вот круг колдовской, где внутри всегда зелена трава.
берег остролист от любой беды и отчаянья,
пока я так далеко в пути, пусть она не убоится тьмы
я шел долиной теней, чтоб венчаться на ней
♫ Немного Нервно — Остролист
Палантир источал темное сияние — лишь творение рук Феанаро могло быть столь величественным и прекрасным. Много драгоценностей видела Галадриэль, многие ей принадлежали, и все же не сравнимы были они с тем, что создавал ее единокровный дядя. Когда она смотрела на Палантир, всегда чувствовала себя так, словно смотрит в глаза Куруфинвэ. Снова чувствовала себя упрямой неразумной девчонкой, а не мудрой владычицей. Встав перед сферой, Галадриэль коротко выдохнула через нос. Келеборн знал о ее решении, но не стал настаивать на своем присутствии, пошутив, что пока не готов знакомиться с родственниками жены — и лишь доля шутки была в его словах. Именно родственники ждали ее там, в Тол Эрессеа, заранее предупрежденные Олорином. Родственники, которых Галадриэль не видела тысячелетия и не видела бы до сих пор, если бы не открывшаяся ей правда, слишком похожая на реальность. Они имели право знать — те, кто их создал. В окно заглядывали яркие звезды. Особенно выделялась сегодня Валакирка — то ли совпадение, то ли в назидание. Галадриэль напряглась — не физически. Усилием воли активировала Палантир, и комнату озарил нежный дневной свет. Напротив другого камня на Тол Эрессеа стояли… …они совершенно не изменились. Они и не должны были меняться, но как же странно было смотреть на тех, кого знала ребенком, и понимать, что время не тронуло их даже так легко, как эльдар — глаза не приобрели темноту усталости, лица не ожесточились, их выражения тоже не стали другими. Странно было смотреть на них и в то же время — стыдно, ибо вину свою Галадриэль осознала сполна. Вину не столь великую, как та, что лежала на Феанаро и Феанорингах, Дом Финарфина не принимал участия в Резне в Альквалондэ и не приносил страшных клятв. Они просто ушли следом за всеми, но не поступки были виной Галадриэли — желания ее, темные, недостойные выросшей в Амане эллет. Желания, что не были порождены Морготом. Но взирали на нее без тени осуждения — с любопытством и, как показалось Галадриэли, с радостью. — Aiya, — молвила женщина с длинными черными волосами. Глаза ее тоже были темны, но сияли ярче звезд и напоминали свет Палантира. — Приветствую тебя, Артанис. Галадриэль едва заметно вздрогнула — как давно никто не звал ее этим именем. — Aiya, — она не стала прибавлять «tarinya», ибо прозвучало бы это фальшиво. — Приветствую тебя, Варда. — Что заставило тебя просить Олорина об аудиенции с Аратар? — спросил мужчина, стоящий рядом с Вардой. Высокий, в белых одеждах, Владыка Ветров Манвэ Сулимо держался скромно, но в нем сразу же можно было узнать короля. Не только Аратар были здесь, заметила Галадриэль. Все валар — и Вана, и Несса, и Эстэ, и Тулкас… — Неожиданные вести, и я не знаю, добрые они или нет, — ответила Галадриэль. — Говори, — в голосе женщины с кудрями, переплетенными с плющом, не звучало ни тени сердитых ноток, хотя у Йаванны Кементари были причины обижаться на ученицу. — В день Врат Лета в Минас Тирите из ниоткуда появилась эллет. Точнее, перэльда. Она утверждала, что прибыла из другого мира. В ее руке был светильник… и с помощью этого светильника она воскресила павшего в Войне Кольца воина Гондора. Владычица Звезд Варда Элентари переглянулась с супругом. — Другие миры вправду могут существовать, — сказал Манвэ. — Миры, сотворенные Эру. Другой вопрос, могут ли они соединяться. — Могут, — Галадриэль набрала воздуха. — Я говорила с эллет и она поведала мне