Ещё один шанс

Юэ Цинъюань осторожно коснулся ладонью мерно гудящего зелёного барьера вокруг пика Цинцзин и тут же отдёрнул руку, почувствовав наполняющую его энергию и слабый предупреждающий удар током. Глава секты разочарованно вздохнул. Юэ Цинъюань всегда знал, что Шэнь Цинцю не был идеальным человеком. Что бы ни говорили про его фаворитизм и слепую веру в лучшее другие пиковые лорды, глава Цанцюна как никто другой понимал характер своего брата шиди. Шэнь Цинцю был язвительным, плохо ладил с людьми, в штыки воспринимал любую критику и замечания. Он никогда не стремился сближаться с кем бы то ни было и никогда не признавал собственных ошибок, продолжая тем не менее ругать других за малейшие оплошности. Юэ Ци не идеализировал своего младшего брата и не отрицал его недостатков. Просто для него они не были такими уж важными. Шэнь Цинцю часто называли "высокомерным дворянином", "ядовитой змеёй" и "психованной сукой". С этим Юэ Цинъюань согласен не был. Сяо Цзю с детства был резким и непокорным. Он был похож на бродячего кота: шипящего на посмевших приблизиться к нему людей и умеющего проявлять свои эмоции и привязанности только через злобные выкрики и свирепую защиту. Цзю часто ссорился с другими детьми, воровал еду и мелкие вещи с прилавков, вступал в конфликты даже со взрослыми. Но он выносил все трудности и побои со стоическим выражением на лице и пылающей яростью во взгляде. Предпочитал не говорить добрых слов, а ругаться на своего Ци-гэ за всё подряд, и делал вид, что его вовсе не интересуют продающиеся в ларьке на рынке сладости. Но Сяо Цзю никогда не был злым. Юэ Ци, в отличие от всех остальных, знал и понимал его гораздо лучше и мог видеть то, что было сокрыто за очевидной резкостью и гневом. Вся его ненависть и злость, все крики и отчаянные удары языком и кулаками были просто ещё одной маской. Вынужденной мерой, необходимостью, созданной для выживания (его и его Ци-гэ) в суровой жизни молодых сирот без дома и поддержки. Шэнь Цзю, с самого первого вдоха и воспоминания оказавшийся на улицах, просто не мог и не умел вести себя по-другому. Неоткуда в нём было взять той мягкости и доброте, заботе, которой его пытался обучить старший брат. Он считал всех людей, кроме них самих, их врагами, а саму жизнь – вечной борьбой за еду и выживание. (Сейчас становилось понятным, что даже годы спустя, его мнение осталось прежним). Сяо Цзю был готов на всё ради защиты их маленькой семьи (омега, он был омегой, и это было так очевидно, что Юэ Цинъюань не мог понять, почему он не подумал об этом раньше). Он всегда ставил их благополучие и желания выше жизней и здоровья остальных людей. В свете окружающей их тогда обстановки, будущий глава секты Цанцюн не мог сказать, было ли это правильным. Но Юэ Ци не мог поступать так же. Его сердце, несмотря на проведенные на улицах годы и бесчисленные потери, оставалось слишком мягким для подобной жестокости. Он не смог бы как его Сяо Цзю пройти мимо нуждающихся людей, не предложив своей помощи. Даже если он мог пострадать сам и был, как говорил его диди, "безрассудным идиотом", он просто не мог не попытаться. Юэ Ци не знал, как он сам оказался бездомным мальчишкой на улицах. Не знал, что случилось с его семьёй (или это давно уже стерлось из его памяти). Он помнил только более поздние годы своей жизни: жестоких работорговцев, заботившуюся о них старшую сестру, милых тётушек из здания с красными фонарями. Его дни были полны голода и боли, и сменяющими друг друга маленькими детьми-рабами, о которых он пытался заботиться, и которые слишком быстро уходили из его жизни. Кто знает, из чего именно был сформирован его характер и стремление делать хоть что-то: отдавать последнюю еду и монеты нуждающимся, заботиться о слабых и проявлять милосердие, несмотря на все те сотни раз, когда это выходило ему боком. Было ли это отчаянной попыткой быть лучше окружающих его взрослых, простым безрассудством или желанием быть кем-то