Путь на восток

Хренов герой ориентируется мгновенно — проследив направление моего взгляда, разжимает кольцо невыносимо крепких и ужасающе приятных объятий, после чего подхватывает небрежно отброшенную в сторону винтовку. Отточенным движением снимает оружие с предохранителя, чуть прищуривается, прицеливается… И промахивается. Оно и немудрено. Стандартная берданка имеет прицельную дальность около километра, а расстояние до кромки леса, откуда надвигается несколько тварей, метров на двести больше. — Дай сюда, — шиплю я сквозь зубы и принимаю сидячее положение, чтобы вырвать винтовку из его рук. Приходится выждать пару минут, чтобы подпустить живых мертвецов поближе. Невольно вспоминаю уроки дяди Фестера, когда мне было тринадцать, а его только выпустили из тюрьмы в Акапулько. Мы практиковались в стрельбе, метании ножей и рукопашном бое на заднем дворе нашего поместья — я регулярно возвращалась домой в синяках, чем доводила мать едва ли не до сердечного приступа. Помню, как она тщательно отмеряла по каплям настойку из белладонны, театрально держась за сердце и утверждая, что юной леди не пристало заниматься подобными вещами. Настоящей леди в пример матери я так и не стала — и лишь это спасло мне жизнь на руинах мира. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять учащённое дыхание, предательски сбившееся после раскованных прикосновений проклятого Торпа. Ещё пара секунд уходит на то, чтобы прицелиться — а потом ночную тишину вспарывает череда оглушительно громких выстрелов, отозвавшихся эхом где-то в поросших кустарниками холмах. Весь квартет мерзких тварей падает замертво, и я удовлетворённо выдыхаю. Похоже, сегодня опасность миновала. — Ух ты, — восхищённо бормочет хренов герой прямо над ухом. Горячее дыхание опаляет и без того разгорячённую кожу, а его руки снова оказываются на моей талии, пытаясь притянуть максимально близко… Пытаясь опять сломить мою силу воли, на поверку оказавшуюся катастрофически слабой. Oh merda. Я резко подскакиваю на ноги и отшатываюсь на шаг назад. Торп взирает на меня с искренним недоумением и вопросительно вскидывает бровь. Какой ужасающий кошмар. Осознание произошедшего буквально бьёт обухом по голове — если бы не твари, я бы и впрямь позволила трахнуть себя прямо на крыше гребаного трейлера, напрочь позабыв о присутствии остальных. И окончательно поправ собственные принципы, которые во многом помогли мне пережить апокалипсис. Неизвестно, удалось бы мне уцелеть в агонизирующем мире, если бы не тотальное равнодушие к людям. В самом начале эпидемии, когда на выезде из Нью-Йорка образовалась многокилометровая пробка, а власти пытались лгать со всех экранов, что ситуация под контролем, я встретила бесчисленное множество отчаявшихся людей. Они барабанили в боковое стекло моего Мазерати и других машин на парализованном шоссе, умоляя взять их с собой — или хотя бы забрать их детей и увезти подальше от воцарившегося безумия. Я игнорировала всех и не испытывала даже тени сожаления — потому что прекрасно осознавала, что заражённым может оказаться любой из них. Даже кудрявая девочка лет шести в голубом платьице с оборками, которая утирала слёзы крохотными кулачками, пока её мать захлёбывалась рыданиями от ужаса и буквально падала на колени перед каждым автомобилем, проезжавшим мимо. Но законы выживания были жестоки испокон веков. И потому я равнодушно отвела взгляд от испуганного детского личика и нажала на педаль газа — а через пару секунд увидела в зеркало заднего вида, как на мать девчонки набросился кровожадный мертвец в форме полицейского. Нет. Однозначно нет. Если бы мне не было тотально наплевать на всех и вся, я не протянула бы и недели. — Уэнс? — идиотское сокращение окончательно отрезвляет затуманенный возбуждением рассудок и возвращает привычную ясность ума. — Забудь. Ничего не было, — категорично отрезаю я, машинально тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные порочные мысли. А потом решительно поворачиваюсь спиной к растерянному Торпу, отбрасываю в сторону винтовку и ставлю ногу на первую ступеньку вертикальной лестницы, приваренной к левой стороне трейлера. Остаётся надеяться, что остальные скудоумные фермеры спят мертвецким сном после выпитого шампанского и не услышали звуки выстрелов. А заодно и звуки моего позорного грехопадения. Но мне не везёт — как только я оказываюсь на земле и уже собираюсь направиться к своему внедорожнику, дверь гроба на колёсах приоткрывается, и в образовавшемся проёме появляется кудрявая голова блондинки. — Всё в порядке? Мы слышали шум, — она зевает и потирает осоловевшие глаза. — В полном, — невозмутимо отзываюсь я, смерив её бесстрастным взглядом. — Несколько тварей выползли из леса, но мы… Ваш хренов лидер их героически прикончил. — Вы? — переспрашивает