Небесный трон

      Очертания Королевской Гавани скрылись за очередным поворотом дороги. Крики обезумевшей толпы уже давно не долетали до беглецов, вместо них слышался лишь перестук лошадиных копыт и тяжелое дыхание. Даже бряцанье доспехов королевских гвардейцев и золотых плащей отошло на задний план. Впереди только давно заброшенная дорога, зажатая с двух сторон лесом и низкое серое небо.       Королева крепче прижала к себе маленького Эйгона. Он ‒ последнее, что у неё осталось, и она обязана его защитить. Только поэтому королева позволила уговорить себя бежать из столицы. В ином случае она предпочла бы умереть на проклятом Железном троне, что отобрал у нее сначала мать, после отца, сыновей, мужа.       Солнце двигалось по небу, отмеряя время, проведенное в пути. Все молчали, будто если кто-то произнесет хоть слово непременно случиться беда. Лишь, когда стемнело сир Лионель Бентли сделал жест рукой сигнализируя привал. Лагерь соорудили быстро. Развели пару костров, выставили дозорных, позаботились о лошадях, распределили спальные места. Даже фрейлины не сидели без дела, весьма сноровисто организуя походный ужин.       Рейнира тем временем умылась и помогла освежиться сыну. После всего пережитого мальчик мало говорил, чаше просто смотрел в пустоту. А если из него и удавалось вытянуть хоть слово, то он быстро переключался на воспоминания о побеге с «Веселой беспечности». И тогда Рейнира готова была выть от смеси жалости, гнева и бессилия, ведь все неизменно заканчивалось тем, что сын просил прощения за то, что оставил брата. Все понимали, в сложившейся ситуации другого выхода просто не было. Грозовое Облако еще был юн и просто не смог бы унести обоих мальчиков. Чудом было уже то, что Эйгон спасся из ловушки, устроенной Триархией. Его никто не винил за такой поступок, но это не имело значения, ведь сам он себя простить не мог.       Мать и сына усадили у костра и подали безвкусную похлебку и хлеб. Хотя после дня в седле, в сложившихся обстоятельствах, даже такая малость ценилась не меньше, чем придворные яства.       ‒ Моя королева, ‒ обратился сир Гаррольд Дарк, приклонив колено, стоило женщине закончить трапезу. Все будто бы только этого и ждали. В лагере постепенно начали звучать тихие разговоры. Напряжение не отпустило, но сменило форму с молчания на болтливость, словно люди пытались переговорить переполняющую их тревогу. А рыцарь тем временем продолжил, ‒ Мы понимаем, что карета или повозка были бы предпочтительнее, но сейчас скорость и мобильность жизненно важны.       ‒ Не стоит объяснять, сир. Я понимаю. ‒ Рейнира старалась, что было сил держаться и не показывать своего состояния. ‒ Каковы наши шансы добраться до Драконьего Камня в относительной безопасности?       ‒ Врать не буду. Шансы не велики. Но мы сделаем все возможное, чтобы Вы и принц Эйгон не пострадали.       Мальчик не отреагировал на упоминание своего имени, он все также смотрел на огонь и жался к материнскому боку. Словно маленькая, бледная тень Рейниры. Он почти всегда сохранял мрачное выражение лица, а в глазах застыла болезненная грусть. У ребенка не должно быть такого взгляда, как у изможденного и отчаявшегося старика.       Рейнира кивнула на слова гвардейца, хоть и понимала, что это просто утешения. Она уже не верила ни во что и ни в кого.       Наступившая ночь не принесла облегчения. Даже наоборот. Бесконечные мысли словно рой диких пчёл болезненно жалили воспаленное сознание, не давая уснуть. Хотелось кричать и буйствовать. Отчего-то вспомнилась Королевская охота по случаю вторых именин её сводного брата Эйгона. Ей казалось, что сейчас она может убить десяток, а то и несколько десятков кабанов. Она жаждала вновь ощутить на себе горячую кровь только что убитого ею же существа. Желание растерзать кого-нибудь становилось неудержимым, словно если она это сделает, то избавится от ужаса и отчаяния, которые разъедали душу после смерти Джоффри и Сиракс. Судя по всему, она сходила с ума, но все еще продолжала неподвижно лежать на тонком одеяле и прижимать к себе последнего из своих детей.       Сколько Черная королева не старалась, уснуть не получалось. Стоило лишь закрыть глаза и как наяву, она видела толпу, бросающуюся на драконов. Рейнира чувствовала себя одним из этих драконов, желая разорвать любого, кто посмеет приблизиться. За Люка, Джейса, Джоффа… За малышку Висенью, которой не дано было познать тепла солнца и радости полета на драконе… За Визериса, что остался в одиночестве, окруженный пиратами Трех Дочерей… То, о чем удавалось не думать днем, сейчас всплывало бесконечной чередой вопросов. Где и как она поступила не правильно? Не предотвратила бунт трущобных крыс? Нет, тут все не так просто… Бунт начался с налогов. А налоги пришлось ввести, так как казна была пуста. Зеленые вычистили все под чистую. Потратили? Нет, однозначно. Где Тайленд мог её спрятать? Неожиданно, ответ пришел сам собой, словно был написан звездами на ночном небе. Старомест! Казна в Староместе или по крайней мере часть её.       Вот только помимо этого были в толпе и подстрекатели. Среди них особенно выделялся Пастырь, проповедовавший веру Семерых, направляя гнев толпы и призывая к убийству драконов. Нельзя… Нельзя было держать драконов в тесных залах Драконьего логова, закованными в цепи. Само существование Драконьего логова – это критическая ошибка, совершенная Таргариенами.       Мысли цеплялись одна за другую, складываясь в стройную картину происходящего. Хайтауэры, Старомест, Звездная септа и Цитадель мейстеров. А была ли свадьба отца и Алисенты решением самого короля? А если нет, то неспособность матери родить наследника это судьба или чей-то хитрый план? Тогда и смерть королевы Эйммы не трагичное стечение обстоятельств?       Когда-то отец говорил, что никто не может уничтожить Дом Дракона кроме самого Дома Дракона. Однако Хайтауэры и не пытались уничтожить напрямую. Они просочились внутрь и создали марионеточных драконов, которыми управляли из своей Башни. А ведь Старомест и раньше поднимал восстания и не единожды. Так почему же им все сходило с рук?

