После недавно случившейся трагедии на Патриарших прудах, в следствие чего погиб председатель МАССОЛИТа — Михаил Александрович Берлиоз, в Москве начали происходить весьма странные происшествия и не менее необъяснимые последствия.
Поэт Иван Николаевич Бездомный резко поехал крышей и стал нести всеразличную ахинею про Понтия Пилата, Ершалаим и странного до чёртиков консультанта с его не менее странными помощниками. В следствии чего товарищ поэт был помещён в психиатрическую лечебницу с синдромом шизофрении!
Но это было ещё не всё! Бесследно исчез директор театра Варьете — Степан Богданович Лиходеев. Причем, как выяснилось из отправленной им телеграммы, пребывает он сейчас не где-нибудь, а в Ялте! В общем, странности атаковали Москву одна за другой…
Естественно, после всего случившегося в этой квартире — смерти Берлиоза и пропажи Степы — досталось и председателю жилтоварищества, Никанору Ивановичу Босому. Все хотели заполучить опустевшую жилплощадь Берлиоза и сейчас доставали Босого всяческими письмами.
Бедняге председателю не давали проходу, едва он только вышел из машины. Крепко прижимая к своей груди широкий кожаный портфель, мужчина неприязненно озирался по сторонам, а сотни кричащих и перебивающих друг друга людей не на шутку его раздражали!
— Прошу выделить мне жилплощадь покойного Берлиоза в связи с тем, что я вынужден жить в тесной комнатушке шумной коммунальной квартиры! — панически воскликнул черноволосый гражданин с пышными усами, что шёл рядом с товарищем Босым.
— Подавайте заявление, — твердо рявкнул Никанор, не смотря в его сторону, как можно быстрее убегая от назойливых жильцов.
— Меня вообще затопили! — рявкнул другой мужчина, тощий и высокий, с длинным грустным лицом, — невозможно жить в квартире с таким худым потолком! Слышите?!
— ЗАЯВЛЕНИЕ! Заявление, граждане! — уже злее ответил тот, чувствуя, что сейчас закипит от злости.
— Никанор Иванович, прошу, — вдруг раздался из толпы робкий женский голос, — у меня пятеро детей, мы тоже ютимся в тесной коммунальной квартире! Позвольте же нам сдать жилплощадь товарища Берлиоза!
— Ну я же уже сказал… — лишь суровее сквозь зубы прошипел Никанор, даже не смотря в её сторону. — ЗАЯВЛЕНИЕ!!! Без него ничего решаться не будет!
Почти все последующие просьбы смешались в одну непонятную какофонию, от которой ужасно болела голова председателя. Уже не говоря им ничего, а лишь грубо отмахиваясь и изредка повторяя: «ЗАЯВЛЕНИЕ!» страшным голосом, он протискивался все ближе и ближе к своей цели.
Наконец, преодолев все бетонные ступени жилого дома 302 бис, он повернулся к назойливым гражданам и в последний раз повторил:
— ЗАЯВЛЕНИЕ! — твёрдо, но уже более индифферентным голосом выдал Босой. — А теперь оставьте меня в покое! Мне работать надо. — после этих, казалось бы, очевидных слов, председатель жилтоварищества молча направился в подъезд дома, предварительно громко хлопнув парадными дверями.
Расстроенные жильцы лишь печально вздохнули, после чего, что-то бормоча себе под нос или просто обсуждая свои разочарования, разошлись кто куда.
Мужчина остановился ненадолго, чтобы перевести дух и хотя бы немного насладиться наконец-то наступившей тишиной. Вдохнув-выдохнув пару раз, он наконец направился к квартире номер 50, очень надеясь, что сейчас его не будут доставать и беспокоить.
Пока он поднимался вверх по лестнице, у Никанора Ивановича неоднократно возникало чувство того, что и с ним вот-вот должна произойти какая-нибудь неприятная вещица. Конечно, это были всего лишь навязчивые мысли, а возможно, председатель жилтоварищества просто-напросто накручивал себя.
Ведь по сути Никанор Иванович Босой занимал в обществе не последнюю роль. От его решений зависели судьбы многих людей, чем тот часто и пользовался. Когда жилец или жильцы его улицы оказывались в безвыходном положении, то Никанор не брезговал открыто намекать на взятку или мог угрожать натравить НКВД, если вдруг его пытались припугнуть милицией или заявлениями в правоохранительные органы.
Естественно, Босой был тем ещё негодяем, однако общество боялось его отнюдь не больше, чем товарища Сталина. А поэтому жильцы пытались отзываться о нём либо позитивно, либо нейтрально.
И вот, стоя уже у двери квартиры номер 50, Босой в очередной раз занервничал:
«Нет, ну у меня правда такое чувство, что вот-вот что-то случится со мной! Ладно, Никанор, успокойся… все это лишь из-за того, что в последнее время стали твориться странные вещи, из-за этого у тебя как раз такое чувство, что и с тобой что-то скоро будет! Это просто паранойя… Сосредоточься хоть на чем-нибудь хорошем, Никанор!» — твёрдо убеждал себя председатель, при этом крепко стискивая зубы от нежелательного напряжения. Блуждая своими глазами, он всё же набрался решимости, и его рука машинально потянулась к дверному звонку.
— Стоп! А что я делаю?.. — малость заторможенно спросил Никанор Иванович у самого себя, поражаясь своей недавно нахлынувшей рассеянности. — Э не-ет, нет, нет. У меня же ключи есть! Зачем же мне, стало быть, звонить в дверной звонок? Если там по-любому никого нету дома.
Разговорившись с самим собой, внешне Никанор Иванович мог показаться весьма странным и даже чудаковатым человеком. Ведь во время своего монолога он активно жестикулировал, словно говорил одному или нескольким присутствующим рядом с ним.
Успев отдернув руку, он решительным движением достал ключи из кармана, еще немного помедлил и начал наконец открывать, насвистывая при этом какую-то песенку, чтобы хоть как-то успокоиться и придать себе уверенности.
Наконец дверь открылась с небольшим скрипом, и Никанор Иванович вошел внутрь темной прихожей.
Едва он очутился в одиночной квартире, Никанору Ивановичу в очередной раз стало как-то не по себе! Он едва мог что-либо разглядеть в полумраке просторной прихожей, однако тревожные мысли снова забрели в голову председателя. Прижав свой кожаный портфель к своей груди, председатель жилтоварищества принялся боязно осматривать окрестности данной прихожей.