хорошим, значимым? Даже сам Юэ Ци не смог бы ответить на этот вопрос. Зато он знал всю жизнь Сяо Цзю от и до. Именно он нашел его младенцем в какой-то канаве и притащил в своё единственное убежище. Именно он вырастил и воспитал (как мог и как умел, полагаясь на доброту своих старших и редкие, полученные от цзецзе знания о развитии детей). Именно он следил за каждым первым и новым шагом, каждой эмоцией, битвой и стремлением. Сяо Цзю не был похож на него, не был идеален. Но он всё ещё был его. И Юэ Ци ни за что бы не променял своего диди ни на кого другого. До появления в ней прекрасного зеленоглазого мальчика, жизнь маленького седьмого раба была лишена смысла. Он пытался выжить на улицах и стать лучше, помочь всем, кому только мог, и заботиться о своих близких. Однако дни всё ещё были жестоки, а люди – равнодушны, и сколько бы он ни пытался, ничего не менялось. Хотелось сдаться. Забыть о своей цели, данном когда-то самому себе обещании, бедах и страданиях всех в этом ужасающем мире. Это было так просто. Закрыть глаза и сделать вид, что реальности не существует, а сны его не полны сожалениями и упущенными возможностями. Он не мог не задаваться вопросом, почему? Почему именно он и его близкие были обречены влачить такое жалкое существование, тогда как другие рождались в достатке и процветании? Почему ему приходилось раз за разом смотреть, как уходят и умирают старшие и младшие дети, когда всем остальным вокруг было плевать на это?! (При воспоминаниях о тех временах, его альфа не мог не скалить клыки и желать наброситься на всех допустивших подобное людей. Он никогда больше не хотел ощущать себя таким беспомощным. Его семья, стая, столько раз теряла своих членов, а он ничего не мог с этим поделать. Жалкий, ничтожный, бесполезный...) Тогда, с приходом в мир Юэ Ци этого новорождённого комочка, она никогда больше не была прежней. Что бы ни случалось, как бы больно ему ни было, сколько бы людей не уходили из его жизни, сменяя друг друга, Сяо Цзю всегда был рядом. Возможно, он был немного резок и нелюдим, всегда отталкивал других детей и смотрел на любые взаимодействия Юэ Ци с ними с плохо скрываемой ревностью и агрессией. Но это было нормально. Ци-гэ всегда был рядом, чтобы помочь ему наладить контакт и извиниться. Они были прекрасной командой. Сострадательный, но временами безрассудный и излишне наивный Юэ Ци. И осторожный, готовый вовремя его остановить Сяо Цзю. Что бы ни случилось, они всегда были вместе, и Сяо Цзю всегда был рядом, когда это было необходимо. Пока один из рабов не попал под копыта молодого мастера Цю. Шиу не был их другом. Он был таким же колючим и недружелюбным, как Сяо Цзю, не ладил с другими и предпочитал держаться от них подальше. Но он был просто ребёнком – одним из младших, которых Юэ Ци взялся растить и защищать. Поэтому, видя очевидную опасность, он не мог не попытаться его спасти. Сяо Цзю не успел остановить его вовремя. Он был слишком далеко, слишком поздно узнал о происходящем, не смог предупредить своего Ци-гэ об опасности. А Юэ Ци был слишком напуган и обеспокоен состоянием Шиу, чтобы задумываться над своими действиями и их последствиями. Юэ Ци, Ци-гэ, старший из мальчиков рабов был уверен в том, что его любимый диди, его Сяо Цзю, всегда будет с ним. Что тот готов на всё, чтобы последовать за ним хоть на край света. А Юэ Ци всегда будет рядом, чтобы смягчить его характер и помочь взаимодействовать с другими. Ведь Сяо Цзю был хорошим ребёнком, просто немного резким и нелюдимым. Его ожидания и мечты разбились о суровую реальность жестокого мира. Сяо Цзю забрали в поместье Цю. Юэ Ци не смог его вытащить. Не смог сломать висящий на тяжёлой металлической двери замок, не смог бы разорвать сдерживающие его цепи и вылечить сломанные ноги. Он мог только беспомощно стоять снаружи, извиняться и давать обещания. Обещания стать сильнее, стать совершенствующимся, вернуться и наконец вызволить своего диди из этого ужасного