О границах

— Тебе правда комфортно со мной? Акк решает спросить об этом утром понедельника. Хмурое, пахнущее недавно прошедшим дождём, охваченное уже привычной духотой. Айян ещё не проснулся: физически, может быть, да, но мыслями где-то далеко, погруженный в размышления, от того не сразу понимает, что обращаются к нему. Чай жжёт ладони. Ай запоздало чертыхается, отставляя кружку в сторону, и поднимает взгляд на Акка. Спрашивает не просто так, даже ощущается лёгкая тень волнения на его лице рядом с розоватыми следами от подушки. — Да, — отвечает Ай, не особо размышляя об этом. Правду говорить легко и приятно. — Ты мой любимый человек, почему мне должно быть некомфортно? — Тебе не хочется что-то во мне поменять? Айян всё ещё не понимает, ему бы поспать на пару часов побольше, но всё же решает говорить именно то, что на душе, о чём думает, не задавая лишних вопросов. Акк это ценит, он знает. — У меня нет желания менять в тебе что-либо, ты это ты. Лишь хочется, чтобы ты считал себя значимым и ценным просто так. Чтобы тебе не приходилось заслуживать принятие. Слова правильно-нужные, но бьют Акку в самое нутро. От школьного, идеального-образцового его существование ходило ходуном на грани выгорания, прилежностью придушивало, ограничивало. Оставшись позади — Акк студент уже не меньше пары месяцев, — продолжало нагонять, давить на него. На плечи Акка вновь легло многое — от просьб преподавателей до нового статуса старосты; может, у него на лице написаны ответственность и требование от себя ничего, кроме совершенства? Айю это не нравится. Его близкий чувствует себя уставшим чаще, чем счастливым. Ай, однако, не говорит ничего критикующего, острого как ножи, лишь старается как можно мягче сказать, что так дальше нельзя, не получится постоянно брать на себя больше, с чем можешь справиться. Акк беззвучно за это благодарит, у него это больше в поступках и мимике. Наверное, всё изнутри вытекло бы слезами болюче-горькими, позволь Айян себе грубость, пусть даже и по делу. Для Акка его отношения — спокойствие, к чему можно прийти и почувствовать себя любимым, без упрёков и непрошеных советов. — А ещё мне хочется, чтобы у моего парня зашкаливала самооценка, но я над этим работаю. И, Акк… — Ай делает небольшой глоток. Чай греет горло на грани ожога. — Не ходи вокруг да около, я же понимаю, что ты хочешь спросить что-то другое. Акк тяжко вздыхает. — Ты чувствуешь, будто что-то не так, когда я не проявляю столько инициативы, как мог бы твой парень? То, что речь о сексе, Айю понять не составило труда — кончики ушей Акка алели на фоне несколько преувеличенно расслабленного лица. Он волновался, но всё же решился поговорить, и Айян не собирался сболтнуть что-то смущающее, чтобы всё испортить. На собственную откровенность Акк не должен чувствовать что-то плохое, стыд или даже боль. — Могу я уточнить, почему ты это спрашиваешь? В том плане, что именно сейчас. Тебя натолкнули какие-то мысли? Или кто-то что-то сказал? — Да нет, просто… Ты вчера так хорошо выглядел, ну… тебе идёт очень чёрный, окей? Ты выглядел так идеально. И мне, наверное, стоило сделать тебе больше комплиментов, а не просто стоять как истукан. Прости, правда. Ай не видел повода для извинений. Его ладонь нашла чужую, обняла своей переплётом пальцев в нежном успокоительном жесте. Или, скорее, не в нём, а в нежном побудительном или нежном поощряющем говорить дальше. — И, наверное, мне стоило быть смелее, и мы бы опоздали в кино или вообще никуда не пошли. А ты бы ухмылялся и смущал меня ещё больше. — Ну, ну, тише. Каждому свой темп, Акк, — ни слова лжи. От Айяна тепло и уверенность, будто лучи солнца на закате. — Мне было намного приятнее, что ты весь сеанс смотрел на меня украдкой, думая, что я не замечаю. И ты предпочёл меня фильму, который так долго ждал. За руку держал по пути домой. За тебя всё говорят твои поступки, реакция твоего тела, мимика. Но, раз мы об этом говорим и тебя это очевидно тревожит, мне было приятно, если ты говорил бы, что и как тебе нравится. — Мне нравится всё, что ты делаешь, — у того Акка такие слова застряли бы на уровне глотки, спазмом голосовых связок. Он уже мечтал о Айе, тот был в мыслях, снах, скованных стонах во время дрочки, он был многим, хоть и на словах ничем. — Нравится, только потому что это делаю я, или потому что действительно вызывает восторг? Не пойми меня неправильно, я обожаю облизывать тебя с макушки до ног, просто мне хочется делать именно то, что тебе нравится. Хочу видеть тебя полностью разбитым, понимаешь? Сложный вопрос. Кажется, Акка закоротило, неудачный сдвиг по фазе, и ток слишком переменный. — Я просто не знаю, что мне нравится? — Акк, было бы это хоть сколько существенной проблемой, — будто в подтверждении собственных слов Айян зевнул, от кислорода ударило в голову приятно-сонно. Акк еле сдержал детское желание засунуть пальцы в приоткрывшийся рот. — Мы можем всё попробовать, и ты оценишь, как себя ощущаешь в