Шот четвёртый. Холо

Звук лязгнувшей за спиной двери прозвучал, как выстрел стартового пистолета. Понеслось. Как говорится, жизнь разделилась на «до» и «после». Вот она, чёткая вполне материальная граница: там за дверью успех, почёт и уважение, гранты и неплохой гонорар за научные труды, а здесь… Здесь пока даже осмотреться толком не получалось. Матрас, скрученный в рулет с начинкой из подушки, у меня в руках закрывал почти половину обзора. Радовало уже то, что было относительно тепло и пахло хлоркой, а не плесенью. Впрочем, примешавшееся амбре грязных носков и забившегося в угол «толчка» напрочь отшибало иллюзию чистоты помещения. – Вечер в хату? – спросил я неуверенно сидящих за столом зеков. Или не зеков. Как называют тех, кто пока ещё не осуждён, но уже в СИЗО? Арестанты? – День на дворе. Не жужжи, фраерок, коли по фене не бо́таешь, – голос говорившего напомнил звук рвущейся ветоши, да и лицом он походил на скомканную в шар тряпку. «Ну, и где обещанный мне радушный приём?» – подумал я и подпнул коленом выползающий из рук матрас. – Привет вам от Габора, – эта кодовая фраза должена была послужить рекомендательным письмом и избавить меня от любых посягательств со стороны блатных. – Да, знаем мы, кто ты. Кропаль вчера маляву принёс, – на слове Кропаль мятая морда зека кивнула в сторону парнишки, сидевшего на полу. – Сазон, не бузи, – раздался второй голос, тоже прокурено-сиплый, и мне пришлось крутануться на месте, чтоб увидеть его обладателя. Мужичок на вид лет за пятьдесят с грустными, как у шарпея глазами, выглядел более дружелюбно. – Здравствуй, мил-человек. В маляве сказано, что тебя Химиком кличут? Я пожал плечом и кивнул. Никто Химиком меня не крестил, это явно самодеятельность Габора, но в таком месте не всё ли рано? Химик так Химик. – Да ты проходи, – поманил меня «грустный шарпей» и тут же шлёпнул пацана по макушке, – Олюшка, встреть гостя. Тот, кого вроде только что называли Кропалём, подскочил с места и недовольно поплёлся через комнату ко мне, забрал из рук постельное и раскрутил на свободной шконке. Теперь я видел всю картину целиком. Темно-синие бугристые стены с крошечным оконцем под самым потолком и пятнами облупившейся краски. Грязно-серая раковина с рыжей дорожкой ржавчины от основания крана до сливной дыры, из недр которой время от времени раздавался звук, похожий на хрюкающее шипение соломинки, пытающейся собрать остатки коктейля со дна стакана. На грязноватом, слегка ободранном полу можно было различить наиболее популярные маршруты обитателей камеры: от шконок до сортира, от сортира до стола и от стола до шконок. Эдакий Бермудский треугольник, из которого, судя по отсутствию натоптанной тропы до двери, выбраться повезло не всем. Ну, и на фоне всего этого непритязательного интерьера трое: бугай с грустными глазами, высушенный до состояния мумии дед Сазон и Кропаль-Олюшка, если я не ослышался, – молодой худощавый парнишка с не то казахскими, не то монгольскими глазами. И эти глаза, как и глаза остальных сокамерников, уставились меня, словно на только что включенный телевизор. Казалось, все ждут, когда я развернусь вполоборота к стене и начну рассказывать прогноз погоды, размахивая руками над интерактивной картой: Воркута +2…+4, пасмурно, ветер 13 м/с; Колыма… – Да, ты проходи, чего, как вертухай на понке? – прошелестел «грустный» и гостеприимно указал на лавку напротив себя. – Мандавошку гонять будешь? На секунду расширив глаза, я отрицательно замотал головой. Нет, я конечно понял, что речь скорее всего не о лобковых паразитах, но предложение мне всё равно не