места, забрать его с собой. Никогда он ещё не чувствовал себя таким беспомощным, но в то же время полным веры и надежд. Поэтому он отправился в Цанцюн. Одну из величайших сект мира людей, слава которой доходила даже до бездомных мальчишек в маленьком городе в нескольких неделях езды от хребта Тяньгун. Юэ Ци успел вовремя: в школе как раз проводился последний день отбора новых учеников. Он справился. Поднялся на гору, прошёл испытание, поступил в секту. Его заметил сам глава школы и принял на свой пик Цюндин. Всё шло хорошо. Он усердно работал, шаг за шагом выстраивал крепкую основу и сильное золотое ядро. Мечтал о том, что скоро, ещё совсем чуть-чуть, и его Сяо Цзю снова будет рядом, вместе с ним попадёт в этот волшебный мир совершенствования. И забудет о прошлом и всех прежних заботах и лишениях, как о кошмарном сне. Как Юэ Цинъюань с созданием маленького согревающего золотого шара в своей груди забыл голод, пробирающий всё тело лютый холод и страх неизбежности, оставив в памяти только теплоту объятий своих сестер и прижимающегося к нему тонкого острого тела. Он стал главным учеником. Подумать только, он, простой раб и уличный мальчишка, стал главным учеником, будущим пиковым лордом и главой одной из сильнейших сект Цзянху. Юэ Ци когда-то даже и мечтать не смел о чём-то подобном: о сытой жизни, признании, силе. И семье. Стае, включающей в себя все двенадцать пиков, главой которой он когда-то должен был стать. Он кровью и потом добился должности главного ученика. И был в шаге от того, чтобы получить меч и наконец обрести возможность вернуться. Забрать своего Сяо Цзю, чтобы он снова был рядом с ним и снова смотрел на него своими острыми зелёными глазами с тщательно скрывающимися в них теплом и привязанностью. Юэ Цинъюань был в шаге от исполнения всех своих, даже самых смелых, желаний. Одна ошибка, одно фатальное искажение Ци и всё пошло прахом. Год. Столько он провёл, запертым в пещерах Линси, лишенный рассудка и собственной воли. Беспомощно бьющийся в стены и установленный его Учителем барьер, как когда-то он колотил в огромную запертую дверь в поместье Цю, не в силах снова оказаться рядом со своим дорогим младшим братом. После этого он разлучился с ним на долгие годы, не зная, жив ли он вообще, в порядке ли. Ненавидит ли он оставившего его старшего брата? Юэ Цинъюань был уверен, что всё получится. Ведь он был так близок. Он уже столько сделал ради достижения своей единственной, самой желанной цели. Несмотря на опасения мастеров о его слишком быстром прогрессе и предупреждения Учителя, всё должно было быть хорошо. После года взаперти и кратких моментов прояснения, в которые он сидел в темноте пещер, размышляя о прошлом, Юэ Ци многое понял. Он не должен был оставлять Сяо Цзю одного. Это его вина была в том, что он вообще попал в это ужасное место. Его вина в каждом проведённом часе и дне, в каждой ране и новом шраме на его душе (потому что Юэ Ци был уверен, что их будет множество. Жизнь всегда была слишком жестока к его младшему брату). Если бы он только послушал своего диди. Если бы хоть раз сам ответил за свои действия, а не надеялся на удачу и помощь Сяо Цзю. Если бы остался, пусть даже тоже в плену, но рядом с ним, чтобы уберечь его, спасти. От жестокого мастера, одиночества и самого себя. Если бы не спешил так и не был настолько высокомерен... Когда Юэ Цинъюань всё-таки вышел из своего вынужденного уединения, было уже слишком поздно. От поместья Цю, как и от его сердца, остались только пепел и горечь невыполненных обещаний. Слишком поздно было возвращаться, признавать свою вину и просить прощения. Слишком поздно обещать всегда быть рядом и больше никогда не ставить жизнь кого-то постороннего выше благополучия самого дорогого ему человека. Годы после Юэ Ци жил как будто в тумане. Совершенствовался, потому что это было тем, к чему он когда-то стремился и что у него хорошо получалось. Помогал своим шиди и шимэй, потому что они были его