***
Коридоры больницы были погружены в болезненно-белый свет и тихий гул голосов. За стеной, где пыталась прийти в себя Алёна, реанимировали ее брата. Головина медленно ходила из угла в угол, напрасно пытаясь согреть онемевшие ледяные ладони. Тошнотворное волнение свербело между лопаток, так настойчиво и изнуряюще, что девчонка передернула плечами, впиваясь спиной в холодную белую стену. Голова еще немного кружилась, шрам на лбу, залепленный пластырем, зудел и пульсировал, но это было сущим пустяком на фоне того, что эти скоты сделали с Кириллом. Периодически в коридоре появлялась медсестра, Алёна кидалась к ней, спрашивала, но та лишь просила ждать и снова в ответ предлагала девушке отдохнуть или выпить успокоительное. Хотя прекрасно понимали обе, какое тут может быть успокоение? Больными глазами Головина всматривалась в дальнюю дверь коридора, где раздавались голоса и какие-то хлопки. Спустя пару минут она отчетливо уловила направление звука и инстинктивно обернулась на него. – Доктор, что? Как он?.. – Алёнка обхватила себя за плечи, удерживая сползающий халат, и испытующе взглянула в глаза врача. – Успокойтесь, ради бога. Все с вашим братом будет в порядке. Несколько переломов, смещение позвонков, но он крепкий малый, оклемается в кротчайшие сроки. В шейном отделе был обнаружено лишнее костное кольцо, врожденная аномалия, вот если бы его перебили, тогда переживать стоило. А так все поправимо. Конечно, все было намного серьезнее, чем говорил врач, но расстраивать молоденькую девочку, которая пострадала сама и просидела в больнице всю ночь, не хотел, и она это тоже понимала. Поэтому Головина только быстро закивала, утирая влажный нос. – К нему можно? – Пока он не отошел от наркоза, но как только мы переведем его в палату, вы сможете его навестить. – Спасибо, доктор. – А сейчас я советую вам ехать домой, отоспаться, ночь у вас была тяжелая. А к вечеру или к завтрашнему утру приезжайте. Всего доброго. Домой, конечно, Алёнка не поехала. Путь лежал до «Атлетико».***
– Вот это у вас габариты! – восхищенно присвистнула Полина, удобнее подхватывая сына на руках. – Тёмка, тебе нравится? Для маленького мальчика площадь спортивного комплекса казалась еще масштабнее. – Круто! – Годится? – улыбнулся Самара, наблюдая за искренней реакции своей семьи. В большей части, конечно, за реакцией жены. – Спрашиваешь! Мне бы такие параметры в свое время... – Что, Полинка, надоела домашняя житуха? – хохотнул появившийся в дверях Пчёлкин и глотнул горячего свежесваренного кофе. – Есть такое, – обернулась к нему Самарина и покачала сына на руках. – Хочется тряхнуть стариной, да и Артёмке пора уже входить в социум, да, малыш? Целый год ждали, когда очередь в садик подойдет. Витя удивился. – А чего не в частный? Сказали бы, есть человечек знакомый, за пару дней все устроил бы. – Да за каким он сдался, – поморщился на его вопрос Самара. – В обычном быстрее привыкнет к самостоятельности, пообщается со всеми слоями будущего общества... – Ладно-ладно, папашка, я лишь спросил, – засмеялся Пчёла и снова покосился на Полину. – А в чем тряхнуть стариной-то, Полинка? – За ее спиной десять лет синхронного плавания, – не без должной гордости ответил за девушку Лев. – Откроем еще одну секцию, и нам хорошо, и ей отлично. – Серьезно? Полина скромно улыбнулась. – Да. Только с беременностью потеряла сноровку... – Талант, Полька, не пропьешь. – Да нет, я лучше молодежь тренировать буду. Самара привлек к себе жену, поцеловал ее в светлую макушку и обратился к Пчёлкину: – Ну что, бригадир, отдадим жене моей бассейн? – А то с тобой поспоришь, Лёва, – ухмыльнулся тот, делая очередной глоток, и взглянул на наручные часы. – Кос куда-то провалился, что ли? И Активиста нет... Я б согрешил на похмелье, но он вчера не пил. – Может, оба зависли? Вместе ж потом уехали. Заслышав отдаленные спешные шаги, пререкания и женские ругательства, Самара, Витя и Полина покосились в коридор. Стало ясно – опять вышибала Сеня переусердствовал с кем-то из посетителей. Но вскоре вперед прорвалась Алёнка, которая уже чуть ли не материлась на тугодума-охранника. – Алёнка на замену брату, что ли? – мрачно фыркнул Витя. – Погоди, Пчёл. Сень, я тебе скоро руки ампутирую, отвечаю! – пробасил Лев, стремительно шагая навстречу девчонке. Обхватил ее за плечи, мельком оценил ее помятый вид, забинтованный лоб, и снова рявкнул на быка. – Своих уже не узнаем? – Она влетела, как тайфун! – Это у них с Активистом наследственное. Вали давай, блюди, чтоб реально кто посторонний не влез. Сева, волнительно потирая бритый затылок, шмыгнул носом и ретировался из зала на свой пост. Самара стремительно усадил девчонку в мягкое кресло и опустился перед ней на корточки, быстро и осторожно покрутил ее голову. – Алёнка, что случилось?! – Господи, – Поля округлила глаза, – подержи, Вить, – передала сына в руки Пчёлкина и присела рядом с сестрой друга. – На тебя напали? Пчёла отпустил резко замолчавшего Артёмку, набрал воды в стаканчик и протянул Головиной. Та молча осушила его, отдышалась и попыталась без эмоций высказать факты: – Со мной пустяки. Киру сегодня ночью у подъезда избили сильно... Не знаю, кто. Трое бугаев, одеты еще были как-то одинаково. В глазах старших был настоящий испуг, даже в глазах Самары, так несвойственный этому человеку. Он осторожно протянул руку, касаясь ее предплечья. Слегка наклоняя голову и заглядывая в лицо. – Тебя как задеть умудрились? – А что я, смотреть буду спокойно, как его бьют? Пестик схватила и побежала... – Дуреха. – Если б не я, его бы забили до смерти, Лёв! Витя привычно поморщился. Такое бравое безрассудство он уже видел в своей жизни. Более того, с его обладательницей он теперь жил под одним потолком. – А если бы тебя затоптали? – Не затоптали же! – раздосадованно фыркнула Алёнка, косясь на бригадира. – В общем, я пригрозила... Пистолет у меня забрали, вмазали со всей дури... Соседи скорую вызвали, я всю ночь в больнице просидела, пока его реанимировали. Врач сказал, ничего страшного... Соврал наверняка, конечно. Вы бы съездили к нему, обещали, к вечеру он будет в сознании. Скажет больше. На мгновение повисла тягучая тишина. Спокойствию и собранности Алёнки можно было только позавидовать. Но учитывая их прошлую жизнь с братом, и то, в каких реалиях теперь приходилось существовать, старшие уже не удивлялись. – Поехали, – Пчёлкин хлопнул Самару по плечу и решительно направился к выходу. У Пчёлкина при нахождении в больнице уже срабатывал инстинкт стойкой тревоги и свербящего напряжения. Слишком часто за последние годы приходилось бывать в этих пропитанных фенолом, болью и безнадегой стенах. Этот специфический больничный дух психологически подавлял, вселял мысли о бренности жизни даже у здорового человека. К Активисту они попали почти сразу. Опутанный трубками и с подключенной кардиограммой он уже очнулся и только смог моргнуть глазами в знак приветствия друзей. Челюсть его была зафиксирована, голова перебинтована, да и сама видная часть тела была в плену бинтовых слоев и гипса. Самара пододвинул стул к изголовью Кирилла, присел и осторожно коснулся его предплечья ладонью. – Тебя ж дубиной не переломить, ты чего, брат? – Лев попытался придать своему голосу веселый тон, хотя никаким весельем вообще не пахло. Активист поморщился, мол, бывает, расслабился малясь. – Говорить не можешь вообще? – Пчёлкин облокотился на каретку его передвижной койки и получил в ответ едва заметный отрицательный кивок головой. – Плавали, знаем. Пока он мимолетно вспоминал свой 89-й и последнюю стычку со Слоном, после которой еще три недели провалялся на больничной койке, параллельно выудил из внутреннего кармана пиджака блокнот с закрепленной к нему ручкой и протянул Кириллу. – Пальцы целы? Напиши, кого запомнил и знаешь ли их. Через несколько минут, проведенных в полнейшей напряженной тишине, сопровождаемой лишь тихим писком реанимационной гарнитуры, в руки парней перекочевал исписанный блокнот.«Сочинение. Как я провел вчерашний вечер. Он был на свадьбе Фила. Спалил мой разговор с Черновой в женском туалете. Следил 100%, иначе бы не ворвался. Вероятно подумал, что у нас с ней что-то было. Ждали у падика, было трое. Все в кашемировых свитерах. Сказали, что нельзя трахать чужих жен. Все дело в Рите. Косу скажите, чтоб залег. И у них мой кольт, че хотите, но верните, иначе плакать буду. Кирюша Головин, 23 годика».