процессе. — Когда? — настроение Акка поменялось почти неуловимо, и в нём уже были нотки умника, исследователя, а не расслабленного любовника. Айю это показалось довольно забавным: его заучка даже в сексе заучка, и, наверное, ещё обдумает всё несколько раз, составив список манипуляций с собственным телом, отмечая каждую цветным маркером. Это в Акке одновременно и нравилось. Он был ответственным. — Ну… — Ай особо планы не любил, предпочитая действовать довольно хаотично. Это выражалось даже в привязанности: расслабленной, хоть и местами с эпизодами неспокойствия, на фоне тревожно-избегающей Акка. — Вечером? Будешь свободен? Акк прикусил губу. Это было невинно, порыв задумчивости, но Айю показалось красиво. Горячо. Будто Акк задумался обо всём, что может произойти, и так выражалась реакция его предательски расположенного к Айяну тела. — Хорошо, — и лёгкий кивок. Ай едва улыбается в ответ, отпуская чужую ладонь из тёплого плена. Решает, всё же, что-то съесть: обычно не завтракает, просыпаться в утро для Айяна и без того тяжело, но приготовленное Акком пахло хорошо, тёплым утром с самым дорогим человеком. Айю бесконечно, действительно бесконечно нравится просыпаться, когда Акк ещё спит, сопит рядом на подушке, жмурясь от яркого солнца — он кажется в такие моменты беззаботным и юным. Нравится проводить утро вместе, молчать или говорить о чём-то, украдкой посматривая любовно-заботливо, а затем вместе появляться на занятиях, даже если пары не совпадают. Тактильный, местами очень чувствительный, Ай любит и эти утренние объятия, когда хочется уткнуться, врасти друг в друга и никуда не ходить. Акк моет посуду, оставшуюся после завтрака, едва вздрагивает, когда Айян приобнимает со спины, кладя руки под рубашку. Ладони водят по животу, тёплые, наглые; Ай обожает тело своего парня. Оно сильное, ощущается под пальцами напряжением мышц и связок, но не слишком, разве что слишком идеальное. Акку не было ничего дано с рождения, чем можно было бы расслабленно-ленно кичиться, всё, что у него было — от силы физической до острого, прозорливого ума, — было его трудом во всех его проявлениях. Ответственностью, смелостью и болью. Оттого у Айяна было больше причин считать, что Акк заслуживал намного больше. Их один уровень, впрочем, был далеко не одним уровнем: Айю изначально доступно было намного больше. Он не был сыном людей, работающих в морской провинции, ему не нужно было следить за собственным рейтингом, лишь бы получить рекомендации для университета. Ему ничего не нужно было доказывать, изначально ощущая собственную ценность. Айяну легко давалась учёба, глупым он себя никогда не считал, и, конечно, усилий вкладывал много, но не столько, сколько приходилось Акку. Как у него крыша не протекла под ожиданиями собственными, учителей и родителей, Айян слабо понимал. Но раз этот умный хороший мальчик теперь в его руках, значит, теперь всё точно будет иначе. — Сегодня останусь в общежитии. Там книжки по Римскому праву, к самостоятельной буду готовиться. Они не жили вместе, ночи, впрочем, проводя очень часто в одной постели: у Айя дома или в комнате Акка. Вместе было комфортно, даже слишком, что ощущалось даже страхом раствориться друг в друге, но жить вместе в восемнадцать с небольшим лет казалось чем-то странным. Будто необдуманно-импульсивным. — Предлагаешь приехать к тебе и остаться на ночь? — Айю незачем приподниматься на носочках, чтобы оставить поцелуи на шее, в объятиях уютно-хорошо. Ласки удостаивается правая лопатка, местечко, где торчит особенно сильно. — Да, — на выдохе, голосом дребезжащим. Акку как в первый раз такие прикосновения Айяна. Скользящие, нежные, вдоль живота, едва задевая линию нижнего белья, скрытого джинсами, под которыми лавируют чужие пальцы. — Хорошо. Буду ждать вечера, чтобы попробовать тебя везде. И всё на тебе. Лёгкий укус мочки. Акк едва сдерживается от беспомощного воя: Айю просто законодательно нельзя открывать свой рот утром, когда до занятий не больше сорока минут. Он наверняка и в машине не заткнётся, а Акку… Акку нужно перевести дыхание, чтобы справиться с накатывающим возбуждением, что отдается лёгкой болью в стянутом джинсой стояке. — Блять, Айян, — задушенно-тихо. Акк выключает воду и оборачивается к Айю, держа мокрые руки приподнятыми. Ай — бесстыжий — только ухмыляется, как он умеет, раздражающе-горячо, прежде чем расстегнуть молнию и скользнуть ладонью под бельё. — Не опоздаем, — как обещание. — Не испачкай. Ничего. Не испачкал, как и обещал, человек слова. Пострадала лишь ладонь Айяна. Он напоследок оставляет поцелуй в волосах, предупреждая, что будет ждать в машине через десять минут. Акк кивает, потому что не доверяет своему голосу, и, когда Айя уже нет в поле зрения, упирается в раковину, переводя дыхание. В универ едут молча, изредка поглядывая друг на друга. Они особенно не распространялись о собственных отношениях: Акк в силу природной застенчивости — временами, впрочем, желая язык без костей, чтобы говорить