***
Всё утро Дэйв не мог понять, почему Джеймс в таком подавленном состоянии. Он словно бы угас, завял как цветок. Нет, конечно всё сохранилось — забота, тёплый взгляд, но выглядели они так, словно Джеймс делал всё это через силу. Через боль. Что-то явно случилось. Но что? Дэйв помнил, что ещё позавчера Джеймс был в абсолютно прекрасном настроении, постоянно общался с ним, был, можно сказать, счастливым. Вчера, конечно, он был настроен не настолько оптимистично, но это можно было бы списать на то, что он просто встал не с той ноги, потому что тогда в нём не было того, что было сегодня. Не было этой нескончаемой боли в глазах, не было тяжёлых грустных взглядов, не было слегка сгорбленных плеч и опущенной головы. Что могло случиться настолько плохого, что Джеймс ведёт себя так, словно потерял кого-то близкого, или словно узнал, что ему подписан смертный приговор? Дэйв этого не знал, но ему очень не нравилось то, что Джеймс находится в печали. Нужно было поговорить с ним. Спросить, что случилось, поддержать морально, а если получится — помочь. Лишь бы не видеть боли в его глазах. Поэтому Дэйв, выждав подходящего момента, когда Джеймс сидел за столом, держа в руках кружку с чаем, подошёл к нему и присел напротив. Джеймс, казалось, даже не заметил его. Он продолжал смотреть в пустоту своими голубыми глазами, полными печали. Дэйву было безумно жаль Джеймса, хоть он и не понимал, из-за чего Хэтфилд так страдает. — Дядя Джеймс? — М? — Джеймс продолжал смотреть куда-то вдаль, мимо Дэйва. — Что случилось? Джеймс резко моргнул, потом перевёл взгляд на Мастейна. В нём будто бы промелькнул страх. Джеймс опустил глаза, пытаясь сформулировать ответ. — Ты о чём? — Джеймс, видимо, решил состроить из себя дурачка, — Ничего особого в последнее время вроде не случалось. Глупо думать, что Дэйв поверит в эту отмазку. Но почему он не говорит правду? Что он скрывает, почему не хочет рассказать о причине своей боли? — Ну я же всё вижу, — Дэйв не собирался отступать, — Почему ты такой грустный? Вчера ведь было всё нормально. А сегодня ты сначала пришёл ко мне, а теперь ещё и выглядишь так, будто никогда и не был счастливым. Что произошло? У тебя кто-то умер? Или что? А если не хочешь рассказывать, то скажи почему? Джеймс стиснул зубы. Если Дэйв начнёт о чём-то догадываться... Нет, и ещё раз нет, он не должен узнать. Не должен. — Просто встал не с той ноги. Бывает. Не ты один не хочешь идти в школу, мне вот тоже иногда бывает лень работать. Поэтому и плохое настроение. Дэйву было очевидно, что Джеймс лжёт. Не может быть такой боли просто от нежелания исполнять рутинные обязанности. Но, видно, у него есть какие-то причины держать втайне истину. Так что пришлось смириться с этим положением вещей.***
Когда Джеймс довёз Дэйва до школы, тот, выйдя из машины, замер, не решаясь пойти. — Не хочется в школу, — снова пожаловался Мастейн. — Ну ладно тебе, — Джеймс вымученно улыбнулся, — Давай, ещё пара дней, и всё. Ты справишься. Дэйв снова почувствовал жалость к Джеймсу. Очень хотелось как-то помочь ему, избавить от страданий. Но Джеймс почему-то отгораживался от него, не подпуская к себе, будто чего-то боялся. Но вот чего? — Пока, — Дэйв помахал Джеймсу. — Удачи, — кивнул в ответ Хэтфилд. — Спасибо! — уже издалека крикнул Дэйв. Когда он зашёл на территорию школы, то его захватил обычный поток учёбы и общения с одноклассниками. Он перестал так сильно переживать за Джеймса, но взволнованные мысли по его поводу на протяжении всего дня появлялись у него в голове.***