Витя хохотнул мимолетно, но лицо его выражало крайнюю степень тревоги. – Да, Виктор Палыч, предчувствия тебя не обманули, – через губу пробормотал он и, когда Самара ознакомился с текстом, захлопнул блокнот и убрал обратно в карман. Дверь распахнулась, и в проеме показалась голова лечащего врача. – Молодые люди, посещение окончено. – Уже уходим, док, – пообещал Лев, и оба парня поочередно легонько пожали ладонь Кирилла, опухшую, со сбитыми в кровь костяшками. Уже на выходе из палаты Витя неожиданно затормозил и прищурился, глядя на Головина: – Кирюх, а че ты в женском клозете делал? Космос не заревнует? Активист закатил глаза и сконструировал нехитрый жест в ответ – средний палец. Пчёлкин грустно усмехнулся: – Ладно, брат, мы найдем их. И валыну твою тоже.***
– Знаешь, у меня что-то правый бок побаливает и ноет под ложечкой, – признался Чернов, когда они с Ритой уже мчали по правительственной трассе к пункту назначения – к их будущему новому загородному дому в Москве. – Неужели печень? Наверно, пью многовато. Да ты не пьешь, скотина, ты жрешь свою водяру литрами, огрызнулась мысленно Маргарита, но вслух искренне озаботилась: – Ты обязательно покажись врачу. Вызови в офис – ведь замотаешься и отложишь, а дело, может быть, серьезное… Вдруг у тебя цирроз? – Типун тебе на язык! – добродушно проворчал Костя, поправляя галстук. – Хотя… чем черт не шутит? Подожду дня два… не пройдет – что ж, обращусь к эскулапам. Им только попадись в руки! Да ладно. По поводу дома. Осталось завершить отделочные работы и забетонировать погреб. А ты взглянешь, не забыли ли чего-нибудь строители. Как настоящая хозяйка. И в перелёте из Питера в Москву, и в дороге Рита пыталась переключиться с неутешительных мыслей, пролистывая все каталоги и рекламные буклеты, стараясь отгадать: какой же из этих прекрасных особняков муж выбрал в качестве их резиденции? Но глаза у нее разбегались, и она ни к чему определенному не пришла: многие хороши, ей бы вполне подошли… Но потом подкатывающая к горлу тошнота напомнила о насущном. – Тебе нехорошо, дорогая? – склонился к ней Чернов. – Володя, разблокируй двери. Водитель, хитро покосившись на хозяев в зеркало заднего вида, выполнил поручение, и Рита спешно опустила стекло задней двери. Апрельский ветерок, набравший силы при такой скорости машины, ворвался в салон автомобиля, и Маргарита смогла нормализовать дыхание и подавить муть в горле. – Может, остановимся? – услужливым голосом продолжал наседать муж, но она отрицательно замотала головой. – Все в порядке, Костик. – Тебя не тошнит? – Немного, – старалась придать непосредственности голосу Рита. – Просто утром съела что-то... – Нужно будет Надежде указать, чтобы готовила каждый день из-под ножа. Не просто так ей такие бабки платят. Рита прикрыла глаза, судорожно пытаясь проработать план соблазнения собственного мужа. Сегодня кровь из носу нужно было затащить его в постель. Тянуть больше нельзя, срок идет на третий месяц... А он, кажется, даже какой-то благосклонный, значит, будет намного проще. – Хоть Москва близко, место чудесное, малолюдное, кругом лес, – продолжал как ни в чем не бывало Константин. – Всего два десятка таких же особняков за высокими заборами, полный покой и свежий воздух. Из посторонних объектов только контора лесничества, пришлось помочь им построить особняки здесь же. Понятна ситуация? Рита внимательно слушала, благодарно прижимаясь, а он ласково обнимал ее за плечи огромной ручищей. – Само собой, все