Ещё один шанс

Лю Цингэ бежал по лесу пика Байчжань, устало вглядываясь в предрассветную тьму в поисках опасности. Не то чтобы ему действительно что-то угрожало, но от этого желание броситься куда-нибудь подальше и спрятаться в каком-нибудь тёмном углу почему-то не пропадало. Все его обострённые за годы охоты на зверей инстинкты кричали ему о присутствии неподалёку опасного скрытного хищника. С того злополучного разговора на Цинцзине прошла неделя. Неделя, проведённая в непрерывных раздумьях о прошлом, своих действиях и отношениях с его шисюном. Лю Цингэ до сих пор не мог понять, как всё к этому пришло. Он помнил, что покинул тогда пик учёных, как будто пребывая в тумане. Ни одной мысли не было в его голове. Лишь холод в груди и бешено колотящееся сердце. Лю Цингэ не знал, каким чудом он снова не впал в отклонение ци (ощущалось ли оно так же? Запутанностью мыслей, неспособностью вырваться из окружившей его тьмы, беспомощностью и невозможностью ничего исправить? Он не помнил). Возможно, помог знакомый пик вокруг, его территория и дом и оставшийся на одежде слабый запах Минъянь. Пусть и гневный и защитный именно для него, но всё ещё родной и с нотками направленного на его шисюна успокоения. Он не знал, сколько времени пробыл в этом странном тумане. Сидя дома или бесцельно и пусто бродя по пику. Его ученики странно и обеспокоенно смотрели на него, но альфа не обращал на это внимания. Казалось неправильным, что они ни разу за эти часы? дни? даже не попробовали напасть на него, как было принято делать для тренировок на пике. На место главы Байчжань могли претендовать только те, кто победил нынешнего пикового лорда, поэтому внезапные нападения из засады и попытки застать его врасплох были очень распространены на этой вершине. Однако на этот раз ученики вели себя тихо и лишь буравили его напряжёнными взглядами. Что заставляло его чувствовать себя странно, поэтому Лю Цингэ всё чаще сбегал в свою резиденцию, пока не заперся там насовсем. Кто-то приходил, задавал какие-то вопросы, на которых он был не в состоянии сосредоточиться. Позже другой человек проверил его меридианы и подсунул под нос чай со странно успокаивающим запахом. Кто-то вырвал из его рук до крови сжатый всё это время клинок, снял верхние одежды и уложил в кровать. Он не помнил, как странный туман сменился спокойным сном и привычной темнотой собственного сознания, свободной от сырых пещер и извивающихся под ним омег. Очнулся он уже под вечер, неизвестно сколько дней спустя. Заходящее солнце раскрашивало комнату в оранжевые цвета, ветер колыхал выбранные когда-то Минъянь занавески, а на кресле неподалёку от кровати неудобно свернулась Ци Цинци. Посмотрев на неё несколько минут в тупом оцепенении, Лю Цингэ всё-таки пошевелился, намереваясь перетащить двоюродную сестру в соседнюю комнату, но стоило ему попробовать встать, как от сохранившейся после долгого сна слабости Цингэ снова рухнул обратно. Ци Цинци тут же подскочила со своего места, щурясь спросонья и яростно зажав в руке первый попавшийся острый предмет, оказавшийся шпилькой. Женщины действительно были страшными созданиями. Проморгавшись, Цинци отбросила импровизированное оружие и повернулась в нему. – Ты проснулся, – облегченно выдохнув, просипела она, кинувшись на него с объятиями. – Ты чуть не довёл себя до искажения ци, глупый братец! Несколько минут спустя, когда Ци Цинци полностью успокоилась и приняла свой обычный величественный вид, а Лю Цингэ выпил прописанное Му Цинфаном лекарство, они спокойно сидели за столом с закусками и чаем. Между ними воцарилась комфортная семейная тишина. Но альфа видел, что в глазах его двоюродной сестры всё это время помимо беспокойства и облегчения, пылали знакомое любопытство и жажда сплетен. Наконец Цинци не выдержала и тут же начала засыпать его бесконечной чередой вопросов: – Что произошло? Ты был на пике Цинцзин? Барьер исчез несколько дней назад, но вход на него до сих пор запрещён. Ты видел Шэнь Цинцю? Почему от тебя так и несло запахом омеги в дикости? Неужели он принадлежит Шэнь Цинцю?! Дикость? Омеги? Точно. Лю Цингэ наконец вспомнил, что произошло на пике Цинцзин до его вынужденного "отключения". Значит, все его сны были правдой? Он действительно переспал тогда с Шэнь Цинцю в пещере Линси?! Значит ли это, что он насильно взял своего шисюна-бету? Лю Цингэ не помнил подробностей произошедшего, но, судя по словам и боли в глазах главы пика Цинцзин, всё было именно так. Подождите. Являлся ли Шэнь Цинцю вообще бетой? Ци Цинци спросила его, был ли Шэнь тем, кто оставил на нём свой запах дикости. Значит ли