о лучшем преподавателе, которым станет его парень; Ай же относился довольно ревностно ко всему, что было связано с любимым человеком. Однако это было видно, в том самом солнечном смысле, когда человек начинает сиять при виде другого: они вместе обедали, и Ай неизменно клал ладонь на бедро своего старосты, вместе ходили в библиотеку и коворкинг, когда были большие перерывы между занятиями, а ещё посматривали друг на друга на совместных лекциях с лёгкой улыбкой, что исчезала, стоило преподавателю обратить внимание на аудиторию. Потому вряд ли всё происходящее могло остаться тайной в университете, живом, дышащем. Но они и не сильно старались. Довольно быстро зашептались о выпускниках элитной школы «Суппало», поступивших в один университет: красавчике с факультета английского языка и литературы, которого никто не мог склеить вот уже пару месяцев из-за старосты у первокурсников юриспруденции. А пытались, правда. У Айяна в ответ только обезоруживающая ухмылка. — Слышал, что про нас говорят? — спросил как-то Ай довольно небрежно, но всё его естество выражало, как приятны эти слушки. Он листал конспекты, повторяя тему будущей контрольной, неторопливо перекатывая во рту банановый чупа-чупс. От того пахло химозой, хоть и приятно. — М? — Акк забирает сладкое: Айян будто специально встречает его с зубами. Ай поднимает недоумённый взгляд — леденец пропадает во рту у Акка, и это кажется поцелуем, чем-то даже более интимным. — Что мы хорошо смотримся вместе. И так мило, что встречаемся ещё со школы. — Да, несколько месяцев выпускного класса, — хмыкает Акк, закидывая ногу на ногу. — Уже звучит не так романтично. — А ты был бы против, если мы были той слащавой парочкой, которые друг у друга первые и единственные со средней школы? — Они часто расстаются в университете, а потом пытаются дружить или, что хуже, ненавидят друг друга. Нет, спасибо, меня мои отношения устраивают. — То есть наш идеальный староста не хочет со мной расставаться, а провести жизнь вместе? Акк фыркнул. Он должен был предугадать, что словесный фильтр, и так отсоединённый и трескучий от напряжения, перестанет работать окончательно, и Айяна понесёт. — Постараюсь эту совместную жизнь как следует тебе испортить, любимый, — ответил Акк тем приторным тоном, после которого человеку незнающему становится страшно. Ай приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, тут же остановленный вернувшимся обратно леденцом; чтобы наверняка, Акк прикоснулся к подбородку, надавливая. Айян, впрочем, говорил одними только глазами. Парковка заняла порядочно времени: утром с местами было не так туго, но могло быть и лучше. Акк едва не поцарапал чужую машину, судорожно срываясь с места, чтобы не опоздать на занятия. Ай только хмыкнул: он не торопился, но не то чтобы времени было достаточно. Без стаканчика кофе идти на лингвистику он точно не собирался. «Ты сейчас свободен?» Ответственный и старательный мальчик Акк редко пишет в учебное время, почти никогда. У Айя предчувствие нехорошее, зудит комариным укусом, и ему это не нравится. Он сгребает тетрадки с учебниками — всё в кучу — в сумку, стараясь уйти, не привлекая к себе особенного внимания. «Да», — и это неправда. Айян сидел на скучнейшей лекции, периодически залипая в игру, где нужно было переливать колбочки; тем более, ему написал Акк — неправда становилась правдой. «У стенда». «Иду», — ответил Ай, сразу же замечая макушку своего дылды на фоне светящегося плана здания с указателями. Выглядел Акк довольно неспокойно, переминаясь с ноги на ногу и высматривая прохожих. Кажется, его тоже не досчитаются на занятиях. — Давно не виделись, — но без ехидства, только лёгкая улыбка. На Акке же лица нет. Он лишь протягивает ладонь, теплую, подрагивающую, Ай сжимает крепко. — Пойдём к площадке за стадионом? Айян кивает. Та площадка — излюбленное потайное местечко всяких парочек, чувствующих потребность уединиться; там старые кресла со стадиона, крытая полупрозрачным материалом крыша и приятная прохлада от затемнённого места — нечто романтичное, не просто заброшка. Ай не знает, что чувствовать по этому поводу, но что-то… Как бабочки, да? Акк ведёт его, держа за руку, в место, где обычно тайком целуются, будто то преступление. И это так по-глупому мило. Внутри пахнет терпкими духами и чем-то фруктовым: газировка или конфеты, кто-то был здесь совсем недавно. Акк кидает рюкзак на одно из кресел, вытягивается в напряжении шестой струной на пару секунд, а после стискивает Айя в объятиях, крепких, просящих. Ай не обнимает в ответ, его ладони ласково поглаживают макушку Акка, растрёпывая мягкие волосы. Чувство, схожее с детством, когда маленькому Айю трава была по плечи, и он касался цветов и зелёных листочков. Акк едва наклоняется, чтобы поцеловаться, и это прикосновение солоноватое на вкус даже без слёз. Многое сопровождается поцелуями — лёгкие чмоки в щёки и глубокое, до гипоксии, — и каждый ощущается настолько по-разному, будто и по