Братья, по-любому. Вернуть всë

      Женька, опоясав курткой пятую точку и голые ноги, стыдливо опустила голову и забежала в распахнувшуюся дверь квартиры Малиновского. Маша, тоже не проронив ни слова до дома дяди, посмотрела на взрослых поочередно и тут же получила команду от Вадима:       – Так, егоза, иди достань теплые штаны из шкафа, принесешь тете Жене, – и, молча забрав из рук Филатовой мокрые насквозь спортивки, двинулся развешивать их на трубе-змейке в ванной. Оттуда уже крикнул застывшей девчонке: – На кухню проходи, не стесняйся. Женька прошлепала в кухню, села на табурет, расправляя мужскую куртку на коленях. Прибежала Машка, передала штаны. Чуть мешковато, зато комфортно и тепло. Пока натягивала штанины, Маша залезла на стул рядом и заговорщически шепнула:       – Теть Жень, ты только не обижайся на то, что дядя Вадик так прикрикнул на тебя. Он так переживает. Я давно заметила, что он за тебя волнуется. Женька еле сдержала мягкую улыбку. Да разве это – прикрикнул? Скорее, слишком громко высказался. Настоящие крики – у Пчёлкина. Острые, ядовитые. А тут и язык не повернется так сказать. Да и приятно было даже. Удивительно в квадратной степени. Вадим вошел только тогда, когда студентка уже полностью облачилась в его одежду. Сама тактичность…       – Удобно?       – Да, спасибо, – кивнула Филатова, поправляя сбившуюся футболку. Малиновский водрузил чайник на плиту и покосился на племяшку.       – Иди пока поиграй, Машунь.       – А ты тетю Женю ругать не будешь? – включила подозрительный взгляд девчушка.       – Не буду, – подмигнул он ей. – Там в зале новые книжки, можешь почитать их.       – Хорошо! Машка вскользь пробежала ладошкой по руке Женьки, выражая всю теплоту и симпатию, и шмыгнула в гостиную, оставляя взрослых одних. Филатова снова оценила эту атмосферу немного волнительной, хотя чего скрывать – было в этом свое очарование. Вадим распахнул холодильник, достал пузатенькую бутылку коньяка, поставил ее на стол и мирно ждал, пока закипит вода в чайнике.       – Спаивать тебя не посмею, – пояснил мужчина, заметив изучающий взгляд Женьки, – но знаю хороший рецепт, чтобы ты не разболелась. Время на какой-то момент ускорило свой бег. Малиновский добавил в готовый чай немного коньяка и меда. Пододвинул чашку к девушке.       – Пей, согревайся, – он легко похлопал ее по плечу, как иногда делал Дунаев, когда не знал, что еще сказать, чтобы стало легче. У Вадима этот жест получился даже нежным. Он присел рядом и улыбнулся, – прими, как лекарство. Мышцы расслабятся заодно. Женька сделала несколько глотков и наконец-то ощутила себя спокойнее. И компания Вадима снова казалась разумной, можно было не особенно напрягать голову глупостями.       – Ты всегда такая камикадзе? Ее брови поползли вверх.       – Прости?       – Хамить старшим. Самозабвенно кидаться спасать несчастный мячик в ледяную воду…       – Не такая уж она и ледяная была, – хмыкнула Женька, делая очередной глоток.       – Конечно, – протянул мужчина, – охотно верю, если не учитывать, что я сам там был и слышал, как клацала твоя челюсть. Женька пожала плечами.       – Ты же сам сказал, что меня бросает из крайности в крайность. Сегодня в ледяную воду, а перед тем, как переехать в Ленинград, в знак протеста просидела на пляже и погорела до пузырей. Братья выхаживали неделю…       – В знак протеста? Так страшила культурная столица? Филатовой почему-то казалось, что его это действительно интересовало. Но ведь это так и есть. Не просто так же он уделил особое внимание их с Андреем личным делам.       – Не страшила. Я не собиралась ехать сюда и никогда об этом не думала. Просто в Москве случилась пара… неприятных обстоятельств, поэтому… поэтому я тут.       – Ты несколько раз упоминала про братьев. Но я знаю только про одного. Валера, если не ошибаюсь. Запомнил. Вроде бы причина лежала на поверхности – обычный интерес, но Женьке казалось, будто Малиновского заботило что-то еще, то, чего он особо не показывал. Она поправила штаны, выдавая волнение. И это снова не открылось от внимательного взгляда синих глаз.       – Я с детства с этими мальчишками. Всегда с ними везде, может, поэтому не особо церемонюсь с людьми, не умею общаться, как настоящая девочка. Да и детский дом сыграл свое… Про детдом в личном деле не было ни слова. Только догадки, когда в графе «родители» была упомянута опекун – Ольга Николаевна. Нельзя сказать, что Вадим не догадывался. Но слова девчонки убедили его в подсознательной правоте.       – Зато в тебе есть стержень, Женя. А это немалого стоит.       – Возможно… – Женька задумчиво поводила пальцем по краю чашки, не поднимая глаз. – Только иногда кажется, что его слишком усиленно пытаются сломать.       – Давай отпор. Это же в твоем стиле. Филатова, наконец, встретилась с Вадимом взглядами и хмыкнула. Удивительный этот человек – Малиновский. Может быть злым, как черт, и всепонимающим и располагающим, как ангел. А еще рядом с ним действительно теперь комфортно. Как на приеме у психолога – по началу едва раскроешь все тайны по доброй воле, а затем он примет открытую позу, подтолкнет своим откровением на откровение – и все, ты готов на этот контакт. А главное – не получишь осуждения. В этом Женька почему-то была уверена.       – А если некоторым людям невозможно дать этот отпор, что делать?       – Близким? – угадал Вадим. – Потому что боишься, что твоя резкость навсегда изменит что-то очень важное.       – Можно и так сказать.       – Знаешь, даже с близкими нужно уметь держать определенные отношения. Да, ты можешь прислушаться, но давать управлять собой – не стоит. Иначе ты будешь проживать не свою жизнь, а жизнь, которая кажется правильной только твоему окружению. Знаешь одну мудрую фразу? Моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. И если та же мать или тот же один из братьев диктуют тебе удобное только для них положение, ты в праве дать тот самый отпор. Он будто читать мысли, был второй кожей – знал, что там, внутри. Будто бы был тайным наблюдателем жизни Женьки в последние месяцы. Это поражало ее юную голову.       – Прав… Снова прав. Но бывают же такие обстоятельства, когда мы должны поступить только так, как нам велят?       – Я так понимаю, твой переезд – одно из таких обстоятельств. Эта фраза имела двоякий смысл. Переезда за этот год у Женьки было два – масштабное в другой город, и не такое серьезное, но не менее болезненное – из общаги на квартиру Пчёлкина. Да, перевод в Ленинград был действительно необходимостью. Но можно ли было повоевать с Витей и не давать ему управлять своей жизнью? Так она и воевала. И получала ответ не совсем такой, который ожидала. Пчёла будто просчитывал ее ходы и реагировал непредсказуемо. Когда Женька думала, что он будет рвать и метать – отвечал холодно. Когда думала, что что-то скажет – игнорировал. Когда ожидала увидеть лед в глазах – встречалась с наглой усмешкой на губах. Неужели она была настолько предсказуема в своих действиях? Или Витя действительно провоцировал ее в ожидании Женькиной реакции? Да как же это отвратительно! Вмещать в себе одновременно такую злость и такое желание думать о человеке. Успокаивало одно – скоро Филатова молча войдет в эту квартиру, запрется по обыкновению у себя в спальне, ляжет спать и завтра утром проснется с пустой головой.       – Ты что-то слишком задумалась…       – Ага, – на автомате среагировала она. Малиновский молчал несколько секунд, после чего Женька спохватилась, вскидывая голову, а он улыбнулся. – Прости… Он, кажется, нисколько и не обиделся.       – Я в последнее время очень рассеянная. Не знаю, с чем это связано.       – Весна, пора любви.       – Что? – Филатова искреннее удивилась, глядя в его глаза.       – С молодежью такое случается, – хмыкнул Вадим, наливая, наконец, чай и себе. – Самый распространенный диагноз с марта по июнь. А у кого и протяжено, с осложнениями.       – Вовсе нет, то есть… Я не…       – Успокойся и пей чай, – мягко произнес Малиновский. – Можем поговорить о чем-то отвлеченном, если хочешь. Потянем время, пока сушатся твои вещи.       – Хочу, – просто призналась Женька, проглотив очередной приятно обжигающий глоток. Сладко-горьковатый. Успокаивающий. Под кожей растеклось тепло. – Можно спросить?       – Спрашивай.       – Ты как-то говорил, что мы… похожи историей. Учебной, так скажем. Вадим улыбнулся на выдохе. В голове пролетел вопрос – спросила просто так, чтобы отвести его от некомфортной для нее темы или же стало интересно?       – Был такой же нетерпимый к некоторым преподавателям, как и ты. Ничего сверхинтересного. Выводили друг друга на эмоции, как могли, пока до меня не дошло, что мне это аукнется на экзамене. Понял слишком поздно, когда меня зарезали на всех фронтах и не допустили даже до пересдачи. Четвертый курс, самый тихий ужас начинался, когда ты не ешь, не спишь, вообще почти не существуешь в реальности. Естественно, стал вопрос об отчислении…       – И как ты сдал? Как оставили?       – Да никак, – хмыкнул Вадим. – Когда я в третий раз почти выпрыгнул из штанов, доказывая, что знаю предмет, как Отче наш – да, да, твоими выражениями – а меня послали, я психанул и ушел в армию.       – Ты служил? – изумилась Филатова.       – А что, в моем лице есть что-то дегенеративное и непригодное для армии? – заметив ее отрицательный кивок, продолжил: – Отправили вместе со стройбатовцами на БАМ. С фельдшерами в армии всегда была напряженка. Там-то мне как раз пригодилось владение трахеостомой. Поэтому, отслужив, вернулся, восстановился и этому… кхм, нехорошему человеку потом доказал-таки.       – Офигеть, ты был на БАМе… Великая стройка.       – Великая мясорубка. Лучше не знать, сколько народа погибало прямо с киркой в руках…       – Значит, опираясь на свой опыт, ты решил меня обезопасить от каторги БАМа и дать мне шанс сдать? – усмехнулась Женька.       – Тебе каторга не грозила, просто еще помню, каково быть строптивым студентом.       – То есть, я тебя не сильно бесила? Вадим царапнул зубами нижнюю губу, чуть прикусывая ее. Не сильно, пф… Очень бесила! С самой первой встречи почему-то дико выводила из себя. Взгляд кофейных глаз на пол-лица бесил. Длинные, почти до поясницы, волосы выводили из себя. И запах ее духов тоже. А потом она обернулась, глядя на мужчину снизу вверх, и хлопала своими ресницами… Сразу взбесила.       – Не сильно – мягко сказано. Контакт глаза в глаза, и синее море отвернулось резко, но лишь потому что в дверь позвонили. Вадим взглянул на наручные часы, предполагая, что могла заявиться Марина, но стоило двери распахнуться, на пороге возник друг Толя, для других – Анатолий Михайлович Руденко, декан факультета.       – Матерь божья, – картинно ужаснулся Малиновский. – Ты какими судьбами?       – К тебе можно? – Анатолий уже шагнул в коридор, не дожидаясь ответа. – Не сильно отвлек?       – Не особо. Руденко скинул ботинки и сунул руки в карманы брюк.       – Ну, как тебе студенты наши, все не было времени спросить, сам понимаешь. Студентки уже охоту на тебя открыли?       – Не открыли, – отмахнулся Вадим, заслоняя широкой спиной обзор на арку в сторону кухни.       – Как чувствуешь себя в роли препода? – с хитрецой в глазах уточнил тот.       – Как будто я разговариваю с детьми в младшей группе детского сада.       – И валишь их нещадно, знаем-знаем, прибегали, жаловались.       – Многие не хотят учиться.       – Сделай так, чтоб захотели.       – А я делаю, Толь, вот каждый день после запары или перед ней беру и делаю. Правда, потом эти «спецы» мне такое выдают…       – Именно поэтому ты и добился так быстро и столь многого, – примирительно поднял руки Руденко. – Потерпи до нового учебного года, и отпустят тебя. Ты отличный специалист, тебе есть чему их научить. Практика пройдет, вздохнешь спокойно. А эту свою нетерпимость приструни. Они дети, Вадик.       – Они не дети. Они взрослые люди, которые приняли решение связать жизнь с медициной…       – Я пройду? – Анатолий Михайлович снова не дожидаясь ответа шагнул за друга в сторону кухни и тут же замер в паре шагов от округлившей глаза Женьки. – Опачки… Филатова отставила чай и поднялась со стула.       – Здрасти.       – Здрасти, – нараспев протянул Руденко, щелкнув пальцами, – Филиппова, кажется?       – Филатова, – в голос поправили его Малиновский и девушка. Анатолий Михайлович расплылся в улыбке Чеширского кота и смерил взглядом сначала Женьку – в мужских штанах и растянутой футболке, а затем друга. Не сдержался, присвистнул.       – Вадим Ю-юрич, а говоришь, с охотой все плохо! Вадим сделал страшные глаза, быстро хватая приятеля за крепкие плечи и разворачивая от Филатовой, и выволок его в коридор.       – Ты б коней придержал, – прошипел уже на безопасной территории, оглядываясь через плечу в сторону кухни.       – Я-то? – тыкнул себе в грудь пальцем Руденко и хохотнул. – Не, я к себе домой студенточек не водил, да и чаек с ними цивильно так не распевал после марафонского забега.       – Захлопнись уже, баран… – закатил глаза Малиновский. – Это не то, что ты…       – Да ла-а-дно, не оправдывайся! Ты же временный препод, а то б уже проработали. Только это… На людях-то не афишируйте.       – Руденко, ты вовремя заткнуться можешь?       – Дядя Толик! – Машка, заслышав за закрытой дверью знакомый голос, выбежала в коридор и повисла на руках мужчины. – Давно тебя не было. Анатолий Михайлович покосился на друга.       – Че, прям при ней?       – Машуль, – откашлялся Малиновский, – отвесь дяде Толе смачный щелбан.       – Ты чего, дядь Вадик? Ты ж говорил, что драться – плохо.       – Забудь и бей.       – Ой-ой, – расхохотался Руденко, опуская девочку на пол. – Ну раз все у вас тут так странно-интересно, покрыто мраком и тайнами, тогда ладно, ты меня знаешь – я могила.       – Толь?       – А?       – Иди в задницу, а? Женька, подавившись смешком, скрыла покрасневшее лицо за ладонью. Боже, какой стыд! Теперь ее декан будет думать о ней и Вадиме бог знает что!       – Лады, понял, уплываю, – Руденко двинулся по коридору на выход. Уже когда дверь перед его носом начала захлопываться, он успел крикнуть: – Ну потом-то расскажешь? И последние слова потонули за хлопком двери. Вадим взъерошил идеально уложенные волосы, надул щеки и с шумом выпустил воздух. Проверил вещи Женьки. Высохли. Вернулся к ней с ее спортивками и мягко положил их на ее колени.       – Все высохло.       – А Анат…       – Забудь, что он здесь вообще был, – поморщился Малиновский, – переодевайся, и отвезу тебя до общежития. Женька поднялась, и теперь их глаза снова были на одном уровне.       – А я там больше не живу. Я на квартире…       – Значит, на квартиру, – спешно согласился Вадим и ретировался в коридор. После слов Руденко одна лишь мысль о чем-то недопустимом с Филатовой окунала в кипяток.