Энид с хитрой улыбкой и подозрительно прищуривается. Почти физически ощущаю её внимательный взгляд, меряющий меня с ног до головы — и запоздало вспоминаю, что даже не застегнула пуговицу на джинсах. Проклятье. Синклер ехидно ухмыляется, и все надежды, что мой потрёпанный вид остался незамеченным, испаряются как льдинки в бокале просекко в жаркий летний день. — Вообще-то мы не только выстрелы слышали, если хочешь знать. Ну вы, ребята, и даёте… Могли бы просто попросить нас освободить трейлер на часок-другой. Она игриво подмигивает, словно выражая своё гребаное никому не нужное понимание. Я раздражённо закатываю глаза и понижаю голос до вкрадчивого шепота. — Только попробуй кому-нибудь рассказать, и роды без анестезии покажутся тебе лёгким приятным приключением. — Да ладно тебе, Уэнсдэй, — блондинка хихикает с таким беззаботным видом, будто очевидная угроза нисколько её не испугала и даже не тронула. — Уж кто-кто, а мы с Аяксом лучше других понимаем, как важно порой побыть наедине. Наша Офелия ведь не с неба появилась. Так что, если вы с Ксавье вдруг захотите повторить, а я уверена, что захотите… Наш трейлер всегда к вашим услугам. — Тебе осветлитель для волос в мозг въелся? — я едва не скриплю зубами от яростного раздражения. И от осознания, что проклятый хренов герой наверняка слышит наш диалог, но не торопится вмешиваться. — Между нами ничего не было. И никогда не будет. — Вообще-то это мой натуральный цвет, — Энид благополучно пропускает мимо ушей обе последние реплики и снова улыбается с невыносимой жизнерадостностью, вызывающей у меня острое желание вогнать ей под ногти парочку иголок. — Спокойной ночи, Уэнсдэй. — Иди к черту, — недовольно бросаю я сквозь зубы и наконец поворачиваюсь спиной к злополучному трейлеру, направившись к джипу. Вещь жалобно скулит в салоне и скребёт лапой дверь с внутренней стороны — очевидно, ему приспичило прогуляться. Выпускаю пса на улицу и забираюсь на заднее сиденье, с головой закутавшись в тёплое лоскутное одеяло. Вот только сна как не было, так и нет. Помимо невесть откуда взявшейся бодрости, я продолжаю ощущать предательский жар внизу живота. Насквозь промокшее нижнее бельё неприятно липнет к телу, не позволяя абстрагироваться от давно забытого чувства возбуждения. Каждое нервное окончание наэлектризовано, а горячая влажность между бёдер навязчиво напоминает, что секса в моей жизни не было уже больше трёх лет. Не могу сказать, что я когда-либо испытывала колоссальные неудобства от вынужденного воздержания… до сегодняшней ночи. Вдобавок чужой запах словно намертво въелся в мою одежду — и очень скоро заполняет всё тесное пространство салона. Несмотря на очевидные трудности с водными процедурами, аромат скорее приятный, и я невольно делаю глубокий вдох. Oh merda, какой ужасающий кошмар. Я благополучно пробила дно, если мне действительно так сильно нравится аромат другого человека — и вовсе не парфюм, который давно канул в небытие вместе с прочими благами цивилизации вроде зубочисток и соли для ванн… а естественный природный запах чужого тела. Хуже и вообразить нельзя. Я точно крепко повредилась умом. Стараясь отогнать непрошеные мысли, я переворачиваюсь набок и свожу ноги вместе. И тем самым совершаю кошмарную стратегическую ошибку, которых за эту ночь я и так натворила больше, чем за последние несколько лет. Желание многократно усиливается, а между бёдер возникает требовательная пульсация, вмиг сделавшая нижнее белье ещё более влажным. Тотальное сокрушительное фиаско. Похоже, абстрагироваться от возбуждения мне не удастся — придётся от него избавиться. Не то чтобы я не делала этого раньше, но прибегать к самоудовлетворению слишком часто не было особой нужды. В прошлой нормальной жизни я не испытывала недостатка в поклонниках, с которыми можно было приятно провести вечерок-другой, а потом выставить за дверь и вычеркнуть из списка контактов без малейшего зазрения совести. А когда случилась эпидемия, появилась сотня более насущных проблем, нежели неудовлетворённый зов плоти. Но теперь… Теперь выхода лишь два. Вернуться на крышу трейлера и раздвинуть ноги перед хреновым героем, окончательно наплевав на собственные несокрушимые принципы. Или… Тяжело вздохнув, я опускаю руку вниз к незастёгнутой молнии на джинсах. Тело, уже до предела распалённое жадными прикосновениями его рук, реагирует мгновенно — как только подрагивающие пальцы скользят под резинку нижнего белья и ложатся на набухший клитор, по спине прокатывается волна мурашек. Это похоже на удар электрошокером, только в разы приятнее, острее… слаще. Стиснув зубы, чтобы не застонать вслух, я просовываю руку дальше в трусики и чувствую кончиками пальцев обжигающую влагу, так резко контрастирующую с природной холодностью кожи. Невольно зажмуриваюсь от интенсивности