новой семьёй и единственными оставшимися близкими людьми. Их было много и все они были в какой-то степени дороги ему, ведь он был будущим главой секты, тем, кто должен был заботиться о них и защищать. Но в отличие от маленьких рабов, они были сильны и им не угрожала постоянная опасность. Только некоторые сложные миссии или особо жестокие тренировки. Поэтому он мог только поддерживать их словами и всегда улыбаться. Ведь Юэ Цинъюань был их Да-шисюном. Он должен был быть сильным, благородным и добрым. Подавать хороший пример. Даже если иногда ему хотелось вцепиться в собственную глотку и задохнуться от чувства вины и сожаления. Даже если ему всегда хотелось, чтобы кто-то взглянул на его хорошо выстроенную маску идеального человека и совершенствующегося своими острыми зелёными глазами и сказал, что ему нужно быть жёстче. Что мир слишком жесток для такой доброты и не все заслуживают его заботы и прощения. Никто этого не говорил. Его шиди и шимэй просто смотрели на него восторженными глазами и улыбались в ответ. Постепенно Юэ Цинъюань потерялся в этом потоке серой жизни и постоянной фальши. Ничего больше не казалось ему искренним. Ни он сам и его забота о других и желание помочь. Ни восхищенные взгляды его младших и похвала старших. Ни планы на светлое будущее и надежды, что ему когда-нибудь станет лучше. Кто знает, что было бы с Юэ Цинъюанем, если бы его Шишу, лорд пика Цинцзин, не привёл неизвестно откуда нового ученика. Скорее всего, он бы увял, не выдержал жизни без цели в вечном напоминании о своём провале. Но Сяо Шэнь Цзю снова ворвался в его жизнь, принеся с собой не только радость и бесконечное облегчение, но и новые обиды и язвительные обвинения. Сяо Цзю совсем не изменился за время их разлуки. Только стал ещё свирепее и ещё отчаяннее нуждался теперь в его защите. В глазах его, когда он впервые за годы увидел оставившего его старшего брата, пылали тьма и жажда ответов. Что Юэ Цинъюань мог ему сказать? Что он был слишком высокомерен, что подвел его и бросил одного? Так разве тот не знал уже всего и не презирал его за это? Какое оправдание Цинъюань мог предложить, когда его Сяо Цзю снова был здесь? Такой худой и уставший, раненый. Что мог сказать ему его старший брат, проживший все эти годы в тепле и безопасности, пока тот был вынужден выживать и выгрызать себе место в этом мире, как он делал это всегда? Юэ Цинъюань не знал, что именно случилось в поместье Цю, и куда Сяо Цзю попал после. Как он встретил пикового лорда Цинцзин и почему тот согласился принять его в ученики вне очередного отбора. Он не хотел спрашивать. Он был уверен, что это только причинит боль им обоим и оттолкнёт друг от друга ещё дальше. Лучше было не знать. Но на этот раз Юэ Цинъюань собирался дать своему младшему брату всё, что тот попросит. Теперь у него были и власть, и сила, и возможность помочь тому единственному, кого он подводил все эти годы. (Так почему же от этого было не легче? Почему его продолжали терзать прошлые чувства и Ци-гэ снова не мог ничего исправить? Почему теперь и этого было недостаточно?) Поэтому он раз за разом приходил на Цинцзин и просил прощения, несмотря на все попытки Шэнь Цзю оттолкнуть его и остаться в одиночестве. Когда тот стал главным учеником пика, он искренне (впервые за все эти годы) за него радовался. Потому что знал, что его диди шиди всегда заслуживал лучшего. Юэ Цинъюань правда старался. Он терпеливо выслушивал все крики, потому что знал, что он заслужил их и что Сяо Цзю станет от этого легче. Дарил ему всё, о чём они вместе мечтали в детстве и не могли получить. Оправдывал перед боевыми братьями и сёстрами и извинялся от его имени перед всеми, кому он причинил боль. За эти годы Шэнь Цзю действительно стал ещё резче. Простые ссоры и драки сменились сражениями насмерть и жаждой пролитой крови. Неприязнь к другим – озлобленностью на весь мир и открытой ненавистью. За лёгкой ревностью последовали жадность, развратность и