Путь на восток

Пять часов. В лучшем случае — плюс час. В худшее случае — минус час. Именно такой временной промежуток озвучила Бьянка после тщательного осмотра блондинки, поминутно сверяясь с тоненьким справочником по акушерскому делу, пока мы помогали отчаянно паникующей Энид забраться в трейлер. Именно столько времени у нас было, чтобы добраться до Кингстона и отыскать там больницу или какое-то другое тихое место, хоть немного подходящее для появления на свет наследника четы Петрополусов. К моменту, когда наш кортеж во главе с Камаро въезжает на заброшенные улицы города, проходит уже больше полутора часов отведённого времени — обратный отсчёт беспощадно играет против нас, а ничего и близко похожего на больницу на горизонте по-прежнему не видно. Удерживая руль внедорожника одной рукой, я немного опускаю боковое стекло и просовываю в образовавшуюся щель дуло автомата. В прежние времена население Кингстона превышало сто двадцать тысяч человек, а значит, примерно столько тварей может появиться из ниоткуда в любой момент. Слишком много. Слишком опасно. Нельзя ослаблять бдительность. Сегодня привычный строй автомобилей претерпел некоторые вынужденные изменения — хренов герой на Шевроле мчится в авангарде, за ним неотрывно следует огромный саркофаг на колёсах, а Фольксваген под управлением Галпина и мой джип замыкают колонну с двух сторон, чтобы успеть вовремя заметить приближение живых мертвецов. Даже с расстояния в несколько метров я отчётливо слышу панические вопли беременной блондинки — судя по всему, неотвратимая перспектива материнства уже не вызывает у неё бурных восторгов, как это было совсем недавно. Впрочем, надо отдать должное их с Аяксом неумению предохраняться. Если бы не её внезапные схватки, неизвестно, чем закончилась бы недавняя драматичная размолвка. Скорее всего, альянс скудоумных кретинов неизбежно раскололся бы на две, а то и на три части — кудрявый миротворец был непреклонен в своём намерении убраться куда подальше и категорически не желал слушать жалких оправданий доморощенного героя. Не то чтобы меня это слишком волновало, но… их содействие в таком длительном опасном путешествии было весьма удобным. В последнее время они даже почти перестали меня раздражать — правда, ровно до того момента, пока идиот Петрополус во всеуслышание не озвучил свои пошлые предположения касательно моей интимной жизни. Зря я всё-таки сдержалась и не выпустила ему всю обойму промеж глаз. Но когда насмерть перепуганная Синклер начала верещать на всю округу, что она передумала рожать, вектор моих приоритетов вынужденно сместился. Стоп-сигналы на трейлере вдруг вспыхивают красным, и непомерно огромный автомобиль начинает замедлять ход. Перемещаю ногу на педаль тормоза и машинально бросаю взгляд на уродливый Фольксваген — возможно, Тайлер в курсе причин внезапной остановки — но кудрявый миротворец упрямо не смотрит в мою сторону. Oh merda, что за непроходимый кретинизм. Можно подумать, я ему что-то обещала. Или кому-то из них. Когда джип полностью останавливается, Вещь с готовностью подскакивает на заднем сиденье и начинает крутить головой по сторонам. Повторяю его движение, внимательно осматривая окрестности — широкая улица с побледневшей линией разметки двухполосной дороги, ряды одинаковых четырёхэтажных домов из красного кирпича с выбитыми витринами маленьких кофеен и фешенебельных бутиков, запущенные островки давно не стриженных кустарников. Когда-то этот район явно считался престижным, но вирус оказался беспощаден не только к людям. Проклятая зараза выкосила города, навсегда уничтожив в них сам дух цивилизации. И отныне по мёртвым улицам бродят их мёртвые жители, с каждым днём пополняя свою кровожадную армию высших хищников. А через несколько десятков лет человечество вымрет окончательно — и тогда эти высшие хищники станут единственными на планете. — Остановимся здесь, — погрузившись в безрадостные размышления о неотвратимом будущем, я не сразу замечаю, что хренов герой уже выбрался из Камаро и раздаёт свои бесценные указания. — Тут какая-никакая, но всё-таки медицинская клиника… — Это стоматология, твою мать! — возмущается Аякс, стоящий на нижней ступеньке трейлера. На лице скудоумного кретина явственно угадывается злость вперемешку с отчаянием. — Предлагаешь моей жене рожать в стоматологической клинике?! А пуповину бормашиной просверлим, да?! Похоже, авторитет самопровозглашенного лидера ощутимо пошатнулся — остальные не спешат беспрекословно выполнять его указания словно стадо послушных овец. — А у тебя много других вариантов есть? — Торп не повышает голос, но в обычно спокойных интонациях звенит металл, а руки сжимаются в кулаки. — Или хочешь, чтобы твой ребёнок