Чонгук
2011 год, Сеул, Корея
Мы с Тэхёном шли на занятие в художественную школу. Приближался сезон дождей, а как известно, в это время погода была абсолютно непредсказуемой. Совсем недавно светило солнце и вот сейчас, впереди, на фоне серого Сеульского неба из-за низких туч едва виднелась башня Намсан. Хотя в хорошую погоду её видно с любой точки города — высокую, красивую, гордо пронзающую своим шпилем небо. — Что-то я проголодался, — нарушил тишину Тэхён, — как думаешь, успеем до дождя заскочить в кафе на углу или ливанёт? — Ливанёт, — ответил я, — поэтому давай ускоримся. Тэхён улыбнулся своей самой лучшей улыбкой и взял меня за руку. Его рука была в моей… Такая тёплая и приятная на ощупь… И от этого прикосновения на душе стало так же тепло и спокойно. Ливень начался быстрее, чем я предполагал. Слишком резко и сильно. — Побежали, Гук-и! — крикнул Тэхён, сжал руку еще сильнее, и мы припустили со всех ног вверх по улице. Конечно, у нас с собой не было зонта, только капюшоны толстовок. Мы с диким хохотом влетели в кафе под мелодичный звон дверного колокольчика и под недовольным взглядом аджосси на кассе, который угрюмо смотрел на мокрые следы, которые мы оставляли за собой. — Добрый день, господин Хван! — с поклоном громко поздоровался Тэхён, лучезарно улыбаясь. На того чары Тэхёна не подействовали, и он угрюмо поправил: — Уже вечер. — Будьте так добры, — не сдавался Тэхён, состроив саму милую моську из своего арсенала, — нам два хоттока. Тэхён вопросительно посмотрел на меня, и я быстро кивнул, соглашаясь с его выбором, уточнив только: — Мне с арахисом. — Два хоттока с арахисом и два кофе. — Это всё? — дежурно уточнил хозяин кафе. — Это всё. Нам с собой упакуйте, пожалуйста. Аджосси достал пакет, сложил наш заказ, предусмотрительно поставив стаканчики в специальные подставки, чтобы они не опрокинулись. — С вас двенадцать тысяч вон. Как будете оплачивать? — Карточкой, — ответил Тэхён, прижимая кредитку к терминалу, и забрал наш заказ, доверив нести пакет мне. Мы встали перед дверями, не решаясь шагнуть навстречу разбушевавшейся стихии. — Давай смелее, Гук-и, недалеко осталось. Не сахарные — не растаем, — он опять взял меня за руку, решительно толкая дверь. — На счёт три! Мы добежали до школы искусств промокшие и продрогшие. Холл встретил нас непривычной тишиной. — А где все? Почему так тихо? — озадаченный голос Тэхёна гулким эхом отразился от стен. — Сегодня все занятия отменили, вам еще в начале неделе смс всем разослали, — услужливо подсказал Сунхи, служивший охранником в школе, — завтра должны приехать французы какие-то, вот и готовятся к их встрече. Ты что забыл, Тэхён-и? — Айщ, совсем вылетело из головы. Мы переждём дождь в нашей студии? — Идите, только смотрите у меня, без баловства! — охранник вручил ключ Тэхёну сокрушённо глядя на нас, промокших до нитки. — Не забудьте потом радиатор выключить. Тэхён сразу подошёл к окну и включил электрическую батарею, выкрутив регулятор на максимум. Стянул толстовку и закинул её сушиться, промокшие кроссовки поставил под неё же. Я последовал его примеру. Он положил свою папку на стол и вытер её полотенцем, бережно смахивая влагу, тихо мурлыкая при этом какую-то мелодию. С его волос стекали капли снова падая на папку. Он провёл рукой по прядям, упавшим на лоб, взъерошивая их. Я достал из пакета еду и разложил её на белом листе бумаги. Мы уселись прямо на стол и болтали ногами. В этот момент было так хорошо рядом с Тэхёном — никаких сожалений, что отменилось занятие, у меня не было. Стаканчик с еще горячим кофе приятно согревал ладони. Я вдохнул восхитительный аромат и сделал глоток — жидкость приятно растеклась по горлу. Тэхён протянул мне завёрнутый в салфетку хотток. — Эх… сейчас бы к кофе круассан… — мечтательно