Шаги его были осторожными и какими-то неуверенными… словно бы он кого-то или чего-то боялся. Внезапно ему бросилась в глаза комната покойного Михаила Александровича Берлиоза, что вчера погиб на Патриарших прудах. Разумеется, милиция уже успела опечатать его комнату, а поэтому даже глава жилтоварищества не имел право туда войти!
Он еще немного посмотрел в сторону запечатанной комнаты и нервно сглотнул — его опять одолели неприятные мысли о том, что оба жильца этой квартиры здесь больше не живут, и что следующим пропавшим может стать кто-то другой из этого дома, а может и он сам. Встряхнув головой, не желая придаваться этим мыслям по новой, он решил направиться в столовую, на которой, к счастью, не было никаких печатей.
Еще немного помедлив от нервов, Никанор Иванович робко приоткрыл дверь столовой, отчего та тихо-претихо скрипнула, заглянул внутрь и… так и обомлел!
За обеденным столом величественно восседал высокий незнакомец. На его носу крепилось пенсне с позолоченной оправой и слегка треснутым стеклом с левой стороны. А его уже изрядно потрёпанный от времени костюм был в тонкую клеточку.
Что-то очень тихо напевая себе под нос, мужчина имитировал, будто бы нарезает мясо на тарелке — однако, в его руке отсутствовали столовые приборы, ровным счётом, как и тарелка с едой!
— Батюшки… — боязно и очень тихо промолвил Босой, рефлекторно хватаясь за сердце. — А в-вы?..
Незнакомец молча поднял на него взгляд, но спустя уже пару мгновений он из злобного и негостеприимного превратился в более мягкий и даже в какой-то степени радостный. Мужчина вмиг поднялся со стула и с распростёртыми руками выдвинулся к напуганному председателю жилтоварищества!
— Ба!.. Никанор Иванович! Какие люди, и без охраны! — торжественно вскрикивал клетчатый, обнимая оторопевшего гостя.
Тот от удивления даже отстраниться не смог, а просто застыл на одном месте, молча смотря то на стол, то куда-то в пустоту, то на странного незнакомца. Тот отстранился сам, не сводя с мужчины обожающих глаз, а на его лице цвела восторженная улыбка.
— В-вы… Вы кто такой будете, гражданин? — подал наконец голос Босой, все так же смотря на этого чудака, забыв даже о терзающих его мыслях.
— Я? — уже ошеломительно вопросил высокий мужчина, указывая на себя худыми указательными пальцами.
— Да, вы! — зло продолжал председатель, стараясь показаться строгим и серьёзным человеком.
— Уважаемый Никанор Иванович, вынужден вам сообщить, что я предстаю переводчиком у иностранца господина Воланда. — оживлённо протараторил клетчатый, при этом забавно жестикулируя.
Никанор Иванович Босой хотел было ответить что-то, но его успешно сумели перебить:
— Которого пригласил ваш дорогой директор театра Варьете! Степан Богданович Лиходеев! — уже более убедительно прозвучало из уст регента, и он аккуратно положил свою ладонь на плечо Никанора Ивановича. — Он вам лично написал с просьбой временно прописать господина иностранца в этой квартире, пока сам Степан Богданович поедет отдохнуть в Ялту.
Председатель умолк, пытаясь переварить столь огромный объем информации, и лишь продолжал глупо таращиться куда-то в стену.
— Я… я не помню… Ничего он мне не писал, — неуверенно забормотал он, оглядывая переводчика, как вдруг, чтобы казаться хоть немного посмелее и увереннее, спросил уже чуть грознее и строже: — постойте, товарищ переводчик, а как ваша фамилия???
— Моя? — вновь вопросил клетчатый незнакомец с заметным удивлением в голосе. — Ну пожалуй… Коровьев! — уже чуть уверенней произнёс он, пулей ретировавшись к дивану. — Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, дорогой Никанор Иванович.
Вежливые обхождения чудаковатого переводчика с треснутым пенсне заставили чувствовать Никанора Ивановича Босого лишь ещё более сконфуженно! Ничего не отвечая Коровьеву, он лишь молча таращился на него.
«Что это он мне тут за чушь втирает?!» — подумал Босой, чьи брови заметно так нахмурились.
— Ничего он мне не писал… — в очередной раз выпалил председатель, недоверительно посматривая на ухмыляющегося переводчика.
— Ну-у-у-у как это не писал… — притворно обиженно произнес Коровьев, отводя взгляд, — а вы поройтесь в портфеле, может, вспомните~
На последних словах его интонация вдруг приобрела немного странный оттенок, как будто бы игривый и хитроватый. Никанор Иванович удивленно посмотрел в глаза новому знакомому и увидел на его устах такую же хитрую улыбку. Лишь больше смутившись непонятности всего происходящего, он все же сел с безумной неохотой на предложенный ему диван и начал шарить рукой в портфеле, хотя, конечно же, очень сомневался, что найдет там письмо от Лиходеева…
— Ну вот же, вот же оно, Никанор Иванович! Между первым и третьим листом. — блаженно молвил Коровьев, указывая своим длинным указательным пальцем прямиком в открытый портфель Босого.
Уже в край раздражённый председатель хотел было что-то возразить жизнерадостному переводчику, однако, каково же было его удивление, когда он всё-таки отыскал заветное письмо от Лиходеева.
Растерянно взглянув в сторону переводчика, Никанор только и успел, что раззявить рот, как его вновь перебил Коровьев!..
— Нашли? Ну вот видите! — радостно и даже с какой-то шутеечкой в голосе произнёс клетчатый, ловко закидывая ногу на ногу. — А говорили, что нету…
— Как же это я… мог про него забыть? — заторможенно вопросил Босой сам у себя, встревоженно посматривая в пол.
— Рассеянность! Рассеянность, мой замечательный Никанор Иванович! — бойко воскликнул Коровьев, резко вскакивая с дивана. — Да что уж там… Я и сам рассеян до ужаса! Вот как-нибудь за рюмочкой я вам расскажу пару смешных историй~ Обхохочитесь!
— И когда же он в Ялту уезжает?! — уже пораженно вопросил Босой скорее сам у себя, чем у Коровьева, шокировано разглядывая письмо. Он был в шоке с того, что мог забыть об этом письме…
Переводчик поглядел на Никанора Ивановича с некой смешинкой в глазах, будто бы его развеселил такой вопрос.
