Rire dans sa barbe

Сумерские оранжереи заливались солнечным светом. Происходило это ежедневно около восьми часов утра. Регион -жаркий и лесной, но рассвет для него определено был поздним. Летоисчисление приобрело другой манер с тем, как Селестия становилась все ближе и ближе к земле. Никто тогда и не догадывался о сошедших, знающие были, но народ был слишком беззаботен. Пробуждение новой Властительницы земель ещё не состоялось, поэтому все жители каждое утро просыпались и считали должным провести ритуал, тем самым отдавая честь Великой Богине Цветов, покинувшей этот мир не так давно. Это стало ежедневной формальной обязанностью каждого. Определенно, среди студентов академии были и приверженцы такого вида консерватизма, были и отступники. Числа складывались примерно один к одному, но большинство все равно молилось у алтарей, понабравшись торжественности с лицами, полными запредельного счастья. А кто упустит шанс помолиться за успешно закрытую сессию? Умные люди тоже иногда отчаиваются, и сумерские студенты-тому подтверждение. Лиза никогда не молилась. Она не была враждебно настроена к культивированному образу, скорее наоборот. Это просто был не ее бог. Она ещё не встретила своего бога, и она это знала. Все члены семёрки тогда находились в разных положениях: Сегун- успешно тиранила свой народ; Барбатос- не обрел физической формы; Моракс-исчез где-то на пересечении двух столетий. Остальные для молодой девы (исключая Рукхадевату) оставались загадкой, как и для всего остального населения города. Волосы предательски распустились, и, словно спички рассыпались по плечам. За этой динамикой тела проследовал короткий, но нежный вздох. Лиза, облаченная в дряхлый передник, приподнялась. Он очень хорошо подчеркивал ее талию, но ни одна ее однокурсница никогда бы не надела на себя это убожество. Она отличалась своей простотой и острым умом. На деле-любила себя не меньше, чем учебу. Она была одурманена цветочным делом. И пусть, для других она выглядела абсолютно не статно за занятием садоводством (ведь не положено же самой умной ученице на курсе сидеть на коленках в грязном переднике, какой вздор!), для себя самой-это был настоящий катарсис. Сумерские розы, хоть и дикие по своей природе, необходимо было постоянно пересаживать, так как в искусственных условиях расти без вмешательства они не могли. Но эти цветы слишком знакомы. Перечитав все книги, которые только имелись в этой огромной библиотеке, дева так и не поняла из чего складывался этот эффект. Эффект чего-то родного. Похоже на что-то совершенно далёкое и такое теплое, к чему всегда хочется вернуться. Поток мыслей об этом каждый раз откладывался «на потом». Она разжала ладонь и поднесла к волосам. Полчища маленьких молний, соединившихся в этот момент в одну, соприкоснулись со шлейфом распущенных прядей. Ловко хватая каждую из них одну за одной, сумерская ведьма сплела из них косу,и, скинув с себя, вымазанный в земле передник направилась на утренний факультатив. Ленивый цок каблука сплелся с голосом народа. Толпы студентов с потока ждали свои факультативы. Тут сплелись воедино все сливки общества, всё-таки дисциплины межфакультетные, поэтому ожидаемо. Выбирая свой, ведьма остановилась на творческом. Ко второму курсу она обнаружила у себя тягу к книгам. Писательское дело, конечно, не было ее стезей, по натуре она больше читательница. Но найти что-то новое в этом для себя определенно было основной целью. Записалась она, кстати, на дисциплину, которую вел ее мастер. На удивление, знакомых лиц у кабинета не оказалось. Там сидел он. Огромный, скрючившийся второкурсник с пачкой бумаг. Он вдумчиво вчитывался и говорил шепотом. Из-за баритона это был не шепот, а вой, основой которого служил баритон. Выглядел он жизнеутверждающе: растрёпанные длинные пакли (назвать волосами язык не поднимается); острые зубы; непропорционально громадные плечи, и, венец образа-темные очки. В голову закралась странная мысль: «-Приплыли. Вот и жених сидит».