появился на свет там же, где вы его зачали? — Тебе виднее. Это же ты у нас по трейлерам главный специалист! — сердито огрызается Петрополус, но затем бросает взгляд за спину, где его несчастная благоверная заходится прямо-таки ультразвуковым воплем, и после секундного размышления понуро кивает в знак согласия. — Ладно… Что поделать. Давайте разгружаться. — Прекратите, вы ведёте себя как полные придурки! — громко восклицает Бьянка откуда-то из салона трейлера, и прямо сейчас я как никогда с ней солидарна. Поэтому первой выхожу из джипа, нарочито громко хлопнув дверью, чтобы обозначить свои непоколебимые намерения остаться здесь. Не из солидарности к поверженному авторитету хренова героя, но из соображений здравого смысла. Нам всё равно не уехать далеко с балластом в виде роженицы — и раз уж волею случая на пути встретилась стоматологическая клиника, будем довольствоваться тем, что есть. Энид продолжает верещать так истошно, словно её режут скальпелем без анестезии. Довольно трудно разобрать отдельные слова в бессвязном потоке истеричных рыданий — кажется, она проклинает на чём свет стоит своё решение стать матерью. Вполне резонно. Жаль только, спохватилась поздновато. — Оставайтесь здесь и не отходите далеко от машин, — Торп продолжает командовать таким сосредоточенным тоном, будто остальным не наплевать. — А я осмотрю клинику. Удобнее перехватив винтовку, он решительно направляется к белой пластиковой двери с выцветшим от времени рекламным плакатом, на котором до тошноты миловидная блондинка демонстрирует миру отфотошопленную белоснежную улыбку. Не удосужившись даже снять оружие с предохранителя, не говоря уж о необходимости прицелиться, Ксавье резко дёргает на себя широкую ручку, в очередной раз демонстрируя недюжинный героизм и ещё больший кретинизм — если бы по ту сторону двери находился хоть один живой мертвец, альянс фермеров окончательно бы остался без лидера. Раздражённо возведя глаза к помрачневшему свинцовому небу, я вскидываю автомат и направляюсь вслед за ним. Торп бросает на меня короткий взгляд через плечо, но благоразумно сохраняет молчание и не вступает в спор. Мы медленно движемся вдоль безликих больничных стен, местами увешанных стендами с рекомендациями, как правильно соблюдать гигиену полости рта и как часто нужно посещать кабинет стоматолога. Пол вымощен кафельной плиткой, давно утратившей некогда стерильную белизну, а в воздухе витает горьковатый запах медикаментов. По крайней мере, отвратительного трупного душка здесь не чувствуется — а значит, твари благополучно обошли это место стороной. Обнадёживает. Даже очень. Мы поочерёдно распахиваем несколько дверей с именными табличками врачей, но следов чужого присутствия нигде не обнаруживается. С улицы раздаётся оглушительный раскат грома — настолько сильный, что видавшие виды стёкла начинают жалобно дребезжать, а следом доносится шум капель по металлической черепице. С каждой секундой звук нарастает, не оставляя сомнений, что с минуты на минуту с неба хлынет настоящий Ниагарский водопад. — Позовём остальных, — бесстрастно бросаю я, кивнув в сторону распахнутой двери в начале коридора. Это первая фраза, которую я сказала Торпу после инцидента на крыше трейлера. Даже слегка забавно. Могло быть забавно, не будь у нас тонны других проблем. — Подожди… — он странно дёргает кистью, словно хочет протянуть ко мне руку, но успевает остановить себя в последний момент. — Я хотел извиниться. За Аякса. Он не должен был о тебе такое говорить. Вернее, о нас. — Не утруждайся, — я почти физически ощущаю повисшую между нами неловкость, но природное самообладание позволяет сохранить непроницаемое выражение лица. — В одном кретин точно был прав. Ты не несёшь ответственности ни за кого из них. А значит, и извиняться за их слова не должен. И тут же мысленно одёргиваю себя. Это прозвучало гораздо мягче, чем задумывалось изначально. Кошмар. Вот только у меня категорически нет времени предаваться рефлексии на тему того, почему в присутствии хренова героя все мои планы рушатся как жалкий карточный домик. — Уэнсдэй, я… — Торп пытается сказать что-то ещё, но остаток фразы тонет в новом раскате грома. Тем лучше. Душещипательные диалоги после неудавшегося секса никогда не были моим коньком. Ровно как и любые другие. Остальные фермеры уже выбрались из машин и бестолково топчутся на улице прямо под проливным дождём. Аякс с Бьянкой бережно поддерживают под руки блондинку — кукольное личико Энид залито слезами и искажено мучительной гримасой. Тайлер по-прежнему держится в стороне от других, поминутно бросая красноречивые взгляды в сторону хренова героя — но, к огромному облегчению, ему хватает ума держать язык за зубами и