— Да он уехал уже! Уехал! Он уже, видите ли, черт знает где! — звонко сообщил он, кажется, перебарывая желание засмеяться, — дорогой Никанор Иванович, а может, закусим? ~ Без церемоний! — он говорил все так же весело и звонко, однако на паре слов его интонация опять приобретала тот непонятный игривый оттенок.
— Какие тут закуски?! — опять яростно вопросил Никанор Иванович Босой, вставая с дивана и подходя к переводчику. — На половине покойного сидеть не разрешается!
— Ну что вы, дражайший Никанор Иванович, разве нельзя? — с притворной обидою в голосе спросил Коровьев, при этом не переставая подло ухмыляться, при этом глядя на изумленного председателя жилтоварищества.
— Нет, нельзя! — грозно выдал товарищ Босой, не бросая свои попытки казаться грозным и сердитым мужчиной. — Вы мне лучше скажите, вы лицо официальное? Али нет?!
Переводчик все так же выглядел притворно обиженным такой грубостью, однако, внезапно его взгляд переменился. Его глаза слегка, но очень томно сощурились, и он смотрел на своего собеседника, почти не отрываясь, буквально пожирая его глазами.
Смутившись почти окончательно, Босой отвел взгляд и хотел было отойти, однако Коровьев внезапно преградил ему дорогу своим высоченным телом. Спустя секунду ошарашенный председатель оказался прижат к стене в столовой, абсолютно ничего не понимая, но, конечно же, возмущаясь с такого поведения.
— Э-э-эй! Вы что. вы что творите?! — вдруг подал голос недовольный Босой, сердито поглядывая на ухмыляющегося переводчика.
— Обижаете, Никанор Иванович, а ведь какая вам разница, какое я лицо? — индифферентно вопросил Фагот-Коровьев, не обращая внимания на ярость председателя. — Бывает лицо официальное, а бывает, что не официальное! Ну какая вам разница? А? Милый мой~
Внезапно рука Фагота аккуратно зашла за спину Никанора Ивановича Босого, и регент лёгким движением руки притянул председателя к себе поближе. Тот явно замялся, а на его лбу проступили холодные капельки пота.
— М-мне срочно полагается увидеть иностранца! — протараторил он на одном духу, резко вырываясь из хватки Коровьева и пулей ретировавшись в другой конец комнаты.
— Никак нет! Он занят! — слегка возмущённым тоном выдал переводчик, делая один суровый шаг в сторону перепуганного председателя. — Дрессирует кота!!! Кота, ежели вам угодно, я могу показать~
— А… ой, нет, не надо, спасибо, — отмахнулся Босой, уже подустав удивляться всему подряд.
Он сел обратно на диван, опуская вниз буквально горящее от стыда лицо. Само собой, он был не в восторге от того, что едва знакомый человек просто берет и то прижимает его к стене, то говорит каким-то похотливым (ну почти) голосом. Однако, как бы ему не давало это покоя, он изо всех сил пробовал сосредоточиться на разговоре.
— Вы бы не могли временно прописать товарища иностранца в этой квартире? А за деньгами он не постоит! — опять-таки бойко выдал Коровьев, чуть поближе подходя к дивану. — Он миллионер! МИЛЛИОНЕР!
— Но иностранцам полагается жить в Метрополе… — как-то растеряно ответил Босой и хотел было добавить что-то ещё, однако в очередной раз его перебил Коровьев!
— Капризен! Капризен он, как чёрт знает что! — тут он аккуратно опустился на диван и, вновь прижавшись к Никанору Ивановичу, грустно промолвил: — Ох уж мне эти интуристы… Уже в печёнках сидят! Понимаете?! — отчаянно воскликнул он, не скрывая трагедии в своём голосе. — Приедет, гад, и или нашпионит, как последний сукин сын! А бывает, что всю душу вымотает! И то ему не так, и это ему не этак!..
Никанор Иванович был немного оконфужен. Во-первых, все так же из-за немного странного и столь неожиданного разговора о каком-то иностранце и дрессированном коте. Ну а во-вторых, конечно же… То, как к нему прижимался этот престранный гражданин, и его интонация.
— Никакого от них житья нет! — малость хмуро добавил Коровьев, ловко доставая из своего внутреннего кармана большой белоснежный платочек с кружевами.
— Но позвольте, позвольте… — вежливо перебил его Никанор Иванович Босой, продолжая чувствовать заметный дискомфорт рядом с чудаковатым переводчиком иностранца. — Интуристское бюро вряд ли согласится прописать, пусть даже и временно, товарища артиста Воланда в этой квартире!
— Ну почему же? — уже с небольшой улыбкой вопросил переводчик, таращась на собеседника как будто бы с неким умилением, — вот вам телефон, Никанор Иванович, звоните в бюро, увязывайте, увязывайте!
Он вскочил с дивана и, продолжая улыбаться, жестом указал председателю на телефон, висящий в прихожей. Босой кое-как поднялся с дивана, ощущая небольшую дрожь по телу — он был все так же очень смущен и почему-то взволнован. Опять у него возникло ощущение, что вот-вот с ним произойдет что-то нехорошее… Однако, решив отбросить эти мысли куда подальше, он как можно увереннее направился к телефону.
Назойливый переводчик не отставал от него практически ни на шаг! А всё время ошивался где-то неподалёку от взволнованного председателя жилтоварищества. При этом игривый взгляд Коровьева всегда смотрел только на Никанора Ивановича.
Дрожащей рукой мужчина потянулся к телефонной трубке и трясущимся пальцем принялся набирать интуристское бюро. Дыхание председателя жилтоварищества было каким-то затруднённым, и с каждой новой секундой дышать ему становилось всё труднее, и труднее…
Вскоре, по ту сторону трубки раздались протяжные гудки, и взволнованный до нельзя Никанор Иванович замер в ожидании.
— Да-да? — наконец раздался по ту сторону немного гнусоватый сосредоточенный голос.
— Здравствуйте, — неловко начал мужчина, сглатывая, стараясь даже краем зрения не смотреть на переводчика, — я тут по поводу…
— Мы уже знаем о намерении господина Воланда жить в частной квартире Лиходеева и против этого ничуть не возражаем, — слегка надменно перебил его голос в трубке.