ощущений, медленными движениями распределяю горячую липкую смазку по клитору и слегка надавливаю на невыносимо чувствительную точку. Очередной разряд тока пронзает всё тело, заставляя вздрогнуть и разомкнуть припухшие от грубых поцелуев губы. Тихий сдавленный стон сдержать уже не удаётся. Окончательно сдавшись во власть сумасшедшего возбуждения, я касаюсь себя плавными круговыми движениями — а в голове против воли вспыхивают приятные порочные фантазии, как это мог бы делать он. Наверняка, Торп бы не стал церемониться. Наверняка, это было бы грубо, жёстко и властно. Так, как нравится мне — и ему, похоже, тоже. Начинаю двигать кистью немного быстрее, сильнее сжав бёдра и практически теряя чувство реальности от нарастающей пульсации глубоко внутри. Кровь шумит в ушах, сердце заходится в бешеном ритме на грани тахикардии, а тихие стоны становятся чуть громче и протяжнее. Рука быстро затекает от непривычных движений, но остановиться я точно не смогу — тело отчаянно жаждет разрядки. Все мышцы внизу живота словно скручиваются в тугой узел, трепетно сжимаются вокруг пустоты... А одурманенный гормонами мозг услужливо подсовывает чувственные мысли, что сейчас я могла бы быть не одна. Могла бы ощущать его грубые пальцы на изнывающем клиторе вместо собственных мягких и нежных. Могла бы пытаться сдерживать стоны от его сильных толчков глубоко внутри. Могла бы чувствовать его тяжёлое дыхание, слышать низкий шёпот с хрипотцой и жадно подаваться бёдрами навстречу каждому движению, насаживаясь на напряжённый член по самое основание. Могла бы. Но не могу. Не должна. Но и фантазий оказывается более чем достаточно — наслаждение накатывает и отступает горячими волнами, а перед глазами ощутимо темнеет в преддверии такой необходимой разрядки. Невольно задерживаю дыхание, и кислородное голодание обостряет стремительно нарастающее удовольствие. По позвоночнику бегут мурашки. Сердце заходится в лихорадочном ритме. Ещё несколько быстрых грубых прикосновений к клитору — и всё тело пронзает мощным электрическим разрядом. Жаркая волна оргазма накрывает меня с головой — и с искусанных до крови губ срывается сдавленный протяжный стон. Несколько минут уходит на то, чтобы унять сбитое дыхание и дождаться, пока пульс придёт в относительную норму. Последние отголоски острейшего наслаждения отзываются приятной истомой в расслабленном теле. Заметно дрожащая правая рука перепачкана горячей влагой, поэтому приходится стягивать джинсы и насквозь промокшее белье одной левой — благо, во время одной из последних стоянок на мосту Макинак мы успели перестирать все вещи. Наспех переодеваюсь в чистую одежду, но неприятная липкость между бёдер никуда не исчезает. Чертовски хочется искупаться, но вблизи нет ни одного водоёма. Поэтому довольствуюсь тем, что выхожу из машины и достаю из багажника канистру с неотфильтрованной водой, чтобы умыть руки и горящее предательским румянцем лицо. Прохладный ночной воздух и ледяная вода со слабым душком речной тины окончательно отгоняют проклятое неуместное возбуждение. Прежде чем вернуться в салон джипа, привычно осматриваюсь по сторонам в поисках возможной опасности — но всё тихо. Вещь снуёт возле потухшего костра, тыкаясь носом в опустевшие пластиковые тарелки. Мой взгляд невольно падает на трейлер. Хренов герой по-прежнему сидит на крыше спиной ко мне, неотрывно всматриваясь в бархатную черноту небосвода, усеянного россыпью ярких созвездий. А я вдруг думаю, что созвездия — это слегка иронично. Ведь на самом деле звёзды, объединённые астрономами в одну группу, находятся бесконечно далеко друг от друга. Следующее утро приносит ворох привычных забот, благополучно избавивших меня от необходимости разговаривать с Торпом. Да и что мне ему сказать? Прости, три года без секса сыграли со мной злую шутку, но я не приемлю даже мысль об отношениях, поэтому просто забудь. А ещё мне кажется, что я начинаю испытывать к тебе иррациональную привязанность, поэтому держись от меня подальше. Нет, я точно не произнесу вслух подобную ересь. Вчерашней короткой реплики было более чем достаточно — и хотя я пару раз замечаю на себе его пристальный цепкий взгляд, хренов герой не старается завязать заведомо бесполезный диалог. Мы быстро складываем походный столик и стулья, дежурно проверяем количество припасов, сверяясь со списком, разливаем по канистрам свежеотфильтрованную воду. Тщательно чистим оружие и пересчитываем патроны каждого калибра — десятимиллиметровых для винтовок Бердана осталось всего полторы обоймы. Не помешало бы пополнить арсенал. Благо, мы находимся совсем близко от границы с Канадой, и карта извещает, что на как раз юге провинции Онтарио расположена военно-воздушная база Кингстон. Расклад более чем благоприятный. Если поспешить, мы пересечём границу и