Дом — это сооружение, имеющее стены, окна, крышу и помещения внутри, в котором живут или работают люди.
Нет.Домом называют помещение, например комнату, квартиру и т. п., где живёт человек.
Не то.В разговорной речи домом называют людей, которые живут в одном доме. Домом называют членов семьи, которые живут вместе. Домом называется ваше домашнее хозяйство, всё необходимое, что делает жизнь семьи нормальной. Домом человек называет страну, территорию и т. п., где он живёт и которую считает для себя дорогой.
Что-то похожее. Не нужно быть ходячей энциклопедией, чтобы дать определение слову "дом". Но почему-то все ассоциации, которые успевают прийти в голову Сатору за всё это время, никак не связываются в единое предложение. За панорамным окном прямо перед ним множество домов, самых разных: начиная от тех, что своей верхушкой небо царапают, то и дело стараясь ухватиться за облака, и заканчивая теми, что еле-еле стоят на этой земле и от каждого дуновения ветра шатаются, словно от землетрясения. В каждом — люди. Люди, порой несколько десятков лет живущие на одном месте, пустившие корни в своем родном жилище, привязанные до хруста костей к месту, где они родились, где провели бо́льшую часть жизни. Не все, правда. Таких, как Сатору, достаточно. Достаточно, чтобы не чувствовать себя одиноким. Ведь таких одиноких достаточно. Сатору в бесконечном поиске. Истины или лжи, своего окружения или самого себя, смысла жизни или собственной смерти. В поиске места, где ему бы открыли глаза, на пальцах разъяснили все сложности и дали ответы на все вопросы в его переполненной безумной бессмыслицей голове. Или, на крайняк, указали бы верный путь, хотя бы приблизительно, хотя бы направление — на юг или на север, направо или налево — Сатору сам дальше разберётся, ему не впервой. Но Земля круглая, и Сатору, кажется, обошел её вдоль и поперек и на деле убедился, что если долго идти в одном и том же направлении — ты рано или поздно вернёшься на прежнее место. И ни одно из этих мест никогда его не удовлетворяло. Не сказать, что он привередливый, просто снова и снова находятся люди, что по доброте душевной дают советы непрошенные, а Сатору ведётся отчаянно и вновь по кругу идёт в поиске единственного нужного места. В поиске дома, о котором Годжо не имеет никакого, даже малейшего представления. Сатору вполне нравится то, о чем пишут в книгах. Иногда утопично, иногда чересчур жестоко — до́ма у всех по-разному. Сатору помнит, что у него было не так. А как? Из очков Годжо носит только солнцезащитные. Он смотрит на мир через определенную призму, которая его отражение в зеркале раскалывает пополам, и почему-то становится больно, ведь по ту сторону нет никаких очков, Сатору ясным взглядом смотрит в ответ. Это не его зеркало. Не его ванная комната, гостиная и спальня. Не его кухня и прихожая, здесь нет ничего знакомого и родного. Интерьер каждый раз совсем иной, но Сатору ничего не устраивает. Дело не в жёсткости дивана или не в том цвете стола, Сатору просто не ощущает себя нужным в этом месте. И не ощущает, что это место нужно ему самому. Пальцы тянутся за сигаретой на автомате. Годжо не курит. Пачка сигарет тоже не его. Тогда зачем он тратит на них деньги, позже оставляя в очередном пустом помещении и вновь покупая новую упаковку? От этого ничего не изменится. Серые пыльные стены, дорогая мебель в светлых тонах, кристально чистые ковры, постельное белье, полупрозрачные занавески. Всё это словно давит со всех сторон своей безупречностью, все комнаты будто с картинки, нарочито опрятные и совершенно безликие. Сатору сам себя изнутри съедает, в попытке разглядеть что-то, зацепиться за мизерную деталь, найти то, что оставило бы в памяти след. Но в голове всё так же пусто, как и в квартире, так же тихо, что можно услышать стук собственного сердца. Годжо усмехается, удивляется, что ещё жив. Не даёт себе умереть, ищет причину так долго и муторно, словно боясь, что упустил что-то ненароком. Десять раз перепроверит, убедится, что это было бессмысленно, но причину остаться на этом свете всё равно найдет. Она уже в его голове запрограммирована, вшита, выбита на сердце, вот только на мозги с сердцем не посмотришь, будучи живым и здоровым. — Я верю, ты сможешь, осталось ещё