Никанор Иванович замер на некоторое время, сам не зная, почему.
— А… спасибо. Да-да, до свидания, — чувствуя себя совершенно глупо, произнес он, и трубка сама повесилась.
— Ну вот видите, всё хорошо! Всё просто замечательно, мой дорожайший Никанор Иванович! — в очередной раз с бойким восторгом вскрикнул Коровьев, крепко обнимая ошарашенного и заметно растерянного мужчину.
Председатель не мог проронить ни слова, все его мысли окончательно запутались! Он сильно удивился, когда почувствовал лёгкое поглаживание в районе правого бедра.
Как это часто и бывает в такие моменты — вместо того, чтобы сопротивляться и пробовать вырваться, он не смог и сдвинуться с места, ибо был как парализован от столь сильного шока.
— Что вы… Что вы делаете??? — наконец начал он, когда кое-как наконец нашел в себе силы на сопротивления, и пробовал вырваться, однако хватка переводчика была слишком сильна.
— Да бросьте, милейший Никанор Иванович, об этом совершенно никто не узнает~ — блаженно молвил клетчатый, чья рука весьма ловко нырнула в штаны остолбеневшего от ужаса Никанора Ивановича. — Вы прелестно выглядите для своих сорока двух лет. — добавил он с какими-то нотками лести в своём голосе.
— Позвольте, я женат! — тут же бойко возразил Босой, пытаясь поставить на место обнаглевшего переводчика. — Да к тому же у нас в Союзе это строго наказуемо!..
— А кто ж видит-то? Где свидетели? — кокетливо мурлыкнул мужчина ему прямо в ухо, — не стыдитесь, мой дорогой, я сделаю вам исключительно приятно… — и повторил куда более страстнее и увереннее: — никто не узнает! ~
Босой был в ужасе с происходящего, конечно, он уже начал подозревать Коровьева в подобном, но лишь краем сознания, не всерьез… Он и думать не мог, что тот реально начнет так нагло и открыто к нему приставать, да еще и утверждать, что об этом никто не узнает, да еще и лапать его так уверенно!
Никанор хотел было предпринять еще одну попытку вырваться, но не сумел — его внезапно вновь прижали к стене…
— Уверяю вас, мой сладенький Никанор Иванович! ~ Вам понравится, и вы будете хотеть ещё и ещё. — уверяющим тоном молвил клетчатый, начиная расстёгивать пуговицы на белоснежном мундире Босого.
— Гражданин, вы что, глухой?! — яро вопросил председатель, при этом грозно зыркая на спокойного переводчика. — Я женат! Понимаете? Женат!
— Ха-ха, ну и что? — шутливо вопросил Фагот, продолжая раздевать возмутившегося председателя. — Вряд ли ваша супруга узнает об этом, тем более, вы такой приятный мужчина~
Естественно, такой ответ ничуть не удовлетворил мужчину, и он продолжил сопротивляться. Ему бы только вырваться, а там он уж попробует сбежать из квартиры! Ну, по крайней мере, он очень на это надеялся…
Однако Коровьев, конечно же, был не так прост. Едва уловив очередное сопротивление, он как будто бы с новой силой прижал своего партнера к стене, а сам слился с ним в страстном поцелуе.
Едва только уста Фагота соприкоснулись с горячими губами Никанора Ивановича, на щеках председателя невольно образовался ярко-розовый румянец. Нежно причмокивая, клетчатый закончил расстёгивать пуговицы на мундире Босого и тут же принялся за его ремень.
Сознание Босого резко помутнело, а его состояние было, как в тумане. По всему его телу резко распространилась слабость, и даже мыслить он нормально не мог. Сердце буквально наровилось вырваться из его груди!
Во время длительного поцелуя он неоднократно пытался нервно сглотнуть, однако вскоре и сам ответил Коровьеву взаимностью.
«Голова… Как кружится моя голова… — мысленно скулил председатель, пытаясь хоть что-нибудь сообразить. — Мысли словно в тумане, но его поцелуй такой тёплый~» — последнее он произнёс у себя в голове с неким удовлетворением, а в его груди почувствовалась приятная теплота.
Да, как бы он не пробовал сопротивляться, как бы не повторял у себя в голове то, что он женат, но отрицать того, что ему нравится этот поцелуй, увы, больше не мог…
Решив, будь, что будет, Никанор взялся за плечи Коровьева и слегка их сжал, продолжая при этом отвечать на будоражащий поцелуй. Переводчик же тем временем уже давно расстегнул ремень мужчины, и сейчас тот валялся неподалеку от целующихся.
Возбудившийся Никанор не желал отлепляться от такого блаженного и весьма пылкого поцелуя. Но Коровьев явно думал иначе.
Оторвавшись от поцелуя, регент, игриво посматривая на смущённого председателя жилтоварищества, одним ловким движением руки скинул с головы Босого его же головной убор. Фуражка отлетела куда-то в угол прихожей, а оторопевший мужчина вновь остолбенел от выходки чудаковатого переводчика.
— Простите, господин переводчик, — неловко замямлил Босой, продолжая испуганно таращиться на подло ухмыляющееся лицо Фагота, — а вдруг нас заметит господин Воланд? Он знает о ваших… мх, как бы это помягче сказать, увлечениях? Нам следовало бы где-нибудь уединиться!
— О нет, не волнуйтесь, мой дорогой~ — сладко-сладко говорил регент, подмигнув мужчине, — я уверен, если мы вернемся в столовую и просто запремся, он не будет нас беспокоить~
— Да не знаю даже… — смущенно забормотал Никанор, конфузясь, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Ничего-ничего, не бойтесь, — улыбнулся Коровьев, похлопывая его по плечу.
Нехотя отстранившись друг от друга, они вновь зашли в столовую, и переводчик щелкнул зачем-то пальцами, и в этот момент со стороны двери послышался едва заметный щелчок в дверной скважине.
— Можете считать, что дверь уже заперта~
— Ох, да вы меня смущаете, товарищ Коровьев~ — тихо дыша, шепнул Никанор Иванович, моментально скидывая с себя расстёгнутый мундир.
Щуплое тело председателя едва не прорвало переводчика на смех. Однако демон вёл себя очень убедительно и делал лишь положительные жесты в сторону Босого.
— Никанор Иванович! Что за прекрасное телосложение! — восторженно произнёс Коровьев, раскидывая руки в разные стороны. — Ну вылитый Апполон! Ничего не скажешь.
