное. Она достала телефон и набрала один из номеров. — Алло! — послышался на другом конце как всегда радостный голос. — Мадемуазель Грем де Ванили, это Маринетт Дюпен-Чен, — деловым голосом произнесла девушка, умело скрывая внезапно появившееся волнение, — Я бы хотела поговорить насчёт нашего контракта. — Ох, Маринетт! Рада тебя слышать! — отозвалась Амели, и, смеясь, добавила: — Хочешь попросить прибавку? — Нет. Я хочу уволиться, — спокойно выдала девушка. — Что? Но у вас с Эммой же всё прекрасно! — удивилась женщина. — Да. Поэтому моя помощь 24/7 ей больше не нужна. Сейчас ей хватает участия родных и друзей и групповой терапии. Свою работу я выполнила. — Ох... Да, я думаю, это так.. — нехотя согласилась Амели, — Ты очень помогла нашей семье и, конечно же, всегда будешь желанным гостем. Когда ты планируешь уйти? Через пару месяцев? — Вообще-то я планирую закончить в конце этой недели. — То есть после завтра? — Да. Думаю, это будет правильно. Недовольный вздох на другом конце, Маринетт представила, как Амели, подобно пятилетнему ребёнку, дует от недовольства губы. Однако эта женщина лишь внешне казалась ветреной и поверхностной, на самом же деле она чувствовала всё гораздо глубже. — Что ж, согласно нашему контракту ты можешь уйти в любой момент. Не думала, что пункт сыграет со мной злую шутку, — произнесла она. — Так нужно, Амели. Они оба должны научиться самостоятельности. — Да.. Здесь я не буду с тобой спорить. Надеюсь, мы увидимся в воскресенье? — Конечно. И я не бросаю Эмму, просто теперь меня в её жизни будет не так много. "Ты бросаешь Адриана?" — чертов внутренний голос, который любит кидать в мозг глупые мысли и который никак не заткнуть. — Сама сообщишь об этом Адриану? — Да. — Спасибо тебе за всё, Маринетт, — на прощание произнесла Амели. И почему-то девушке показалось, что она вложила в последнюю фразу больше, чем это могло показаться на первый взгляд. Лишь показалось?***
— Эмма, мне нужно тебе кое-что сказать. Давай присядем? — Маринетт похлопала по месту на диване рядом с собой, руки чуть дрожали, когда она показывала ими жесты, — Ты большая молодец. За несколько месяцев ты проделала колоссальную работу. Я уверена, что твоя мама гордится тобой ещё больше меня. Я была очень рада помогать тебе в этот непростой период и каждый день быть рядом с тобой. Но дальше так больше не может продолжаться. — Почему? — простой жест и непонимание в глазах, — Что случилось? Тебя уволили? — она даже не допускает, что няня может уйти сама, так сильно девочка к ней привязалась. — Нет. Просто я тебе больше не нужна, теперь ты должна идти вперёд. А мне пора возвращаться к своей работе, к сожалению во Франции ещё много тех, кому необходима помощь. Но это совсем не значит, что я забуду о тебе, или что мы перестанем общаться. Ты можешь звонить мне в любое время, и, если тебе вдруг понадобиться моя помощь, я всегда приду к тебе. А сейчас настало время двигаться дальше, Эмма. У тебя чудесные друзья, замечательная лучшая подруга и любящая семья. Ты не одинока. "В отличие от меня", — промелькнуло в голове. И Эмма заплакала, крепко обняв Маринетт. — Мне тоже очень грустно, милая, — произнесла та, прижимая девочку к себе, — Но так будет лучше. Расставаться всегда тяжело и в своей жизни Маринетт прощалась с кем-то далеко не в первый раз, но она не могла понять почему сейчас это так больно. Дело в том, что она провела с этой девочкой больше времени? Или в том кем для неё были Кагами и Адриан когда-то? А может в том, кем все они — Эмма, Адриан, Нино, Хлоя и многие другие, даже Габриэль — стали для неё сейчас? Тоска и одиночество заполнили сердце.***
— Что? Почему? В своей жизни Адриан Агрест встречал много женщин, имена и лица большинства он уже никогда не вспомнит. Но в его жизни была и есть одна особая женщина — непредсказуемая, милая, сильная, смелая, та, кого он никогда не сможет забыть. Он никогда не понимал, что происходит у неё в голове, а поступки и решения, сколько её знал, всегда казались неординарными. Она пришла в его дом, чтобы помочь его дочери, и изменила жизнь каждого в их семье — помогла Эмме обрести себя, помирила Адриана с отцом и братом, дала понять, что и для него ещё не всё кончено. Когда в жизни тринадцатилетнего Адриана Агреста появилась Ледибаг, он обрёл свободу и перестал задыхаться в клетке собственной комнаты, обрёл друзей, а потом добровольно от всего отказался. И спустя много лет судьба вновь послала ему эту девушку и вновь она принесла в жизнь уже взрослого Адриана только хорошее. Так почему же она снова уходит? — В