доберёмся до цели менее чем за сутки. Рассевшись по машинам, мы продолжаем путь. Проезжаем несколько мелких городков вроде Су-Сент-Мари и Тессалона — шоссе тянется вдоль северного побережья озера Гурон, и иногда на горизонте по правую руку смутно виднеется блестящая водная гладь. Колонну как всегда возглавляет мой внедорожник, следом пристраивается уродливый Фольксваген Бьянки, за ним вяло плетётся огромный гроб на колёсах, а в арьергарде утробно рычит мощный Шевроле Камаро. Из динамиков аудиосистемы звучат аккорды The Rolling Stones, и я невольно вспоминаю, как в юности играла инструментальную версию одной из их песен на виолончели — ещё одна попытка матери сделать из меня настоящую леди, потерпевшая тотальный крах. Едва закончив школу, я нарастила острые и длинные стилеты вместо привычных коротких ногтей и гордо объявила, что больше никогда не притронусь к виолончели. Так и случилось. Я не играла четыре года. А потом дорогая антикварная виолончель, по слухам ранее принадлежавшая самому Казальсу, взлетела на воздух вместе с родительским поместьем. Вещь самым наглым образом принимается грызть обивку пассажирского сиденья, отвлекая меня от унылых мыслей о безвозвратно утерянном прошлом. Шикнув на пса, я опускаю для него боковое стекло — и мой лохматый компаньон с удовольствием просовывает голову в окно, вывалив язык. Встречный ветер треплет его уши и мои изрядно отросшие волосы, собранные в высокий хвост. Вчерашняя непогода отступила, и теперь на безоблачном небе висит омерзительно яркий диск палящего солнца. Чёрный металл внедорожника нагревается очень быстро, но тратить бензин на включённый кондиционер совершенно нерационально. Поэтому немного сбрасываю скорость, чтобы стянуть кожанку и забросить её на заднее сиденье. Канареечно-жёлтый Камаро мгновенно вырывается вперёд, бесцеремонно нарушая правильный порядок колонны. Бьянка как-то шутила, что мы напоминаем волчью стаю — более сильные особи движутся впереди, чтобы расчистить путь для остальных, а убогий вечно ломающийся трейлер тащится в хвосте. И один только хренов герой как истинный вожак мечется туда-сюда, чтобы контролировать всех и вся. Кретинизм и примитивизм. Очередной лагерь мы разбиваем в парке штата Пресквил на берегу озера Онтарио. Я совсем не чувствую усталости, но Аякс начинает жаловаться, что у него болит спина после целого дня и половины ночи, проведённых за рулём. Понятия не имею, что именно вечно бодрая и жизнерадостная Энид нашла в этом скудоумном хлюпике — он ноет целыми сутками по поводу и без, регулярно раздражая меня до зубного скрежета. Но стоянка возле водоёма весьма кстати. И хотя в марте температура воды в озере не превышает четыре градуса, я с наслаждением ныряю несколько раз и выбираюсь на берег лишь после того, как конечности начинает сводить судорогой. Зато ледяные волны окончательно смывают следы позорного вчерашнего самоудовлетворения. Мои спутники купаться не рискуют — и в итоге мы тратим непозволительно много времени, чтобы нагреть воду на костре и организовать походный душ. Впрочем, назвать это душем можно лишь с большой натяжкой — всего-навсего пятилитровая канистра, прикреплённая кверху дном позади трейлера. Подача воды регулируется откручиванием крышки. Чушь, да и только. Гораздо приятнее нырнуть с головой в бодряще-прохладные волны. И уж точно быстрее. На востоке уже вовсю занимается рассвет, а мы так и не тронулись в путь. — Как дела? — кудрявый миротворец усаживается рядом со мной на большое пожелтевшее от времени полотенце, раскинутое на светлом песке. Награждаю его бесстрастным вопросительным взглядом — после той размолвки мы мало общались. Похоже, Тайлер решил попробовать возобновить контакт. — Наслаждалась уединением. Пока ты не пришёл, — отрезаю я в надежде, что после едкой реплики Галпин прекратит попытки завязать диалог. Мало мне проблем с хреновым героем, не хватало ещё устроить менаж а труа на руинах умирающего мира. — Я недавно нашёл новую книгу. Думаю, тебе понравится, — проигнорировав мой выпад, он извлекает из нагрудного кармана джинсовки порядком потрёпанное произведение Мэри Шелли. — Мне кажется, ты пишешь нечто подобное… Писала. Тут миротворец прав. Вдохновение для первого романа я почерпнула именно из «Франкенштейна». Но со временем отыскала свой собственный неповторимый стиль — и Шелли как мой главный литературный кумир осталась в прошлом. — Когда ты успеваешь рыскать по библиотекам? — надменно изгибаю бровь, но книгу всё-таки забираю. Ностальгическое чтиво совсем не будет лишним. Может, будь у меня вчера под рукой хорошая книга, я бы сумела сублимировать сексуальную неудовлетворенность в чтение. — Это не из библиотеки, — Тайлер широко улыбается, взъерошивая пальцами русые кудряшки. — Иногда в брошенных машинах можно обнаружить не