протянул Тэхён. — Ты их так любишь? — Мне кажется, даже если бы я питался одними круассанами, они бы никогда мне не надоели. — Если бы ты ел одни булки, ты бы в дверь перестал проходить, — буркнул я в ответ. — Не порти мне аппетит своим ворчанием. Дай помечтать! Представь: я в Париже, сижу в плетёном кресле на балконе и смотрю на мигающую огнями Эйфелеву башню. Передо мной на круглом белом столике изящная чашечка кофе и свежий круассан с ванильным кремом. М-м-м… Я толкнул размечтавшегося Тэхёна в бок и принялся доедать хотток, печально понимая, что мне сложно понять его мечту — ведь я никогда не пробовал круассан, да еще с ванильным кремом. Зачесав намокшие волосы назад, я поставил ногу на стол и устроил подбородок на колене, задумавшись. Тэхён открыл окно, и в класс вместе с ветром ворвался запах дождя, дробь разбивающихся о подоконник капель и шум рассекающих лужи машин. Я очень любил пасмурную погоду, она так идеально подходила под моё настроение. Cлышал, как Тэхён двигал за моей спиной мольберт, но не реагировал — просто погрузился в свои мысли. Спустя какое-то время почувствовал настойчивый взгляд Тэхёна на своём лице. — Не шевелись, — приказал Тэхён, и я поднял на него глаза. Он сидел очень близко, смотрел внимательно и сосредоточено. Разглядывал меня всего: от покрывшейся мурашками кожи до бумажного стаканчика в руках, ободок которого я грыз в задумчивости. Почувствовал, как его взгляд скользнул по шее, потом ниже — по груди, которую облепила влажная от дождя футболка. — Продолжай смотреть на меня, Гук-и. Мне нужно буквально несколько минут, — хрипло попросил он, продолжая меня рисовать. Я позировал ему больше часа. Тело уже всё затекло, но не шевелился. Тэхён смотрел так, что я скорее был готов пристрелить себя, чем сдвинуться с места хоть на миллиметр. — Ты очень красивый, Гук, — сказал он, придирчиво оглядывая получившийся результат, — я сделал эскиз. Смотри. Я молчал, осознавая только что услышанные слова. Тэхён протянул бумагу, и я посмотрел на себя. На его рисунке я был таким, каким бывал очень часто: задумчивый взгляд, чуть тронутые улыбкой губы, даже наклон головы… точь в точь как делал я. По коже вновь пробежали мурашки — ведь я видел сейчас себя глазами Тэхёна. — Спасибо, Чонгук, — тихо сказал он, подходя ближе, — не знаю, что произошло, но это однозначно мой лучший рисунок. Просто нашло какое-то вдохновение, словно на ухо кто-то шепнул «рисуй». — Не за что, — шёпотом ответил я, — но ты ведь уже рисовал меня. — Это не то… Когда я рисовал со всеми вместе в классе, то старался повторить точно твоё телосложение и позу. Словно ты был не живой, а статуя. Только сейчас я разглядел какой ты… Будто увидел впервые… И вот… Тэхён неожиданно обнял меня и поцеловал в макушку. Я счастливо улыбнулся, чувствуя, как радость заполняла меня всего. Запах Тэхёна, стоящего очень близко ко мне, терпкий и очень приятный, щекотал нос и мягко окутывал. Я чувствовал себя рядом с ним в правильном месте — только он вызывал во мне такие ощущения. Так хотелось раствориться и потеряться! Рядом с Тэхёном весь остальной мир перестал существовать, меня качало на волнах лёгкости. — Эй, школота, дождь давно закончился. Живо бегите домой, пока вас тут не застукали, — охранник хитро смотрел на нас, замерших рядом друг с другом и подозрительно притихших. Сунхи следил за этажами, за опоздавшими и отсутствующими. Он открывал ворота школы утром и запирал их на ночь, а всё остальное время сидел у входа в ожидании всяких проблем от учеников. Хранитель всех ключей и всех школьных тайн и сплетен. Вот и сейчас у меня сложилось такое ощущение, что он увидел гораздо больше, чем еще успели понять мы.***