Джеймс вернулся домой. Сейчас, ещё полчасика, он придёт в себя и приступит к работе. В последнее время с работой всё шло, честно говоря, не очень хорошо — новый редактор оказался очень придирчивым и вредным. Джеймс зашёл в свою спальню, где находился шкаф с одеждой. Пока есть время, нужно всё же пришить обратно ту отвалившуюся пуговицу. Дело было пустяковым — на пять минут, не больше. И вот уже Джеймс стоял перед зеркалом, глядя на починенную рубашку на себе. Джеймс всмотрелся в лицо своего отражения. Неудивительно, что Дэйв что-то заподозрил. Лицо Хэтфилда действительно выражало страдание и безысходность. — Ну почему ты такой ужасный человек?.. — спросил Джеймс у своего отражения. Тут случилось нечто одновременно неожиданное и жутковатое. Хэтфилд в отражении вдруг зашевелился самостоятельно. Его лицо исказилось в злобной садистской оскаленной улыбке. — Ну почему же ужасный? — спросило отражение, — Ведь я — это ты, — Джеймс в отражении усмехнулся, — Может хватит прятаться, как жалкий трус, отрицать свои желания и страдать? Джеймс отпрянул. Отражение в зеркале вопреки логике не стало повторять его движения. — Что ты такое? — испуганно проговорил Джеймс. — Так я же уже сказал, — ответил зеркальный двойник, — Я — это ты сам. Только вот ты, в отличие от меня — ссыкло. Вместо того, чтобы делать, что надо, строишь из себя жертву, страдаешь. Актёр хренов. Нет бы взять, и трахнуть паренька — так ты придумал какую-то ахинею про то, что у него психика поломана или что-то такое. — Что? — Джеймс не верил своим глазам и ушам, — Ты предлагаешь мне... сделать с Дэйвом ТАКОЕ? Ты с ума сошёл? Так же нельзя! — А что тебе, собственно мешает? — прищурился двойник, — Что он, расскажет кому? О своей фобии он из-за стыда даже родителям не сказал, думаешь, он пойдёт и растрезвонит о том, что его изнасиловали? Пойми, наконец, хватит мучить самого себя, ты же хочешь этого, признай, — его голос стал более низким, глаза заблестели, он облизнул губы, — Ты же мечтаешь о том, что отымеешь его насильно. Только представь, как он будет плакать, сопротивляться, кричать... — Прекрати! — заорал Джеймс и ударил по зеркалу. От его удара появилась длинная трещина. Хэтфилд в отражении только рассмеялся. — Ты серьёзно думаешь, что разбив зеркало, от меня избавишься? Нет, друг мой, всё не так просто. Чтобы от меня избавиться, тебе пришлось бы убить себя. Я ведь уже сказал тебе, кто я такой. Это не я хочу трахнуть Дэйва, а ты. Это не я извращенец и садист. Это всё ты. Просто прими это. — Уходи! — снова завопил Джеймс, зажмурив глаза, чтобы не видеть эту злобно ухмыляющуюся физиономию. Он не мог поверить, что это был он сам. Когда Джеймс открыл глаза, он обнаружил себя лежащим на своей кровати. Он посмотрел на зеркало. Никаких трещин на нём не было, как и злобных двойников. Значит, привиделось. Супер. Теперь у него не только кошмары, но ещё и галлюцинации пошли из-за постоянных волнений и нервов. Раздался звук звонящего телефона. Джеймс поднял трубку. Из неё раздались возмущённые вопли с датским акцентом: — Хэтфилд, я тебя спрашиваю — что за хрень ты в прошлый раз принёс в редакцию?! Да, тебе поставили крайний срок, но он заканчивается ещё только через два месяца! Этого предостаточно, чтобы всё тщательно проработать, а ты сдаёшь мне раньше времени какую-то ерунду! Джеймс вздохнул, выслушивая эту гневную тираду. — Мистер Ульрих, не волнуйтесь. Всё будет