историю, ради которой я и тревожу вас. Поведала через осанвэ, следовательно, без лжи, не руководствуясь ни злым умыслом, ни глупой фантазией, ни даже безумием. — Расскажи же это нам, — мягко попросил мужчина с серебристыми волосами и глазами голубыми, как морские воды. Владыка Вод Ульмо всегда был добр к Детям Эру, что бы ни творили они, ведомые алчностью, завистью, гневом и гордыней — прежде всего он считал их детьми, которые поступают так, а не иначе, из-за воспитания родителей, не сумевших должным образом их направить. Галадриэль начала рассказ так же, как Эсси; благодаря таланту менестреля повествование лилось горной рекой. Валар слушали, не перебивая. Манвэ хмурился. Варда покусывала губы. Эстэ округляла глаза на самых жутких моментах. Несса почему-то смущалась и вертелась на месте, ее то и дело одергивал Оромэ. Когда Галадриэль закончила, некоторое время валар молчали. Наконец Манвэ проговорил: — Я не сомневаюсь, что это правда. Когда пал Нуменор… Это могло спровоцировать так называемое Сопряжение Сфер. Соответственно, эльдар, находившиеся тогда в Амане, не погибли, а… сменили место жительства. И их потомки теперь ведут войны с людьми… как же дико это звучит! — Что мы будем делать? — спросила Варда. — Делать? — переспросила Галадриэль. Варда усмехнулась. — Не думаешь ли ты, Артанис, что мы оставим это просто так? Закроем глаза и предпочтем притвориться, что не слышали? Мы способны попасть в тот мир. Более того, мы способны — и, возможно, обязаны — забрать квенди домой. В их истинный дом. — Но они… — замялся Ирмо. — Заслужили ли они? То, что мы слышали об их деяниях… Они поступали жестоко и совершали грех. — Для того Вала Судья взвешивает фэа на весах, — отрезала Варда. — К тому же, их жестокость оправдана. Кто не станет убивать на войне? — Пытки? Убийство невинных? Ненависть? — задумалась Йаванна вслед за Лориэном. — Что, если они вправду недостойны? — Амана — безусловно, недостойны. Но Средиземья… почему нет? — вступился за эльдар Аулэ. — Если их фэа взвесит Мандос… — Они же ненавидят людей, — напомнила Ниэнна. — Не без причин, однако Средиземье населяют люди. Нужно ли нам подвергать эдайн опасности войн с эльдар? — Вряд ли они неразумны настолько, чтобы не понять, что эдайн Средиземья — не враги им, — хмыкнул Оромэ. — Мы посоветуемся, — спохватилась Варда, вспомнив, что весь их разговор слышит Галадриэль, для ушей которой это не предназначено. — Благодарю за то, что сообщила нам, Артанис. Палантир погас прежде, чем Галадриэль произнесла слова прощания и она вновь ощутила себя ребенком — провинившимся ребенком, перед чьим носом взрослые с громким хлопком закрыли дверь.***
Повернувшись, Эсси уткнулась носом в чье-то плечо. Сильная рука обняла ее, прижав к горячему боку. Она вдохнула запах — пряный, мужской, — и вспомнила вчерашние события. Сопряжение Сфер, которое связало этот мир и тот, откуда пришла Эсси, наличие здесь у нее предков, и… Боромир. Его поцелуи, ее ласки, его тело. Его горячая страсть — и ее страсть, не менее пылкая. Что она наделала? Он уютно сопел во сне. Теплый, домашний и родной. Лорд, который никогда не потребует от жены быть домохозяйкой. Красивый, благородный, мужественный и потрясающе сексуальный. Эсси поняла, что не жалеет. Ни капли не жалеет, наоборот, ей жаль, что не сделала этого раньше. Давно нужно было позволить ему и себе. — Боромир? — позвала Эсси, и он тут же проснулся, открыв глаза. Посмотрел на нее с оттенком испуга. — Эсси, я… — Доброе утро, — сказала Эсси. — Когда уезжаем? — Думаю, уже собрали вещи. Он всерьез намеревался сказать ей, что отпускает, но как теперь скажет, когда брак наконец-то