необходимые инженерные коммуникации, телефоны уже установлены. Так что жить будем со всеми возможными удобствами. Тем временем машина, двигаясь по Можайскому шоссе, выехала из города и свернула в сторону в районе Одинцова. Миновав смешанный перелесок, пересекла небольшое поле – у края его и приютился коттеджный поселок. Асфальтированная дорога была еще не достроена, и колеса застучали по недавно уложенным бетонным плитам. Проехав два участка, обнесенных глухой оградой саженной высоты, машины Чернова и охраны остановились. Один из телохранителей выскочил из машины, что-то сказал в домофон, и ворота автоматически раздвинулись. Обе машины въехали во внутренний дворик, уже заасфальтированный и обсаженный декоративным кустарником и молодыми деревцами. Маргарита, когда жила во Франции и путешествовала по Европе, видела много богатых вилл и особняков. И все же, выйдя из машины, застыла в немом восторге. – Вот это красотища, Костик! – непроизвольно вскрикнула она. – Я все каталоги просмотрела, но такого не встретила! – Еще бы! Ты и не могла, – подтвердил он, самодовольно ухмыляясь. – Наш дом должен быть неповторим! То, что открылось взору шатенки, очаровывало с первого взгляда. Перед домом был разбит широкий английский газон с цветниками, на краю его – бассейн, облицованный мраморными плитами. Трехэтажный особняк выполнен из светлого кирпича и ультрасовременных отделочных материалов. Посреди фасада сверкал темным и светлым стеклом, завершающийся зимним садом под коническим куполом. Остекление террас и галерей переливалась яркими красками витражей, высокую крышу из красной черепицы украшали солидные трубы каминов, увенчанные флюгерами. В общем, этакий небольшой замок в современном стиле. – То ли еще будет! Набирай в легкие побольше кислорода, – Чернов был очень доволен тем, какое впечатление произвел на жену внешний вид дома. – Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь его внутри. Он взял ее за руку, и она переступила порог этого прекрасного дворца, который превзошел все ее мечты. И внутри он оказался чудом – муж нисколько не преувеличивал. Светлые спальни второго этажа были обшиты тесом, библиотека и столовая сверкали лаком дубовых панелей, гостиная, украшенная большим камином и коваными деталями, выполнена под старину. Огромная кухня, ванные комнаты и санузлы оснащены самым дорогим и современным оборудованием. При осмотре внутренних помещений их сопровождал старший прораб: давал пояснения, записывал замечания и указания хозяина. – Милая, а ты что, онемела? – удивился Костя, обратив внимание, что она не проронила ни слова. – Неужели ты, как хозяйка, ничего не нашла, что еще нужно сделать? – Да у меня просто ничего не возникло, – только и пробормотала обомлевшая от всего этого неимоверного великолепия Рита. – По-моему, лучше и удобнее просто не бывает! Его глаза сверкнули каким-то болезненным блеском. – Более чем. Уезжать отсюда тебе точно не захочется. Когда рабочие закончат на сегодня, я тебе покажу нашу личную спальню. Рита немного расслабилась. Все получится. Все обязательно получится. Главное перед близостью с Костей вычеркнуть из головы все стороннее. Отдаться, как раньше. Так нужно. Но если она будет видеть перед собой только мужа, организм с долгой отвычки может дать сбой. Не поддаться, не подчиниться, не потечь растопленным воском. Тогда нужно представить лицо Космоса... Гадство. Мерзость. Боже, стыд. Впервые за долгое время он так сильно прилил к груди, к щекам, загонял по всему телу горячую кровь, и внизу живота неприятно затянуло. После семи вечера, когда Рита уже осмотрела все владения их резиденции, Костя подкрался к ней сзади и властно обхватил жену за талию. Держаться было трудно. Его распирало два желания – прикончить ее прямо сейчас или овладеть ею прямо сейчас. Говорят, беременность красит. Марго всегда была прекрасна, это факт. Но ее такую – элегантную, блестящую, еще более соблазнительную, чем прежде, – Чернов не видел