это, что его сны были полностью правдой, и Шэнь Цинцю всё это время был омегой?! Как такое могло произойти? Все эти годы все они относились к нему как к развратному бете. Цингэ сам бесчисленное количество раз вызывал его на поединки как кого-то равного. Нет, нет, нет, омеги не были слабыми (его сестра ни за что бы не позволила ему так считать), просто в дружеских спаррингах с ними нужно было соблюдать некоторые границы, которые альфа множества раз за последние десятилетия стойко нарушал. Для установления с омегами близких семейных отношений требовалось совершенно иное поведение. Более мягкое и снисходительное, чтобы не напугать и не оттолкнуть от себя гораздо более чувствительных к запахам и прикосновениям посторонних членов стаи. Действия же пиковых лордов по отношению к их омеге-шисюну можно было назвать только грубым. Воспринимал ли Шэнь Цинцю их дружеские бои как агрессию? Не потому ли тот всегда так отчаянно сопротивлялся, всеми силами пытаясь победить альфу, и ненавидел проигрывать? Облизав пересохшие губы, Лю Цингэ еле слышно просипел: – Шэнь Цинцю... омега? – Ты не слышал? Он случайно выпустил свой настоящий запах на собрании пиков. Поднялся большой шум, и глава секты и Му-шиди запретили нам к нему приближаться. Я... – Цинци замолчала и виновато опустила глаза. – Кажется, я напугала его... Лю Цингэ тяжело вздохнул. Они все слишком давили на своего омегу-шисюна. Вспоминая реакцию Шэнь Цинцю на его обвинения и нервный срыв той ученицы, альфе захотелось набить самому себе морду. Как он мог так поступить с двумя уставшими и наслушавшимися обвинений от остальных членов секты омегами? Что так вывело его из себя? Слухи о нападении демонов, пропажа Минъянь, привычка винить во всём главу пика Цинцзин? Лю Цингэ слишком переживал за свою сестру, чтобы мыслить рационально. А уж после слов той маленькой омеги... Лю Цингэ побледнел. Точно. Если Лю Минъянь была в порядке, а Шэнь Цинцю был омегой, если они переспали тогда в пещерах, а его любимая ученица (дочь?) говорила про ребёнка своего Шицзуня... Если у Шэнь Цинцю был ребёнок... С глухим стуком пустая кружка выпала из рук оцепеневшего Лю Цингэ. Ци Цинци, заметив его бледный вид и отсутствующее выражение лица, тут же убежала за Му Цинфаном. Сейчас, несколько дней спустя, Лю Цингэ мог сказать, что немного свыкся с этой мыслью. Он все ещё не знал, что должен делать и как относиться к Шэнь Цинцю, но был полон решимости снова навестить его (когда ему это разрешат, конечно) и наконец-то нормально поговорить. Донести, что он готов взять на себя ответственность, позаботиться о нем, о них обоих. Он никогда раньше даже не задумывался о детях, но сейчас эта мысль почему-то не казалась ему такой уж пугающей. Да, у них с шисюном все эти годы были ужасные отношения, а инцидент в пещерах отдавался где-то внутри неприятной смесью горечи и сожаления, но Цингэ надеялся, что всё ещё можно было исправить. Увернувшись от пронесшегося прямо перед его носом изящного ножа (и как Лю Цингэ раньше не замечал близких отношений его сестры с главой пика Цинцзин? Они были ужасающе похожи в своём остром стиле боя и защиты. И разве ученица Шэнь Цинцю не кинула в него тогда шпилькой? Омеги действительно были страшными созданиями), он молниеносно нырнул в кусты и свернул в сторону. Пробежав пару минут без каких-либо доносящихся сзади звуков, Лю Цингэ настороженно замер, оглядываясь по сторонам. Лю Минъянь обладала каким-то удивительным умением скрывать своё присутствие, которому могли позавидовать даже ученики пика шпионов. Часто и в обычной жизни её попросту не замечали или не обращали внимания, а уж если Минъянь нужно было исчезнуть, найти её было практически невозможно. Это была одна из причин, почему более сильный физически альфа Цингэ до сих пор не мог победить свою сестру. Секунда, и к его горлу оказался прижат тонкий изящный клинок, а шеи сзади коснулось тёплое дыхание. Расслабив напряжённое тело, Лю Цингэ осторожно отвёл меч от уязвимого места и повернулся к сестре. Одно плавное движение, и Минъянь, не ставшая сопротивляться, оказалась в его объятиях. Вдохнув полной грудью теперь уже выделяющийся родной запах нежных лилий, Цингэ расслабленно замер, наконец-то имея возможность убедить своего внутреннего альфу в том, что его сестра здорова и в безопасности. Тонкие, но сильные руки привычно прижали его к себе, лениво перебирая распустившиеся от долгого бега пряди. – Минъянь, – уткнувшись в мягкие волосы, тихо прошептал он. – Кажется, я облажался. Тяжело вздохнув, омега лишь снова погладила его по голове. Её младший брат иногда был таким дураком.