стал… браком? Или не стал? — Я соскучилась по Минас Тириту, — весело сообщила Эсси, сладко потягиваясь. — Представляю, как ты соскучился. — Да, соскучился… Эсси, ты можешь мне кое-что объяснить? Встав с постели, Эсси, ничуть не стесняясь, принялась надевать платье. Боромир наблюдал за ней — не мог не смотреть. — Что мне нужно объяснять? — Что вчера было? Эсси пожала плечами. — Секс? — Нет, я не о том, — Боромир мысленно застонал. — Я о том, что… ты говорила, что не хочешь замуж. — Но я замужем, нужно искать в этом плюсы, — беспечно отмахнулась Эсси. — Например, спать не в пустой постели. — Вот как, — Боромир помрачнел. Если она переспала с ним просто так, без любви, то весь смысл их ночи терялся. Обычную близость он мог получить в другом месте и от другой женщины, не от той, которую любил. — Представляешь, — возбужденно заговорила Эсси. — Я вчера так много узнала от Галадриэли и Гэндальфа! Сопряжение Сфер действительно произошло в момент падения Нуменора, и я на самом деле перэльдар, более того, один из эльфов этого мира — мой родственник! Надеюсь, он жив. Я бы очень хотела его увидеть. — Он мог уплыть за Море, — сказал Боромир. Раз Эсси решила не говорить больше о том, что произошло между ними, то и ему не стоит. — Многие уплыли. — И что, свяжусь через Палантир… — Палантир? — опешил Боромир. — Какой Палантир? Эсси покраснела. — Если честно, то твой. Может, это тайна, но вряд ли. Думаю, Денетор просто не успел сказать вам с Фарамиром. Он отдал Палантир Минас Тирита Галадриэли, и вчера именно через него мы связались с Гэндальфом в Тол Эрессеа. — Думаю, Денетор не успел сказать мне, а потом забыл, — усмехнулся Боромир. — А Фарамиру — не пожелал. Так или иначе, он был Наместником и имел право распоряжаться Камнем Анора по своему решению. Я бы на его месте тоже отдал его Лориэну. Встав с кровати вслед за Эсси, он стал одеваться. Эсси не отвернулась. Желание шевельнулось внутри горячей волной — и потухло: нет времени. И нужно ли повторять, если это было просто страстью? Полностью одевшись, Боромир прикрепил меч на пояс и спустился вниз.***
Перед отъездом они завтракали, и Галадриэль отозвала Эсси в сторону. Пока Келеборн и Боромир ели, их супруги склонились друг к другу так близко, что золотые локоны обеих соприкасались. — Это правда? — возбужденно спросила Эсси. — Неужели это возможно? — Возможно все, дитя. Однако это сложно, и мы должны продумать все, чтобы не допустить новых ошибок, а ты должна нам помочь, ибо ты одна знаешь тот мир. — И я увижу… Их? — ахнула Эсси. — Нет, я боюсь. — Они не страшные. Они добрые… Я выросла, окруженная их опекой. Но тебе не стоит бояться, вряд ли они изъявят желание тебя увидеть. Достаточно того, что ты скажешь мне. Хотя, кто знает? В любом случае, не бойся. — А когда мы сделаем это… что потом? Что будет с Aen Seidhe? — Они будут учиться жить здесь… и им будет трудно. Трудно принять то, что эдайн — не d'hoine. Трудно поверить в собственную свободу и справиться с ее тяжестью, потому что свобода иногда бывает не легче оков. Трудно прижиться среди чужих им сородичей. И все же они должны быть здесь. — А если не все захотят? Среди них есть очень упрямые. Точнее, они все упрямые. — Конечно, принуждать мы не будем. Более того, валар не имеют права влиять на свободу воли. Те, кто захочет, придут. Кто откажется — тем самым изберет свой Путь. — А d'hoine? — Что d'hoine? Эсси покраснела. — Моя мать — полуэльфийка, но также у меня есть отец и лучший друг. Они не чистокровные d'hoine. Во всех нас после Восстания Аэлирэнн течет кровь Seidhe Ichaer. Но они больше люди, чем эльфы. — Думаю, если ты поручишься за