— Да вы мне льстите… — неловко улыбнулся председатель, опуская взгляд вниз. Хоть он больше и не смущался всего происходящего, но вот такой неожиданный комплимент его очень засмущал.
Коровьев лишь умиленно улыбнулся и сам начал раздеваться. Решив не шокировать партнера всякими магическими фокусами, чтобы не вспугнуть его, он начал раздеваться вручную — снял с себя свой картуз, пенсне, положив их аккуратно на тумбочку, а потом начал и расстегивать пуговицы на своей одежде.
Босой, однако, тоже не оставался в стороне и принялся раздеваться дальше. Предвкушая новый поцелуй, Никанор с замирающим дыханием желал поскорее начать интимные ласки, чтобы поскорее отдаться любимому. Почему-то председателя безумно сводила с ума его язвительная ухмылка, но сказать об этом напрямую он не решался.
Закончив расстёгивать пуговицы на своей рубашке, переводчик решил не снимать её, а лишь слегка оголить свою грудь и торс, чтобы подразнить возбуждённого Никанорчика.
— Никанор Иванович, а как часто у вас случался секс? М? ~ — с некой издёвкой вопросил клетчатый, намекая о его связях на стороне с другими женщинами, попавшими в безвыходное положение.
— А… — Босой вмиг смутился и даже улыбаться перестал, но все-таки решил выкрутиться хоть как-то, делая вид, что не понимает намеков: — да, э-э… не больно часто, сами понимаете, я человек уже немолодой… Так что… э-э… — тут он задумчиво уставился в потолок, будто бы что-то высчитывая у себя в голове, — раз в две недели — и то счастье для моей супруги!
На весьма нелепое оправдание мужчины Фагот сощурил глаза, а его подлющая ухмылка стала только шире. Решив не провоцировать своего любимого лишними вопросами, Коровьев вновь прильнул к губам председателя.
Сейчас Босой совершенно позабыл о раздражающих его жильцах, требующих прописать их в квартире покойного Берлиоза, и натянутых отношениях с супругой. Ведь Коровьев действительно не врал, каким-то волшебным образом догадавшись о его похождениях на стороне. Одна из жительниц дома на Садовой, где и проживал погибший Берлиоз и пропавший Стёпка Лиходеев, призналась Босому в тайной беременности.
К счастью, Босой полностью позабыл и об этой гражданке — все его мысли на данный момент были заняты только и исключительно его партнером, который так умело целуется…
Итак, председатель любопытным голодным взглядом разглядывал тело переводчика, которое, хоть и было не полностью обнаженным, а все равно очень его привлекало. Тот заметил это и с уверенной игривой улыбкой поставил руки на пояс.
— Ой-й, товарищ переводчик, у вас очень красивое тело… — немного смущенно, или скорее взволнованно выдал Босой, не сводя с него взгляда.
— Благодарю, любезнейший Никанор Иванович. — индифферентно поблагодарил того Коровьев, на секунду перестав улыбаться игривой улыбкой. — Ну что же вы стоите? Ложитесь, Никанор Иванович, ложитесь…
— К-куда? На диван? — как-то взволнованно отозвался тот, таращась на Коровьева.
— Ну что вы, это банальности! — льстиво воскликнул переводчик, отмахиваясь рукой от Босого. — У иностранцев и не только на диванах можно. Но и на столах, полу и даже подоконниках! ~
— Ой… — кажется, такая новость лишь больше засмущала Босого, однако он решил все же не отказываться, — ладно, хорошо, убедили вы меня.
— Закройте глаза, и я уберу все быстренько~ — улыбчиво и мягко произнес Коровьев.
Никанор Иванович, словно бы под воздействием какого-то гипноза, послушно закрыл глаза и отвернулся, пусть и не понимал, зачем это потребовалось. Тогда Фагот, не прекращая мило улыбаться, с помощью магии убрал все со стола.
Вмиг с белоснежной скатерти испарился золотой подсвечник, блокнот с кожаной обложкой коричневатого цвета и небольшая чернильница с пером в ней.
— Открывайте! — бойко скомандовал Фагот, и Никанор, словно по команде, послушно открыл глаза.
Заметив, что предметы отсутствуют на столе, председатель стал ошарашенными глазами выискивать то место, куда переводчик мог по-быстрому спрятать все эти предметы.
— А… а где они? — неуверенно уточнил Босой, испуганно таращась на Коровьева с непонимающим взглядом. — Где предметы?
— Это не важно, мой любопытнейший Никанор Иванович~ — с лёгким смешком ответил Фагот, осторожно укладывая Босого на пустой обеденный стол. — Они нам сейчас совершенно не к чему!..
Тот лишь сильнее засмущался, однако помимо смущения его взгляд выражал самую что ни на есть страсть и желание.
— Ммм… какой же вы милый~ — с улыбкой произнес Коровьев, заинтересованно разглядывая щуплое тело председателя.
— Спасибо… — Никанор неловко опустил взгляд, уже не задумываясь о том, правильно ли он поступает.
Внезапно одна из худеньких рук Коровьева аккуратно взялась за пульсирующий член Никанора Ивановича Босого. Положив вторую руку на лобок председателя жилтоварищества, переводчик принялся совершать лёгкие движения руки вверх и вниз, при этом поглаживая и сам лобок.
Лежащий на столе мужчина невольно кряхтел и постанывал, а его щёки заливались уже ярко-бордовым румянцем. Томно дыша, Никанор изредка охал и ахал, давая понять своему партнёру о том, что его сильно возбуждают такие действия.
— Нравится вам? — ласково и нежно вопросил регент, подходя к председателю вплотную, начиная лишь быстрее поглаживать его лобок, а вместе с ним и член. Мужчина закрыл глаза и застонал громче, еле сдерживаясь, чтобы не откинуть голову назад от удовольствия.
— Да… да, очень, мх~ — произнес он, на секунду приоткрывая один глаз, тоже решая слегка улыбнуться.
— Видите, а говорили, что такое у вас не приветствуется~ — шутливо подметил Коровьев, решив ускорить темп.
Босой едва сдерживался, чтобы не застонать на всю столовую! Он совершенно позабыл о своей супруге, что уже, казалось, ему надоела, о своих любовницах, и в принципе о женщинах в целом. Сейчас он восхищался лишь одним человеком — Коровьевым. И пусть они были едва знакомы, теперь переводчик иностранца казался ему весьма приветливым и обаятельным джентльменом.