природе не поцелуи вовсе. Просыпаться вместе утром, губы к губам, прощаться перед уходом, во время фильма или секса, в качестве благодарности. Миллион оттенков и полутонов. Сейчас поцелуй усталости и боли. Послевкусие объятий, чувства дружественного, нежели чего-то ещё. — Что произошло? — Нет, ничего такого… — Акк, — сжимает в руках его рубашку на боку, будто предупреждающе, но не угроза, просьба. — Я просто устал и… — Акк, говори со мной, я не читаю твои мысли. Как я могу думать о других, если мой парень пытается в молчанку выиграть? Акка затрясло, как бывает в спазмах слёз, но глаза оставались предательски сухими, от того изнутри жгло сильнее. Айян часто говорит, что ему не всё равно, и это правда, но доходит это не в приступах злости, а вот в таких моментах, когда больно и самую малость страшно. — Почему они не могут от меня отстать? — голос дрожит на гласных, дыхания не хватает, судорожное, сбитое. — От меня столько лет что-то хотели, требовали, душили всем этим дерьмом и сейчас продолжают. За что? Ох. Ох. Айяну будто надавили ножом к кадыку, от того слов нет совсем. Будто речь уткнувшегося в плечо Акка не его, чуждая, но при этом настолько его, настолько закономерно-правильная, что становится страшно. Акк, кажется, соскочил со стадии принятия на стадию гнева, и, видит бог, Ай этому несказанно рад. — Акк то, Акк это, Акк сё, зато всем безразлично, что мне надо. — Тише, тише, маленький мой, — ласковые поглаживания по затылку. Акк действительно был маленьким, но не в физическом смысле. Уязвлённый, уставший, начавший сопротивляться. — Что именно тебя расстроило? — Я решил отказаться от научной работы в криминалистике, преподаватель, видимо, посчитал это за личное оскорбление и стал отчитывать меня. Намекнул, что будет не рад мне на экзамене. Пары с ним превратились в сущий кошмар, потому что что? Все вопросы Акку, других же студентов нет. Айян подумал, что это иронично. Однако было не очень смешно. — Мы что-нибудь придумаем, хорошо? Я знаю, это тяжело, но можешь ли ты постараться отпустить эту ситуацию? Преподавателя не изменить, — Айян резко замолчал из-за пришедшей на ум мысли, которую необходимо было осознать. — Подожди, ты же очень хотел этим заниматься?.. да, я не путаю? Почему отказался? — Мы сильно отдалились из-за учёбы, и я не хотел ещё больше времени пропадать в университете. Тем более, я понял, что мне больше гражданско-правовое поле нравится. На этот раз Айян подаётся вперёд, ещё ближе, чтобы обнять, прижать к себе крепко-крепко. Он ощутил острую нехватку. Он соскучился, и совместного утра было мало. — Зачем заниматься тем, что мне не нравится, тратя время, которое мы могли бы провести вместе? Ты отказался от учёбы за границей, лишь бы оставаться рядом, так что моё — ерунда. — Ну, тсс, — Ай не скрывает, что хотел учиться по обмену, но, впрочем, великой потери не случилось: он говорит большую часть времени в университете по-английски, забываясь, где какие слова, и здесь, дома, у него есть свой островок спокойствия, заземления, с которым тепло и говорится на родном тайском. Сказать что-либо или, не дай бог, упрекнуть Акка за собственный выбор Айян бы просто физически не смог. — Давай-ка присядем. Голова Акка на плече кажется такой приятной тяжестью. Ай приобнимает одной рукой, шепча что-то успокаивающее, что ускользает от собственного слуха, и дрожь тела Акка затихает, исчезает, будто ничего и не было. — У тебя есть ещё занятия? — Только криминалистика, на которую я не пошёл. — Тогда до вечера? У меня ещё история через двадцать минут. Акк кивнул, улыбнувшись. Напоследок он потянулся за ещё одним поцелуем — намного слаже, ярче. По спине Айя протекла приятная дрожь: кроме злящегося Акка была ещё слабость в виде тактильно-активного Акка, заставлявшего Айяна чувствовать себя несомненно выше даже уровня неба. Когда история кончилась, время уже подтягивалось к пяти. Во рту было сладковато от тапиоки. Всего лишь кофе был приторным, а ощущалось это как разочарование — наверное, день был тяжёлым. Усталость иногда чувствуется тяжестью не только в костях и связках, но и в настроении, и с этим миришься, ожидая только, что после сна полегчает. Хмурая смотрительница общежития тут же меняется в лице, стоит Айяну улыбнуться. От пары приятных слов — «вы сегодня так хорошо выглядите» — она лишь кокетливо махнула ладонью, мол, иди уже; знает, что Ай здесь не живёт, но на это, почему-то, так приятно и легко закрывать глаза. Айян бывает здесь неприлично часто, у него даже свой ключ-карта: Акк неплохо сыграл рассеянного дурачка, чтобы достать его. Комната встречает полумраком — свет выключен, лишь горит настольная лампа, освещая макушку уснувшего за книжками Акка. — Зубрила, — негромко произнёс Ай, наклонившись, чтобы клюнуть в щёку. — Я всё слышу, — полусонно-неразборчиво. — Не спи за столом. Ложись в кровать, — Акк кивнул, приподнявшись. — Схожу в душ, потом придумаю что-нибудь на ужин. — Мне бабл-ти не купил? — Завтра