не устроить второй акт жалкой трагикомедии. Тварей пока нигде не видно, но истошные вопли Синклер вряд ли остались для них незамеченными. Нужно быть начеку. Придерживая дверь клиники, Торп пропускает вперёд процессию с хныкающей роженицей. Я прохожу следом, держа автомат наготове и жестом подозвав к себе собаку. — Не забывай считать промежутки между схватками… — настоятельно вещает Барклай, заглядывая в заплаканное раскрасневшееся лицо Синклер. Та морщится от боли, но всё же утвердительно кивает. Петрополус выглядит ещё более испуганным, чем его благоверная. От недавней дерзости не осталось и следа, с ввалившихся щёк схлынули все краски. — Скорее ведите её сюда, — командует хренов герой и в несколько широких шагов опережает нас, чтобы распахнуть указанную дверь. По ту сторону обнаруживается стандартный стоматологический кабинет с пыльным креслом, несколькими потухшими мониторами и прикрепленной к потолку лампой. Вдоль стен тянутся шкафчики нелепого бирюзового цвета, а рядом с ними стоит белая медицинская кушетка. — Господи, я не хочу… Я не смогу… — Энид предпринимает попытку вырваться и отступить назад, но Бьянка сильнее сжимает её плечи, мягко предотвращая побег. Блондинка потерянно мотает головой из стороны в сторону и трясётся как осиновый лист на ветру. — Нет, нет… Ничего не получится… Пожалуйста, не надо… Я не могу… Я боюсь. — Детка, успокойся, ну же... Постарайся дышать глубже, — Аякс обхватывает лицо жены обеими ладонями, заглядывает в широко распахнутые голубые глаза и тщетно пытается храбриться, но в его голосе слышится плохо скрываемая дрожь. — Всё будет хорошо, слышишь меня? — Ты должна успокоиться. Нельзя поддаваться панике, — вторит ему Барклай, настойчиво увлекая насмерть перепуганную девчонку в сторону кушетки. Практически силой усаживает её на мягкую белую поверхность и надавливает на плечи, принуждая лечь на спину. — Ребята, мне нужна помощь. Нужно нагреть воды… А ещё принести чистые тряпки и скальпель. — Я мигом, — едва показавшийся на пороге Тайлер торопливо покидает кабинет. Не особо понимая, что делать, я выхожу в коридор вслед за ним. Синклер тем временем заходится очередным истошным воплем, едва не срываясь на фальцет. Разумеется, крики блондинки привлекли голодных тварей — когда мы с миротворцем выходим на улицу, из-за трейлера выползает первый живой мертвец. Выползает в самом прямом смысле этого слова. Обе нижние конечности уродливой твари отсечены по колено, но это совершенно не мешает ему кровожадно скалить пасть. Быстро прицелившись, вышибаю его гниющие мозги одним метким выстрелом и бегом бросаюсь к своему внедорожнику. Ни разу не взглянув в мою сторону, Галпин спешит к трейлеру — все припасы, найденные в больнице Макино-сити, хранятся именно там. Ливень стоит стеной, хмурое небо пронзают ослепительные вспышки молний, и всего за несколько секунд вся моя одежда промокает до нитки. Нечего и думать, чтобы развести костёр и нагреть воду в такую погоду. Поэтому быстро распахиваю багажник и достаю оттуда пятилитровую канистру с отфильтрованной водой, а заодно и недавно постиранный комплект постельного белья — пойдёт на тряпки. Других вариантов всё равно нет. — Скорее назад! — вопит хренов герой с порога клиники, пытаясь перекричать шум дождя и мощные раскаты грома. Рефлекторно оборачиваюсь, вскинув автомат и едва не выронив канистру — и очень вовремя. Из разбитого окна ближайшего дома на улицу вываливаются сразу несколько тварей. Слепо вращая подёрнутыми пеленой глазами, они хищно скалят гнилые зубы — а спустя секунду резко срываются с места, учуяв свежую плоть. Едва успеваю захлопнуть багажник и отскочить в сторону. Целиться времени нет, поэтому я спускаю курок почти наугад. Оглушительно громкая пулемётная очередь отбрасывает тварь на пару метров назад — воспользовавшись секундной форой, я стремглав бросаюсь назад в клинику. Мертвецы утробно рычат позади, жадно клацают зубами, буквально дышат в спину… Увесистый автомат болтается на плече, но возможности обернуться и выстрелить у меня больше нет — обе руки заняты дурацкой канистрой и постельным бельём. На выручку приходит хренов герой. Придерживая дверь открытой, он быстро прицеливается и выпускает несколько пуль. Хриплое дыхание тварей вроде бы затихает — не могу сказать точно, все посторонние звуки глушит шум ливня. Такого сильного, будто с минуты на минуту в Кингстоне начнётся второй всемирный потоп. Поэтому не сбавляю ритм бега, боковым зрением улавливая силуэт кудрявого миротворца — Тайлер мчится чуть позади, прижимая к груди драгоценный свёрток с медицинскими инструментами. От места импровизированной парковки до клиники не больше пары десятков метров, но ещё никогда такое