— Товарищ Коровьев, я прошу вас, не томите!.. — возбуждённо произнёс Босой сквозь затруднённое дыхание.
— Ну хорошо, как вам будет угодно, милый мой… Хотя я бы больше предпочел напротив растянуть удовольствие подольше~ — вновь заулыбался мужчина, с умилением таращась на партнера, убирая руку с его члена.
Председатель хотел было выдохнуть, но не успел — хитрющий переводчик за это время успел опуститься перед ним на колени и моментально взять кончик его члена уже в свой рот.
— Ох, товарищ Коровьев… — взволнованно выдал председатель, чувствуя, как его лицо буквально сгорает в пламени смущения и страсти.
Сердце бешено колотилось в его груди, а всё остальное его тело бросило в сильнейший жар!
Аккуратно посасывая мокрую и слегка розоватую головку члена Никанора Ивановича, Коровьев будто бы специально делал это медленно, периодически выдавая мелодичные стоны.
— Ох, какой же вы молодец… Мх, да… — уже не особо тихо пробормотал мужчина, начиная ерзать на одном месте, еле сдерживаясь, чтобы не надавить на голову похотливого переводчика.
Тот ответил лишь невнятным благодарным мычанием, слегка кивнув головой, тем самым вызвав новый стон у партнера.
Чувствуя лёгкое напряжение в своём теле, Никанор Иванович Босой предпочёл откинуть все плохие мысли у себя в голове и сосредоточиться лишь на приятных моментах своей жизни. Каждый день для него был полон стресса, и даже дома ему не давала перевести дух его назойливая жена!
Все его прожитые дни были, как один. Они безжалостно повторялись, к сожалению, менялись лишь года…
И хотя дивный переводчик всё ещё вызывал лёгкое недоумение у Никанора Ивановича, но именно благодаря ему он сумел обрести какое не какое спокойствие. Фагот весьма мастерски орудовал своим языком, заставляя мужчину испытывать новые приятные ощущения и звучнее стонать на всю столовую.
— Т-товарищ Коровьев, кажись… я-я сейчас кончу! — с неким волнением произнёс председатель жилтоварищества, слегка приподняв голову, чтобы обратиться к переводчику. — Как бы только интурист сюда не пришёл…
На это Коровьев лишь похотливо улыбнулся, сделав при этом такой взгляд, будто говорил: все будет хорошо. Тогда Никанор вновь закрыл глаза и расслабился, понимая, что бояться ему нечего.
Босой уж думал, что он реально кончит, однако этого не произошло — именно в этот момент переводчик отстранился, не позволив кончить. Регент выдавил из себя еле слышный смешок, после чего вновь уставился на Босого.
— Извините, дорожайший Никанор Иванович. — будто бы насмешливо молвил он, наблюдая за изумлённой физиономией мужчины. — Не волнуйтесь, сейчас мы с вами порезвимся, как это полагается у иностранцев! ~
В этот момент Коровьев ловко запрыгнул на стол и, оседлав товарища Босого, стал аккуратно тереться своим членом о его живот. Одной рукой он ловко схватился за мокрый член Никанора Ивановича, а второй рукой слегка сжимал его за горло — чтобы самому не рухнуть с обеденного стола.
Стоны возобновились. Прежде Никанор не испытывал таких чувств, вступая в связи с женщинами. И даже с собственной женой их секс всегда был однообразным!..
— О-о-о-о-о… Это так приятно! — уже почти без стеснения воскликнул председатель, опять начиная ерзать на одном месте, — товарищ Коровьев, вы… Вы просто восхитительны!
— Благодарю вас, Никанор Иванович~ — с милой улыбкой отозвался Фагот, лишь ускоряясь.
Ощущения были на самой высоте, от удовольствия оба мужчины аж закатили глаза! Теперь уж Босой начал понимать, что больше ничего не стесняется и не стыдится, и даже забыл, зачем он пришел сюда изначально!
«Это просто невозможно описать словами, — блаженно думал Никанор, надеясь, что такие ощущения будут длиться вечно и не закончатся никогда! — почему я раньше не мог подумать о том, что мужчина самый лучший половой партнёр?»
Время словно остановилось, и Никанор Иванович вновь почувствовал то самое приятное облегчение. Теперь его жизнь казалась уж не такой серой и унылой, как раньше…
— Вы знаете толк в развлечениях, товарищ Коровьев~ — с пошлинкой подметил Никанор, не скрывая своего похотливого взгляда.
— Спасибо, я знаю~ — так же пошло отозвался регент, не сводя хищных глаз с партнера, — однако, сами понимаете, это еще не все~
Он мягко положил ладони на плечи Никанора и слегка надавил, делая намек, чтобы он перемесился в более лежачее положение. Босой послушно лег, улыбаясь, уже готовясь ко всем последующим действиям Коровьева.
Легонько высунув свой язык, Фагот-Коровьев аккуратно соприкоснулся им с розовой бусинкой. Нежно, совсем не торопливо лаская соски Никанора Ивановича, клетчатый буквально наслаждался его мелодичными стонами.
Параллельно возбуждаясь и сам, он старался держать себя в руках. Постепенно из нежных и весьма аккуратных ласок, он стал буквально посасывать соски, неуклюже причмокивая и давая лишь большего повода для стонов своему «возлюбленному».
Тот в очередной раз лишь закрыл глаза и крепко впился в волосы мужчины, надавливая на его голову, тем самым делая намек на то, чтобы он продолжил. Тогда Фагот, решив не стесняться, начал в открытую кусать соски партнера.
— Да! Да, да, да, просто прекрасно! — воскликнул тогда председатель, лишь сильнее впиваясь пальцами в волосы Коровьева, — продолжайте, продолжайте!
Но Коровьева не очень обрадовала такая вольность обнаглевшего Босого, и он решил во что бы то не стало, делать всё по-своему!
Отстранившись от груди, Фагот как-то разгневанно глянул прямо в глаза испуганного Никанора Ивановича, после чего холодным тоном молвил:
— Никанор Иванович, должен предупредить вас, что мы тут не одни! — строго подметил Коровьев, чья доброта и искренность вмиг куда-то улетучились. — Это во-первых. А во-вторых, я доминирую над вами, а не вы на до мной!.. Да и пора бы завершить наши «дружеские посиделки», а то господин интурист скоро может заявиться сюда… — об упоминании интуриста из уст Коровьева эти слова прозвучали как-то мрачно.