куплю. Давай, ложись, тебе нужно поспать. — Подожди, — Ай чувствует касание к запястью, мягкое, но крепкое. — Ты не хочешь?.. — М? — жёсткий диск в голове притормаживает. — То, о чём утром договаривались. — А, — Айян растекается в улыбке. Не хотеть своего парня? Он явно должен быть мертвецом для этого, — нет, сегодня тяжёлый день, подумал, что ты просто хочешь отдохнуть. — Секс с тобой в теории поможет мне расслабиться и отдохнуть. Ай приподнимает бровь в жесте удивления-приятности. Нравится. Он опирается на подлокотники кресла, нависая над Акком в чертовых паре сантиметров. — Кто ты и что сделал с моим стеснительным парнем? Акк лишь фыркнул. — Иди уже в душ, а? Вода ложится приятной прохладой, впивается в кожу приятной энергией, что чувствуешь себя намного лучше, чем до этого. Акк больше не спал — лёжа на животе не очень внимательно листал соцсети, не чувствуя ни одной точки фокуса, и в этом была усталость с предвкушением вперемешку. — Сними футболку, — негромко говорит Айян, промакивая волосы осторожно: Акк научил, что тереть нельзя. На его теле нет ничего, кроме полотенца, прикрывающего бёдра, да и, впрочем, смысла не было. Жарче солнца ощущается кожа Акка под ладонями. Зажатый, уставший: мышцы будто налитые свинцом. Он едва постанывает от боли — но эта та, что приятная, расслабляющая, Акк читал, что это из-за перекрёста зон в головном мозге, — уткнувшись в подушку. Ай не вкладывает в потирающие движения много дури, но его руки от кончиков пальцев до сочленения с лопатками сильны, впиваются хорошо. От шеи, трапециевидных мышщ ниже, обводя лопатки ребрами ладони. Плечи, линия талии с выпирающими рёбрами, позвонки и изгибы — до кромки белья. Напряжение уходит не сразу, борется, но отступает. По телу Акку, оголённым нервам прокатывается расслабленность, это ощущается изменившейся аурой — не чужие друг другу, чувствуют без слов. Лёгкие постанывания становятся не связанными с болью, гасятся в подушку, и вместе с ним дрожь от лёгких-летящих касаний. Айян повторяет ещё, раз за разом, отмечая ту же реакцию, в разной степени выраженную. Едва наклоняется — от его дыхания мурашки у шеи, спускающиеся к ключицам — и оставляет несколько поцелуев по выступающим костям, между лопаток. Едва прикусывает кожу на плече. — У тебя такая чувствительная спина! — Акк зажмуривается, будто уличили в нечто постыдном. Айю в миг становится понятно, почему Акк так шарахается от случайных прикосновений: зона незащищённая, интимная. И вот, Айяну позволяется в расслабленной манере, и он чувствует себя бесконечно польщённым, сколько бы времени их отношений не прошло. — Идеальный. Хороший. Акк изворачивается — не то что это удобно, когда на твоих бедрах сидят, — чтобы наконец-то поцеловаться. Он так научился целоваться, блядски хорошо, Айю сложно держать язык за зубами — в смыслах во всех. Акк вырос, став ещё больше дылдой, стал смелее, подминая под свои ладони чужие бедра, что съезжает полотенце. — С чего-нибудь хочешь начать? — голос у Айяна хрипловатый от беснующего внутри чувства. Оно лезет, сжирает — хочу быть под ним, хочу его, в нём, втянуть в рот кожу, прикусить, почувствовать вкус. Он старается дышать ртом — как назло, чувствительность обострена, а Акк так хорошо пахнет собой и медовым шампунем; успокоить трепыхание за грудиной, но бешенство лишь усиливается, хлыщет по крови. Контрольным в голову тихий ответ Акка: — Ты часто делаешь мне приятно, и мне тоже хочется. Могу я сделать тебе минет? Ай не может контролировать свои зрачки. Они расширились до темени, плещущейся пустоты. Он просто обожает Акка во всех проявлениях. — Да, боже… пожалуйста, сделай это для меня. Акк кивает; на его лице волнение и сосредоточённость. Он сползает с кровати, опускаясь на колени рядом, подтягивая к себе Айя за бёдра. На нём ничего нет, после душа кожа пахнет мыльно, свежестью. Вдыхая этот запах, не может надышаться, от того поцелуи медленно-тягучие, распространяющиеся по нижнему краю живота и выпирающим участкам костей. Айян ещё не настолько твёрдый; Акк берёт член в руку, сжимает так крепко, как нужно, правильно, скользит неторопливо, пока губы исследуют бёдра. Начиная с колен, шероховатой кожи, к самой нежной, подрагивающей. Акк пытается расслабиться, не думать слишком много, лишь улавливать беззвучный язык тела, ведь, по большому счёту, он мало что может сделать не так, только лишь неопытно-неловко. Ай вообще на всё даёт разрешение, его ноги несильно сжимают Акка, а ступни, касаясь воздушно, скользят по спине в нехитрой ласке. Акк глубоко выдыхает, будто вытесняя весь воздух, чтобы наполнить лёгкие чем-то более нужным, приятным, на пробу берёт в рот только головку, посасывая. Не очень долго, он исследователь, ладонями сжимает бёдра и бёрет довольно глубоко, до лёгкого чувства отторжения. Повторяет, стараясь менять движения губ, языка, щёк. Иногда задевает зубами, тут же добавляя руки и хаотичные поцелуи, будто прося прощения. Ай несильно, но довольно больно прикусывает