только инструменты или трупы хозяев. Почитать тебе вслух? — Не стоит. Мои глаза пока на месте, — нет, я больше не допущу фатальной ошибки и не позволю другому человеку подобраться непозволительно близко. — Как скажешь, — он небрежно пожимает плечами, словно стараясь скрыть огорчение, но выходит не слишком убедительно. Oh merda, ну какого черта они на пару с Торпом вьются надо мной как стервятники над падалью? Каким словом или делом я дала понять, что нуждаюсь в мужском внимании? Необъяснимый парадокс. Или же всему виной животные инстинкты — когда популяция на грани вымирания, автоматически возникает потребность в размножении. Семейство Петрополусов живой тому пример. Вот только я далеко не Энид. Благо, хренов герой громко извещает, что пора отправляться в путь, и необходимость продолжать разговор отпадает сама собой. Собрав ещё влажные волосы в высокий пучок и стряхнув песок с полотенца, я решительно направляюсь к своему джипу — кудрявый миротворец провожает меня долгим расстроенным взглядом, но благоразумно сохраняет молчание. До Кингстона остаётся не больше сотни километров, которые мы преодолеваем за пару часов — к моменту, когда на горизонте появляется высокий каменный забор, обнесенный колючей проволокой, уже окончательно рассвело. День снова обещает быть ясным и тёплым. И хотя я никогда не жаловала солнечную погоду, в нынешних реалиях гораздо удобнее разводить костёр под безоблачным небом, нежели под проливным дождём. По всей видимости, база законсервирована — на металлических воротах, местами тронутых коррозией, висит огромный замок. Мерное гудение колючей проволоки позволяет сделать закономерный вывод, что забор под напряжением. Как и красноречивая поблёкшая надпись «Запретная зона. Посторонним вход воспрещён». Но проникать на запрещённые территории я научилась задолго до эпидемии. Обмотав стальной трос вокруг дужки увесистого замка, я подцепляю обратный конец к фаркопу внедорожника, сажусь за руль — и резко нажимаю на газ. Сломанный замок отлетает на пыльную иссохшую землю, и ворота распахиваются с надрывным скрежетом. Похоже, нас ждёт неплохая добыча. Территория базы поистине огромна. Приходится обыскать с десяток складов, прежде чем обнаружить оружейный арсенал. Но оно того определённо стоило — здесь есть практически всё, начиная от патронов всевозможных калибров и заканчивая ручными осколочными гранатами. Мы быстро раскладываем оружие по багажникам. Теперь встречи с тварями можно не опасаться. — Ребята, идите все сюда! — громко зовёт Тайлер из соседнего ангара. В огромном помещении с высоким потолком обнаруживается самая настоящая легенда ВВС США — военно-транспортный вертолёт Чинук. Тяжеловесная громадина грязно-болотного цвета, способная развивать крейсерскую скорость до трехсот километров в час и вмещающая на борту несколько десятков человек. Не то чтобы я когда-то интересовалась авиацией — просто Пагсли, помимо таксидермии, обожал мастерить из картона и фанеры модели самых разнообразных вертолётов. А Чинук был особенным бриллиантом его внушительной коллекции. — Вот бы на таком полететь… — мечтательно вздыхает беременная блондинка, восхищённо разглядывая корпус вертолёта с эмблемой штатов на боковой двери. — Мы бы вмиг добрались до Сент-Джонса. — Ничего не выйдет, детка, — отзывается Бьянка, одарив наивную Синклер снисходительной улыбкой. — Мой отец летал на таком во время войны в Афганистане. Чтобы поднять в воздух эту тяжелую задницу, нужно два пилота, борттехник и столько топлива, сколько не наберётся во всём Онтарио. — Вот и хватит пялиться. Надо ехать, — я презрительно фыркаю, скрестив руки на груди. И хотя исполинский вертолёт действительно выглядит впечатляюще, нам никогда на нём не взлететь. А значит, нет смысла тратить драгоценное время на пустые мечты. Я уже направляюсь к выходу из ангара, как вдруг до моего слуха доносится рокот двигателя — но все наши машины заглушены. Это слышат и мои спутники — фермеры начинают взволнованно переглядываться. А звук тем временем приближается. — Боже мой, кто там? — Синклер испуганно округляет глаза и хватается за локоть бестолкового благоверного. — Оставайтесь здесь, — хренов герой как всегда принимается раздавать свои идиотские указания, которые я как всегда игнорирую. Быстро выхожу из ангара, вскинув автомат. Разумеется, Торп и Галпин тащатся следом — oh merda, ну прямо Чип и Дейл, вечно спешащие на помощь. Звук мотора нарастает, я внимательно осматриваюсь по сторонам — и вдруг вижу, как на территорию базы влетает блестящий чёрный Харлей, за рулём которого восседает человек в тёмных солнечных очках и дурацкой ковбойской шляпе. Других выживших, за исключением моих скудоумных компаньонов, я никогда не встречала. И потому мгновенно беру неизвестного на прицел — черт знает, что у него