чуть-чуть. И Годжо глазами хлопает как в первый раз, оглядывается, но нет ни души в холодной чужой квартире. Он не жалеет — так проще. Снова тянется к сигаретам, как заядлый курильщик в любой стрессовой ситуации. Снова вытягивает одну, но так и не поджигает, пересчитывает их вслух, примечая, что одной не достает. Смотрит на ту, что в руке, пересчитывает опять, однако результат тот же самый. Не уж то память подводит в который раз? В квартире даже куревом не пахнет. Годжо ловит себя на откровенном пиздеже, когда замечает пропажу уже двух сигарет. Вот только пиздеть некому больше, кроме себя. Он сам себя терпит, на себя надеется, себе верит и себе же врет. А значит никто не даст ему ответов, кроме него самого. Сатору возвращается в Токио. Приевшиеся улицы отвратительным шумом встречают в центре, всё так же, как и в любой другой столице. Сеул, Бангкок, Москва, Лондон, Сингапур, Берлин, Мадрид, Париж — Сатору чувствует, что не вписывается ни в один из тех городов, где был. Он не помнит ничего конкретного, лишь определенные отрывки, что мозг счёл нужным запомнить и разложить по полочкам. Однако ничего полезного в этих отрывках нет и не будет — Сатору вряд ли вспомнит что-то ещё.— Нет, извините, такого не было. — Я видел его здесь несколько месяцев назад, да, но я думаю Вы опоздали. — Можно рассмотреть получше? Этот человек больше здесь не живёт, ничем не могу помочь. — Не глупи, Сатору, ты же понимаешь, что впустую потратишь время.
Годжо щелкает пальцами, когда прокручивает в голове последнюю фразу. Знакомый женский голос заставляет напрячься, Сатору прислушивается к толпе, в надежде услышать что-то похожее. Но, встав посреди улицы, он внимания нежелательного к себе привлекает слишком много, поэтому, шагая по прямой в неизвестном направлении, он не перестает повторять слова девушки, выуживая ещё больше сил из своего истощённого разума. Никто не может вернуться обратно в прошлое. И Сатору жалеет, что не смог запечатлеть как можно больше, записать, снять, оставить в памяти надолго, чтоб не мучиться в будущем. Он заблудился в лабиринте собственной жизни и давно потерял счёт времени, потерял цель пребывания в нём и потерял надежду на то, что хоть когда-то выберется. Безграничное количество коридоров, поворотов и комнат, и все пустые: нет предметов мебели, нет людей или любых других живых существ, нет звуков и запахов. И пути назад тоже нет — у Годжо создаётся полное ощущение, что он заходил сюда в руках с большим клубком красных ниток, чтобы след за собой оставлять и по ним же обратно идти, однако кто-то его нить перерезал, совсем незаметно, бесшумно, тоже следов не оставив. Очевидный ответ вьётся где-то на подкорке мозга, но Сатору не может его сформулировать. Не хочет. Быть может, этот лабиринт и стал его домом спустя столько времени нахождения в нем, вот только под привычные определения не подходит никак. Уж больно разнятся представления Сатору о мире с рассуждениями и выводами встретившихся ему людей, — тех, кого запомнил, — и это, наверное, хорошо. Ведь все такие разные, у всех разный взгляд на происходящее, разное мнение по поводу каких-то событий. Это определенно должно быть хорошо. Но Сатору тоже хочет быть таким. Похожим на кого-то из них. И он копирует неосознанно всех, кто в его памяти остался, и либо никто упорно этого не замечает, либо Годжо плохо старается собирать по крупицам свой образ. Среди кучи макушек незнакомых вдруг Сатору заостряет взор на длинных волосах, как смоль черных. Ничего, кроме этого не видит, уставшие ноги сами ведут его к этому человеку, и когда Годжо за плечо хватает резко бедного прохожего, а в ответ на него смотрят глаза совершенно чужие, он теряется ещё больше, кажется, во тьме собственной. Как смоль черной. — Давай скоротаем путь, — Сатору оборачивается с недовольной миной. Ходить по дворам — так себе удовольствие, но спорить нет желания. Настроение слишком хорошее. Годжо сворачивает в узкий переулок. — А если б мы пошли по улице, могли б в магазин зайти, — вздыхает, бросая беглый взгляд за левое плечо. — Мы вчера заходили, тебе было мало? — Блять, какая разница, Сугуру, — напыщенно настойчивым голосом утверждает Сатору, сбавляя скорость, — Я же не буду покупать то же самое. Сугуру закатывает