удары клинком в спину. Но Юэ Ци мог с этим только смириться и попытаться всё исправить. Потому что это было его виной. Это Юэ Цинъюань был виновен в том, что его Сяо Цзю, его маленький невинный младший брат, стал таким человеком. Его вина в том, что Шэнь Цзю продолжал отталкивать всех вокруг себя и смотреть на них волком. В том, что он настолько отчаялся, сломался, испугался, что осмелился напасть на своего шиди. Сяо Цзю был не виноват. Он просто слишком привык жить в боли и вечной борьбе за свою жизнь. Никого не подпускать к себе и не доверять людям. И это тоже было из-за ошибки его Ци-гэ. На этот раз под защитой Юэ Цинъюаня с ним всё было хорошо. Да, Сяо Цзю не ладил с остальными главами пиков и часто был излишне резок, но Юэ Ци всегда был рядом чтобы смягчить ситуацию и извиниться за него. Да, Сяо Цзю слишком часто сбегал в бордель, но если это помогало ему справиться с чувствами и расслабиться, это было не страшно. Секта пережила бы несколько нелестных слухов и небольших расходов. Единственное, что Юэ Ци не мог дать своему шиди – это ответы. — Почему ты не пришёл за мной? — Почему бросил? — Почему не вернулся? — Почему, почему, почему?.. Юэ Цинъюань вновь устало вздохнул и на миг сжал стучащие виски. Непробиваемый барьер, снова отделяющий его от младшего брата, продолжал светиться всё тем же завораживающим зелёным цветом. Он вернётся сюда завтра. В надежде, что на этот раз стены, разделяющие его и Шэнь Цинцю, не станут ещё толще.

***

Шэнь Цзю снова стоял на входе на свой пик. И там же снова толпились почти все его ученики, преграждая путь уже другому пиковому лорду. Видимо, сто кругов вокруг горы и неделя отработки на тренировочном поле ничему их не научили. Шэнь Цзю вздохнул. Это время они провели в его доме, уже втроём свернувшись в гнезде и обсуждая произошедшее. Как бы Цзю не пытался отвертеться от вопросов Лю-цзе о произошедшем в пещерах Линси, бежать было некуда. Так что постепенно старшая омега вытянула из него не только подробности его... близости с Лю Цингэ в пещерах, но и всю историю их взаимоотношений. От первой встречи на состязании пиков и постоянных драк, до так называемой попытки убийства и последовавших за этим ссор и спаррингов. Сказать, что узнав об этом Лю Минъянь была в чистейшей ярости, это ничего не сказать. К счастью, после ухода Лю Цингэ, тот больше на пик не возвращался, иначе рисковал быть тут же порубленным на мелкие кусочки своей взбешённой старшей сестрой. Шэнь Цзю не хотелось думать, где всё это время пропадал зверь, и какие новые слухи по секте он разносил. Что удивительно, больше их в уединении никто так и не побеспокоил. Теперь же, когда все три омеги уже успокоились и снова были готовы выйти за пределы своего укрытия, Лю Минъянь отправилась наконец поговорить со своим младшим братом (что в её случае скорее было больше похоже на "избить"). Инъин вернулась к своей привычной роли на пике и заботе о других учениках. А сам глава Цинцзин, который на этот раз всё же не полностью изолировался от мира и прямо в гнезде продолжал постепенно разбирать накопившиеся бумаги, должен был когда-нибудь всё-таки решиться на встречу с другими пиковыми лордами. Первый из них (что ожидаемо) после снятия барьера приходил ко входу на Цинцзин буквально каждый день. Хорошо хоть дальше не шёл и покорно оставался на месте под острыми взглядами блокирующих ему путь дежуривших учеников. Шэнь Цзю двинулся к ведущему на пик мосту, нервно обмахиваясь привычным веером. Завидев его, дети, всё ещё свирепо поглядывающие на своего Шибо, расступились, но ладоней с рукоятей мечей так и не убрали. На всём пике Цинцзин воцарилась глухая тишина. Лишь ветер шелестел побегами бамбука и развевал тонкие зелёные одежды своего лорда. — Пойдём, — бросил Шэнь Цзю, высоко держа голову и направляясь к одному из закрытых павильонов на пике. — Нам нужно поговорить. Игнорируя направленные в его спину злобные взгляды учеников, Юэ Цинъюань двинулся следом.