них, и если они согласятся… но я лишь предполагаю. Решают валар. Боромир слушал беседу эллет краем уха, из контекста выцепляя главное: каким-то образом планируется переселение эльфов из мира Эсси в Средиземье. Звучало это невообразимо странно, но если сама владычица Галадриэль загорелась идеей, то идея не могла быть глупой. А если те «Они», о ком Эсси говорила столь благоговейно, были именно Теми, кем счел их Боромир, то все приобретало масштабы эпохального события, сравнимого с Низвержением Нуменора, Войной Кольца и множеством других великих войн, расцвета государств, их падений и переселениями народов — того, чего Боромиру еще не доводилось увидеть. Отчасти это было волнительно, отчасти — он понимал, что среди сородичей, с которыми Эсси жила бок о бок, ей будет еще лучше, чем среди эльдар Лориэна. И что среди них наверняка есть мужчины. Аппетита не было. На душе у него было тяжело — еще хуже прежнего. Ничего не изменилось. Ничего. Они стали близки, как положено супругам, но ничего не изменилось и вряд ли изменится.***
Минас Тирит был уже близко, и сопровождающие лорда и леди воины отправились вперед, чтобы успеть раздать распоряжения слугам к моменту их возвращения. Солнце пело за холмами голосом жаворонков. Ветер нес весну, дышал весной, шептал на ухо весенние напевы. Эсси еле сдерживалась от желания пришпорить свою Плотву и поскакать вперед, обогнать Боромира, слышать, как он ее зовет, и смеяться, раскинув руки — неважно, что всю дорогу они почти не разговаривали. Будто ничего не было. Поначалу Эсси обижалась, но решила ни за что не заговаривать об этом первой — должна же у нее быть гордость. Потом не умеющая долго грустить певица принялась сочинять новую балладу, мысли ее, к тому же, то и дело улетали к волшебной перспективе подарить Aen Seidhe новый мир, и тосковать, что муж внезапно охладел, получалось все хуже и хуже. Особенно в такое прекрасное утро. Боромир ехал рядом, но восторга Эсси не разделял — был мрачен, словно направлялся не домой, а на каторгу, и провел ночь не с привлекающей его женщиной, а в тюремной камере. Его дурное настроение Эсси понимала по-своему, не признавая ревности. Боромир не говорил, что любит ее. Соответственно, ревновать он тоже не мог, и расстроен — или сердит — из-за грядущих обязательных проблем, которые принесет новое переселение эльфов. Их нужно будет где-то поселить, найти для них занятие, следить за соблюдением мира между ними и эдайн — и Наместник Гондора тоже должен будет это делать. — Все будет хорошо, — пообещала Эсси. поравнявшись с ним. — Что именно? — проворчал Боромир. — Как что? Aen Seidhe. Все уладится. — А… да. Не сомневаюсь, что все уладится, — сказал Боромир. — Тогда почему сердишься? — С чего ты взяла, что сержусь? — Да по тебе видно! Ты даже стараешься как можно реже на меня смотреть! — возмутилась Эсси. Вдруг Боромир вскинул руку, призывая ее молчать. Эсси хотела разозлиться еще больше, но послушно притихла — им навстречу из-за поворота выбегали… Она еще ни разу не видела орков. Знала только, что это омерзительные твари, чье существование противно самой природе. Когда о них говорили Леголас, Тауриэль и близнецы, то кривились так, словно упоминали нечто гадкое — и Эсси поняла, почему. Они были гадкими. Они были противоестественными. Но они были сильными. И их было много. Боромир спешился. Эсси следом за ним соскользнула с лошади — вначале ей показалось, что конным драться против тварей было бы удобнее, но почти сразу она поняла — нет, кони боятся орков, взбрыкнут, понесут… — Беги, — сказал Боромир одними губами. — Наверх. Наверх? У дороги росло дерево, достаточно удобное, чтобы