давно. Непроизвольная дрожь пробежала по телу. Он старался думать о том, что будет с ней после, но мысленно снова держал в своих объятиях, будто не было разрушающего факта измены. – Идем, я обещал показать спальню. Стоило Рите восхищенно выдохнуть при виде их личной комнаты, которая больше напоминала апартаменты в дорогом заграничном ателе, Костя повалил ее на кровать и, касаясь поцелуями уха, прошептал: – Начнем новую, достойную для каждого из нас жизнь. Поможешь мне в этом? – и стал жадно целовать ее. Рита, чувствуя, как его крупное тело содрогается от страстного желания, в восторге, что так удачно исполняются все ее планы, благодарно ему отвечала, старалась доставить нелюбимому мужу как можно больше радости и наслаждения. Чернов никак не мог утолить свой страстный голод и только часа через два, истощив и свои, и ее силы, отвалился пиявкой и потянулся к телефону на прикроватной тумбочке: – Ты проголодалась? Я очень! – и проговорил в трубку: – Володя? Подавай горячее. Рита успела только натянуть на нагое тело шелковое покрывало, когда в спальню ворвались двое. Костя тем временем схватил пачку сигарет, спокойно подкурил, отошел к окну и омерзительно равнодушным тоном отдал приказ: – Отдаю эту курву вам на потеху, – указав на жену, он выпустил сизое облачко дыма. – Потом закатаете в бетон погреба, там есть еще не заделанная опалубка. Пусть остается здесь навсегда, уж очень хотела. Я держу слово. Маргарита, парализованная ужасом, ушам не верила, завороженно следя за ним. Только когда увидела, что он повернулся, чтобы уйти, у нее наконец прорезался голос: – Нет! Ты так со мной не поступишь! Не делай этого, Костя! – надрывно крикнула она, срываясь на визг. – Что... Что я сделала?! Костя-я-я! Дуэт амбалов схватил ее за ноги и руки так больно, что из гортани Риты вырвались страшные визги. Она ревела раненой белугой, пока ее, брыкающуюся, тащили со второго этажа по лестнице, по которой вышагивал Чернов. Он вдруг резко остановился на первом этаже прямо перед дверьми, ведущими в погреб, развернулся и резко схватил жену за подбородок, дернул на себя с такой силой, что у нее хрустнула шея: – Как бы я хотел разбить тебе морду. А потом спустить в нее всю обойму. И напоследок разорвать тебя на клочки, мерзкая, грязная патаскуха, – он смял ладонью её рот, надавливая на скулы, будто вот-вот грозясь свернуть хрупкую челюсть. – Но я не монстр. И все пройдет даже более чем гуманно. Ты и ублюдок внутри тебя просто захлебнетесь коктейлем из цемента, щебня и песка. Прощай, любимая. Я буду искренне скорбеть. Сдержаться не смог – со всей силой, которая кипела в нем неимоверно, он наотмашь отвесил ей смачную пощечину, и ее губы изнутри разбились об собственные зубы. Из носа хлынула кровь, которая скоро смешалась с текущими водопадами слезами. Она уже охрипла от крика, но Костя, больше не удостоив ее взглядом, не обращая внимания на вопли, круто повернулся и стремительно двинулся прочь от нее, удерживаемой цепкой хваткой. Двое дюжих охранников сразу потащили абсолютно голую Риту в подвал особняка. Примкнули наручниками к батарее и с большой охотой, без устали, издеваясь как могли, стали утолять свою похоть. Голая женщина с опухшим разбитым лицом висела в согнутой позе, прикованная к стене. Никаких надежд на спасение не оставалось. Ее отрешенный взгляд наводил на мысли, что она уже тронулась разумом. Ее грубо хватали за талию, со всей силой толкали вперед тела, будто вкладывая в этот толчок всю ненависть хозяина. С триумфальным животным ревом врывались в нее, ощущая, как разрываются от грубости и жесткого напора нежные ткани, когда они поочереди вламывались в горячую глубину ее живота. Кровь горячими струйками текла по внутренним сторонам ее бёдер. Ритины крики скоро прекратились, и она, через пелену слез, заполнивших ее глаза, шептала разбитыми губами что-то, и кажется, это были слова раскаяния и прощания, адресованные Космосу. Его лицо было у неё перед глазами... Когда амбалам надоели ее истошные крики и всхлипы, они натянули ей на голову полиэтиленовый мешок и туго обмотали вокруг шеи. Уже в таком положении продолжали наслаждаться ее прекрасным телом, даже осознав в какой-то момент, что она больше не дышит... Неизвестно, сколько прошло времени, когда оба удовлетворенных рослых бородатых мужика, переводя дыхание, изнеможденно уперлись руками в стену, пытаясь прийти в чувства, и следили, как окровавленное Ритино тело медленно оседает на холодный грязный пол. Отдышавшись, они сбросили его в опалубку и залили толстым слоем бетона.***