♛♛♛♛♛

      С рассветом королева и её свита продолжили путь на северо-восток. Дорога выматывала, обнажая все самые неприглядные стороны человеческой натуры. Чем дальше они продвигались, тем отчетливее становилось осознание, насколько Таргариены слабы и ничтожны без своих драконов. Лорды, ранее дававшие присягу и клявшиеся в вечной верности, закрывали ворота своих замков прямо перед носом опальной королевы. Даже постой на одну ночь им приходилось выпрашивать. Рейнира молчала, но для нее не осталось незамеченным дезертирство почти половины золотых плащей. В очередной стычке с разбойниками погибли двое из её рыцарей. Королева стала бледной и осунувшейся от безотчетного страха. Эйгона она постоянно держала при себе, не желая отпускать ни на миг.       Сир Гаррольд Дарк и сир Медрик Мандерли советовали ей искать убежище в долине Аррен или же отправиться в Белую Гавань. Однако мысль, что без драконов Таргариены пустое место прочно укрепилась в её голове, тем самым порождая навязчивую идею отправиться на Драконий Камень и постараться найти уцелевшие драконьи яйца. В конце концов ради этого она была вынуждена по дешёвке продать корону своего отца, чтобы приобрести место на корабле.       Об отдельной каюте и речи не шло, оставалось лишь довольствоваться тем, что имели. Сидя в трюме и прижимая к себе сына, Рейнира продолжала размышлять, хотя мысли сильно путались из-за изможденности и отчаянья. Сил бушевать уже не было, хотелось оказаться в безопасности и дать волю скопившимся чувствам боли и потери. Она уже долгое время не могла ни есть, ни спать, что сказывалось на способности мыслить и здраво оценивать ситуацию.       Рядом завозился Эйгон. Мальчик тоже почти не спал и ел лишь тогда, когда мать заставляла. Женщина погладила белокурую макушку и тихо произнесла:       ‒ Постарайся уснуть, дорогой.       ‒ Мама, ты тоже их слышишь? ‒ неожиданно спросил принц.       ‒ Кого?       ‒ Сиракс, и братьев, и отца… ‒ Рейнира молчала не зная, как лучше ответить. А Эйгон тем временем продолжил: ‒ Я слышу дыхание Грозового Облака. Перед тем как он умер, оно было такое тяжелое, с хрипами. А отец кричит, но не от боли, а от ярости. Джейс зовет Вермакса, но тот продолжает тонуть, утягивая брата за собой.       ‒ Предсмертный крик Сиракс такой пронзительный, что уши закладывает, ‒ неожиданно для самой себя говорит женщина. ‒ Люк кричит команды Арраксу, не сдаваясь до последнего. А Джофф шепчет «Прости матушка».       ‒ Когда я закрываю глаза, то вижу, как мне вслед смотрит Визерис, когда я улетал все дальше от Глотки.       Что тут еще можно сказать? Утешения и заверения, что все будет хорошо, звучали бы лицемерно. Поэтому дальше было долгое молчание, пока матросы не оповестили, что корабль подплывает к Драконьему Камню.       Атмосфера, царившая на острове, словно предупреждала о подстерегающей опасности, но отступать уже было некуда. Битва не затянулась на долго. Её измученные тяжелой дорогой рыцари сражались до конца, бились до последнего вздоха, никто не уступил. Будучи в меньшинстве они дали последний отчаянный бой и погибли, как герои. Если бы Рейнира могла, она бы рыдала в голос оплакивая каждого из храбрецов, отдавших за нее жизни. Но боги не дали ей такой возможности. Проклятые Семеро отняли у нее все и теперь вне всяких сомнений заберут последнее.       Когда предатели схватили Черную королеву, она увидела лишь тень, метнувшуюся в сторону. Её мальчик, совсем еще дитя, успел подхватить меч павшего сира Гаррольда, но куда ему до взрослых мужчин. Альфред Брум небрежным движением выбил меч из слабых детских рук и оттолкнул принца к одному из воинов, а сам направился к Рейнире:       ‒ Вот и закончилось ваше ущербное правление, ‒ с неприятной ухмылкой произнес он.       ‒ Не важно, что произойдет дальше, но однажды ты заплатишь за свое предательство.       ‒ Лепет никчемной бабы, которой осталось не долго.       