на него можно было залезть. Эсси не думала долго, опрометью бросившись прочь. Белкой взлетела на нижний сук — оставаться рядом вопреки всему с ее стороны были бы не героизмом, а глупостью. Самоубийственной глупостью. Боромиру пришлось бы не только биться с орками, но и защищать ее. Это был словно сон — жуткий, давящий, нереальный и в то же время до дрожи настоящий. Эсси поняла, что трясется, как на морозе, судорожно вцепившись в дерево. Боромир вскинул меч. Сталь сверкнула на солнце… Меч. У Меча Предназначения два острия… одно из них… Эсси зажмурилась. Орки атаковали. Первого Боромир встретил клинком, ударив в горло размашистым движением. Брызнула черная кровь с неприятным звуком — как чавканье. Второй орк получил удар в живот, повалился на колени, хрипя в агонии. Эсси осторожно приоткрыла один глаз — и замерла, более не отводя взгляд, завороженная зрелищем. Никогда она не видела, чтобы воин так легко управлялся с мечом. Геральт — другое, Геральт не любил битвы, брался за них ради денег и не имея иного смысла существования, с клинками своими не сжился — смирился. Боромир же, наоборот, держал меч с вдохновением, знакомым лишь поэтам, и сражение его походило на танец — дикий, первобытный, кровавый. Упал под ударами третий орк, четвертый, пятый — без власти Саурона они утратили прежнюю силу, и Боромир повергал их легко, играючи, почти довольный разминке. Единственное, что пугало его — Эсси. Она близко, и что, если его сон, где орочья стрела летит в нее… однажды ему снился вещий сон… Нет, не может быть. Последний орк тяжело завалился на спину, Боромир торжествующе выкрикнул клич Гондора — почти выкрикнул. Задохнулся криком, заметив еще один черный силуэт на расстоянии. Стрелу он не увидел — услышал. Сразу же за свистом оперения — шелест ткани. Упала? Не помня себя, Боромир метнулся к дереву, поймав на руки Эсси — и с облегчением понял, что она не ранена. И не упала — спрыгнула, прежде чем стрела попала в нее. Или упала, но очень удачно — раньше стрелы. Все это было неважно. Боромир держал Эсси; стоило отпустить, чтобы она спряталась за деревом или у него за спиной, но он не мог заставить себя ее отпустить. Следующая стрела вонзилась ему в бок. На ладони Эсси брызнула кровь. Она хотела закричать — и не могла, голос застыл в горле. Ни закричать, ни пошевелиться — только сесть на землю рядом с опустившимся на одно колено раненым. Последний орк, тот, что стрелял, упал наземь — в его горле торчал метательный нож; на бросок Боромир потратил последние силы. Он сплюнул кровь на землю. Эсси обрела голос. — Боромир! — Это повторяется снова, — он почти весело улыбнулся, коснувшись ее щеки кончиками пальцев. — Но умирать у тебя на руках гораздо приятнее. — Не смей… Рог! — Эсси выхватила из-за пояса Боромира Рог Гондора, запачкав руки в крови еще больше. — Позови на помощь! Боромир медлил — то ли впадал в бессознательное состояние, то ли уже впал. Но дышал — хотя рвано и надрывно. — Bloede arse! Труби! — потребовала Эсси. Он сжал в ладони врученный ею рог. Поднес к губам. В висках пульсировало только одно слово, благодаря которому Боромир все еще двигался — он не осознавал его истинного смысла, но значение понимал с младенчества. «Gweston». Пообещал — выполняй. Рог Гондора затрубил оглушающим плачем.***