язык, когда особенно хорошо. От этого в голове едва, но всё же проясняется. — Мне стоит волноваться, что у тебя уже так хорошо получается? Ты, конечно, талантливый, всё такое… — Я в твиттере кое-что прочитал, — отвечает Акк, пытаясь отдышаться. От попыток взять глубже у него мокро в уголках глаз, покалывает. — А ты единственный, на котором хочется пробовать. На лице Айя растягивается блаженная улыбка, слова Акка ощущаются словами любви в проявлении её земном, связанной с плотью. Айяну хочется ответить лаской, но не речью — кладёт ладонь на макушку Акка, вернувшемуся к размеренным посасывающим движениям, поглаживает, будто так говоря, какой он хороший. У Акка довольно ловкий язык, и это странно замечать, запоминать. Остро, краем обводит по длине, по венам, от того ощущение сильные, даже терпкие; плашмя, расслабляет, когда член скользит в глотку или при стимуляции мошонки. Он старается держать темп, шумно дышит, иногда поднимая взгляд, чтобы рассмотреть лежащего Айя, расслабленного, прикрывающего веки не то от яркого света, не то от распирающего чувства. Время от времени он открывает глаза, и они пересекаются, каясь в рассматривании друг друга. — Смазка, Акк, — тихо, своим пряно-вкусным голосом. Акк судорожно кивает, поднимаясь с колен, чтобы забрать из ванной полупрозрачный бутылёк. Он хранил её в шкафу вначале, пряча где-то глубоко в вещах, чтобы не попалась никому в глаза. Потом оказалась на полочке в ванной. Не то что у Акка, конечно, часто были гости, да и сам он стал к этому намного проще относиться: время, Акку нужно было время. На принятие себя, своей сексуальности, взаимодействий с Айяном во всех смыслах, от разговоров до совместных оргазмов. Сначала с лубрикантом была проще и приятнее дрочка: вода сушила, слюна сохла быстро; вскоре дошло, что пальцы совсем необязательно использовать только Айю или с Айем. Правда, приспособиться, понять всю динамику получилось не сразу. Акк возвращается, вновь опускаясь на колени. Оставляет поцелуй на колене, прежде чем взглянуть вопросительно, серьёзно. — Что мне сделать? — Хочу тебя внутри. Сделай это для меня, пожалуйста, мой хороший. — Пальцы? — Ай смазанно кивает, откидываясь на кровать. Акк кивает тоже, но будто самому себе, возвращаясь к незаконченному. Ладони согревают смазку, её много, от того стекает до запястий. Акк неторопливо вводит первый палец, погружая по фаланге. На втором Акк пытается взять глубже, полностью, едва не давится, чувствуя, как дёргается диафрагма; он делает глубокий вдох, гася кашель, заставляя рефлексы заткнуться. Пробует ещё и ещё, пальцами проходясь по нежным стеночкам, задевая простату, и с каждым разом получается лучше. Айян негромко стонет, его бёдра дёргаются навстречу теплоте рта, но он пытается сдерживаться, и это особенно сложно, когда ты близко, едва-едва, ещё немного. Ай тянет за волосы, ненамного отстраняя — его тело подрагивает в предвкушении. Акк понимает, что от него просят, сжимает ладонь на члене чуть крепче, движет ею быстрее, подстраивая под ритм пальцев, что внутри. Айян глотает воздух, чувствуя, как по лбу скатываются мелкие капли и тело напрягается, прежде чем всё оканчивается. И сам Ай как человек заканчивается. Акк раскрасневшийся, на губах и подбородке сперма, стекающая вниз по шее; он сглатывает скопившуюся во рту слюну, чувствуя лёгкую боль. Они давят улыбку, посматривая друг на друга, когда Акк вытирается бумажными салфетками. Ай ждёт, сидя на краю кровати, и, когда педант на чистоте выкидывает последнюю салфетку, притягивает к себе. Акк и так выше, ещё и стоит, от того Айян гнёт к себе, положив ладони на его шею. Поцелуй лениво-безобразный, но по-прежнему хороший. — Всё в порядке? — спрашивает Ай, оставляя на нижней губе лёгкий укус. Невесомый, чтобы не оставить следов. — Угу, — отвечает Акк. Ему даже не хочется принимать оборонительную позицию или чувствовать, что он делает что-то не так, неправильно. Айяна, кажется, всё устраивает, и он не выглядит разочарованным. — Ты не брезгуешь сейчас целоваться со мной? — Чего? — фыркает Ай, щипуче прикасаясь к заднице, от чего Акк болезненно цыкает. — Я что, похож на тех закомплексованных парней, которые не могут своего партнёра после минета поцеловать? Прости, я слишком обожаю тебя, чтобы брезговать. Последнее слово он выплёвывает с особенным отвращением. — Ты две недели притворялся, что забыл про мой день рождения, я иногда не догадываюсь, что в твоей голове, — парирует Акк. Впрочем, без желания задеть. Если бы хотел, это было совсем при других обстоятельствах. — Туше, — Ай дёргает Акка на себя. Тот падает, оказывается подмятым под Айяном, обнажённым и самым красивым, и Акком ощущается это, как лучшее, необходимое. — Пора уже тобой заняться. У Акка срывается что-то вроде «тсс», и глаза закатываются беззлобно, будто смущённо. Ай ловит чужие губы, продлевая поцелуй, который, кажется, и не кончался; Акк прикрывает веки, когда касания спускаются по шее, кружат, резвятся. Айю