Брум грубо толкнул её вперед к главным воротам. Во дворе замка их ожидал её сводный брат и если раньше он был мерзким в силу беспросветного пьянства и блуда, то теперь он выглядел жалким. Эйгон II сидел на балконе в кресле. Его ужасное состояние бросалось в глаза. Весь переломанный и искалеченный, он, как ни странно, представлял собой картину еще более худшую нежели король Визерис I во время рассмотрения притязаний Веймонда Велариона.       ‒ Рад снова встретиться с тобой, сестра, ‒ хрипло произнес он, маниакально блеснув глазами. ‒ Мы так давно не виделись. Как тебе сиделось на моем троне?       ‒ Твоё царствие не продлиться дольше моего. Не обольщайся.       ‒ Но ты этого уже не увидишь.       ‒ Ты провозгласил себя королем, но что ты знаешь о пророчестве?       ‒ Пророчестве? Ты о том, что я Обещанный Принц?       ‒ Ты? С чего ты взял, что речь о тебе?       ‒ Так сказал отец матери перед своей смертью. Пророчество Эйгона, в мир придет Обещанный принц.       Сердце Рейниры сжалось. Неужели отец все же изменил решение перед смертью и рассказал Алисенте о пророчестве. Хайтауэр, озабоченная лишь собой и своими отпрысками, конечно же истолковала все в пользу «зеленых». Проклятье, она скоро умрет, и её ребенок тоже, а мысли снова об этом ненавистном пророчестве. Неужели она, как и отец поддалась иллюзии предначертанности всего происходящего? Такого её предназначение? Ради чего она столько лет проглатывала обиды и оскорбления? Зачем терпела бесконечные унижения со стороны знати? Единственное, что она сделала для себя, вопреки всеобщим ожиданиям – это вышла замуж за Деймона. И даже его верность оказалась под вопросом. Тогда почему она с таким упорством изничтожала свою собственную суть? Прожив не простую жизнь, умереть никчемной смертью?       Как же она была зла! Ярость душила её не находя выхода. Перед глазами мелькали прошлые воспоминания. Она отчетливо помнила, как отец постоянно давил на нее, шантажируя статусом наследницы. Каждый раз, стоило ей только заикнуться о своем мнении и сначала Отто, а после Алисента затыкали её, и отец всегда соглашался с кем угодно, но только не со своей дочерью. Вечно требовал ‒ послушания и смирения, чтобы она наладила отношения с мачехой, чтобы вышла замуж за того, на кого он укажет и так до бесконечности. А она подчинялась и на что-то надеялась. А вот как получилось в конце концов…       ‒ Что же ты замолчала, дорогая сестра. Или больше нечего сказать?       ‒ Тебе? Пожалуй, что нечего.       ‒ Скормите её Солнечному Огню, ‒ приказал Эйгон II. По его обезображенному лицу было видно, что он в бешенстве. Король «зеленых» ожидал, что противница будет молить о пощаде или на крайний случай проклинать и грозиться отомстить даже после смерти. Однако единственное, что крикнула женщина, обреченная умереть, было:       ‒ Сын, не смотри!       Вот только маленький принц смотрел. Он был парализовал ужасом, но отвести взгляд не мог.       Лишь оказавшись прямо перед драконом, Черная королева заметила, что тот изувечен ничуть не меньше, чем его всадник и находится на последнем издыхании. Зверь не проявил к ней интереса или же не желал убивать представителя дома Таргариенов.       ‒ Служи мне, Солнечный Огонь! ‒ крикнул на валирийском Эйгон II приподнимаясь немного в своем кресле. ‒ Пожри эту женщину!       Дракон не отреагировал. В следующее мгновение Рейниру сильно рванули за плечо, разворачивая. Перед собой она увидела раздраженное лицо все того же Альфреда Брума, а после ощутила вспышку боли в районе груди. Предатель только и успел отскочить в сторону все еще сжимая в руке кинжал, которым ранил королеву. Солнечный Огонь выдохнул пламя, но женщина не ощутила жара. Рейнира не чувствовала физической боли, но испытывала жгучую ненависть к Зелёным и горькое сожаление от того, что её сын вынужден был стать свидетелем всего этого. Она в последний раз нашла глазами сына:       ‒ Не смотри!       Но Эйгон не отреагировал на крик матери, глядя ей прямо в глаза, когда огромные челюсти изувеченного дракона сомкнулись на теле дорогого человека. Он не кричал и не рвался к ней, но смотрел неотрывно, словно напитывался чем-то, чего в нем быть не должно по определению.       Страхом перед драконами…