Как будто ее песня про Боромира была пророческой — и синий взгляд златокудрой девы, и спор с судьбой, и крик труб. Как будто все ее песни были пророческими, все до одной — она бросила свой мир и пришла исцелить его раны, но на свете не было дороги, чтобы вела их друг к другу, и как она хотела, чтобы кто-то, кто может все, вернул время вспять, чтобы не отпускать его в безоглядную дальнюю вечность… Воины Гондора успели вовремя. Унесли и Боромира, и Эсси — та не могла идти сама, оцепенев от страха. Оказавшись в Минас Тирите, Эсси ожила; попросила, чтобы ей дали идти самой, приказала позвать Фарамира, но больше сделать ничего не могла — только дрожать в Палатах Врачевания. Лекарка дала ей чашку с ароматным настоем, почти приказала: пей, и Эсси пила большими глотками — вперемешку со слезами. У Меча Предназначения два острия… Эсси вздрогнула, пронзенная догадкой. Так просто, как она сразу не поняла, ответ на поверхности… У Меча Предназначения два острия. Одно из них — смерть, та смерть, что уже случалась с Боромиром. И второе — она. Она, Эсси, второе острие. Она, а не смерть. Травяной настой стал помогать — страх медленно утих, улегся диким зверем, прирученным, как щенок. Эсси вдохнула, выдохнула, не глядя, потянулась к лютне — инструмент все это время неизменно находился в заплечном мешке, чудом не выпав. Лишь взяв лютню в руки, Эсси вспомнила, что не заботилась о ее целости — забыла даже о лютне. Невообразимо, и все же забыла. Играть сейчас не стоило, и она не играла — просто касалась струн, погрузившись в задумчивость. Толку от Эсси все равно не было никакого, лекарь из нее бы никогда не получился, в Минас Тирите хватало врачевателей, и они занимались делом. Помощь Эсси была в невмешательстве. Сон пришел сам собой — настой оказал снотворное действие.***
Вокруг неудержимо цвело лето, и Арвен Ундомиэль, ждущая второго ребенка, цвела самой чудесной красотой, какая только бывает у счастливой влюбленной женщины. Арагорн не сводил глаз с жены, восхищенный ею так же, как и в первую встречу. Они не замечали Эсси, но та все равно на всякий случай спряталась за колонной, наблюдая, как король помогает королеве сесть на скамейку в саду Минас Тирита — и задохнулась, пораженная, ибо к царственной чете вышла… Это не могла быть она. Кто угодно, но не Эсси — она бы никогда не стала такой уверенной, не научилась бы держать столь гордую осанку, ее глаза сверкали звездами и весельем, но не мудростью… и все же эта эллет была Эсси. Или Ауриэлью. — Hael, — молвила она на Старшей Речи, что удивило Эсси еще больше. Окончательно ее поразило то, что Арагорн ответил: — Caed, Maeth. — Caed, — улыбнулась Арвен. Ауриэль села напротив них, с нежностью глядя на то, как Элессар держит ладонь на животе жены. — Это девочка, — сказала Вечерняя Звезда. — Эру благословил нас второй дочерью. Материнство никоим образом не сказалось на ней, как и замужество. Руки остались такими же нежными, фигура не испортилась, ничего похожего на знакомых Эсси усталых и погасших мегер. — Поздравляю, — Ауриэль ответила улыбкой. — Может, ее порадует песня? Я давно хотела спеть вам, да все не выпадало случая. — Мы же гостим у вас каждые два месяца! — шутливо возмутился Арагорн. — Как и вы у нас! И не выпадало случая? — Нет. Эта баллада должна быть спета именно сейчас, — безмятежно молвила Ауриэль. Лютня у нее была та же, что и раньше. Что и всегда. Взяв ее, Ауриэль коснулась струн по своей извечной привычке — Эсси встряхнула головой. Слишком странно — видеть себя, но не-себя. — Вот круг колдовской, где внутри всегда зелена трава… Эсси закусила ребро ладони, подавив вскрик — хотя вряд ли ее бы услышали, или приняли бы за птицу. Это была та самая песня, что она сочинила, когда разговаривала с Арвен после коронации Элладана. — Берег остролист от любой беды и отчаянья… Арагорн привлек к себе любимую, обнимая за плечи. Арвен затаила дыхание. — Он шел долиной теней, чтоб венчаться на ней… Именно. Чтобы венчаться на ней — в первую