Дунаев пригубил прямо из горла креплëное и растянулся на скамейке, такой уже родной за эти последние полтора года. Вспомнилось, как они с Велосипедом и Котом стырили её со склада поломанных вещей общаги, прибили недостающие деревяшки, отмыли, отшкурили, покрасили и втащили на крышу. А потом вспомнилось, кому эта идея пришла в голову. Конечно, Велосипеду, когда они втроём здесь пиво пили одним июльским вечером. И тем же июльским вечером Андрей впервые увидел Тошу. Впервые помог ей. Бывают ли встречи, после которых сожалеешь о том, что они случились? Бывают люди, после встречи с которыми можно начать сожалеть о многом, и о встрече в том числе? Наверно, в чьём-то сценарии так и есть. Только Дунаев давно дал себе установку ни о чем в своей жизни не жалеть. Бедой его было то, что он старался помочь каждому своему близкому человеку. Он проживал боль или радость вместе с ним, искал пути решения проблем, когда человек самостоятельно не мог, продумывал тысячи ходов, продолжая улыбаться и обогревать каждый сантиметр вокруг. И только оставшись наедине с собой, он мог расслабиться. И когда каждая эмоция укладывалась, каждый нерв расправлялся, Андрей ощущал, как на него тяжёлой наковальней обрушивается весь груз пережитого за себя и, как говорится, за того парня. Если помощь была плодотворной, то груз усталости казался ему приятным, как та эйфория, которую ты ловишь после усиленной, но продуктивной тренировки. Каждая мышца благостно подрагивала, как гитарная струнка. И засыпалось легко... С Тошей такого не было. Когда игра приняла неотвратимые обороты, Дунаев осознал, что бросать девчонку поздно. Но и поздно пытаться добиться от неё решительности, переделать её отношение к жизни и к окружающим людям. А ещё стало максимально тяжело находить слова для неё, чтобы успокоить внезапные вспышки ревности или резкого скачка настроения от жуткого для неё счастья до приятной её душе меланхолии. В такие моменты Андрей понимал, что просто теряет себя. Тоша была больше, чем подруга, но меньше, чем любимая девушка. Совсем недавно Дунаев даже обрадовался, что не перешёл последние границы и не привязал тем самым и без того ранимую девчачью душу настолько, что уже не оторвать. Только отрезать с мясом. Он не садист, а ей боли в этой жизни и так было достаточно... В глубине души парень был уверен, что расставшись с Тошей, для которой он был теперь центром Вселенной, он совершил бы ужасное деяние. Ведь как можно давать человеку любовь, когда ее не испытываешь, а он чувствует себя еще несчастнее, потому что на подсознательном уровне это осознает. Он не знал, как долго бы спокойно играл дальше в эту изнурительную игру, если бы не свершалось то, чего так боялась сама Тоша и что прогнозировала Женька. Бедная девчонка постоянными упрёками и подозрениями, что все вокруг возятся с ней из жалости, по итогу кроме этой самой жалости больше никаких чувств не вызывала. Даже в Андрее. Просто подругой для него она быть бы уже не могла, а видеть её своей будущей женой он как изначально не мог, так теперь и не хотел. Да и вообще жениться Дунаев не собирался. В жизни могла быть только одна единственная, кого бы по доброй воле можно было представить своей спутницей по жизни, и то – это чувствовалось в первые же минуты встречи. Тоша же изначально не была его целью или же предполагаемым увлечением. Более того, после той