незначительное расстояние не казалось мне настолько огромным. Но мы успеваем. Я первой влетаю в длинный коридор, а Галпин заскакивает следом и по инерции врезается мне в спину, едва не сбив с ног — но успевает предотвратить падение, схватив меня за руку повыше локтя. — Прости… Ты не ушиблась? — миротворец обеспокоенно взирает на меня сверху вниз, пока Торп торопливо запирает дверь и баррикадирует проход одной из стоящих в коридоре лавочек. — Всё нормально, — дёргаю плечом, сбросив ладонь Тайлера, и отступаю на шаг назад. Хренов герой неприязненно косится на разыгравшуюся сцену, но благоразумно сохраняет молчание. Зато Синклер надрывно верещит из кабинета — даже раскатистые звуки грома не способны хоть немного заглушить её ультразвуковые вопли. Кудрявый миротворец с заметной обидой хмурит брови и утирает тыльной стороной ладони вымокшее под дождём лицо. Oh merda, и нарочно не придумаешь более идиотской ситуации. Как меня вообще угораздило вляпаться в этот сценарий дешёвой мелодрамы? Впрочем, плевать. На выяснение несуществующих отношений с кем-либо из них у меня абсолютно нет времени. — Где вас черти носят?! — дверь кабинета распахивается, и в образовавшемся проёме возникает голова Бьянки. Она выглядит донельзя напряжённой, между бровей залегла сетка морщин, пухлые губы сжаты в тонкую линию. — Уэнсдэй, идём, будешь мне помогать. От Аякса нет толку… Он только паникует. Я уже открываю рот, чтобы ответить, что Барклай крепко повредилась умом, если всерьёз считает меня способной выступать в роли акушерки. Все мои познания в медицине ограничиваются полугодовой стажировкой в городском морге, но идеально отточенное умение вскрывать спинномозговой канал вряд ли поможет в процессе родовспоможения. Вдобавок у меня нет ни малейшего желания лицезреть, как отпрыск Петрополусов будет появляться на свет, беспощадно разрывая внутренности своей несчастной матери. Но ничего говорить не приходится — Тайлер отвечает первым. — Давай лучше я, — кудрявый миротворец решительно забирает у меня канистру и постельное бельё. Барклай награждает его долгим красноречивым взглядом, полным сомнения, но Галпин остаётся совершенно невозмутимым. — Что? Я не новичок в этом, был на партнёрских родах с Лорел. Вряд ли им движет альтруизм. Очевидно, он просто не хочет оставаться наедине с бывшим другом. И Бьянка, несомненно, это понимает. — Тогда идём, — она отступает в сторону, пропуская миротворца в кабинет. Я мельком успеваю увидеть, как раздетая ниже пояса блондинка обеими руками держится за огромный живот и заходится в очередном приступе рыданий. Её скудоумного благоверного нигде не видно — по всей видимости, кретин валяется где-нибудь в глубоком обмороке. А потом дверь родильной комнаты захлопывается, и мы с Торпом остаёмся вдвоём в длинном больничном коридоре. — Уэнсдэй… — мгновенно начинает он, но я категорически не намерена поддерживать заведомо бесполезный диалог, поэтому прерываю его предостерегающим взмахом руки. — Мы не будем обсуждать случившееся, — заявляю я безапелляционным тоном и машинально отхожу подальше на пару шагов. — И вообще ничего. Я выразилась предельно ясно, когда сказала тебе обо всём забыть. — Не беспокойся, я не об этом. Навязываться не в моих правилах, — вряд ли хренов герой сейчас предельно честен. Даже с моей скудной способностью идентифицировать человеческие эмоции я явственно могу различить тень растерянности на его лице, но Ксавье упрямо продолжает гнуть свою линию. — Ты промокла до нитки. Сними хотя бы куртку, а то заболеешь. На, возьми мою… Он уже начинает стягивать с плеч потёртую джинсовку и делает шаг вперёд — но я моментально отшатываюсь назад как от огня. Иррациональная реакция моего тела на его близость по-прежнему чертовски сбивает с толку и не поддаётся никаким законам здравого смысла. Лучше минимизировать риск. — Моё здоровье — не твоя забота, — награждаю Торпа самым уничижительным взглядом, на который только способна. — Зря ты так думаешь, — он упорно игнорирует всю показную холодность и подходит ближе. Широкие ладони ложатся на мои плечи, стягивая вниз насквозь промокшую кожанку и будто бы случайно задевая кончиками пальцев обнажённую кожу. Моё лицо остаётся тотально бесстрастным, а пристальный взгляд исподлобья — привычно ледяным, но глупое сердце отказывается подчиняться воле рассудка и предательски пропускает удар, чтобы спустя секунду зайтись в тахикардичном ритме. Oh merda, какой ужасающий кошмар. Места мимолётных прикосновений его горячих пальцев мгновенно вспыхивают жаром, прошедшим по всему телу. По рукам ползут мурашки, и хренов герой явно это замечает — уголки его губ приподнимаются в слабом подобии улыбки. Благо, обходится без неуместных