исправлено. Гарантирую, — Джеймс старался сохранять голос спокойным. — Я КРАЙНЕ на это надеюсь! — раздался всё такой же возмущённый голос из динамика, а потом редактор бросил трубку, даже не попрощавшись. Джеймс понурил голову. Мало того, что у него проблемы с Дэйвом, так его ещё и начал тиранить главный редактор. Жизнь казалась всё паршивее и паршивее. Одно радовало — у Дэйва сегодня много уроков, и он нескоро вернётся домой, к Джеймсу, в опасную зону. Да и работа, на самом деле, отвлекала от ненужных мыслей. Когда Джеймс вернулся и привёл Дэйва обратно, то не выходил из кабинета аж до самого вечера, делая вид, что очень занят. А ночью опять пробрался в комнату к Дэйву, чтобы сидеть рядом с ним, любоваться им и гладить его, и проклинать себя. В этот раз Дэйв спал крепко и не проснулся, так что ничего не заподозрил. Следующий день прошёл практически абсолютно идентично. Разве что редактор ещё больше взъелся, и заставил Джеймса переделывать чуть ли не половину перевода, над которым он сейчас работал. Всё в жизни Джеймса пошло по наклонной, и становилось только хуже. Так что вечером, погнав Дэйва спать, Джеймс отправился на кухню. Там он нашёл то, что искал. В его руках оказалась немаленькая бутылка коньяка. В последнее время Джеймс алкоголя практически не употреблял — не было повода, да и возраст уже не тот, чтобы баловаться крепкими напитками. Но сейчас нужно было забыться, хоть ненадолго расслабить организм. Да, он знал, что пить, из-за того что тебе плохо — не самое лучшее решение. Но что поделать — сейчас Джеймс чувствовал, что у него нет другого выхода, кроме как напиться с горя.***
Дэйв проснулся посреди ночи. Какой-то явной причины не было, его не разбудил страшный сон или громкий звук — он просто проснулся. Поняв, что сейчас вставать ещё рано, Дэйв перевернулся на другой бок. Сон не приходил. Зато почувствовалось не очень приятное ощущение сухости во рту. В голову тут же пришло самое естественное решение — пойти выпить немного воды. Дэйв поднялся с кровати и пошёл на кухню в одном белье и белой футболке. Возле плиты стояла его кружка — там ещё оставалось немного воды, которая приятно охладила горло. Дэйв был в полусонном состоянии, и не сразу заметил, что он на кухне не один. Подняв заспанные глаза, он увидел Джеймса. Рядом с ним стояла уже почти пустая бутылка из-под коньяка. Джеймс, будучи в пьяном состоянии, тоже не сразу заметил Дэйва, но в какой-то момент они встретились взглядами. — Дядя Джеймс? — удивился Дэйв. С чего бы это Джеймс вдруг решил напиться? Сначала он страдает из-за каких-то неизвестных обстоятельств, а теперь начал пить. — Дэйв?.. — Джеймс уже явно не очень хорошо соображал из-за влияния алкоголя. Тут он вдруг резко поднялся и подошёл к Дэйву. Тот насторожился, но с места не сдвинулся. Джеймс смерил его пьяным, блестящим взглядом, а потом крепко взял за руку. — Пойдём со мной. Дэйв не понял — куда? зачем? — но Джеймс ещё раз повторил "пойдём" и, не дожидаясь ответа, куда-то повёл Дэйва за руку. Мастейн напрягся. Он попытался оценить, насколько пьян Джеймс по десятибальной шкале. Явно больше пяти-шести из десяти, а значит, всё не очень хорошо. Дэйв не знал, что может выкинуть в таком состоянии Джеймс. Но в душе всё ещё был уверен, что он не сделает ему ничего плохого. Это же Джеймс. Он не может быть плохим, он не такой, как остальные. Джеймс повёл Дэйва вверх по лестнице. Значит, в спальню, понял Дэйв. Он до сих пор не чувствовал подвоха. До тех пор пока