глаза, издает смешок и устремляет взгляд темных глаз куда-то в конец улицы. Сатору мгновенно поворачивается туда же. — Выйдем вон там, — показывает пальцем на единственный поворот на горизонте, — Зайдём в магазин на углу. Сатору в очередной раз добился своего. Не сказать, что сильно старался. Он на пару секунд зависает, опомнившись уже тогда, когда Сугуру обогнал его на несколько шагов. Догоняет тут же, одной рукой за плечи обнимает, но лицо отворачивает — в глаза не смотрит. Порой Сатору словно сам за собой наблюдает со стороны. Это напоминает ему странный сон, не страшный, но если бы он проснулся, то точно паника пробрала бы его с головы до ног. Или сонный паралич, где вместо монстра выступает он сам. Довольно эгоистично, Годжо не выделяет никого, кроме себя, банально потому, что он никого не знает настолько хорошо, чтобы составить в голове тот неприятный облик из доведенных до абсолюта пороков. Но эмоциональные качели с ледяным ветром в лицо опускаются вниз, издавая скрип до того уши режущий, что Сатору хочется извернуться в неестественной позе и лицо искривить в особой гримасе. Кажется, он уже так делал. Задыхаясь от потока холодного воздуха, Сатору осознаёт, что и самого себя не знает вообще. Если бы его попросили описать себя в двух словах, в паре предложений, то он бы молчал настолько долго, чтобы спросившему стало неловко самому. Есть стойкое непоколебимое желание от таких эмоций закрыться, откосить, ограничить себе зону комфорта и больше не морочить голову подобными мыслями. Однако Годжо не познал до сих пор, что такое зона комфорта и какие чувства испытывает человек, в ней находящийся. Сатору прожигает взглядом безлюдный проход между двумя зданиями. Неужели это то, что он искал? Тот самый отрезанный конец нити, который приведет его к тому, где всё начиналось. В конце улицы действительно поворот, а за поворотом правда магазин. Сатору впервые полностью осознаёт смысл своих действий. Впервые за долгое время ощущает что-то родное в этом блядском тесном переулке. Не успел неприязнью проникнуться, даже мысли такой не возникло, кажется. Всё кажется, Годжо во всём неуверен, потому и проверяет все варианты, что под руку попадаются. Зачем откладывать на потом? Ему хочется здесь и сейчас, ведь если вариант правильный, значит время он тратил не зря. Красной тонкой линией Сатору отметил свой будущий путь и шёл, как по навигатору, как по маршруту на карте, заранее построенному перед выходом. Только выход этот был так давно, что Сатору уже не помнит, строил ли он действительно такой путь, и если да, то по какой причине вдруг сбился, свернул не туда или пошел в обратную сторону. Узнать бы всё, отмотать бы время назад, но время, к сожалению или к счастью, ему не подвластно, поэтому по окончании его относительно недолгой прогулки по Токио, время было уже ближе к полуночи. Фонари вынуждали щурить глаза, а организм слишком в сон клонило, отчего Сатору решил шаг ускорить, лишь бы не выронить ненароком по пути внезапно открывшееся воспоминание. Отчего-то в сердце кололо так противно, что тело непроизвольно сгибалось пополам. Выглядело со стороны слегка комично. Но Сатору не смешно. Колени подгибаются, а голова кружится, словно он только что сошел с какого-то аттракциона и ещё не восстановил ориентацию в пространстве. Годжо шарится рукой в кармане выцветших брюк, в поисках связки ключей, из которых истинное предназначение он раскрыл всего у пары. Сатору заворачивает за очередной поворот в своем лабиринте и обнаруживает первую заполненную разными предметами комнату. Всё в пыли, охота чихнуть даже, однако Сатору от удивления дыхание задерживает — вновь задыхается. На этот раз его эмоциональные качели поднимаются вверх. Дверь перед ним в кои-то веки не является непреодолимым препятствием, открывается одним из ключей до того легко, что Годжо млеет от довольства сегодняшним днем и своей проделанной работой. За такую работу ему никто денег не заплатит, но работать на самого себя он, кажется, уже привык. Кажется. Квартира встречает темной прихожей и парой оставленных ботинок на пороге. Сатору включает свет, дверь входную закрывает на замок — выходить отсюда ближайшие несколько часов он не планирует — проходит аккуратно и чересчур тихо в сторону