моих услугах Ваша семья больше не нуждается. Мне пора вернуться к работе. "Почему её голос такой холодный?" — думал он. "Почему внутри всё сжимается?" — думала она. А мозг вдруг подкинул воспоминание... — Почему мне кажется, что ты нервничаешь больше меня? — Маринетт пыталась разрядить повисшее в воздухе напряжение. — Ты будешь надо мной смеяться, если я скажу, что всё изучил? — вопросом на вопрос ответил он. Маринетт и Адриан гуляли по вечернему Парижу — заходящее солнце окрасило небо во всевозможные оттенки розового и оранжевого, тёплый весенний ветер развевал её распущенные волосы, он крепко держал её руку в своей. И её звонкий смех заполнил всё вокруг. — Как так "изучил"? — спросила она, заглядывая ему в лицо, — Смотрел видеоуроки? — Что? — его лицо вдруг стало пунцовым от смущения, и она засмеялась ещё громче, — Нет, я прочитал несколько статей на женских форумах... Все в один голос пишут, что для девушек это всегда больно в первый раз... Его забота умиляла, а сердце наполнялось нежностью и любовью. Она повернулась к нему, он был почти на две головы выше неё и ей пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до него. Маринетт прильнула губами к губам Адриана, и все переживания прошли, словно рябь на воде. В тот вечер они были вместе, были единым целым. Они любили друг друга и жили в совей собственной Вселенной, где не было места тревогам и одиночеству. Ведь Адриан и Маринетт были друг у друга. Они стояли друг напротив друга в его кабинете. Между ними было чуть больше метра, но они были так далеко друг от друга. — Мне незачем оставаться,мсье Агрест. Дальше Эмма должна двигаться сама. — сказала она, глядя в его глаза. — Маринетт... — её имя, произнесённое его низким голосом, вызвало шквал эмоций. И вдруг стена нейтралитета.ю которую они старательно поддерживали все эти месяцы, в одночасье рухнула. — Теперь ты зовёшь меня по имени? — прошептала она, отбросив все формальности. — Я совершил много ошибок за свою жизнь, но самой большой было отпустить тебя. — его голос тихий и такой знакомый, такой... родной? Но что он говорит? Что за слова? Почему он говорит их сейчас, когда она запретила себе открываться чувствам? Да и разве можно ему доверять? — Неужели? Вот только твои слова ничего не значат. За все годы нашего знакомства ты говорил мне так много разных слов, и так много лжи. Какие из же из них правдивые? Наверное не лгал только Кот Нуар, когда говорил с Ледибаг, но мы больше не супергерои, а взрослая жизнь оказалась в разы сложнее и запутанней. — Да, верно. Кот Нуар никогда не лгал своей Леди. Помнишь, что он так часто твердил тебе? — так хочется её коснуться. — О чём ты? — в аквамариновых глазах отображался целый мир. — Я люблю тебя. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Моя Леди. Я всегда буду любить тебя. — Прости, Котёнок, но сердцу не прикажешь. — Я люблю тебя, Моя Леди. ялюблютебялюлюблютебялюблютебялюлюлюблюлюблюлюблю………. — Я люблю тебя, Маринетт. Она улыбается, так давно хотесь ей услышать эти три слова. Он часто говорил это, когда они были супергероями. Он говорил это, когда они были простыми подростками. Говорил, когда они целовались. Когда держались за руки. Тогда она верила его словам. Но не могла поверить им сейчас. И хоть внутренний голос отчаянно кричал, что нужно верить в людей. "Ты же сама говорила", — вторило подсознание, — "Что понимаешь из-за чего ему пришлось так поступить. Отец отправил бы его в Лондон. Разве Ледибаг смогла бы победить Бражника без Кота Нуара? Если бы он выбрал любовь, а не долг, был бы сейчас в Париже мир?" Вот только дело совсем не в этом. Как и говорила, за ту измену она простила Адриана в день, когда узнала о его альтер-эго. Она не могла забыть другое... И осознала это только что. — Я не могу ответить тебе взаимностью, Адриан. — тихо сказала она, наконец-то поняв, на что злилась все эти годы, — И не хочу даже пытаться. Дело совсем не в твоей давнишней липовой измене, нет. Я не могу простить, что ты переспал с другой через несколько дней после того, как сказал, что любишь меня. Я не могу простить тебе Кагами! — в горле встал ком, хотелось заплакать от горя, обиды и бессилия, — Вот только я не прошу тебя извиняться за это. Ведь тогда вы положили начало прекрасному — вашей дочке. И извиняться за неё, просто неправильно. Она такая славная! И за несколько месяцев работы здесь я полюбила её, как родную, честно. Но тебя простить я не могу. По щеке скатилась солёная капля. О, она всё ещё его любила. Она любила его, когда он разбил её сердце, когда начал встречаться с