***
Два года спустя
— Вот черт! Опять опаздываю! Сигюн стояла на одной ноге и пыталась надеть носки, пока будильник заливался трелью (это был пятый по счету, кстати), на фоне гудели новости о пропаже какого-то бизнесмена, которого разыскивает вся страна, за стенкой ругались соседи, в груде одеял трезвонил телефон. Чертыхаясь, Сигюн добралась до мобильника и сбросила звонок — некогда. Еще одно опоздание на работе точно не улучшит ее и без того шаткую репутацию среди медсестер и уж тем более врачей. Ну что поделать, если она то попадет в пробку, то застрянет в лифте, то банально проспит, как сегодня. Квартирка, в которой она жила, досталась ей по наследству от родителей, и потому многое там находилось в том состоянии, когда они еще были живы. На стене висели семейные фотографии: одна с отдыха на Майорке, одна с дворовой кошкой, еще одна с десятого дня рождения, когда Сигюн уронила собственный торт и расплакалась… Еще несколько фотографий родителей, счастливых и живых. Странно, но, вспоминая их, Сигюн чувствовала только приятную тоску, а они сами казались ей фантомами, так давно она видела их в последний раз. Отец умер при исполнении, когда она еще была в старшей школе, а мама попала в аварию несколько лет назад, когда Сигюн только-только закончила институт. Оба были единственными детьми, а про бабушек и дедушек Юн было неизвестно. Квартира была не то чтобы маленькой, но и не большой: обычных размеров кухня, спальня на одного человека и гостиная, рассчитанная максимум на четверых, плюс санузел, тоже не самый просторный. На самом деле, квадратов было ровно столько, сколько обычно бывает в квартирах Квинса — очень и очень мало, чтобы существовать двум взрослым людям, не говоря уже о большем количестве. Но Сигюн не жаловалась, считая себя скорее счастливицей, чем неудачницей. Кроме площади, у квартиры гораздо было больше достоинств: центр Нью-Йорка, в шаговой доступности абсолютно любые заведения и магазины, близко к работе… Кстати, о ней. Юн с момента выпуска работала в районной больнице, куда ежедневно привозили огромное количество пострадавших от ДТП, потасовок, несчастных случаев и прочего. Худшим временем для смены считались вечер пятницы и утро субботы, на что и приходилось большинство вызова за неделю. К сожалению, сегодня была пятница. Сигюн быстро натянула белый свитер, одним движением руки смахнула со стола все вещи в небольшую сумочку: бейдж, пропуск, ключи от машины, блокнот с ручкой, туда же полетел телефон — а после побежала на кухню. В спешке она выпила стакан воды и достала из шкафчика пачку крекеров — ее завтрак. Через десять минут она уже мчалась на зеленом «ниссане» по авеню. Устало выдохнув на светофоре, Сигюн поправила очки в золотой оправе, которыми пользовалась во время вождения, и посмотрела на себя в зеркало заднего вида: рыжие волосы в косе уже растрепались, и несколько прядей беспокойно лежали на чуть влажном лбу, под глазами синеватые мешки, сами глаза красноватые, усталые, без огонька, губы бледные. Да, совсем не с небес сошла, подумалось Юн. Однако в следующую минуту она уже выкручивала регулятор на магнитоле, откуда на полной мощности звучало «Awake And Alive», и с удовольствием отбивала ритм по рулю, веря, нет, зная наверняка, что сегодня однозначно будет хороший день.***
— Доброе утро, миссис Паркер! — Сигюн, уже переодетая в голубую форму медсестры, поприветствовала старшую на стойке регистрации. — Ты, как всегда, вовремя, Юн. Держи, — женщина тепло улыбнулась, передала ей бумаги на подпись и продолжила заполнять амбулаторную карту. — Как твои дела? — Спала ужасно, но стакан кофе и пузырек с нашатырем, который наверняка сегодня понадобится, сделают из меня огурчика. — Главное, не перепутать, нервно подумалось ей. — Как Питер? — О, сегодня даже не упоминай имя этого негодника! На днях он заявил мне, что не хочет участвовать в школьной постановке, потому что ему досталась роль навозного жука. Да-да, у меня было такое же лицо, когда учительница раздала нам, родителям, сценарий и костюмы. Это был не его выбор, но и не мой тоже! Весь месяц он, как мышка, молчал, а сегодня, в день выступления, костюм, как