Странно… почему случается так, что все истории пересекаются вдруг в одной точке? И именно этот день становится точкой невозврата. День, с которого для кого-то всё начинается, а для кого-то всё заканчивается. Для меня такой точкой стал день, когда на доске с расписанием повесили объявление, что талантливый и очень известный художник Жан-Люк Лепран проведёт мастер-класс для учащихся школы искусств, которую посещал Тэхён. Мы отправились туда все вместе. Точнее так: Тэхён позвал с собой Хосока, я увязался за ними, хоть сам и не рисовал и ничему этот француз меня не мог научить. — Мне страшно, Хосок. Тэхён вот уже в сотый раз перебирал свою папку на подоконнике в коридоре, выкладывая эскизы, придирчиво их рассматривал и снова бережно убирал их назад. — Чего ты боишься? — А вдруг Жан-Люка увидит мои рисунки и скажет, что я полная бездарность? — Не придумывай. Ты лучше всех на курсе. Что тогда он скажет другим? И потом, он приехал сюда не для того чтобы критиковать, отобрать лучших, для обучения в этой… как её? Академии Сент… Экзюпе… — Хоби, да запомни ты уже — Сент-Этьен. Неужели ты о ней ничего не слышал? Это один из лучших университетов Франции. Туда просто так не попасть. А тут такой шанс — закончить не школу, а лицей в Париже! И учиться у самого Лепрана, а после окончания автоматически оказаться на первом курсе академии! В чём-то волнение Тэхёна можно было понять. Живопись — это очень субъективный предмет для оценки. Кому-то твой рисунок очень понравится, а кто-то презрительно скривится, фыркнув «мазня». Совсем не то, что тесты по математике, где сразу понятно, справился ты или нет. Но этот француз будет полным идиотом, если не оценит талант Тэхёна! С одной стороны мне очень хотелось, чтобы у него всё получилось и его способности оценили по достоинству, а с другой… Это значит, что уже в августе он уедет во Францию и, скорее всего, я его больше никогда не увижу. — Ну что, идём? — Хосок одобрительно хлопнул Тэхёна по плечу. — Я с вами, — без энтузиазма сказал я. В мастерской-студии было непривычно многолюдно: напуганные не меньше Тэхёна ученики сидели за своими мольбертами, напряжённо замерев. Вдоль стены стояли их друзья и родные. Все ожидали, когда появится Лепран и начнёт занятие. И всё же его появление в классе стало неожиданным: когда художник вошёл в зал, все на мгновение застыли. Было ощущение, что с его приходом завибрировал воздух. Девушка, стоящая рядом со мной, вдруг резко покраснела, опустив свой взгляд. И я понимал почему. Молодой мужчина — лет тридцати, высокий, идеального сложения — шёл по залу медленной походкой, чеканя в полной тишине каблуками по паркету. Длинные светлые волосы были завязаны в хвост на затылке. Высокий лоб, благородное лицо, нос с горбинкой — всё придавало характера тонкими аристократическими чертами. Он словно символизировал собой слово «совершенство». Лепран смотрел на всех свысока. Я с шумом втянул воздух, словно предчувствуя, что ничем хорошим, несмотря на недавние заверения Хосока, этот мастер-класс не закончится. Француз поприветствовал всех на своём языке, и переводчик поспешил перевести его речь. Лепран говорил, что художники — даже начинающие — обязаны творить историю, вносить в серый и скучный мир нечто тонкое и изысканное, раскрашивая его своим особыми светом. Переводчик едва поспевал за его быстрыми переливами речи с мягкой грассирующей «р». Я не отрывал от него взгляда, пытливо изучая того, от кого сейчас зависела судьба Тэхёна. Лепран поставил на постамент гипсовую копию античного бюста и кивнул снисходительно ученикам, обозначив, что те могли приступать. С этим его небрежным взмахом головы пропала звенящая тишина в зале. Скрип угля, шуршание карандашей, лёгкий гул голосов наполнили студию. Лепран умело гипнотизировал окружающих. Не знаю, в чём был секрет, но его высокомерие не