***

Шэнь Цинцю в полной тишине неспешно заварил чай и с громким стуком поставил его перед главой секты. Юэ Цинъюань испуганно дëрнулся. Они были в официальной резиденции главы пика Цинцзин. После почти месяца, проведённого в личном домике Шэнь Цзю, она казалась ему удивительно пустой. Здесь не было ни украшений, ни личных вещей, кроме закинутых в самый дальний шкаф подарков главы секты, и даже все важные бумаги потихоньку перекочевали в тот дом. Остались лишь заброшенные инструменты и кисти и абсолютно пустая кухня с одними лишь чайными наборами (если где-то под половицами все ещё было припрятано пару палочек танхулу, что ж, об этом никто, кроме него, не знал). Присев напротив и разлив по чашкам приятно согревающий руки чай, Шэнь Цзю уставился тяжёлым взглядом на обеспокоенно ёрзающего главу Юэ. – Ну, – спустя несколько минут молчания не выдержал он. – Зачем ты пришёл? – Сяо Цзю... Глава Цинцзин устало вздохнул и, даже не став его поправлять, просто откинулся на спину стула, прикрывая глаза. Как же его всё это достало. – Юэ Цинъюань, что ты от меня хочешь? – глава секты от такого обращения снова вздрогнул, но Шэнь Цзю не обратил на это никакого внимания и продолжил. – Ты приходишь сюда почти каждый день, даришь глупые, бесполезные подарки, смотришь на меня взглядом побитой собаки и молчишь. А если не молчишь, то заводишь свою избитую шарманку о том, что мне следует лучше относиться к так и стремящимся меня опозорить и оклеветать боевым братьям и сёстрам и прекратить вести себя как мудак. Раз за разом, изо дня в день. Тебе самому это не надоело? – Сяо.. Шэнь-шиди, я не... – Глава секты, – прервал его вконец уставший от всего этого многолетнего фарса Шэнь Цзю. – Мне не нужны ваши оправдания или извинения, не нужны ваши подарки, снисходительные прикрывания или избегания прошлого. Если вам нечего сказать, если вам плевать на моё мнение и чувства, просто оставьте меня уже в покое! – Шэнь-шиди, – побледнел Юэ Цинъюань, отчаянно пытаясь понять, что он должен сделать. Что ж, Шэнь Цзю был готов ему подсказать. – Если ты хочешь каких-либо хороших отношений, просто веди себя нормально, чёртов идиот! Ничего уже никогда не будет прежним, но мы хотя бы можем попытаться всё исправить. – Сяо... – И ради всех богов, перестань уже называть меня этим именем!!! Было видно, как тяжело ворочаются мысли в голове привыкшего к определённому порядку вещей Юэ Цинъюаня. В конце концов, после первой встречи в секте Цанцюн они так и никогда нормально не разговаривали. Был только глава секты, отчаянно пытающийся добиться прощения за то, что сам Шэнь Цзю уже давно забыл (на самом деле это было не так, но он мог наступить на горло прорывающимся иногда воспоминаниям и обиде и сделать вид, что этого никогда не было), и Цзю, который лишь мечтал, чтобы его Ци-гэ относился к нему нормально в настоящем, а не пытался вечно исправить неподвластное им прошлое. В конце концов, Юэ Цинъюань тяжело вздохнул и сдался. – Хорошо, я постараюсь. Отлично. Оказывается, этот большой дурак всё ещё мог иногда говорить словами через рот. Неплохое начало. Покачав головой, Шэнь Цзю достал из скрытого неподалёку ящика немного палочек танхулу и, демонстративно отводя взгляд, поставил тарелку с ними перед главой секты. Тот от этого жеста стал похож на растрогавшегося щенка, вот-вот готового заплакать. Поймав его острый взгляд, Юэ Цинъюань выпрямился и принял спокойный и подобающий главе секты вид, заведя разговор о делах школы и других сектах. Возможно, их отношения действительно когда-нибудь смогли бы стать похожими на прежние. Правда ведь?..