ты можешь уже догадаться, пропал. Ясное дело, Питер постарался! Ух, Питер!.. Утром опаздываем, и я, и Питер, всю квартиру перевернула, на Бэна накричала — костюма нет. Пришлось звонить учительнице, оправдываться… В итоге заменили жука на паука — благо нашелся подходящий костюм, а слов у Питера и так не было. В общем, перед уходом решила выложить посуду, и выясняется что этот негодник спрятал костюм в посудомоечную машину! А ведь это единственное место, где я намеренно смотреть не стала! Мэй от возмущения и досады покраснела, а Сигюн снисходительно улыбнулась. Питера она видела всего пару раз, но сразу же прониклась к нему симпатией. — Далеко пойдет. — Да уж, сомнений нет, — возмущенно фыркнула Мэй. Юн открыла было рот, чтобы еще что-то сказать, как вдруг двери стремительно распахнулись, и в приемную ввезли человека на каталках. Один из врачей был медбрат, Дон О’Нил, худощавый блондин, и дежурный врач, Аврора Эриксон, тучная афроамериканка. К ним быстрым шагом с другого конца коридора приближался Патрик Хилл — хирург, дежурящий сегодня. Его безупречные платиновые волосы были зачесаны назад, халат придавал строгости, но самыми угрожающими были, конечно, серые ледяные глаза. Без колебаний и слов он начал первичный осмотр больной, светил в глаза, щупал и осматривал. — Женщина, Мэг Локвуд, двадцать восемь лет, по словам коллег, жаловалась на боли в нижней части живота и тошноту последние несколько дней. Температура тела выше нормы, пульс учащенный. Парамедики диагностировали разрыв аппендикса. Патрик послушал сердце, ощупал неестественно плотный живот пальцами. — Хорошо, готовьте операционную. — Постойте! — вмешалась Сигюн. — У этой пациентки не разрыв аппендикса. Каталка остановилась. На секунду в приемной повисла гробовая тишина. Все присутствующие, и врачи, и медсестры, и больные, уставились на Сигюн. От напряжения она сжала челюсти, но отступать не собиралась. Не когда на кону чья-то жизнь. — На каком основании вывод, мисс Хэйвен? — мужчина грозно вперил взгляд в Сигюн. — Быстрее, пациент может умереть. Девушка на секунду замешкалась, она просто знала, просто чувствовала, что диагноз ошибочный, что-то ей подсказывало, внутреннее чутье, интуиция или шестое чувство — как угодно. Она знала, что права. Растерянность быстро сменилась уверенностью, Сигюн выпрямилась и уверенным голосом заговорила: — Симптоматика довольно схожая. Вздутие образовано не разрывом аппендикса, а внутренним кровотечением. Синдром Блюмгера в данном случае выражен, однако это не дает нам право исключать другие патологии. Это может быть и апоплексия яичника, и воспаление придатков матки. В данном случае лучше сделать УЗИ, чтобы убедиться в достоверности диагноза, и проконсультироваться с врачом нужного профиля — кажется, мисс Соурел уже у себя. Патрик долго мерил ее взглядом, хмурым и недовольным. Это был не первый раз, когда Сигюн так нагло встревала в ответственный момент, ставила под сомнение его авторитет, но оказывалась при этом права. Возможно, поэтому он в этот раз был склонен довериться ей, хоть и с сомнением. — Каждая минута на счету, вы это осознаете? — Да. Я возьму на себя ответственность. — Готовьте операционную. — Патрик кивнул Дону. Потом, помолчав, добавил: — Шэрон, подготовьте пациентку к УЗИ. И сообщите мисс Соурел. Каталка с перестуком помчалась дальше по коридору, и где-то затерялся голос Патрика, отдающего новые приказы. В приемной снова стихло, медсестры вернулись к своим обязанностям, косо поглядывая в сторону регистратуры. Обсудить произошедшее у них будет время в перерыв, когда Сигюн будет занята каким-нибудь пациентом или скорбящими родственниками. — Как ты это делаешь? — не без удивления спросила Мэй. — Если бы я знала, — Сигюн пожала плечами. — Просто чувствую? Будто что-то внутри меня сигналит, что это ошибка. Оно просто рвется изнутри, изнывает, жжет. Не могу молчать в такую минуту, понимаете, миссис Паркер? Женщина с уважением кивнула. Сигюн всегда нравилась ей, хоть и была слегка странной для людей их профессии: она была жизнерадостна, при этом рассудительна, ни капли не хладнокровна и сдержана, пожалуй, ее