в голове. Лучше перестраховаться. Не обращая никакого внимания на автомат в моих руках, байкер останавливает мотоцикл в нескольких шагах от ангара и вальяжно снимает солнцезащитные очки. На вид ему около сорока, за плечами висит начищенный до блеска автомат Хеклер, на поясе широких расклешенных джинсов красуется мясницкий тесак, а из-под ковбойской шляпы выбиваются пряди длинных русых волос с проблесками седины. Он выглядит так, словно вдохновлялся образами героев старых вестернов. — Доброго дня, детишки, — мужчина неприятно ухмыляется, смерив нашу троицу пристальным взглядом светло-голубых, будто бы выцветших глаз. — Славная погода, не правда ли? — Ты ещё кто такой? — я угрожающе щёлкаю предохранителем. Хренов герой и кудрявый миротворец повторяют моё движение, но неизвестный и бровью не ведёт. Только кривит губы в небрежной усмешке, достаёт из нагрудного кармана кожаной куртки серебристую флягу и хорошенько к ней прикладывается. Вряд ли у него там вода. — Современное общество насквозь прогнило, не находите? — философски изрекает мужчина, занюхивая рукавом вылинявшей косухи. — С каких пор добропорядочного человека встречают с оружием в руках? — Не заговаривай мне зубы, — отрезаю я ледяным тоном, надменно изогнув бровь. Огромный тесак на его поясе уж точно не вяжется с образом добропорядочного человека. — Какое дерзкое создание, — неизвестный снова скалит зубы в усмешке и слезает с мотоцикла, поставив его на подножку. И делает несколько шагов вперёд, словно не замечая направленного на него дула автомата. — Не подходи к ней, — неожиданно резко заявляет хренов герой, шагнув ближе ко мне. Похоже, внешний вид незнакомца не внушает доверия никому из нас. — Что ж… Опустите пушки, я пришёл с миром. Позвольте представиться, — мужчина снимает шляпу и изображает нечто похожее на поклон. — Меня зовут Джозеф Крэкстоун. Часом позже мы привычно садимся в круг у костра, оборудованного прямо на территории базы — в котелке над огнём дымится скудная похлёбка из тушёнки и консервированной фасоли, распространяя довольно аппетитный аромат. Но мои спутники выглядят напряжёнными. Присутствие странного человека в ковбойской шляпе смущает всех. И хотя он ничем не выказывает дурных намерений, в его внешнем облике смутно угадываются черты матёрого мясника. И вовсе не в хорошем смысле. Понятия не имею, с чего вдруг хренов герой сменил гнев на милость и предложил ему разделить с нами трапезу — как по мне, Крэкстоуна стоило бы пристрелить. — И куда вы направляетесь, салаги? — он игриво подмигивает блондинке, заставив ту вздрогнуть и сильнее прижаться к благоверному. — В Сент-Джонс, — невозмутимо отзывается Торп, но боковым зрением я замечаю, что его правая рука лежит на деревянном прикладе винтовки. — Говорят, там есть город выживших. — Кто говорит? — мужчина в очередной раз отпивает из фляжки и подозрительно прищуривается. — Слухи ходят, — ну надо же, доморощенному лидеру хватает ума не раскрывать все карты перед первым встречным. — Слухи по нашей земле не ходят уже давно, — ухмыляется Крэкстоун. — Только живые мертвецы. И никакого города выживших не существует, это полная хренотень. — Почему вы так думаете? — в диалог вступает Бьянка, которая до этого помешивала варево на костре с самым непроницаемым видом. — Я не думаю, девочка. Я знаю. — Откуда? — не унимается Барклай. — Потому что я там был, — Джозеф вдруг тяжело вздыхает и опять прикладывается к содержимому фляжки. Делает большой глоток, снова занюхивает рукавом куртки и выдерживает продолжительную паузу, прежде чем продолжить. — С год назад мы с моим приятелем Ноублом и его семьёй нашли послание в окрестностях Денвера. На стене церкви было написано, что на севере Колорадо принимают выживших… И координаты. Я отговаривал Ноубла, но он меня не послушал. Мы ехали несколько недель и добрались. И выжившие там правда были... Вот только не такие, как мы представляли. Слышали что-нибудь про горный Алькатрас? Я молча киваю в ответ — в тюрьме Флоренс, носящей это прозвище, мой дядя отбывал второй срок за вооружённое ограбление банка. И даже его это место повергло в ужас. — Когда началась эпидемия, заключённые сбежали оттуда и основали свою колонию, — продолжает Крэкстоун, уставившись тяжёлым взглядом в горящие поленья. — Вот только они никого не принимали. Они заманивали к себе таких же наивных салаг, как вы, чтобы обчистить их, прикончить и сожрать. Ноубла с семьёй убили мгновенно, а меня сильно ранили. Они думали, что я подох. Но я выжил и... — Почему мы должны вам верить? — хренов герой резко перебивает ковбоя, и в его голосе неожиданно слышатся стальные интонации. Похоже, Торп до последнего готов защищать свою мечту о возможном спасении. Остальные же замирают с самым шокированным видом и недоумённо переглядываются. — Могу