очередь. Избавить мир от Тьмы, исправить ошибки предка, уничтожить зло — громкие слова, красивые, но правдой было то, что Арагорн главной своей целью ставил не Единое Кольцо, а то, что сияло на тонком пальчике его драгоценной королевы. Она омыла его жизнь в потоках песен и нежности, и пока он был на войне, ее хранили леса Лориэна, магия Галадриэли и вера в его победу. Пока он был далеко в пути, Арвен не боялась тьмы и не пугалась ночи — ей лишь снилось, как она встречает его. Затихла песня, и на последних аккордах соединились губы тех, о ком пели. Ненадолго, чтобы не обижать хозяйку; отстранившись друг от друга, они чуть виновато взглянули на Ауриэль. — Hael! — прозвучал веселый голос. Эсси в который раз задохнулась от удивления, хотя появление в садах Минас Тирита лорда Гондора было самым обычным явлением. Боромир не постарел, как и Арагорн, но стал еще мужественнее и величественнее. Он сел рядом с Ауриэлью, легко коснувшись поцелуем ее губ. — Я говорил с Францеской, — вновь ошарашил он Эсси. — Они с Элладаном и Элрохир с Торувьелью обязательно прибудут на Врата Лета. И Галадриэль с Келеборном, конечно же, и Леголас с Тауриэлью, и Фарамир с Эовин, и Гимли с Кинди, и Сэм с Рози. Фродо, Мерри, Пиппин… Это будет очень веселый праздник. — Хорошо, что Торувьель более не настроена столь враждебно, — засмеялась Арвен. — Арагорн, помнишь, как она поначалу тебя воспринимала? — Как и все, — засмеялся Арагорн, но тут же посерьезнел. — Их вины здесь нет. Лишь Катаклизм и Искажение. — Все равно забавно, — поддержала Ауриэль подругу. — Грустно, но и забавно. Если бы не Францеска, вряд ли Aen Seidhe смирились бы с атани. — Но они смирились, — сказал Боромир. — Более того, Францеска просила передать — по секрету — что Торувьель ждет ребенка, но скрывает это из-за суеверия, и также просила нас воздержаться от избытка вина. — Ребенка? — если Арвен ахнула просто радостно, то Ауриэль — изумленно. — Но у нее не могло быть детей! — Там, может, и не могло, — задумчиво сказала Арвен. — В чужом мире… а здесь может. — Эльдар станет намного больше, — подытожил Арагорн. — Думаю, это прекрасно. Мир без эльфов утратил бы краски и волшебство. Неужели получилось? Неужели… Эсси знала, кто такая Францеска, и могла быть это лишь Энид ан Глеанна, Маргаритка из Долин, княгиня Дол Блатанны. Имя Торувьели упоминал Лютик — та Aen Seidhe из скоя’таэлей, которая когда-то разбила ему лютню и нос, а потом подарила лютню взамен — не ту, привычную, но намного лучшую, когда бард настроил инструмент под себя. Значит… они в Средиземье? Поэтому Старшая Речь звучит в устах окружающих так же просто, как синдарин, квенья и вестрон? Но если так… — Hael! Эсси вздрогнула, услышав еще один знакомый мужской голос. Обернулась… …Лютик тоже ни капли не изменился, только наряжался уже не так пестро. Ауриэль вскочила и повисла у него на шее, как будто была той же Эсси, а Боромир без капли ревности встал, чтобы пожать барду руку. — Еле вырвался из Дол Амрота, — сказал он. — Твоя мать так замечательно готовит, что мог не вырваться вообще. Если на Вратах Лета не подадут ее восхитительное печенье, праздник будет вполовину хуже, чем мог бы быть. Мама?.. Значит, ее родители тоже здесь? Абсолютно счастливая Ауриэль устроилась на скамейке между двумя мужчинами, но руку держала в руке Боромира. Они продолжили говорить — о важных вещах и неважных, смеялись, шутили, вели себя не как правители, а как собравшиеся вместе друзья, и смотреть на них хотелось вечно — застыть в мгновении, как в янтаре. Остаться во сне. Во сне? Чей-то голос настойчиво зазвучал в ушах раздражающим диссонансом — и Эсси открыла глаза.