единственный недостаток, кроме страха крови, заключался в том, что она все хотела делать по-своему. За это она уже получала и выговоры, и лишалась зарплаты, и выслушивала про себя много нелестного. За это некоторые коллеги избегали ее, некоторые — недолюбливали. Многие удивлялись, как за два года в больнице она еще не вылетела. Да и вполсилы она не могла что-либо делать. Отсиживаться, лишь был получать какие-то деньги, она не хотела. Либо все, либо ничего. Либо ты покоряешь весь мир, либо же тебе нет смысла существовать. Хотя она не раз задумывалась, откуда у нее такая категоричная позиция, так и не смогла понять. — Сигюн! — девушку окликнула Стейси, длинноволосая блондинка, которая стала свидетельницей распри десять минут назад. — Я не знаю как, но у той женщины обнаружили апоплексию яичника!***
Поежившись, Сигюн смахнула снег с плеч, на которые было накинуто серое пальто, и прошла в теплое помещение. Из глубины раздавалась приятная джазовая музыка, пахло свежим хлебом и вином. Оттого желудок требовательно сжался. Она расстегнула пальто, скинула с головы бежевый шарф, обнажая рыжие локоны, волнами рассыпавшиеся по плечам до лопаток. От мороза на щеках и носу выступил румянец, скрывающий слабые из-за недостатка солнца веснушки. Легкой уверенной походкой Сигюн пошла вглубь заведения и села за стойку, где было условное место встречи. Любезно улыбнувшись бармену, она заказала чайник малинового чая и вишневую корзинку, чтобы перекусить. Около полугода назад в интернете Сигюн познакомилась с одним молодым человеком, Коулом Филсоном. Он был мил и любезен, увлекался природой, обожал комедийные фильмы и пешие прогулки и плюс ко всему работал ветеринаром в Бруклине. Они часами могли переписываться, что-то обсуждать, делиться новостями и подробностями своих жизней. Наконец, несколько дней назад Коул предложил встретиться — не давил, не настаивал, просто подметил, что хотел бы увидеться вживую. Сигюн на радостях сразу согласилась и только потом задумалась. Из соображений безопасности, сама предложила место и время, также она была знакома с барменом, поэтому в случае непредвиденной ситуации у нее были пути отступления. Хотя волнение все равно никуда не делось. Сама не зная почему, она никогда не сближалась с людьми. Да, общалась, да, готова была откликнуться и помочь, но никогда не подпускала никого ближе вытянутой руки. Самыми близкими людьми для нее были миссис Паркер и сосед напротив, цветы которого Сигюн поливает во время его командировок. На этом список кончался. Что-то болезненно отдавало в груди, когда она представляла, что сможет с кем-то сблизиться, кому-то открыться, довериться. Да и считала она себя закоренелой одиночкой до недавнего времени. Коул чем-то зацепил Сигюн. То ли подход к ней нашел, то ли был притягательным человеком, то ли ей в самом деле остро не хватало обычного дружеского общения. Она уже давно поняла, что не может найти разумного, рационального объяснения некоторым своим привычкам, моделям поведения, и это ее периодически напрягало. Порой закрадывалась мысль посетить психолога, ведь просто так ничего откуда не берется, но эта мысль так и оставалась невоплощенной в действительность. Сигюн допивала вторую чашку чая, когда рядом сел мужчина в строгом черном костюме. Он был коротко острижен, с высоким лбом и отточенными тонкими чертами лица. От него веяло холодом зимы с улицы, пахло дорогим одеколоном и, самое главное, угрозой. Он заказал чашку кофе и изучил меню. Поначалу Сигюн подумала, что это всего лишь совпадение и мужчина просто занял место рядом, ведь заведение в такой час было плотно набито посетителями, но все сомнения рассеялись, когда он повернулся к ней и одарил ее любезной улыбкой. А вот девушке ни капли не хотелось улыбаться. — Добрый вечер, прошу прощения за ожидание. Меня зовут Фил Коулсон, я представляю Шестую Интервенционную Тактико-оперативную Логистическую Службу. Мужчина проследил за реакцией Сигюн, за рыжими бровями, подпрыгнувшими вверх, за искрой сомнения в глазах, и подал ей, сбитой с толку, визитку с эмблемой орла, у которого на груди располагалось очертание щита и пять звезд над ним. ㅤ