— Ой… — тут уж Босой вновь заволновался и начал тревожно бегать глазами по сторонам, понимая, что зря это сделал… — простите…
На это Коровьев лишь похотливо улыбнулся, а в его глазах уже давно бегали похотливые черти.
— Да бросьте, Никанор Иванович. Просто всё произошло весьма быстро, а у меня ещё столько дел впереди. — бойко молвил регент, вновь заулыбавшись той самой жизнерадостной улыбкой. — Да к тому же у этих иностранцев каждый шаг прописан, что уж говорить об этом… очередном капризном, но сказочно богатом интуристишке.
— Понимаю, ваша работа такая же не лёгкая, как и моя… — расстроенно отозвался Босой, проникнувшись высказыванием бедного переводчика.
— Это ничего, сейчас мы ещё немножечко развлечёмся, вы подпишете пару бумаг, и мы с вами дружно разойдёмся~ — блаженно успокоил того Коровьев, гипнотично вглядываясь в его оторопевший взгляд.
— Да, хорошо… — вновь робко отозвался Босой, не зная, что ему еще ответить. Пусть он уже и растерял свой стыд и смущение, в этот момент он начал неслабо так волноваться.
Регент в очередной раз улыбнулся и, взяв партнера за талию, начал аккуратно переворачивать его на живот. Босой весь замер, чувствуя, как по его телу пробегается дрожь от непрошедшего волнения.
— Успокойтесь, мой дорогой, все будет хорошо~ — нежно прошептал переводчик ему на ухо, мягко поглаживая его талию. Слегка смочив два своих пальца — указательный и средний, он аккуратно ввел их внутрь.
Босой резко стиснул свои зубы от неприятной боли и на пару секунд зажмурил глаза. Ему было не очень приятно, однако, к его счастью, такие ощущения продлились всего-лишь пару минут. Затем он почувствовал, как внутри него что-то начало шевелиться, и принялся боязно посматривать по сторонам.
— Не бойтесь, скоро вы привыкните. — убедил его Коровьев, решив не медлить.
Обхватив своими руками обнажённую талию председателя, он сделал весьма резкий толчок внутрь. Босой снова содрогнулся, на сей раз от накопившего внутри него страха и тревоги. Было малость больно, но терпимо, он чувствовал, что переводчик не желает ему навредить, а потому двигается очень медленно и аккуратно.
— Если вам будет больно — сразу говорите, — предупредил Фагот ласковым и нежным голосом, продолжая двигаться медленно и аккуратно.
— Хорошо, — так же тихо произнес Никанор, крепко сжимая руки в кулаках, пытаясь сосредоточиться только и исключительно на приятных ощущениях и не чувствовать боли.
Переводчик, все так же решив не медлить, вошел чуть глубже. На лбу Никанора проступили капли пота, он вновь протяжно застонал и тяжко задышал. Его глаза начали слезиться, иногда он чувствовал в районе прямой кишки внезапную и весьма неприятную боль.
Вскрикивая, он неоднократно пытался прикусить губу, дабы не кричать на всю квартиру. Прознав, что мужчине больно, Коровьев смягчил свои движения, боясь ускоряться.
Он надеялся, что со временем Никанор Иванович привыкнет к таким ощущениям, а потому всячески старался успокоить его, поглаживая по спине и плечу.
— Не больно? — обеспокоенно вопросил он, ненадолго приостанавливаясь.
— Нет-нет, все хорошо, продолжайте… Можете даже ускориться, но не сильно… — тихо и невнятно произнес Босой, уткнувшись лицом в стол, чувствуя, как горят от приятного ощущения его щеки.
— Как скажете~ — улыбнулся Коровьев, после чего возобновил движения, но на этот раз сделал их чуть быстрее и увереннее.
Расслабившись уже окончательно, мужчина привык даже к резким толчкам, его тихое дыхание вызывало у Коровьева одновременно и возбуждение и небольшое волнение. Он бы предпочёл резвиться так хоть бы и до самого вечера, но в его голове тут же образовалось весьма странное помутнение:
— Заканчивай уже дурью маяться, любезный Фагот, нас ждёт Варьете! — прозвучал в голове Коровьева укоризненный голос мессира. — Кончай уже…
— К-как прикажете, мессир. — едва слышно шепнул регент и кончил прямо в председателя.
— Дурак, я имел в виду другое! — гневно выругался Сатана, — Кончай с ним панькаться, пусть подпишет, что надо, а там уже решим, что с ним делать.
— А… простите, пожалуйста, — так же едва внятно отозвался регент, смущенно смотря куда-то вниз.
От приятного ощущения внутри себя председатель застонал лишь громче, закатывая глаза и прогибаясь в спине, и тоже наконец кончил.
— Чт… что вы говорите? — вопросил он, приподнимая голову, немного вопросительно смотря партнеру в глаза.
— Нет-нет, ничего, вам послышалось! — с немного нервной улыбкой уверил Коровьев, — Никанор Иванович, нам бы надо согласовать с вами проживание господина Воланда. Вы согласны с этим? — ободрительно задался Коровьев, дабы не вызвать у Босого никаких подозрений.
— Да, я только за. — индифферентно согласился мужчина, вставая со стола. Он и глазом моргнуть не успел, как на нём очутилась его одежда.
Сам товарищ Босой сидел уже за обеденным столом с портфелем в руках, а на Коровьеве был клетчатый костюм. И, что самое удивительное, предметы, которые переводчик заставил испариться в воздухе, лежали на белоснежной скатерти!..
«Вот мистика какая-то! — мысленно воскликнул Босой, в который раз уже оторопев. — Гипноз, не иначе гипноз!..»
— Фух… Совсем уж подзабыл об этом всем, простите, — тяжело дыша, но уже абсолютно спокойно и без какого-либо стыда и смущения, произнес он и лениво улыбнулся.
— Да ладно уж, ничего страшного, Никанор Иванович, — ободряюще улыбнулся переводчик и достал нужный документ, — вот-с, мой дорогой, подпишите, раз согласны уж…
— Жилтоварищество согласно сдать квартиру господину Воланду, с платой по… по пятьсот рублей в день! — горделиво заявил Босой, чувствуя свежий прилив сил и энергии.