доказать, — мимолётное выражение грусти на лице Крэкстоуна быстро исчезает, сменяясь прежней неприятной ухмылкой, больше напоминающей оскал. Он распахивает кожаную куртку и одним резким движением задирает вылинявшую тёмную футболку. На груди чуть пониже сердца белеет широкий рубец от глубокого ножевого ранения. — Это ничего не доказывает, — Торп упрямо мотает головой. — Вам просто не повезло. Город выживших существует, и мы его найдём. — Как хотите. Но в таком случае я вам не товарищ, — мужчина одёргивает футболку и поднимается на ноги, убирая фляжку обратно в нагрудный карман. Обводит нашу притихшую компанию долгим пристальным взглядом выцветших глаз и останавливается на хреновом герое. — Помяни моё слово, парень. Ты ведёшь своих людей на верную смерть. Он уходит, не прощаясь — просто садится на свой Харлей, застёгивает куртку и нацепляет солнцезащитные очки в массивной чёрной оправе. А потом бьёт по газам и уезжает, оставив после себя лишь сизые клубы дыма и полнейшее смятение на лицах моих спутников. — Не слушайте его, — угрюмо бросает Ксавье, забирая волосы в низкий пучок на затылке, и тянется к котелку над костром. — Давайте просто есть. Скудная трапеза проходит в звенящей тишине, нарушаемой лишь лязганьем алюминиевого половника по дну походной кастрюли, клацаньем зубов моего пса и редкими порывами сухого ветра с юга. Чета Петрополусов растерянно переглядывается и перешептывается вполголоса, Бьянка без особого энтузиазма пересчитывает патроны, Тайлер и вовсе отходит к машинам, поочередно открывая капоты, чтобы проверить состояние двигателей и прочих деталей. Я же лениво почёсываю пса за ухом, пристально вглядываясь то в пламенеющие краснотой угли, то в нечёткую панораму низких холмов, виднеющихся через распахнутые ворота базы. О словах ковбоя я почти не думаю — нельзя сказать, что его рассказ хоть немного меня впечатлил. Нет ничего удивительного , что на руинах агонизирующего мира вовсю процветает мародёрство и жесткость. Законы выживания суровы и беспощадны — либо ты, либо тебя. И даже если в Сент-Джонсе нас поджидает вовсе не колония выживших, а кучка обезумевших каннибалов, мы ещё посмотрим, кто кого. Вот только некоторые из моих спутников считают иначе. — Выезжаем через десять минут, — уверенный голос хренова героя нарушает почти идиллическую звенящую тишину. — Нет, — внезапно заявляет Аякс. — Мы с Ниди никуда не поедем. Найдём новый дом где-нибудь поблизости и останемся здесь. Неожиданно. Невольно удивляюсь твёрдости, прозвучавшей в его интонациях — не припомню, чтобы Петрополус когда-либо произносил так много слов за один раз. Обычно он просто ноет, поминутно жалуясь на голод, жуткую усталость и необходимость мыться под пластиковой канистрой. Жалкий слабак. Даже удивительно, что его до сих пор не сожрали. — Ни в коем случае, — Торп тоже выглядит немало удивлённым. Наверное, не может свыкнуться с мыслью, что кто-то из его слабоумной шайки осмелился рявкнуть против вожака. — Неужели вы поверили этому фрику? — Его шрам был куда более убедителен, чем твои россказни о городе выживших, — парирует Аякс, взвиваясь на ноги так быстро, что позади него опрокидывается походный стул. — Они поверили какой-то жалкой надписи и поплатились за это, — довольно грубо отрезает хренов герой, сжав руки в кулаки. — В чём дело? Вы все прекрасно слышали радиосигнал. — К черту твой радиосигнал! — Петрополус повышает голос, едва не срываясь на крик. — У меня беременная жена, и я больше не намерен рисковать её жизнью! — Вот именно, — Ксавье словно в противовес ему начинает говорить медленнее и тише. Таким тоном, будто объясняет элементарные вещи умственно отсталому. — Энид со дня на день родит. Ты не сможешь в одиночку принять роды и рискуешь потерять и жену, и ребёнка. — Не в одиночку, — прежде молчавшая Бьянка вскидывает голову. — Я останусь с ними. Прости, но я не хочу, чтобы меня убили и сожрали чокнутые психи. Ничего личного. — Да кого вы вообще слушаете?! — хренов герой не выдерживает и повышает голос. На обветренных щеках расцветает яркий багряный румянец, крылья тонкого носа возмущённо трепещут. Но спустя пару секунд он вновь берёт себя в руки и продолжает говорить с привычным непробиваемым спокойствием. — Я понимаю, что вы напуганы, это нормально… Давайте сделаем так. Доберёмся до окрестностей Сент-Джонса, а потом я в одиночку съезжу на разведку и выясню, что там есть на самом деле. И если не вернусь через сутки, вы сами решите, как быть дальше. Если я втянул вас во всё это дерьмо, то готов нести ответственность до конца. — Нет, — благоверный блондинки упрямо мотает головой из стороны в сторону, словно дурацкая игрушка собачки на приборной панели автомобиля. — С чего ты вообще решил, что несёшь за нас ответственность? Мы все взрослые люди и можем решать