понравилось. – Мужики… Э... Пацаны, – я не знал, как к ним обратиться, никогда не предполагал, что мне понадобятся знания тюремного этикета. – Ребят, я действительно «не ботаю» и вообще я надеюсь, что я тут ненадолго. Так что если что-то не так скажу, пожалуйста, не обижайтесь, ладно? Мандавошка – это что? Парнишка: ни то Олюшка, ни то Кропаль, – вернувшись на место, выдохнул короткий смешок, но тут же зажал рот ладонью. – Ну, па́дай тогда. Понаблюдай, – вздохнул "шарпей", вытащил из-под стола железную кружку, накрыл ладонью и потряс, гремя её содержимым. Потом хлопнул об стол и, медленно, чтобы спугнуть удачу, убрал. Уставился на два самопальных игральных кубика. Потом перевёл взгляд на вырезанный прямо на столе крест, состоящий из замкнутой вереницы клеточек, стрелочек и выступающих за его периметр квадратиков, и, рявкнув, – а вот вам суки на обе ру́ки, – сдвинул поочерёдно две маленькие чёрные пуговицы. Дедок тут же отобрал у него кружку, закинул в неё игральные кости, потряс, выбросил и тоже навис над крестом, что-то высчитывая. Присев на край скамьи, я упёрся локтями в стол и без особого любопытства принялся постигать азы блатной настолки. Судя по всему, это была помесь нард и "Монополии", цель которой перегнать пять фишек по кругу, опередив соперника. Только без карточек, но с бо́льшим количеством стрелок и штрафных клеток. Детский сад, в общем. Очень быстро я потерял интерес к пуговичной баталии и под деревянное постукивание скачущих по столу кубиков и тюремные остроты сокамерников снова погрузился в решение головоломки, не дающей мне покоя с момента задержания: КАКАЯ КРЫСА СКРЫСИЛА МОИХ ДОХЛЫХ КРЫС? Все чипированные и прокодированные на моё имя зверьки уходили прямиком к Светке. Она мой единственный эксперт. Другие со мной просто не уживались. Так почему в этот раз материал ушёл в другую лабораторию? И не к кому-то, а к Сашеньке Рыжову, который любит меня не больше, чем препарируемых крыс, а потому с радостью настучал «куда следует», как только получил результаты вскрытия и химсостав крови подопытных. Случайность? Ох, как я сильно в этом сомневался. Как говаривал незабвенный мастер Угвэй: «Случайности не случайны». Проект, над которым я работал, –дерьмо. Модифицирование сплава для стентов и шунтов, используемых в сосудистой хирургии. Тоска смертная. Воровать исследования на эту тему позорно и бесперспективно. О побочных разработках практически никто не знал. Светке я не рассказывал и не собирался. Отчёт о вскрытии почивших от моей руки крыс я подготовил сам, ей оставалось только подписать. Так мы, собственно говоря, и сотрудничали. С того момента, как она параллельно работе в НИИ открыла частную ветклинику, трупики убиенных мной животных окончательно перестали её интересовать. Поэтому через неё утечки информации быть не могло. Сергуня, нашедший для меня рынок сбыта в лице уважаемого Габора Тамасовича, тоже не мог. И он, и сам Габор готовились кормиться из моих рук, как пара кабанов на трюфельном поле и делиться с кем-либо не собирались. А больше и некому. Простите, но я из секты интровертов. И как все интроверты бессознательно минимизирую контакты с представителями своего вида. Мне проще с крысами и кроликами, чем хуманами. Размышления прервал рёв сидящих за столом арестантов. Похоже раунд закончился, и пришла пора расплаты. – Ааа-а, сучара... – просипел "мятая морда" и, перегнувшись через стол, подставил исчерченный глубокими морщинами лоб. "Грустный шарпей" приложил пятерню к лысой башке, оттянул средний палец и со звуком упавшей на пол сосиски отвесил победоносную "шпалу" проигравшему. Тот