случайной встречи на этой самой крыше он и не думал, что когда-то их дороги пересекутся... А ведь началось всё именно с этой лестницы на эту крышу, и дальнейшее тоже стало лестницей. Ведь на лестнице не живут: там только курят, ссорятся или целуются. Впрочем, это детали. А общее умонастроение можно выразить так: ему всего двадцать один, ничего особенного, все как у других, но кажется, что это происходит только с ним... Железная дверь позади скрипнула, и Дунаеву даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто нагрянул нарушить его одиночество. Чужие сюда не приходят, а кто из своих шёл к нему, он уже узнал по шороху подошвы одного кроссовка и стуку кастыля. – Ты как меня нашла? Милена шлёпнулась на скамейку рядом с Дунаевым и чокнулась своей бутылкой пива о его, зажатую в руках. К сидушке прислонила свой костыль. Вот надо ей было третий раз через козла прыгать на пятёрку по ненужной физре? – Ну, мест, где ты можешь зависнуть, не так много. А учитывая твое настроение в последнее время – точно что-то меланхолочно прекрасное. Чем крыша не подходит? Её мелкие кудряшки упали на лоб, но не скрыли добрый взгляд. Дунаев улыбнулся ей мягко. – Даже не заметил, когда это ты меня изучить успела, Милка. Как-никак прожили уже три года в этой голубятне над городом (как они ласково называли свою общагу). – Ладно, давай рассказывай, чего свой умный нос повесил? – она легонько потрепала его светлую чёлку. Так уж вышло, что Дунаев позволял проделывать подобное только Женьке и Миленке в последнее время. – Тебе необходимо высказаться. Может, я не все пойму, но я тебя выслушаю. И она добросовестно внимала ему, вспоминала разговоры с Женькой, посиделки вместе с Тошей и по отдельности, но ей так и не объяснили, зачем столько сложностей, когда на самом деле все просто. Пиво кончалось, вино тоже... Приходило осознание, как эти переживания будут все-таки по-другому ощущаться в разное время. То, что нас волнует сейчас, через пару лет будет восприниматься совсем иначе. А огpoмнaя чacть вceх этих правил «нaдo» и «дoлжeн», c кoтopыми мы нocимся, бecпoлeзнa. Βce, чтo мы от них получаем – нepвoзнocть и чувcтвo вины. А пока они сидели будто в кармане, как яблочные семечки-близнецы, из которых еще неизвестно, что вырастет, когда их вытряхнут на ветер. Но всё в этой жизни возможно, все решаемо, нет такой задачки, которую их зубы не перегрызли бы за одну ночь. – Вот такой закон подлости в жизни: пытаешься вести себя дружелюбно, а оказываешься по колено в дерьме, – подала голос Милена, как только его речь, не окрашенная лишней эмоциональностью, кончилась. – Знаешь, Филька права. Если человек не хочет принимать новую действительность, не видит очевидной помощи, ты не должен жить за него. Я лишь могу предположить, почему Тоша так себя ведёт... Потому что когда счастье идёт нам в руки – мы становимся подозрительными! Неужели нужно всё усложнять, чтобы поверить? Мы привыкли думать, что настоящую любовь надо заслужить, надо преодолеть все препятствия во втором акте, перед тем как жить долго и счастливо в третьем. А если препятствий нет, означает ли это то, что чего-то не хватает? Неужели нужна драма, чтобы отношения сработали? – Видимо, так. Какой бы идеальной не могла быть новая жизнь, человек найдёт миллион причин остаться в прошлом, пусть даже говенном, потому что там среда привычнее. Ему та боль привычна, он знает, что ждать. А что будущее? Привыкать же надо. Я пытался помочь ей. Я очень пытался. Не получилось. Милена смотрела на Дунаева почти с болезненным восхищением. Как так получилось, что он выбирал то, что ему либо недоступно, либо вовсе не подходит? Выражение лица у него сосредоточенное и напряжённое, давно она его таким не видела. Прикусил верхнюю губу, скользя взглядом по её сцепленным пальцам. – Ты, Андрейка, идеальный, – не стала таить и дальше свои мысли девушка. – И не перебивай, я ведь серьёзно. Идеальный мужчина – два небольших слова, одно большое понятие. И