виднеющейся кухни. На столе: оставленные пустые кружки, несколько обёрток от конфет, ручка и полностью пустой блокнот, будто кто-то писал или собирался писать что-то в нем, но в итоге либо так и не написал, либо листок вырвал, не оставив и следа. Снова. В спальне холодно и чисто, кровать заправлена, но это не похоже на номер отеля или дорогую съёмную квартиру, нет, здесь вещи в шкафу лежат до сих пор, здесь пахнет сигаретами и ненавязчивым парфюмом. Сатору осматривает найденную одежду, в голове примеряя ее на себя, и почему-то тоже так хочется закурить. Годжо по привычке достает всё из того же кармана пачку сигарет, на этот раз поджигает, сравнивая мысленно и приходя к единственному верному выводу: пахнет точно так же. Дым тянется тонкой струйкой куда-то к соседним домам, Сатору руки потирает друг об друга, чтобы согреться. Замёрзнет, но все равно выждет, пока Сугуру докурит. Не хочется одному оставаться даже на несколько минут, и кто-то назвал бы это нарушением личного пространства, но пока Сугуру не против — Сатору продолжит за ним по пятам следовать, он для него своеобразный компас, что дорогу укажет непременно правильную, пускай на смерть ведёт — с Гето всё правильным будет. Сугуру на удивление не показывает и малейшего намёка на то, что ему холодно. Быть может, действительно не чувствует. — Слушай, давай побыстрее, — Годжо сдается. — Я бы хотел, знаешь, вот как этот дым — улететь неизвестно куда и рассеяться, потеряться, словно меня и не было никогда, — Сугуру говорит отстранённо и тихо, но такой громкости достаточно, чтоб Сатору услышал, — Пока мы здесь стоим, в мире множество людей умирает или пропадает без вести, прямо сейчас. И большинство и не заметит их пропажи, а если... — Твою пропажу я бы заметил, — Сатору перебивает, заставляя Сугуру немного отойти от хода своих мыслей и обернуться. Гето задерживает взгляд на руках Годжо, в пару шагов сокращает расстояние между ними и его ладони накрывает своими, губами продолжая держать сигарету. Заговорит — она несомненно выпадет, не то чтобы ему денег жалко, просто весь кайф от самого момента мгновенно улетучится, как дым от оставшегося окурка. Сатору взглядом сталкивается с глазами напротив и цепляется настолько прочно, насколько позволяет собственное безграничное сознание, тонет в кромешной темноте родного взора и выбираться не желает. Желает разве что Сугуру утянуть с собой. Ловко высвобождает одну руку из хватки Гето и вытаскивает сигарету из его рта. Не выкидывает, не делает затяжку сам, просто держит молча, пока Сугуру выдыхает серый полупрозрачный дым в сторону. Лишь тогда приходится от его глаз оторваться — Сугуру не стал бы выдыхать ему в лицо, знает ведь, что Сатору не понравится, тот закашляется ещё или подавится. Гето рук не убирает, обратно поворачивается и буквально ловит приоткрытыми губами сигарету из длинных пальцев Годжо. Вокруг так пусто, Сатору не сразу замечает отсутствие людей около их дома, что делает этот момент более сокровенным, что ли, Годжо хочется где-то внутри его запрятать, запечатлеть, чтобы однажды заново прочувствовать. Проявить перед глазами красивый профиль Сугуру, вспомнить запах его сигарет, ощутить прохладный ветер, что забирается под толстовку, и тепло знакомых ладоней, что сжимают его собственную. Сугуру делает последнюю затяжку, Сатору выкидывает тлеющий окурок в сторону, вздыхая. — Пошли домой, Сугуру. Белый потолок и такие же белые стены впервые не давят на Сатору, как раньше. Он позволяет себе закрыть глаза, лёжа на нерасправленной кровати и выслушивая неравномерные удары своего сердца. В груди кто-то словно выжигает неведомые узоры, что на выдохе каждый раз ощущаются сильнее. И Годжо не сопротивляется. Не тянется к сигаретам снова, жаль, не пересчитал, не спешит отвлечься от найденных в глубине души старых мыслей с логической цепочкой, приводящей его к одному и тому же результату. Он четко знает, что такое "дом". Он это прочувствовал на себе и все фантомные уже прикосновения и запахи запомнил. Запомнил ледяной ветер, от которого впервые не задыхался, запомнил чужие руки и чужой профиль. А чужой ли? Запомнил тьму во взгляде напротив и дым, улетающий в лазурное безоблачное небо. Он запомнил, что такое "дом". Дом — это там, где Сугуру.