обиженно крякнул, врезал ладонями о прикрученный к полу стол, поднялся с лавки, сунул руки в карманы и, насвистывая какую-то "гопстопщину", направился к двери. Прижался к ней спиной, дважды врезал ногой в гуляющий лист железа и хрипло гаркнул: – Начальник! На прогулку выведи! Уши пухнут! Вполне ожидаемо, ему никто не ответил. Похоже это был просто спектакль, нацеленный на то, чтобы показать, кто в камере хозяин. В продолжение этого представления Сазон, как бы приплясывая, прошествовал к сортиру, встал к нам боком, оттянул трико и, явив на свет сморщенный темно-коричневый член, пустил струю, будто псина, метящая территорию. Я уставился в стол, стараясь не обращать внимания на возню скучающего зека. Итак, в крови подопытных крыс нашли "эликсир счастья". Значит, сейчас бригада экспертов шерстит лабораторию в поисках следов запрещенки. Само собой, ничего не найдут. Далее есть два варианта развития событий: либо обвинения с меня снимут за отсутствием доказательств и повесят на себя "глухаря", либо доказательства наскоро сфабрикуют и повесят "фазанчика" на меня. Вопрос только в том, кто скрысил крыс? Если это тупая шутка сотрудников НИИ, то Габор всё разрулит, как обещал. Если же кто-то сделал это намерено... – Чё, на свиданку-то ко мне придёшь? Я тебе шконочку погрею, – слащавый стариковский голос снова вклинился в мои размышления, и я оторвался от созерцания исцарапанной грязно-белой столешницы. Сазон сидел на корточках перед Кропалём и пытался погладить его по щеке. Тот вяло отмахивался и бормотал: – Отстань... Старый, отвали. Я не петух. Я реальный пацан. Отвали. – Отстань от него, – буркнул я, не столько переживая за парня, сколько раздражаясь, что мне не дают сосредоточиться. – Оп-па... Чей там голос у параши? – "мятый" поднялся с пола, разводя руки, будто в цыганочке с выходом из-за печки. – Тебя чё укачало, фраерок? Ты на кого пасть разявил? – Руки от пацана убери. Тебя ж вроде Сазон зовут? – А меня не зовут, фраерок. Я сам прихожу. Смотри, как бы к тебе на огонёк не заглянул. "Мятый" потрясая ладонями и чуть приподая при каждом шаге медленно пошёл на меня. Не понятно, то ли драться, то ли просто продолжал паясничать. – Так вот, Сазон, мне проблем хватает. Тебе тоже лишние не нужны. А уж как Габору они не нужны, ты даже не представляешь. Поверь, он очень сильно расстроится, если ты его просьбу мимо ушей пропустишь. Маляву перечитай. Чувствуя, как от моих слов за версту несёт блефом, я встал "мятому" навстречу в надежде, что мой рост немного осадит его пыл. Я хоть и не качок, но по телосложению старый ЗеКа мне сильно уступал. Однако, он лишь демонстративно осмотрел меня с низу до верху, с циркающим звуком сплюнул сквозь зубы на пол и, выпятив нижнюю челюсть, процедил: – Ты кому, сявка подзаборная, по понятиям разложить собрался? Твоё дело на цирлах ходить и ждать пока тебя с вещичками на выход пригласят... – Ша по нарам! – тут же подскочил бугай, распихивая нас в стороны. – Шмона в хату захотели? Почки жмут, босота? За сладкого качалово устроили! Вон по мандавошке решите, чья очередь крыть. Хули кипиш развели. – Хыыы, – осклабился тут же "мятый" и кивнул на Кропаля, – А шо... Магыч дело базарит. Понравилась шкура? – лысоголовый Сазон, словно Толкиеновский Голлум скаля редкие глилые зубы, заискивающе заглянул мне в лицо. – Понра-ави-илась. Хыыы... Слышь, Олюшка? Без сладенького не останешься. Не сводя с меня глаз, зек проутюжил костлявой задницей скамейку и, подвинув ко мне железную кружку, закинул в неё кубики: – Верти шарабёшки. Банк держать будем, кто неженку распечатает.