— КАК?! — испуганно вскрикнул Коровьев, чьё пенсне норавилось вот-вот соскочить с его носа. — Мало! Никанор Иванович! Мало!.. За неделю это выходит три тысячи пятьсот, мало!!! Просите пять, он даст!
Босой лишь удивленно вытаращил глаза, естественно, не ожидая такого услышать.
— Хорошо… — едва внятно произнес он, уставившись в еще пока что не подписанный документ. Где-то в глубине души он был немного смущен подобным, однако расслабленное после оргазма тело все же не очень хорошо соображало, а от того он быстро согласился.
Весь процесс был словно в тумане, он только и успел прийти в себя, когда Коровьев пытался просунуть ему крупный рулон советских рублей прямиком в карман его кителя.
— Строго преследуется! — только и успел боязно выкрикнуть Никанор, как ощутил на дне своего кармана тот самый крупный денежный рулон.
— А где свидетели?! — оживлённо вопрошал Фагот в своём репертуаре. — Где они?! Вы обидите этим иностранца!
Босой густо покраснел и опять опустил взгляд, но все же кое-как собрался и больше не стал ничего говорить. Где-то в глубине его сознания выползла мысль о том, что никаких свидетелей и правда нет, так что он может ничего не бояться и не волноваться так сильно…
Документ был подписан, теперь Никанор Иванович мог смело направиться обратно к себе.
***
Как только Босой покинул квартиру номер пятьдесят, из соседней комнаты донёсся весьма мрачный голос Дьявола:
— Не нравится мне этот Никанор Иванович! Он выжига и плут! — холодно, но весьма чётно подметил Воланд. — Любезный Фагот, сделай так, чтобы он больше не вставал на нашем пути. А заодно припадай ему урок за все те грехи, которые он успел сделать, живя на белом свете.
— Мессир, вы же знаете, вам стоит только приказать, — ровным и спокойным голосом отозвался Фагот и, не медля ни секунды, направился в переднюю, к телефону.
Быстро набрав какой-то номер, он откашлялся, дождался конца длинных гудков, сделал свой голос почему-то очень плаксивым и заверещал:
— Алло! Считаю своим долгом сообщить, что наш председатель жилтоварищества дома номер триста два бис по Садовой, Никанор Иванович Б-Босой спекулирует валютой! Да! В данный момент в его квартире, в вентиляции, в уборной, в газетной бумаге четыреста долларов. Кто г-говорит? Говорит жилец вышеозначенного дома Тимофей Квасцов. Но заклинаю, я вас заклинаю держать мое имя в тайне! Опасаюсь мести вышеизложенного председателя!
Повесив трубку с довольной физиономией, Фагот-Коровьев быстрым шагом направился прямиком в спальню мессира.
***
Едва он пришел домой, Никанора встретила его уже не молодая супруга. Не поздоровавшись с ней, он молча направился прямиком в туалет, при этом держа в одной руке портфель.
И пусть внешне его взгляд веял холодом, внутри его сильно щипало от волнения. Закрывшись в туалете, он вытащил из своего кармана деньги и, встав на ободок унитаза, аккуратно снял вентиляционную крышку.
— Надеюсь, она не прознает… — встревоженно пробубнил Босой, пряча деньги в вентиляционной шахте.
Выполнив свою миссию, мужчина спрыгнул с ободка и, нажав на смыв, вышел из туалета с чувством выполненного долга.
За обедом он был таким же не разговорчивым и вялым. Вдруг в дверь их квартиры позвонили, и разъярённый Никанор зашипел:
— Уже и поесть не дают!.. Скажи им, что нету меня дома.
На его просьбу супруга покорно кивнула и выбежала в коридор. Только было хотел Никанор Иванович опрокинуть стопку водки, как в коридоре раздался басистый голос:
— Никанор Иванович у себя?..
— Д-да… — послышался встревоженный голос супруги, и Никанор напрягся.
Он так было и оторопел, когда увидал в проходе кухни двух офицеров НКВД. Мужчины недоброжелательно поглядывали на него, словно бы председатель был врагом народа!
— Это вы, Никанор Иванович Босой?.. — мрачно вопросил один из мужчин, не спуская холодного взгляда с оторопевшего председателя.
— Да, я. А-а что, собственно говоря, случилось? Я вроде как законов никаких не нарушал!..
На его оправдания офицер выдавил из себя саркастичную ухмылку и, облокотившись о дверной косяк своим плечом, молвил:
— А вы пройдёмте-ка с нами в туалет.
Тут сердце Никанора встрепенулось, и он не по своей воле поднялся из-за стола и покорно направился в след за офицерами. Второй уже извлекал четыреста долларов из вентиляции, стоя на ободке унитаза.
— Да, всё верно, доллары в вентиляции. — подтвердил второй офицер, показывая белоснежный конвертик всем присутствующим.
— Ваш конвертик? — насмешливо спросил первый, не спуская глаз с Босого.
— Н-нет. подбросили враги! — только и успел выдать он, хватаясь за сердце.
— Бывает… — с наигранной печалью в голосе отозвался офицер, собираясь арестовать лживого председателя, но тот, догадавшись об аресте, сразу же ринулся на кухню.
— Я вам сейчас всё объясню! — в страхе кричал Босой, впопыхах открывая свой портфель. — сейчас, сейчас, сейчас… у меня тут и контракты лежат, сейчас, и письмо… Ой, переводчик, гад, подбросил! — отворив портфель, Никанор, не глядя туда, показал сотрудникам его содержимое. Однако, словив явное недопонимание и ярость на их лицах, он заглянул в портфель сам. Там было пусто! Ни контрактов, ни денег, ни письма от Лиходеева, уехавшего на неделю в Ялту.
— Ловите! В доме нечистая сила! — в панике воскликнул Никанор Иванович Босой, вскакивая на стул.
— Покайся, Иваныч, тебе скидка выйдет! — едва ли не плача, ответила его супруга, понимая, что он явно сошёл сума.
— Замолчи, дура проклятая! — яростно завопил председатель, швыряя в неё собственный портфель.
***
Мрачные тучи вновь скопились над Москвой, офицеры выводили зашуганного Никанора Ивановича из подъезда, а тот покорно шёл между ними, молча смотря в намокающий от дождя асфальт.