её подругой, когда они победили Монарха, когда он пришел к ней в комнату и предложил начать с начала без утаек и лжи. Она старалась забыть эти чувства на протяжении четырнадцати лет. Но она по-прежнему любила Адриана, когда увидела, как он обнимает дочку, как разговаривает с отцом, как пытается собрать свою жизнь из разбитых осколков, силясь сохранить самые ценные из них, чтобы никогда не забывать то хорошее, что с ним было. В отличие от неё, Маринетт, которая предпочла выбросить разбитое и похоронить не только всё плохое, но и хорошее. Во только почему-то забыть не вышло. — Ты же сама отвергла меня тогда. — попытался оправдать себя Адриан. — А ТЫ ОБЕЩАЛ ЗА МЕНЯ БОРОТЬСЯ! — сорвалась на крик девушка, эмоции, которые она прятала глубоко внутри вдруг вырвались наружу, боль и обида заполнили собой всё, — Но потом просто ушёл и не вернулся! Как же мне верить тебе после всего? Вопрос повис воздухе. По её щекам катились крупные капли слёз. Он хотел подойти и вытереть их, а ещё сделать так, чтобы она больше никогда не плакала. Что бы она больше не плакала из-за него. — Я ошибся, — признался он, — И я сожалею. — Прекрати, — хотелось зажать уши и крепко зажмурить глаза. — Но я на самом деле ошибся. Ведь я человек, а людям свойственно ошибаться! — он вдруг подошел к ней совсем близко, — В ту ночь нам обоим было плохо и одиноко. Мы совершили ошибку, которая стала нашим самым большим благословением. И потом тоже мы вновь, оба, ошиблись — решили создать то, чего у обоих никогда не было, семью. Хотя ребёнок — единственное, что нас объединяло! — Адриан невесело усмехнулся, — Открыть тебе страшную тайну, Маринетт? Последний лет восемь мы с ней редко занимались сексом. А когда это случалось, она, сама того не замечая, могла назвать меня другим именем. Я ничего не говорил, ведь и сам был не лучше — в постели с женой, думал о другой девушке. Неожиданно для обоих он положил руку ей на щёку, размазал большим пальцем солёную дорожку. Вот бы стоять так всю жизнь — просто чувствовать тепло его руки на лице и горячее дыхание на губах. Но... — Хватит. Не хочу этого слышать, — хах, ей ли, бывшей Ледибаг, не знать об ошибках? — Я.. Я так не могу больше, — его слова проникают прямо в сердце, раня и исцеляя одновременно. Он признался ей в любви. Признался, что любил всю жизнь только её, хоть и сам это какое-то время отрицал. Но что же ей сказать на это? Она не знала и вообще не понимала, что сейчас происходит. Почему взрослая жизнь такая сложная и запутанная? Хотелось стать улиткой и спрятаться в свою раковину от мира. — Маринетт, — почему его голос пробирает до самой сердцевины, заставляя таять, словно мороженое на солнце? — Маринетт, пожалуйста.. Дай мне шанс. И он поцеловал её. Так, словно она могла в любой момент исчезнуть. Адриан крепко прижимал к себе хрупкое тело, изгибы которого были так ему знакомы. Её мозг не соображал — руки и губы двигались сами по себе. Это был бой, наполненный страстью. Маринетт с силой впилась ногтями в его шею, оставляя красные царапины. Его тонкие пальцы запутались в иссиня-чёрных волосах. — Пожалуйста, Маринетт — шепнул он ей, когда в лёгких закончился весь воздух. И где-то в глубине её сознания та Маринетт, которой она раньше была — весёлая, верящая в любовь, в жизнь, в людей, отчаянно кричит: "Да! Ведь я всё ещё люблю тебя!" Но другая Маринетт, взрослая Маринетт, которой когда-то ранили душу, которая научилась быть одна, она принимает взвешенные решения и полагается на то, что знает — если не хочешь. чтобы тебя ранили, не доверяй никому. Она отстранилась, тяжело дыша. Глаза были пустыми. — В моих услугах Ваша семья больше не нуждается, мсье Агрест. Думаю, нам пора прощаться, — тихо говорит она. Волосы взъерошены, губы припухли от поцелуя. А голос сухой, лишенный всяких эмоций, солёные дорожки на щеках высохли. — Я не повторю одну и ту же ошибку дважды, — но он, кажется, не собирается сдаваться вновь. И где-то внутри ей хочется заплакать и броситься к нему на шею, всё забыть и начать с начала, но.. та боль, которую она испытала много лет назад, стала её доспехами, боль, которой никогда не давла вылиться — она же Ледибаг! а вдруг Монарх почувствует негативные эмоции и нашлёт на неё акуму? Эмоции, что она копила много лет, сейчас уже выросли в огромную стену, ограждающую её от мира. Эта крепость — её сила. Ведь сила же? — Я не сдержал обещание тогда, но сдержу его сейчас. Тебе нужно время, чтобы разобраться в себе, Маринетт, и я готов ждать. Но она не услышала его — слова разбились о надёжную невидимую преграду. Она ушла.