сами за себя. — А с чего вы взяли, что сумеете быстро отыскать подходящий дом? — резонно возражает Торп. — Мы даже не знаем, что творится на этих землях… Твари могут быть повсюду. Где гарантия, что вы сможете тут спокойно поселиться? — Аякс, вообще-то Ксавье прав… — кудрявый миротворец подходит ближе и останавливается за спиной доморощенного лидера. — Вдруг тут куча мертвяков? Надо держаться вместе. — Да насрать мне на ваши заповеди! — экспрессивно восклицает Петрополус, уже не пытаясь сдерживаться. Повисшее в воздухе напряжение можно резать ножом. Взволнованная блондинка вцепляется в локоть благоверного, пытаясь его урезонить, но всегда молчаливого Аякса несёт со страшной силой, и он уже не способен заткнуться. — Почему мы вообще держимся вместе как стадо овец?! Кого это спасло?! Может быть, твою жену, Тай?! А?! Это явно запрещённый прием. Буквально удар ниже пояса. Веснушчатое лицо миротворца заливается краской, ладони сиюминутно сжимаются в кулаки, а взгляд ореховых глаз туманит пелена ярости — кажется, Галпин вот-вот набросится на истеричного кретина. Пожалуй, пора вмешаться. — Живо все заткнулись, — я поднимаюсь со стула, скрестив руки на груди и прожигая фермеров ледяным взглядом исподлобья. — Аддамс, не вмешивайся! Это не твоё дело! — Петрополус никак не может уняться, продолжая верещать так громко, будто его режут скальпелем без анестезии. — Ты спасла нас, и я этого не забуду… Но сейчас лучше не лезь! — Тебя не спросила, что мне делать, — едко парирую я, наградив кретина уничижительным взором. — Куда вы намерены идти? Вы хоть стрелять умеете? Держу пари, ты не попадёшь в голову твари даже с расстояния в два шага. — Уэнсдэй! — блондинка пытается одёрнуть меня, но тоненький голосок дрожит от переизбытка эмоций. — Ксавье прав, — сама не верю, что говорю это, но план доморощенного героя выглядит куда более разумным, нежели идиллические мечты семейки Петрополусов обрести свой дом где-нибудь поблизости. — А вы просто бестолковые дилетанты. Вы без нас и дня не протянете. Хотя о чём это я… Держу пари, вас сожрут уже через пару часов. — Ооо, ну конечно… Ну разумеется, — тянет Аякс с неприкрытой ядовитой издёвкой. — Ксавье теперь не может быть неправ. Аддамс, это он тебя своим членом в собственной правоте убедил? Тогда, на крыше трейлера, а? Oh merda, что за ересь он несёт? И если до этого момента я хоть немного пыталась сдерживаться, то теперь скудоумный благоверный Энид подписал себе смертный приговор. Но я не успеваю ничего ответить. Меня опережает Тайлер. — Что? — непонимающе переспрашивает кудрявый миротворец, переводя растерянный взгляд с хренова героя на меня. — Это… это правда? — Ещё какая, — злорадно подтверждает Петрополус, победно вскинув голову. — Пока ты жаловался другу на безответные чувства к нашей мрачной Барби, он успел хорошенько отыметь её прям на крыше нашего трейлера. Моя рука невольно дёргается к автомату — острое желание вышибить последние мозги болтливому деграданту перевешивает любые доводы разума. Останавливаю себя лишь из-за насмерть перепуганной и мертвецки бледной Синклер. Вряд ли она переживёт такое. — Ну спасибо тебе… дружище, — Галпин буквально выплёвывает последнее слово и резко поворачивается к нам спиной. — Да пошли вы все нахрен... Я сваливаю. — Тай, подожди… — хренов герой пытается схватить его за плечо, но безуспешно. — Черт, да послушай ты! Всё было совсем не так! — Да плевать мне, как было! Иди ты в задницу, гребаный мудак! — миротворец решительно направляется к Камаро, но Торп догоняет его в несколько широких шагов и рывком разворачивает к себе. Прекрасно. Просто потрясающе. Не хватало ещё, чтобы эти два идиота устроили дуэль за мою честь. — Тай, хотя бы выслушай меня! — Я не хочу ничего слушать! Ты знал, всё знал… — Галпин пятится назад, неверяще качая головой. — Знал, что я впервые после Лорел решил попытаться… Черт побери, ты прекрасно это знал и всё равно переспал с ней! Oh merda. Какой ужасающий кошмар. Раздражённо закатываю глаза, мысленно прикидывая, не стоит ли пристрелить их обоих, чтобы не мучились. Всё происходящее слишком напоминает плохой сценарий низкобюджетной мелодрамы — вот только декорации не те. Пока победители в номинации «Худшая мужская роль» пытаются добиться взаимности главной героини, мы все рискуем пойти на подножный корм плотоядным тварям. — Ребята… — тоненький голосок беременной блондинки едва слышен сквозь поток отборной нецензурщины, срывающейся с языка Галпина. Но я слышу — и оборачиваюсь. Оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Энид словно в замедленной съёмке оседает прямо на землю, обеими руками схватившись за огромной живот. — Кажется, началось… — растерянно бормочет она, а секундой спустя кукольное лицо в обрамлении светлых кудрей искажает гримаса боли.