времени не жалко, он уделяют каждому сантиметру внимание особенное, наделяет теплом и влажностью языка, прежде чем спуститься ниже — к ключицам и соскам. Если на одном не было губ и посасывания, то были пальцы; Айян внимателен к реакции тела, и, кажется, не было ничего, кроме тяжёлого дыхания и вздымающийся грудной клетки. — Что скажешь? — язык обводит ареолу, и Ай поднимает взгляд. Акк смотрит неотрывно, восхищённо. — Не особо что-то чувствую. Но смотреть на тебя с такого ракурса приятно. — Да? — Акк кивает в подтверждение. — Хорошо. Слышал, что они становятся чувствительнее после пирсинга. Акк смотрит нечитаемо. Айян в ответ беззвучной фразой «А что я такого сказал?», и улыбка, которая, в зависимости от настроения Акка, или хамская, или самая милая на свете. Но их мысли сходятся примерно в одной точке: пирсинг сосков — это, блять, горячо. — Я не настаиваю, просто слышал, keep calm babe . Акк лишь шлёпает по плечу, чтобы продолжал. Ай покоряется, целует дальше, ниже, размазывая свою нежность по площади. — Укусы? — Нравится, но следы не люблю, — Ай прикусывает кожу на боку. Он так близко к паху. Это не первый их секс, но ощущается всё равно волнительно, трепетно. Айян через немного оставит его совсем без одежды — не то чтобы на Акке её много и сейчас, конечно, — Акк немного нервничает. Но это не меняет факта, что ему комфортно, безопасно, приятно. Кажется, он готов к тому, что предложит Айю сегодня. С низа живота Ай опускается к коленям, что иррационально ощущается разочарованием. Акку одновременно и хочется узнать своё тело лучше, и быстрее ощутить хоть что-нибудь на члене — у него стоит с момента, когда Айян насаживался на пальцы. Он пока не в той кондиции, чтобы умолять Айя, так что медленно выдыхает, принимая абсолютно всё, что он делает. В ямочке под коленями очень щекотно, хоть и приятно. Акк негромко смеётся, прикусывая губу, когда Ай проводит там языком; Айян повторяет ещё пару раз, пока не получает по пояснице. Мстительно кусает на внутренней поверхности бедра, у колена — точно останется след, Акк будет недоволен, но ничего не скажет. Снятые шорты и бельё чувствовались обещанием. — Будут комментарии по поводу минета или всё устраивает? — произносит Ай, наигравшись с бёдрами: этой зоне Акк поставил девять из десяти. В голосе нотки самодовольства: его минет Акку, кажется, нравится даже больше чего-либо ещё, даже проникающего секса. — Меня не устраивает только то, что ты до сих пор ничего не делаешь, — Айю хочется присвистнуть, впрочем, он сам виноват, что Акку теперь не так сложно отзеркаливать каждую нападку-флирт. Ай, наверное, даже гордился: Акк открывался миру и самому себе, его сознание больше не было настолько зашоренным, забитым, и Айян приложил к этому руку — да, он полностью виновен. Отсасывать Ай умеет, от того уверен, последователен и никакой спешки. Он позволяет трахать себя, тянуть за волосы, даёт столько, сколь нужно, даже больше, тут же забирая, останавливая, обламывая. Оттягивая всё сильнее и сильнее, чтобы потом ударило крепче. Айян берёт в руку смазку; он хочет продлить растяжку настолько, насколько сможет, выжать из Акка абсолютно всё, что может, чтобы разбить его и собрать обратно. — Я подготовил себя, когда был в душе, — Акк обескураживает, одновременно заставляя Айя чувствовать себя странно-воодушевлённо. Он выстанывает, только представив это. — Боже, — два пальца действительно скользят легко, и третьему тоже несложно войти до упора. — Покажешь мне потом, как ты это делаешь? Акк несколько раз кивает, красный на кончике носа и щеках. Мысль об Айяне, смотрящего на него, когда Акк трахает себя пальцами, отзывается в животе сильным волнением. Ай просит перевернуться и приподняться на коленях. Акк делает то, что велено, но не настолько, чтобы угодить Айю: тот берёт за волосы, тянет, заставляя Акка прогнуться в спине, приподнять зад выше. — Это да? — Да, — говорит Акк, дрожа. Айян вновь тянет до лёгкой боли, но уже бесцельно, просто ради чувства жара, окутающего голову. — Вот так, не надо сильнее. Когда очень больно — неприятно. Акку всю душу выворачивает мысль, что так делают с теми, на кого плевать, с кем увидишься в первый и последний раз, оставив деньги на тумбочке. Но Айян его любит — взаимно, крепко, — спрашивает обо всём, что Акк чувствует, позволяя погрузиться в эту низменность, похоть на грани грязи, но не давая почувствовать себя чем-то использованным. Давая вот эту толику доминирования, когда ты по-прежнему чувствуешь себя человеком, ещё и самым любимым, обожаемым. Если Акк и рыдает в сексе — это вообще не потому, что ему плохо. — Хорошо, — в голосе лёгкая улыбка. Ай располагается между разъехавшихся коленей, оставляет поцелуй во взмокших волосах и опускается ниже — к спине, чутко отзывающейся на каждое прикосновение. У Айяна ещё одно оружие — римминг. Знает, что Акку безумно неловко во время — но Ай не бросает слов на ветер, говоря, что любит облизывать своего парня с ног до головы. Акк