поэтому идеальному мужику должно хватить смелости и благородства сказать женщине в лицо, что он не хочет её больше видеть. Либо дать вашим отношениям последний шанс, только поставить ультиматум – либо она перестаёт быть ребёнком, либо ты уходишь. Сказать легко. Дать ещё раз шанс легко. Но терпеть внезапную истерику – уже выше Дунаевских сил. Он прикусил щеку изнутри, понимая, что теперь нужно действительно всё менять радикально. – Ей нужны антидепрессанты, – снова разрушила повисшую тишину Милена. – Самостоятельно она не выберется... – Выписывал уже. Не помогли. – Тогда другие нужны. А вообще неплохо бы показать её специалисту. Если тебе её так жалко, не можешь кинуть её в такой момент, значит надо завершить её лечение. Если уж принялись спасать, то давай спасать не на половину. Просто как друга... А там уж куда кривая выведет. А меня кто спасет, подумал Андрей, когда Милена игриво толкнула его плечом в плечо и, словно прочитав его мысль, добавила: – Я ж помогу, ты не переживай. Не чужие люди. У меня папа в больнице работает. Не знал? А, да когда бы про это говорили ещё. Не суть. Он специалист крутой, это я без преувеличения. А ты поговори с Тошей сегодня. Как умеешь. Аккуратно, чтоб не пугалась. И не ругалась. И потом скажешь – да или нет. Если да, то поведем к папаньке, я договорюсь.***
Дунаев помог Милене спуститься на костылях до общаги, проводил до комнаты и дал честное пионерское, что поговорит с Тошей и в принципе решил не терять времени. Пока был настрой и толика злости, чтобы не размякнуть при её попытке разжалобить его слезами. Уже несколько месяцев Антонина обитала в общежитии при художественной академии Репина. Здесь не то что в меде – все с нотками эксцентричности, улащенные, не особо разговорчивые с простыми смертными. Как бы сказала сама Тоша – идейные. Он бы сказал – чудаковатые. По крайней мере, соседки по её комнате так точно. Если с проходом в обитель общаги проблем никогда не возникало, то с атмосферой внутри как раз всё было наоборот. Лиза и Фаина при появлении Дунаева сильно возмущались, порхали вокруг, кудахтали на чужака в прямом смысле, как курочки-наседки, только вместо насиженных яиц были их чертежи и эскизы. Однако вопреки привычной обстановке Андрей в Тошиной комнате не обнаружил никого. Но заметил непривычный погром. Висящие у входа полочки со стеклянными дверцами, служащие пристанищем для красок, кистей и прочих художественных принадлежностей, были раскрыты, а те самые дверцы – разбиты. Он наклонился к полу, усеянному битым стеклом и разбросанными вещами, и заметил среди стеклокрошки багряные капли. Коснулся их пальцами. Не краска. Кровь. Сердце Андрея противно зашлось в ускоренном ритме. Он огляделся, проверяя, есть ли что-то помимо этого в комнате. Около Тошиной кровати валялись её эскизы, нарисованные до безобразия неаккуратно и странно... Дунаев сорвался прочь и побежал по коридору в поисках хоть одной живой души. Напоминало ему это какой-то малобюджетный фильм ужасов. И когда парень свернул в сторону туалетных комнат, тихий шелест деревьев, влетавший в распахнутые форточки, разрезали женские всхлипы. Андрей быстро шагнул к умывальникам. Тоша, сгорбившись над раковиной, подставляла под струю льющейся воды окровавленные ладошки. – Тоха? Он обхватил ее за лицо и обнаружил, как из вспоротой острым стеклом щеки течёт кровь. – Ты что сделала? Что произошло?! Вся подготовленная речь была послана к чёрту, потому что в данный момент Дунаев не мог найти объяснения увиденному. Его лицо расплывалось у неё перед взором. Она даже со страха не узнала его громкий голос, только руки на щеках и запах одеколона дали понять, что это Андрей. Он легонько встряхнул её, но она зажмурилась, будто пытаясь проморгаться, прогнать пелену перед глазами. Но ничего не помогало. Её скрюченные пальцы затряслись около его воротника, и Дунаеву пришлось схватить их одной рукой, сжать, успокаивая. – Андрюш... Я не вижу! Я ничего не вижу!