комментариев. — Вот так-то лучше… — избавив меня от кожанки, он набрасывает на плечи свою куртку, ещё хранящую тепло его тела. И запах… Тот самый тонкий аромат яблочного мыла и чего-то ещё, совсем недавно ставший катализатором моего позорного грехопадения наедине с собой. Торп отходит на шаг назад, удовлетворённо осматривая результат собственных действий, и под цепким взглядом его тёмно-зелёных глаз я снова начинаю чувствовать себя опасно безоружной. Одна прядь вымокших от дождя волос спадает мне на лицо, и он осторожно протягивает руку с явным намерением заправить её за ухо. Мгновенно отступаю назад, чтобы предотвратить очередной неуместный тактильный контакт. — Это лишнее, — заявляю я и намереваюсь добавить какую-нибудь ядовитую колкость об идиотских патриархальных замашках, но не успеваю — из закрытого кабинета доносится особенно оглушительный вопль многострадальной блондинки. — Ты не сможешь игнорировать меня вечно, Уэнсдэй, — его чрезмерная самоуверенность раздражает до зубного скрежета. — Знаешь ли… То, от чего мы больше всего бежим, рано или поздно нас настигнет. — Ты прямо-таки ходячий сборник пафосных цитат. Специально их заучиваешь? — я презрительно фыркаю, закатив глаза. — Ты уже спрашивала, и… Остаток его фразы тонет в раскате грома — тонкие стеклопакеты жалобно дребезжат, а длинная стерильно-белая лампа под потолком несколько раз гаснет и вспыхивает вновь. Мой пёс испуганно скулит и забивается под ближайшую скамейку, трусливо поджав хвост. Намереваясь успокоить Вещь, я отхожу подальше от Торпа и усаживаюсь на корточки, ободряюще потрепав собаку по загривку. Он доверчиво льнёт к моей ладони, глядя снизу вверх блестящими глазами-бусинами — а мгновением позже вдруг шумно втягивает носом воздух и заливается лаем. И в ту же самую секунду на забаррикадированную дверь клиники обрушивается мощный удар снаружи. Нельзя сказать, что это было неожиданностью. Твари должны были приползти сюда рано или поздно, привлечённые громкими воплями блондинки и манящим запахом свежей плоти. Но всё равно невольно вздрагиваю, когда до моего слуха доносится глухое утробное рычание по ту сторону хлипкой двери — вряд ли жалкая конструкция из пластика и стекла способна долго держать оборону. Хренов герой тоже это понимает. Грязно выругавшись сквозь зубы, он бегом бросается к двери и плотнее пододвигает к ней скамейку. Но этого ничтожно мало. Быстро осмотревшись по сторонам, я замечаю в противоположном конце коридора тяжёлый белый шкаф. То, что надо. Резко вскочив на ноги, я быстрым шагом приближаюсь к шкафу — но сдвинуть его с места в одиночку мне не по силам. — Помоги, — не без внутренней борьбы прошу я, бросив на Торпа короткий взгляд. Вдвоём нам удаётся передвинуть тяжёлую громадину и усилить баррикаду входной двери. Не слишком надёжно, но лучше, чем ничего. Чуть раздвигаю створки жалюзи на ближайшем окне, чтобы оценить обстановку — и сиюминутно понимаю, что мы в дерьме по самые уши. На улице топчется несколько десятков проклятых плотоядных тварей. Большая часть сгрудилась на пороге клиники, отрезав нам путь наружу, ещё штук пятнадцать слоняется по парковке между машинами. А основной запас огнестрельного оружия остался в багажнике моего джипа. — Сколько у тебя патронов? — отвернувшись от окна, оборачиваюсь к доморощенному герою, но он в ответ лишь сокрушенно качает головой. — Почти нет. У тебя? Я быстро проверяю магазин автомата, хотя и без того прекрасно знаю, что патронов в нём катастрофически мало. Всего семь штук. Против огромного стада на улице — всё равно что ничего. Расклад хуже некуда. Мы снова заперты в ловушке, а нашим врагам не требуется вода, еда и отдых — они способны держать осаду хоть до скончания веков. Погано, чертовски погано. — Поищем другие выходы, — предлагает Торп, но эта идея с большей долей вероятности обречена на провал. По всей видимости, пространство клиники ограничивается одним-единственным коридором со множеством кабинетов. Однако попытаться стоит. Энид снова заходится истошным надрывным криком — и твари мгновенно оживают, принимаясь остервенело долбиться в запертую дверь. Под их яростным напором тонкий пластик начинает буквально ходить ходуном. Вещь скалит зубы и угрожающе щетинится. — Что случилось? — в коридор выходит бледный как смерть Петрополус, и при виде забаррикадированной двери его лицо мгновенно теряет последние краски, становясь белее снега. — Черт… Много их там? — Слишком много, — с досадой отзывается Торп, опасливо покосившись в сторону окна. — У нас почти нет патронов. Не знаю, как долго продержится дверь. Как Энид? — Схватки учащаются, — благоверный блондинки тяжело вздыхает и ниже надвигает на лоб свою идиотскую синюю шапку. — Бьянка