***

      Взъерошив мокрую копну волос полотенцем, Витя распахнул входную дверь, подаваясь вперед, и сквозняк, гуляющий на лестничной клетке, ударил по оголенному торсу, впиваясь в кожу вместе со стойким сладким ароматом замершей на пороге девушки.       – Привет, – высокая, хрупкая и очень хорошенькая шатенка мило улыбнулась, склонив голову.       – Ты откуда взялась? – сказал он вместо ответного «привет».       – Мы же договаривались встретиться, но я решила не дожидаться вечера, заглянуть к тебе пораньше, так сказать, обсудить дела в тихой домашней обстановке.       – А адрес откуда узнала?       – Космос дал. А ты что, не рад?       – Почему «не рад»? Рад.       – Ну так не скрывай свою радость, приглашай уже в дом. Она продемонстрировала свою сумочку и постучала по ее краям, намекая, что сделка прошла успешно. Если бы события происходили в мультипликационном фильме, то в глазах Вити можно было бы увидеть счетчик банкнот и ярко-зеленый значок долларов, как у Скруджа Мак Дака.       – Проходи. Пчёлкин опустил руку, держащую косяк, пропуская ее в коридор. Внимательный изучающий взгляд девицы тут же отметил наличие женского пола в квартире, как ей казалось, абсолютного холостяка. Цокнула язычком:       – А ты не говорил, что живешь не один, – и кивнула на висящую Женькину курточку и туфли около мужских ботинок. Пчёла закинул влажное полотенце на шею и скользнул рукой по спине девушки.       – Так ты не спрашивала, Лер, – запечатал мимолетный поцелуй на ее скуле, – с сестрой. Располагайся. Он легонько подтолкнул ее за талию, и Лера, сбросив высокие шпильки, уже взяла курс на открытую гостиную, когда Витя резко ее остановил:       – Нет, не туда, в другую комнату. Шатенка фыркнула, намереваясь двинуться дальше, когда из комнаты Женьки вышел котенок и мяукнул. Лера отскочила от него, как от бесноватого, и вскрикнула:       – Витя, убери это! Пчёлкин выглянул из ванной.       – Мешает?       – У меня аллергия на котов!       – Беда… – хмыкнул он, – пройди в комнату, закрой дверь.       – Может, это ты его выкинешь в другую комнату и закроешь за ним дверь?       – Ему, может, нужно делишки сделать. Или поесть. Но последняя обязанность – на других плечах.       – Как дома можно держать эту мохнатую мерзость! – абсолютно не скрывая отвращения, шатенка поморщилась, а когда котенок потерся об ее ноги, оттолкнула его лодыжкой, и малыш жалобно пискнул. Лера картинно стряхнула с ножки несуществующую пыль, прошла в комнату Вити и рухнула спиной без всяких церемоний прямо на кровать. Блаженно потянулась. Пчёла прикрыл дверь и опустился с ней рядом, мягко пробежав пальцами по ее оголившемуся животику.       – Ну что, покупатель остался доволен! – весело оповестила шатенка. – Конечно, было сразу видно, что его в детстве приняли за вундеркинда, и теперь у него травма, говнюк говнюком международного масштаба, но бабки отстегнул ровно до копеечки. Она кивнула на свою сумочку, и Пчёлкин распахнул ее, вытаскивая на свет упакованные в плотную папиросную бумагу деньги.       – Не вижу в глазах радости! – Лера своевольно обхватила Витю за подбородок и повернула его лицо к себе. – Не слышу: «Валерия Петровна, ты – гений, и я тебя люблю!». Пчёлкин мягко хохотнул, оставляя очередной поцелуй на ее щеке и опаляя нежную кожу дыханием.       – Валерия Петровна, ты – гений, и я тебя люблю!       – Не искренне говоришь, а жаль, – в глазах шатенки сверкнул лукавый огонек, и она сама впилась в его губы поцелуем. Ощущая какое-то странное, едва уловимое сопротивление. Распахнула глаза: – Так, и что это значит? С каких пор ты так реагируешь?       – Как? – искренне удивился парень.       – Что за зажатость? Или у тебя секс в квартире – под табу? Или твоя эта сестра должна прийти? Витя действительно сомневался, сам не понимая, почему. Может, действительно в том, что в любой момент Женька должна была заявиться? А с каких это пор он переживал за ее чувства, если девчонка что-то увидит? И даже покосился на настенные часы, успокаиваясь, что Филатова явно еще не близко к квартире.       – Или ты мне врешь? – хохотнула Лера, прижимаясь к Пчёлкину еще ближе. – И девица, которая тут завелась, не сестра, а?       – Заводятся тараканы, Лерка, – Витя хрустнул костяшками и запустил руку в ее пышные волосы. А затем без лишних слов накрыл ее губы поцелуем. Мысли закручивались медленно и совершенно не желали формироваться во что-то осмысленное. Это даже играло на руку, потому что думать в такой момент о Женьке было отвратительно неправильно. А ладони Леры, ее мягкие губы и горячее, учащенное дыхание очень хорошо отвлекали. Как и ее запах. И пальцы в его волосах. К черту… Его ничего не обязывает воздержаться. Подмял шатенку под себя, ловко освобождая от верхней одежды, сбрасывая на пол, кажется, упала сумка с деньгами… Тоже к черту. Дыхание Леры у самого уха, до горячей дрожи по спине. Разгрузить голову и тело. Молодец, Лерка, знаешь, когда это нужно. Нежным быть не хотелось. А шатенка этого и не приветствовала. Быстрые толчки – один за другим – заставляли задыхаться и в блаженстве покусывать губы, опухшие от покусываний. Но скоро до затуманенного слуха донеслось громкое мяуканье котенка. В незакрытую плотно дверь просунулась его мордочка. Лера подняла голову, заставляя Витю остановиться, и брови ее зло выгнулись.       – Я же попросила убрать отсюда эту живность!       – Прямо сейчас? – уточнил он сбившимся голосом.       – Прямо сейчас!       – Лер… – Пчёлкин навалился на нее всем телом, но шатенка сдаваться не собиралась, выскочила из-под него, направляясь к двери, соблазнительно покачивая бедрами. – Лера!.. Девушка бесцеремонно отпихнула мыском ноги котенка и плотно захлопнул дверь. Пчёла, тяжело вздохнув, перевернулся на спину и закинул на влажный лоб руку, кривя губы.       – Пинать его было необязательно.       – Ну ты же не услышал мою просьбу… – Лера плавно приблизилась к нему, оседлала его сверху и склонилась за поцелуем, перекидывая на бок тяжелую копну волос, щекоча кончиками его горячую кожу. Ощущая, что его запал медленно таял. – Ну, прости, я сейчас все наверстаю… Впилась в губы жадно, плавно насаживаясь на парня, издавая волнительно-соблазнительный стон. Стон, заставляющий сдаться вновь. К черту снова все… И этого котенка тоже. Машина Малиновского завернула в арку и вскоре притормозила около нужного подъезда. Вадим склонил голову, глядя исподлобья на старую хрущевку.       – И давно ты здесь обитаешь? – поинтересовался просто так. Женька поправила олимпийку.       – Нет, недавно, – уточнять, почему и с кем она здесь проживает, конечно, не стала. – Спасибо тебе.       – За что? – хмыкнул преподаватель.       – За все, – конечно, за хороший вечер, за заботу и компанию. Вадим по ее глазам все понял и кивнул. – Я побегу, до завтра!       – Не забудь противовирусное выпить, стрекоза.       – Обязательно! Машка, пока! – Женька улыбнулась, выпорхнула из автомобиля и зачем-то помахала Малиновскому перед тем, как скрыться за железной дверью. А он зачем-то махнул ей в ответ. Но улыбнулся уже после того, как она исчезла из поля зрения. Племянница на заднем сидении активно завозилась, склонилась к передним креслам и загадочно посмотрела на Вадима.       – Ну что, Машунь, за мамой?       – Агась, – она проследила, как он дергает ручник, и просто спросила: – дядь Вадик, а тебе нравится тетя Женя, да?       – В каком это смысле? – сделал вид, что не понял Малиновский.       – Ну, как мальчику нравится девочка.       – Нет, Машуль, только как человек.       – А в чем разница?       – Ну вот она тебе как нравится?       – Она хорошая, добрая, веселая… С ней спокойно и интересно.       – Вот и ответ, она нам с тобой нравится, как человек. А как девочка – это совсем другое.       – А ты мне расскажешь?       – Ну, когда тебе в школе вдруг понравится какой-нибудь мальчик, тогда будет проще разговаривать об этом. Мороженое хочешь?       – Конечно. Но маме не скажем.       – Это будет наш маленький секрет.       – А то, что тетя Женя сегодня спасла мой мячик? Малиновский снова улыбнулся уголком губ, вспоминая эту сцену. И ее последствия…       – Тогда у нас будет два секрета – один маленький, и один большой. Лера буквально взревела, размахивая зажатыми в руках туфлями. Желтоватая жидкость растеклась на том месте, где они стояли и еще капала с острых носиков. Котенок, юркнув под шкаф, наблюдал за реакцией на свои проделки.       – Лер, ну тебя что, во дворе пнули? – поморщился Витя, пытаясь ее утихомирить. – Че ты как сигнализация!       – Серьезно?! Этот комок шерсти нассал на мои самые дорогие туфли! Мне как идти в таком виде, а? Если в следующий раз эта пушистая задница будет находится в квартире, я вообще не приду, ты понял?! Котенок нашел эту минуту хорошей для повода, чтобы ретироваться в комнату своей хозяйки, и когда его худенькая серая спинка показалась в поле зрения Леры, так замахнулась туфлей прямо в него. Витя схватил ее за руку в то самое время, когда за их спинами прогремел строгий голос:       – Тронешь моего кота – я этот каблук воткну тебе в глаз. Пчёлкин зажмурился, а шатенка оглянулась на входную дверь. Женька, злая, как ведьма, бурила ее темным взглядом.       – Следить за животными надо, знала? – фыркнула Лера. – К лотку приучать.       – А не надо приходить в квартиру, где животные предпочитают незнакомую обувь в качестве туалета, знала?       – Витя, мне показалось, или она мне хамит? – шатенка вперилась огромными глазами в замершего и молчаливого Пчёлу, который не смотрел ни на одну из девушек.       – Тебе не показалось.       – Капец у тебя сестренка! Лера откинула на пол свои туфли, натянула плащик и действительно направилась на выход босиком.       – Стой ты уже, – гаркнул Витя, обходя наэлектризованную Филатову, и перехватывая шатенку под локоть. Молча всунул в ее карман несколько купюр. – Купишь новые.       – Не советую разбрасываться деньгами, Витенька, – прошипела Лера, вырывая руку. – Если не хочешь испортить со мной отношения и лишиться прикорма, советую пересмотреть устой в своей семейке. Захлопнув за ней дверь, парень еще пару секунд стоял спиной к Женьке, будто боясь продолжения бабской атаки. Чтобы предотвратить это, решил бить первым.       – И где ты шлялась так поздно? Опять со своим хрычем?       – Ты серьезно решил мне морали почитать? – рыкнула Филатова. – Устроил в квартире притон, блин! Может, мне тоже у каждой твоей бабы справку спрашивать? Ванну мы одну принимаем, кстати, да? Пчёла со всей силы прикусил щеку изнутри, наконец, развернувшись к подруге и уставившись на нее почти с остервенением.       – Не будь дурой, Филатова. Лера – наш с Косом помощник и мы обсуждали дела. Ты же просила избавиться от ампул в холодосе, разве не так?       – Ты что, оправдываешься передо мной? – Женька откровенно хохотнула. – Да мне насрать, кого ты здесь трахаешь! – ложь, конечно, это ощутили оба. Слишком надрывно звучала ее усмешка. – И безумно рада, что задержалась и не увидела этого кошмара.       – Точно дура. У тебя мысли только на одно заточены, да? Или своими нападками пытаешь прикрыть свои грешки? А че, во тема! – нападать, нападать и еще раз нападать, не показать, что ему… стыдно? Нет, нисколько. Все наперекосяк сегодня будто. Будь эта Лера неладна. Почему Пчёлкин испытывает это непонятное гнетущее состояние? Почему его вдруг заботит, что думает Женька? И тем более почему его так заботить, где она ходит в позднее время? Сам же сказал – валить и делать, что хочет. Зная ее – так и сделает. Вопрос – что?       – Интересный у тебя препод, хороший повод нашел. Хотя да, со студентками как-то проще. На лекциях посидели, кофейку в кафешке выпили, потискались в машине, трахнулись и нормально! Филатова уже не боролась с желанием врезать ему еще раз. Она просто в одну секунду это подавила. Потому что поняла, что слишком хорошо знает Пчёлкина. И эту его реакцию – тоже. Защищается, нападает первым, разбрасываясь грубостью и желчью за то, что она, Женька, увидела то, что не должна была. Она гордо вздернула подбородок:       – По крайней мере, я живу нормальной, мирной жизнью. А ты как погряз в разборках и махинациях – так и продолжаешь в них вязнуть. Даже бабу себе из этой области завел, молодец. За мою безопасность печешься? Оно и видно! Не удивлюсь, если эта мымра на хвосте кого-нибудь притащит. А ты и дальше уверяй, что она пришла просто поговорить с тобой. Все твои попытки оправдаться провалены, Пчёлкин.       – Никто перед тобой не оправдывается, Филатова. Если я захочу кого-то сюда привести и трахнуть, как ты выразилась, я это сделаю.       – Ну тогда если я захочу задержаться или переночевать в другом месте, я тоже это сделаю!       – Хрен тебе, поняла? Женька шагнула на него, и ее огромные глаза превратились в две щелочки.       – Если эта овца снова заявится к тебе «обсудить дело» и что-нибудь сделает с моим котом, помяни мое слово – я от вас двоих мокрого места не оставлю. Витя, выпрямив плечи, заполнил все пространство в узком коридорчике, и девушке пришлось пихнуть его в плечо, чтобы обойти. Нужно было срочно в горячий душ. Согреться. Смыть с себя эти проклятые мысли, которые начали прожирать огромную дыру в голове. Женька старалась не думать о том, что делала здесь эта шатенка, хотя подсознание подсказывало истину. Нет, к черту, не думай. Ни секунды не думай, это тебя вообще не касается! И он же сказал… Да мало ли, что он мог наврать! А зачем ему тогда врать, если по факту им друг на друга все равно? Пчёла развернулся через плечо, наблюдая, как напряженная спина Филатовой скрылась в ванной, как хлопнула дверь. А потом ощутил в ногах котенка – виновника торжества. Витя подхватил его на руки, налаживая с ним контакт глаза в глаза.       – Признайся, тебя Филатова укусила, да, мохнатое отродье?