Джеймс не обхватил его руками, прижимая к себе. Одна его рука спустилась на ягодицы Дэйва, сжав одну из них. Дэйв испуганно дёрнулся и попытался оттолкнуть Джеймса. Но тот не отстранился, а схватил Дэйва и буквально вытряхнул из широкой, чуть ли не мешком висевшей на нём спальной футболки. О нет. Как такое может быть? Постоянный страх Дэйва стал реальностью. Рядом с ним стоит здоровый мужик и бесстыдно лапает его. И этот страшный человек — не кто иной, как Джеймс. Тот самый Джеймс, которого Дэйв считал единственным, кому можно доверять, единственный, кто не вызывал у Дэйва пугающих мыслей. И сейчас всё доверие оказалось вмиг разрушено. Дэйв внезапно осознал, насколько был неправ. Всех этих прохожих на улице, учителей, кассиров в магазине, оказывается, не нужно было бояться. Корнем всех бед оказался Джеймс. Его нужно было бояться, а не других. Это он — тот самый извращенец, мечтавший нагнуть Дэйва, и сейчас готовый это сделать. Весь мир Дэйва перевернулся с ног на голову. К глазам подступили слёзы. «Я же доверял тебе... доверял... зачем ты это сейчас делаешь?» Как это вообще возможно? Как мог Дэйв так просто довериться Джеймсу? Как мог Джеймс предать его? Дэйва накрыла волна паники — его домогаются! Что делать? Сопротивляться, попытаться убежать. Но вырваться из лап Джеймса было затруднительно. А точнее, невозможно. Джеймс поднял Дэйва на руки и кинул на кровать, а сам, не дав Дэйву опомниться, навалился сверху. Чувство паники и страха стало ещё сильнее. Джеймс продолжил лапать и мять его задницу, обтянутую тканью белья, а потом стянул с него это бельё, открывая взгляду округлые половинки. — Не надо, пожалуйста! Дэйв уже начал плакать от страха. Он почти даже не сопротивлялся — настолько был напуган. Джеймс перестал прижимать его к кровати всем телом, но жёстко, до боли надавил на его спину ногой, чтобы на время освободить руки и снять с себя одежду. Дэйв уже был в истерике — он был девственником, у него даже девушки никогда не было. А тут — больно, страшно, собираются насиловать. Раздевшись полностью, Джеймс схватил Дэйва за волосы и придвинул его голову к своему паху. Прямо перед глазами Дэйва оказался член. Какая мерзость! Дэйву аж стало плохо, когда эта штука, которая была явно больше, чем у самого Мастейна, прижалась к его лицу. — Нееет! — Дэйв был в ужасе. Когда Джеймс пару раз ткнул Дэйва губами в свой член, Мастейн сжал челюсти и постарался отвернуть голову. В ответ на это Джеймс больно дёрнул Дэйва за волосы, протянул к его лицу вторую руку и насильно разжал ему челюсти, заставляя открыть рот. Дэйв отчаянно сопротивлялся. — Соси, — Джеймс попытался засунуть в рот Дэйву член, — Я сказал соси, блядь! Джеймсу, наконец, удалось насадить рот Дэйва на свой хер, но Мастейн тут же попытался сжать его зубами. Джеймс зашипел от боли, поднял Дэйва за волосы и отвесил пощёчину. — Сука, ты чего удумал? — Джеймс замахнулся и снова ударил Дэйва, — Только попробуй ещё раз зубы выпустить. Дэйва снова ткнули лицом в пах. Дэйв, не желая, чтобы его больше били, послушно открыл рот, стараясь не задевать член зубами. Хэтфилд схватил голову Дэйва руками, начиная трахать его рот. Дэйв молился о том, чтобы это поскорее закончилось. Так противно было, когда Джеймс пихал член ему за щёку, и тыкался в заднюю стенку горла, заставляя давиться и смаргивать и без того тёкшие слёзы. Дэйв жалобно замычал, умоляя прекратить. Страх сменился отвращением. Джеймс начал издавать низкие стоны удовольствия. Но