сказала, что раскрытие примерно восемь сантиметров. Вроде как это уже много… Не желая вникать в тонкости процесса, я распахиваю дверь ближайшего кабинета и проверяю все окна — но проклятые твари рассредоточились вокруг всего здания. Захватили нас в смертоносное кольцо, как стая голодных шакалов. Обхожу кабинет за кабинетом, но с каждым новым осмотром шансы выбраться отсюда живыми неизбежно тают. Мертвецов слишком много, и они повсюду. Нам не успеть добежать до машин — не говоря уж о том, что Синклер после родов вообще не сможет быстро передвигаться. Oh merda. Трижды. Десятикратно. В последнем кабинете я усаживаюсь прямо на пол, привалившись спиной к белой стене. Руки бьёт мелкой дрожью от холода — насквозь мокрая одежда неприятно липнет к телу, и я машинально кутаюсь в тонкую джинсовку хренова героя. Но это практически не помогает. Холод буквально пробирает до костей. Если каким-то невероятным чудом нам повезёт здесь уцелеть, я точно свалюсь с температурой. Блондинка продолжает вопить от боли на заднем плане, срывая голос до хрипоты. Хмурое небо продолжает извергать ослепительные молнии и тонны воды. Я продолжаю сидеть на грязном кафельном полу, дрожа всем телом от мерзкого холода и тщетно пытаясь придумать план спасения. Так проходит час. Может быть, два. Или даже три. Сложно сказать точно — часов у меня нет, а интуитивное ощущение времени стирается перед лицом неотвратимой гибели. Старуха с косой в очередной раз занесла над нами костлявую руку — и теперь мы вряд ли сможем её перехитрить. Мой взгляд невольно падает на брошенный рядом автомат. Семи патронов не хватит, чтобы отбиться от кровожадного стада… Но их хватит на нас. Чтобы успеть расстаться с жизнью прежде, чем мерзкие заживо гниющие твари начнут рвать нам глотки. Похоже, план всё-таки есть. Не спасения. Но избавления. Интересно, о чём должен думать человек на смертном одре? Вспоминать о былом или же жалеть об упущенном? О чём подумал мой брат за мгновение до того, как на его горле сомкнулись зубы кровожадной твари? И успел ли он вообще о чём-то подумать? Не знаю. Никогда прежде не рассуждала на эту тему. Даже тогда, когда бесцельное и бесконечное скитание по выжженной мёртвой земле осточертело мне до тошноты, у меня не возникало мыслей пустить себе пулю в лоб. Черт знает, почему. Ведь это было самым простым и логичным решением — на заре эпидемии так поступали очень многие отчаявшиеся. Наверное, всему виной было моё природное неискоренимое упрямство — я никогда не искала лёгких путей и никогда не плыла по течению, будучи твёрдо убеждённой, что человек сам вершит свою судьбу. И вот где я оказалась в конечном итоге. Негромкий скрип открываемой двери прерывает поток моих напряжённых размышлений. — Можно? — хренов герой непривычно неуверенно мнётся на пороге, потупив взгляд на собственные ботинки. — Бьянка сказала, что головка показалась… Решил рассказать тебе. Понятия не имею, с чего вдруг он взял, что мне интересна эта информация. Какое значение имеет рождение новой жизни, когда все наши висят на волоске? Мы в капкане, и спасения ждать неоткуда. Поднимаю на Торпа пристальный немигающий взгляд — и в голове вдруг самопроизвольно вспыхивает осознание, что в шаге от смерти человек гораздо сильнее жалеет об упущенной возможности. Потому что я жалею. Чертовски сильно жалею, что остановила его тогда, на гребаной крыше гребаного трейлера… Когда ещё не знала, что наши дни сочтены, и иного шанса попросту не представится. — Хотя кого я обманываю? — хренов герой тихо усмехается собственным мыслям и решительно переступает порог, прикрыв за собой дверь. Я медленно поднимаюсь на ноги, ещё медленнее вскидываю голову, и наши взгляды сталкиваются. — Я хотел сказать совсем другое. Вероятно, к рассвету мы все уже будем мертвы… Торп выдерживает продолжительную паузу, не разрывая зрительного контакта — напряжённо потирает переносицу двумя пальцами, кривит губы в своей коронной наигранно-небрежной улыбке, и всё смотрит-смотрит-смотрит прямо в глаза. Его пристальный взгляд вкручивается в мозг словно кюретка для лоботомии, радужка болотного цвета затягивает будто трясина, парализуя голос разума и беспощадно отрезая все пути к отступлению. Но я больше не хочу отступать. Больше не хочу бороться с этим иррациональным, парадоксальным, совершенно обезоруживающим влечением — да и какой смысл в этой борьбе? Никакого смысла нет и не было. Я безбожно проиграла ещё тогда, когда дуло его жалкого Кольта упёрлось мне в лопатки на заброшенной заправке близ Роджерс-Сити. — И я понял, что если и жалею о чём-то в этой жизни… то только о том, что позволил тебе тогда уйти. Хренов герой озвучивает мои мысли. С поразительной легкостью и удивительной