вызывало отчуждения — напротив, к нему хотелось тянуться. Хотелось, чтобы он заметил и выделил именно тебя. Я это видел, я это чувствовал по тем взглядам, которые бросали на него украдкой ребята художественной студии. Но Лепран словно не видел устремлённых на него взглядов, сложив руки за спиной, ходил между мольбертов, изучая потуги юных художников. — Вам необходимо лучше изучить пропорции, — Лепран нахмурился и поджал губы, глядя на набросок одного из мальчишек. — Вы рисуете комикс, мой юный друг? — без всякой жалости продолжал издеваться француз. — Советую тщательней проработать тени, чтобы рисунок не был таким плоским. Вы же юноша — вас должны привлекать формы, а не плоское подобие. Тот, кому было адресовано полное сарказма замечание, густо покраснел и уткнулся носом в мольберт, судорожно пытаясь усилить и растушевать тени, а Тэхён не сдержался, фыркнул и чуть нервно рассмеялся. — Я что-то сказал смешное, молодой человек? — Лепран направился прямиком к нему. — Капец, — тихо прошептал Хосок за моей спиной, — кажется сейчас наше юное дарование раскатают. Лепран скептичным взглядом оглядел рисунок Тэхёна. Весь зал замер в ожидании едких нападок. Жан-Люка навис хищно над ним и бросив надменный взгляд, вынес приговор: — Пусто. Безжизненно. Неинтересно. Идеальная техника не сделает из тебя художника… На секунду он замолчал. Мне казалось, что это мгновение длилось вечно. Сердце защемило в груди в ожидании продолжения. — Отвратительно. Где жизнь? Где эмоции? — в его голосе сквозило разочарование. В зале воцарилась тишина. Казалось, все боялись даже дышать. А Лепран как ни в чём не бывало двинулся дальше. Я чувствовал, как злость поднималась волной, как безысходность растекалась горечью по венам. Но лишь продолжал потрясённо смотреть на Тэхёна, боясь даже предположить, что он сейчас чувствовал. «Да что этот павлин себе позволят? Да как он смеет такое говорить про Тэхёна?!» — хотелось мне заорать на весь зал. Тэ выронил карандаш из руки, плечи безжизненно поникли вниз. Он сидел какое-то время ссутулившись на стуле, не смея поднять голову. Потом встал, дрожащими руками отколол рисунок с мольберта и попытался убрать его в папку. Но, видимо, руки не слушались совсем, потому что все содержимое его портфолио, приготовленного для показа маэстро, рассыпалось веером по полу. Тэхён, уже не церемонясь, стал собирать рисунки, яростно сминая и комкая их. Запихнул их в папку и с оглушительным звоном натянул на углы резинки-застёжки, щёлкнув ими по пластику так, что я вздрогнул. Я видел, что в его глазах застыли слёзы и он сдерживался из последних сил, чтобы не показать всем свою слабость. Расталкивая плечами толпу у входа, Тэхён упрямо прокладывал себе путь к выходу. — Я вас не отпускал, молодой человек, — не скрывая раздражения, произнёс Лепран. Он наклонился и поднял рисунок Тэхёна, который улетел слишком далеко от мольберта - почти к самым ногам француза. Впервые с начала занятия с его лица исчезло презрение, а в голубых глазах промелькнуло удивление. — Это ваш рисунок? Он повернул ко всем лист бумаги, на котором был… эскиз моего портрета, который Тэхён сделал, когда мы прятались от дождя. Тэхён медленно повернулся. В его глазах застыла дерзость и он сквозь зубы ответил: — А кому еще может принадлежать столь бездарная мазня? Можете порвать и выкинуть… урна вон там, в углу. Тот хмыкнул и посмотрел на Тэхёна так, словно впервые увидел его. — Нам нужно побеседовать без посторонних. Мы можем пройти в ваш кабинет, господин директор? Лепран даже не стал дожидаться, пока переводчик переведёт ответ, он уже направился к выходу, цепко схватившись за рукав Тэхёна, увлекая того за собой. Мы с Хосоком переглянулись, понимая, что этот надменный француз, кажется, сделал свой выбор.