было мало, естественно, член Хэтфилда не помещался в его рту весь. Тогда Джеймс насадил рот Дэйва ещё глубже, заставляя носом уткнуться в лобок, пропихивая член в горло. Дэйва чуть не стошнило, от рвотного рефлекса он начал кашлять и задыхаться, но Джеймс не собирался давать ему отдышаться. Он вгонял член в его глотку, совершенно не жалея Дэйва, не заботясь о том, что он чувствует. Он был альфа-самцом. Он был главным и он брал то, что должно принадлежать ему, не заботясь о чувствах подстилки. Дэйв думал, что он сейчас умрёт от удушья. И вообще, лучше бы уж было так. Потому что Джеймс, наконец, решил, что всё-таки хватит. В глотку трахать Дэйва оказалось не так интересно — Дэйв совершенно не умел делать минет. Значит, нужно попробовать что-нибудь другое. Джеймс поставил Дэйва на четвереньки, снова наваливаясь, трогая его за задницу, оставляя на его плечах засосы. Дэйв продолжал плакать, чувствуя себя максимально мерзко и грязно. Его насиловали, против его воли, заставляли делать мерзкие вещи. Дэйв захныкал, пытаясь вылезти из-под Джеймса. — Умоляю, хватит! — Дэйв попробовал ещё одну попытку убедить Джеймса оставить его. Бесполезно. Джеймс, находясь в опьянённом алкоголем и похотью состоянии, не желал его слушать. Джеймс попробовал пристроится к тугой дырочке и протолкнуться внутрь, но Дэйв так сжался, что он не мог даже войти. Ну ладно. Для этого есть другой вариант. Джеймс схватил Дэйва за бёдра и свёл их вместе, а затем просунул член между ними. Было приятно. Джеймс задвигался, не прекращая сжимать и поглаживать ягодицы Дэйва. Мастейн же испытывал ощущение дикого стыда, из-за того, что его трогают там, лапают, насилуют. Сопротивляться было страшно, поскольку Дэйв помнил, как Джеймс его ударил. Дэйв смирился и тихо плакал. Какой позор. Какой стыд. Мерзко, противно, отвратительно! Слёзы текли по щекам, из горла вырывались судорожные всхлипы и рыдания. Джеймса безумно возбуждали эти слёзы. Он начал толкаться интенсивнее. Дэйв дрожал, желая провалиться в обморок, чтобы не чувствовать этого унижения — его трахнули в рот как шлюху и сейчас этот старый извращенец-насильник трётся об его бёдра членом, его большие грубые и горячие ладони оглаживают его бока, ягодицы и бёдра, будто он девка. Джеймс сдвигал ноги Дэйва сильнее, чтобы пространство между ними стало ещё уже. Дэйв с каждой секундой чувствовал себя всё хуже, он не был даже возбуждён, действия Джеймса не приносили ему никакого удовольствия. — Прошу, перестань... — шептал Дэйв, не надеясь, впрочем, на то, что его услышат. Джеймс ожидаемо не услышал его, и только сильнее начал толкаться меж его бёдер. Мольбы Дэйва его только сильнее возбуждали. Но их одних было мало. Джеймсу хотелось, чтобы Дэйв кричал, рыдал, срывал голос визгами. Джеймс раздвинул ягодицы Дэйва, посмотрев на тугую дырочку. Наверное, нужна бы была смазка, но Джеймс хотел доставить Дэйву как можно больше боли. Но себе удовольствие портить тоже не особо хотелось, поэтому Джеймс решил, что слюны будет достаточно. Он сплюнул на руку, растёр слюну по члену и приставил его к узкому отверстию. Когда Дэйв почувствовал это, его захлестнул полнейший ужас. — Нет! НЕТ! НЕЕЕТ! Молю, не надо, СТОЙ! — заорал Дэйв и начал биться и дёргаться, понимая, что сейчас произойдёт. Джеймс ухмыльнулся. Вот такой реакции он и хотел добиться. Сейчас ему было абсолютно всё равно на то, что Дэйв девственник и его следовало бы подготовить и растянуть. Это всё для тех, кто хочет