честностью — пожалуй, из нас двоих к самообману склонна только я. Раскаты грома, шум ливня, страдальческие вопли Синклер, хриплое рычание тварей — всё это отступает на задний план, растворяется словно под действием концентрированной кислоты, когда мы одновременно делаем крохотный шаг навстречу друг другу. А потом ещё один. И ещё. Поначалу медленно, осторожно, даже с опаской... А когда между нами остаётся не больше метра, последние хрупкие барьеры враз сметает невидимым ураганом пятой категории. Мы синхронно срываемся вперёд, его руки оказываются на моей талии, мои — смыкаются вокруг его шеи. Последний взгляд — глаза в глаза, тёмно-зелёная трясина против чернильной черноты. А через долю секунды я приподнимаюсь на цыпочки, Ксавье наклоняется ниже — и наши губы встречаются в жадном глубоком поцелуе. В бесконечной яростной борьбе, в которой никогда не было победителя. Горячий язык скользит ко мне в рот, сильные мужские ладони стискивают талию до хруста в рёбрах, и вязкое тягучее желание сиюминутно закручивается тугим узлом внизу живота. По позвоночнику проходит волна возбуждения, концентрируясь глубоко внутри — там, где мышцы требовательно сжимаются вокруг пустоты. Меня мгновенно бросает в жар, несмотря на насквозь мокрую одежду. Лихорадочная дрожь во всём теле усиливается — но теперь меня трясёт уже не от холода, а от безудержного сокрушительного желания. С губ против воли срывается тихий стон, утонувший в голодном жадном поцелуе. Oh merda, я хочу его так чертовски сильно, что перед глазами всё плывет, а сердце гулко стучит в висках в бешеном тахикардичном ритме. Руки Торпа быстро проникают под одежду, задирают ткань тонкой майки, скользят вверх по спине, перемещаются на грудь, требовательно сжимают сквозь плотные чашки бюстгальтера — соски мгновенно каменеют от интенсивности воздействия. Острота ощущений зашкаливает за критическую отметку, дыхание перехватывает от невероятно сильного возбуждения. Я с яростью впиваюсь зубами ему в нижнюю губу, окончательно теряя чувство реальности от солоноватого привкуса крови. Так умопомрачительно ярко. Так бесподобно хорошо. И так невыносимо жалко, что это первый и последний раз. И в эту секунду я вдруг отчётливо понимаю, что совсем не хочу умирать. Не хочу лишиться жизни, едва успев вспомнить её вкус. Не хочу потерять всё это. Не хочу потерять… его. — Ребята, вы тут? — позади нас распахивается неплотно прикрытая дверь. Мы резко отрываемся друг от друга. Стоящий на пороге Петрополус смущённо опускает взгляд в пол. — Извините, что помешал. Правда, простите. Честно. И вообще за всё простите… Я там наговорил всякого… Я был не прав. Но… теперь я знаю, как поступить правильно. Его странная речь на мгновение выбивает нас обоих из колеи — пока мы с Торпом обмениваемся непонимающими взглядами, Аякс поправляет идиотскую синюю шапку и улыбается с неожиданной теплотой. Его бледное лицо с ввалившимися от недоедания щеками заметно проясняется, будто он внезапно отыскал элементарное решение сложнейшей математической задачи. — Скажите Энид, что я люблю её. И ребёнка. Хренов герой понимает его намерения на секунду раньше, чем я. — Нет! — Ксавье бросается к товарищу, но Петрополус проворно отшатывается назад и захлопывает дверь, придавив её скамейкой с той стороны и заблокировав ручку. — Аякс, стой! Не делай этого, черт возьми! — Лучше я один, чем все! — из коридора доносится звук стремительно удаляющихся шагов. Торп остервенело дёргает дверную ручку, но она никак не поддаётся. Накатившая было растерянность быстро отступает, и я лихорадочно озираюсь по сторонам, прикидывая план действий — очевидно, взломать дверь и остановить кретина, охваченного внезапным приступом самоотверженного героизма, мы уже не успеем. Не самая благородная часть моего разума тут же выдаёт закономерную мысль — а нужно ли это делать вообще? Если отбросить ненужную лирику, Аякс абсолютно прав. Если ему удастся отвлечь тварей на себя, мы успеем выбраться, и тогда его жертва не будет напрасной. Но Ксавье явно с этим не согласен. Он раз за разом бьётся в злосчастную дверь плечом, в приступе слепой паники трясёт заблокированную ручку, но жалкая конструкция из тонкого белого пластика оказывается неожиданно крепкой. На улице слышится неясная возня, едва различимая сквозь шум дождя и трескучие раскаты грома. Первоначальное оцепенение окончательно спадает, и я стремглав бросаюсь к окну, дернув шнурок на жалюзи — белые створки ползут вверх, являя взгляду трагичную картину. И хотя я всегда недолюбливала скудоумного благоверного блондинки, сердце невольно пропускает удар, когда я вижу, как Петрополус бегом мчится к трейлеру и отчаянно размахивает руками, привлекая внимание голодных