дрожит. — Тебе не нравится? — ответ знает, но решает спросить. Акк тревожный, иногда вежливый до тошноты, что не скажет, что не так. — Нет, нравится, просто всё ещё не могу свыкнуться с концепцией твоего языка в моей заднице. И что это… хорошо. Ай хмыкает. Ему тоже вполне неплохо — делать Акка смущённым и счастливым, ещё и держа в ладонях его ягодицы, сжимать их, целовать. Для счастья хочется сделать их розово-красными от шлепков. — Могу я тебя ударить? — спрашивает Айян, отрываясь от своего занятия. Акк уже такой расслабленный, открытый, ебучее искушение. — А? — По заднице. Акк замолкает на минуту. Айян воспринимает это отказом, впрочем, не особо и расстраиваясь: ему нравится счастливый Акк, даже если их вкусы в чём-либо не совпадали. — Да, попробуй. Я просто не очень уверен. Не делай мне только очень больно, ладно? Кивает. Ай возвращается к риммингу. В ладони вновь ложится чужая задница, движения потирающе нежные, отвлекающие, и всё будто так, будто Айян передумал. Но стоит столько этой мысли проникнуть в голову, Ай наносит удар по правой ягодице; по ней же, но ниже, с разницей в пару секунд. По левой, плоским размазанным движением. Акк неразборчиво стонет. — Что думаешь? — Я чувствую себя странно, — у Акка длительные паузы между словами, будто они забываются или подбирать сложно, составлять в грамотную мысль. — Будто ты должен быть старше или… что-то такое… чтобы я был зависимым, не знаю, как правильно описать. — Блять, у тебя кинк на власть, да? — Акк дёргает плечами, сколь это позволяет положение, в котором находится. Он особо не знал, как охарактеризовать это чувство. Оно шло вместе с зависимостью от Айяна в строгой одежде и томным голосом, когда он говорил на английском, готовясь к занятиям. — Как же я тебя обожаю, знаешь? Знает. — Ай? — Что такое? — Может быть, без защиты? Ты говорил, что хочешь кончить в меня. И это добивает Айяна. Тогда он это говорил хоть и с предвкушением, но всё больше в моменте, помогая Акку кончить этими разговорами; Акк же запомнил, держал в себе, думая об этом довольно часто, что и не получилось бы забыть. Ай подкладывает подушку под бёдра Акка, шепча, какой он хороший и идеальный для него. Берёт пару секунд паузы, чувствует себя совершенно разбитым и опустошенным, но это так приятно, ощущается жёсткой перезагрузкой. Направляет себя, входит в Акка неторопливо, чувствуя, как тепло, тесно, хорошо. Ему нравится наблюдать за малейшей реакцией на лице своего парня, подпитывать своё эго, когда ему хорошо, но и вот так неплохо — держать Акка за волосы, то приподнимая, чтобы оставить поцелуи за ушком и на шее укус, то утыкая в подушки. Ещё может поймать руки Акка за предплечья, сцепить их за спиной своими ладонями, подтягивая тело на себя, глубже вгоняясь. Мысль бьёт в рассудок, заставляя Акка ненадолго прийти в чувство; он и до этого был в чувстве, но совершенно другого толка. Он просит приостановиться, хотя это сродни самоубийству, но не может сдержаться: этот же секс для него и про него, чтобы пробовать и оценивать. — Всё в порядке? — Ай немного растерян и взволнован, но ответом, успокаивающим нервишки, служит вот этот дикий замыленный взгляд, взгляд Акка, которого хочется оставить здесь, в кровати и никому в жизни не показывать. Айян завидует сам себе. Акк ничего не отвечает, лишь толкает Айя к постели, меняя позиции. Он сверху, направляет в себя член, чтобы опуститься до самого конца. Айян чувствует давление на свои плечи — Акк упирается, впивается, чтобы чувствовать опору во время движения; приподнимается, движется вперёд-назад и вид открывает на свою шею, греховно-прекрасную, когда откидывает голову в порыве стона. — Блять, я люблю тебя, — вырывается у Айя, и он об этом не жалеет. Несколько слов заставляют Акка так сжаться, затрястись — ещё немного до пика. Айян обхватывает ладонью его член. Хватает пары движений, и Акк кончает, пачкая и себя, и Айя. Айяну нужно чуть дольше из-за первого оргазма, но Акк сжимает так хорошо, крепко, и это не занимает так много времени. Акк чувствует себя уже в который раз странно, лёжа на груди у Айяна, — наполненно и пусто одновременно. Наконец медленно доходит, что тот сказал несколько минут назад; Акк больше обратил внимание на тембр и интонацию, нежели на смысл. — То есть я не мог от тебя добиться этих трёх слов, но стоит мне оказаться на твоём члене, и ты говоришь, что любишь меня? — Если бы ты мог посмотреть на себя моими глазами, какой ты красивый, тем более на моём члене, ты бы такое не говорил. Выкрутился. Акк ничего не отвечает, но всё равно ощущает, как похвала влияет на него, до самого нутра. — Не хочу идти на учёбу завтра, — неожиданно говорит Акк. У него прикрыты глаза, и лицо блаженно-счастливое. — Вот здесь и сейчас так хорошо, а завтра будто всё сначала начнётся. — Можем день пропустить, как думаешь? Еду закажем, фильм посмотрим. Акк едва кивнул, улыбаясь пиздецки очаровательно. Айян вновь влюбился. Всё-таки, его парня кто-то подменил.