доставить партнёру удовольствие, а Джеймс насиловал. Насиловал жёстко, с садистским наслаждением. Член ворвался в нерастянутую дырку. Без смазки, без подготовки. Дэйв мучительно закричал в агонии, не в силах вытерпеть эту невыносимую боль. Ему казалось, будто его насадили на горящий кол, а не на член, и проткнули насквозь. Из его горла вырвались громкие рыдания, он хотел умереть, чтобы эта боль исчезла, ушла. Джеймс сразу же начал нещадно драть Дэйва. Ему дико это нравилось, он беспощадно имел Дэйва, не обращая внимания на вопли. — Джеймс! Нет! Вытащи! Больно! — захлёбывался бедный Дэйв, раздираемый болью. — Давай, кричи, сучонок, кричи ещё, — говорил Джеймс, не снижая темпа. — ПОЖАЛУЙСТА, ХВАТИТ! — орал Мастейн. Но Джеймс продолжал жарить Дэйва только быстрее, наслаждаясь его телом. Дэйв тонул в жуткой, непередаваемой боли, как физической, так и моральной. Он не контролировал слёзы, крики и визги, чувствуя, как всё тело горит от боли. Его трахнули во все дырки, теперь от этой грязи, от этого позора уже не отмыться. Джеймс начал шлёпать его рукой по ягодицам, бил во всю силу, причиняя ещё больше боли и унижения, получая в чистом виде ярчайшее сексуальное наслаждение. Дэйв уже ничего не соображал, только чувствовал боль, приносимую толчками Джеймса, чувствовал, как слёзы заливают глаза, заливают всё лицо. Дэйв, надрываясь, рыдал, не в силах вытерпеть мучения, которые приносил ему Джеймс. Член Хэтфилда входил уже весь полностью, резкими толчками долбил дырку Дэйва. Тот выл, не в силах даже издать членораздельный звук, очередную безответную мольбу о прекращении этого ада. Каждая фрикция становилась ещё более болезненной, натирая края покрасневшего отверстия. И как Джеймс умудрился до сих пор его не порвать? Время тянулось ужасно долго, Дэйву начало казаться, что он попал в настоящий ад, и теперь Джеймс будет вечно сношать его, заставляя выгибаться от боли, дрожать от страха и кричать, кричать и ещё раз кричать... Дэйв понял, в какой-то момент, что уже не слышит собственных криков, а горло начало сильно болеть — он сорвал голос. Наконец, Джеймс, совершив финальный толчок и вжавшись бёдрами в Дэйва излился внутрь, заставив Дэйва захлебнуться новой порцией надрывных рыданий. Дэйв чувствовал себя ужасно. Его изнасиловали. Причём кто — единственный человек, добившийся его доверия. Дэйв беспомощно лежал, будучи совершенно опустошённым. Не было сил даже пошевелиться. Дэйв издал тихий скулёж — всё тело продолжало болеть, даже когда член Джеймса покинул его. Джеймс сгрёб в охапку Дэйва, прижимая к себе, утыкаясь лицом между его плечом и шеей, щекоча его шею тёплым дыханием. Обнимал Дэйва так, словно он был его любимой игрушкой. Хотя именно так всё и было. Вот, оказывается, кто Дэйв для Джеймса — игрушка. Игрушка для удовлетворения его садистских наклонностей. Джеймс достаточно скоро заснул, сморенный алкоголем. А вот Дэйву было не до сна. Он попытался выбраться из рук Джеймса — не получилось. Даже во сне он крепко его держал. Дэйв попытался для начала успокоиться и перестать плакать. Сначала у него даже это получилось, но потом на Дэйва опять обрушилась волна только что пережитого страха, и он снова заплакал. Он рыдал долго и безутешно, роняя слёзы на подушку, плакал так, что аж заболела голова. Он, наверное, мог бы проплакать ещё дольше, выплёскивая всю перенесённую им сейчас боль, но в какой-то момент всё же усталость взяла своё, и Дэйв заснул, как был, заплаканный, в объятиях Джеймса.