Дитя Даат

Демон нежно глядит на свою добычу. Очень нежно. И украдкой. Если Эрх снова заметит, что он на него пялится, сделает, как обещал - опять наденет свой безразмерный балахон, скрывая такое манящее тело от глаз Ликра. Ох, не ожидал демон того, что все его терпение так быстро кончится, не ожидал. Куда проще было терпеть, являясь на вызов раз в месяц, а то и реже! Куда легче было ждать, утешаясь в жарких объятиях духов нечестивого пламени - суккубий и инкубов. Сейчас же Ликру и глядеть на них неохота. Он безвылазно сидит в своем роскошном дворце из белого мрамора и огненных опалов, неслышной тенью ходит по толстым коврам, в которых ноги тонут по щиколотку, за своим сокровищем, и не может оторвать от него глаз. А Эрх чахнет. Вздыхает грустно, не удивляется ни огненным фонтанам, ни каменным древам с драгоценными кристаллами вместо листьев и цветов, ни озерам подземной, ядовито-бирюзовой воды, в которых обитают причудливые создания Преисподней, вроде трехглавых аспидов или прозрачных ящериц-марранов. Напрасно Ликр добывает ему экзотические фрукты из горнего мира, напрасно приносит в золотой клетке певчую птаху. Соловушка дохнет на третий день, не для него воздух Преисподней. Над его тельцем Эрх рыдает целый день, а потом еще неделю, отворачиваясь от Ликра, отказываясь вычесывать его гриву и пугаясь до икоты, когда обозленный демон кнутом расшибает колонны в зале. Ликр падает на колени, отшвырнув кнут, молит простить, целует дрожащие пальчики и ласкает губами узенькие ладошки. - Ну, чшшшто жшше тебе не ххххватает, ссссердцсссе мое? - заглядывает в глаза демон, ищет в рубиновой глубине ответ. - Все ладно, все хорошо, - отвечает Эрх. Но лукавит. Демон это чует. А еще чует мысль, потаенную, несмелую, будто ведун ее пытается укрыть от него: «Молочка бы… хлебушка…» И смешно демону, и хочется рога себе поотшибать за тупость: ну, конечно же! Разве может Эрх питаться пламенем и самоцветами? Разве хватает ему, привыкшему к дичине, меду, хлебу земному, заморского винограду и ананасов? И досадно демону: ну где, где он ему в Преисподней молока достанет? А если с поверхности нести - так скиснет же, не могут демоны проносить такое через Врата… Ликр зол и мрачен, заперся в библиотеке и листает книги и перебирает свитки. Пытается отыскать решение задачи. Крау насмешливо каркает, сидя на золоченом насесте у окна: «Отыскал, дурррррень?» Демон даже не оборачивается. Ворон - насмешник, он привык уже не обращать внимания на его подколки и подначки. Ликр благодарен ему за то, что Крау умудрился его дозваться из-за Врат в час смертельной опасности. Остальное не стоит его внимания. «Послушай, Ликрррр! А пррравда ли, что у Владыки Люциферррра есть козел верховой?» - спрашивает ворон. Простой вопрос, а за него демон готов белого пернатого насмешника озолотить. И как же он сам не догадался? А еще ходят слухи, что Владыка гурман, и любит побаловать себя пирами вроде тех, что у людей приняты. А раз так, значит и пекари, и повара у него есть! Демон взвивается на ноги, хватает первый попавшийся плащ и вылетает, на ходу проявляя и раскрывая за спиной алые крылья. Эрх сидит на окне в своей роскошной комнате, смотрит ему вслед и грустно улыбается: Ликр красив. Душа ведуна тянется к нему, особенно, когда демон ласков и нежен. Да и не так, чтобы уж сильно пугается он, когда Ликр рычит и шипит, злясь. Стоит только в глаза поглядеть, будто в омуты огненные - затягивает. И по телу томление разливается, как тягучая лава по жилам, хочется упасть на постель - роскошную, пуховые перины под шелком да бархатными покрывалами, выгибаться змейкой, ласкаться. И который день уж что-то тянет в паху, будто рана, будто воспалилось там. И горячо под пальцами. Тронешь - легче становится, а потом сразу - еще хуже, до стона. Не понять, больно или приятно? Эрх перебирается с подоконника на постель, сворачивается клубочком и засыпает тревожным сном. Будит его истошное, грозное, как звук боевой трубы «Мммммеееееекеке!!» - Ох, прости, прости, Лобанюшка, я сейчас… - бормочет Эрх в полусне, скатываясь с постели и, не одеваясь, выбегая на террасу в сад, - Иди ко мне, ми…ла…я… Перед ступенями стоит, наставив на Ликра грозные рога, полыхая алыми глазами, похожая на грозовую тучу, черная коза. Роет копытом землю, цветная галька летит прочь градом. - Какая красавица! Это мне? Ликр, а ну, отойди, - мигом просыпается Эрх, выставляет руки вперед и медленно идет к козе. - Тише-тише, девонька, милая, хорошая, давай, я тебе рожки почешу? И спинку поглажу, и вымечко помассирую, ах ты ж, моя радость! Опешившая коза даже не мекает, приоткрыв острозубую пасть. А потом уже и не пытается: руки у ведуна нежные, ласковые, умелые. А еще Зависть никто так не доил раньше. Ну, не приспособлены демоны для того, чтоб ухаживать за козами, будь то даже такие вот козы. А у Эрха становятся все круглее и больше глаза, когда молоко, что он сдаивает, становится похоже на жидкий огонь. Переливается, пускает искры вместо пены. А пахнет - молоком. Ликр, посмеиваясь, смотрит на это священнодейство, а потом вдруг испуганно втягивает голову в плечи по самые рога: в воздухе слышен зычный, как трубный глас, рык: - Кто укрррррррал?!!! Эрх, отпивая вкуснейшего молока, не обращая внимания на искры, жмурится, гладит ластящуюся к нему Зависть и смеется: - Ликр, ты у кого козу спер?