тварей. Живые мертвецы реагируют мгновенно — кровожадное стадо устремляется вслед за ним, но Аякс демонстрирует неожиданное проворство. В считанные секунды ему удаётся добежать до гроба на колёсах и заскочить в салон — но дверь за собой он не закрывает, и с десяток тварей мгновенно забирается следом. Oh merda. — Проклятье! — хренов герой подскакивает к окну и пытается провернуть ручку. Но я не позволяю ему этого сделать, вцепившись в запястье мёртвой хваткой, и буквально отталкиваю Торпа назад. Всю сознательную жизнь мне было наплевать на всех и вся, но теперь я вдруг осознаю, что попросту не могу позволить ему умереть. Не смогу простить себе такого, потому что… Черт побери, да не знаю я, почему. Просто не смогу и всё. Только не теперь. — Пусти! Ему надо помочь! — доморощенный лидер отчаянно борется со мной, пытаясь высвободить руки из стального захвата моих предательски дрожащих пальцев. — Ты ничем ему не поможешь! — грубо встряхиваю Торпа, заставляя его посмотреть мне в глаза. Выразительные черты лица искажены мучительной гримасой, в глубине тёмно-зелёной трясины плещется океан боли — я запоздало вспоминаю, что хренов герой мнит, будто бы несёт идиотскую ответственность за каждого из нас. Прилагаю немало сил, чтобы оттащить его подальше от окна, прямо за которым проклятые твари наверняка уже рвут на части несчастного Петрополуса. Всё-таки Аякс — непроходимый кретин и однозначно выиграл премию Дарвина за самую нелепую смерть. Кажется, он даже не пытается стрелять. Когда живые мертвецы вдоволь полакомятся его свежей плотью, они вернутся и снова возьмут нас в осаду. — Он уже труп, — звучит жестоко, но это правда. И Ксавье тоже это понимает, продолжая сопротивляться скорее по инерции. А долю секунды спустя я вдруг понимаю, что Петрополус вовсе не идиот. У него действительно был план. Раздаётся оглушительный звук взрыва — стёкла жалобно дребезжат от ударной волны, и на несколько мгновений полностью закладывает уши. В моей голове яркой лампочкой вспыхивает осознание, что часть гранат, найденных на базе ВВС, мы спрятали в салоне трейлера. Мы с Торпом, не сговариваясь, бросаемся назад к окну. Остов огромного автомобиля охвачен пламенем сильнейшего пожара, густые столпы чёрного дыма поднимаются к затянутому тучами небу, а большая часть тварей не двигается — потому что двигаться уже некому, вся парковка усеяна ошмётками их гнилой плоти. Всё кончено. Человек, которого я всегда считала безвольным тюфяком и слабоумным идиотом, пожертвовал собой, чтобы спасти нас всех — и ни секунды не колебался. Его жена осталась вдовой, а его ребёнок никогда не увидит отца. Но зато они будут жить. И мы тоже. — Боже… — бессвязно бормочет хренов герой и проводит ладонью по лицу в бесплодной попытке стереть болезненное выражение. Я угрюмо молчу. Не знаю, что должна сказать. Что никогда особо не жаловала Аякса? Что едва его знала? Что считала его неспособным на такое? Что мне… жаль? Да, мне и вправду жаль — внутри разливается гнетущая сосущая пустота, оцарапнувшая внутренности тупым зазубренным ножом. — Что случилось?! — дверь распахивается, и на пороге возникает взъерошенный миротворец, держащий перед собой испачканные в крови руки. Пребывая в шоковом состоянии, я даже не расслышала, как отодвинулась скамейка, заблокировавшая нам выход. А может, всему виной заложенность в ушах после взрыва — в голове до сих пор неприятно шумит, и все звуки доносятся как сквозь плотную толщу воды. Тайлер обводит нас обоих непонимающим взглядом и немного растерянного улыбается. — Пойдёмте… У Энид мальчик родился. Кстати, а куда счастливый папаша слинял? Не удостоив его ответом, я выхожу из кабинета и молча бреду в импровизированную родильную комнату словно на автопилоте. Торп вяло плетётся следом, так и не удосужившись объяснить Галпину, что счастливый папаша уже не сможет взять на руки новорождённого сына. В крохотном помещении удушающе пахнет солью и металлом, большая часть кушетки залита кровью, стекающей на пыльный кафельный пол. Бьянка сидит прямо на полу, устало привалившись спиной к стене — лоб покрыт испариной, рукава клетчатой рубашки закатаны до локтей, но на утомлённом лице сияет широкая довольная улыбка. Укрытая простынёй Энид выглядит ещё хуже — на раскрасневшихся щеках видны мокрые дорожки слёз, белокурые волосы всклокочены, но она тоже улыбается. Улыбается так счастливо и так безмятежно, обеими руками прижимая к груди крошечный тихо хнычущий свёрток. — Уэнс, ты только посмотри… — щебечет она совсем слабым голосом, глядя мне прямо в глаза. Не в силах выдержать взгляд её сияющих глаз цвета безоблачного неба, я молча опускаю голову. — Ты только взгляни, он такой маленький… Кстати, а где Аякс?