И всюду тьма

Ана в одиночестве лежала на кровати, ее взгляд блуждал с нависающего над ней балдахина молочного цвета, расшитого золотыми нитями, до начавшего увядать букета гортензий. Мыслями она была глубоко внутри себя, пыталась нащупать Тьму, так удачно спрятавшуюся от Инквизиторов. Ана подумала, что сейчас может потренироваться контролировать силу. Сама собой Тьма никак не находилась, будто ее и никогда не было. Это ощущалось непривычно и немного пусто. Последний раз Ана чувствовала себя так спокойно, когда еще была в Академии, до того, как стала Проклятой. Она постепенно погрузилась в воспоминания. Вспомнила, как готовилась к церемонии совершеннолетия. Рано утром ей вдруг захотелось примерить платье, которое она только забрала у портного, и убедиться, что оно все так же прекрасно. Как хорошо оно вышло: глубокий квадратный вырез, демонстрирующий зрелость хозяйки, темно-зеленый атлас, переливающийся на свету, и многослойная юбка. Но больше всего Ана гордилась своей вышивкой на корсете, на которую потратила непозволительное количество времени, — золотое солнце и серебряная луна переплетались между собой в полевых цветах. Она чувствовала, что сегодняшний день изменит ее жизнь. Наконец-то она станет свободной! И это платье было ее символом: оно было другим. Не таким, как от нее ожидали. Темным, когда послушницы традиционно носили только светлое, дорогим, тогда как Ану дразнили за бедность, дерзким — потому что она больше не хотела терпеть. Ана развязала ленты на коробке и развернула упаковочную бумагу. Ткань мягко скользила в руках, юбки имели приятную тяжесть, и счастью Аны в тот момент не было предела. Она начала одеваться: с чулками, нижним платьем и юбками проблем не возникло. Однако самостоятельно затянуть корсет у нее не получалось. У портного в мастерской были две помощницы, которые без труда справились с платьем, но теперь Ана была совсем одна. Поэтому она старательно изгибалась, надеясь, что все же дотянется, и в руках хватит силы. В ее маленькой келье было практически не развернуться, между кроватью и стеной двум людям не разойтись. В углу у окна притаился маленький столик, за которым Ана проводила все свободное время, а теперь на нем стояло небольшое зеркало, в котором она и старалась рассмотреть праздничное одеяние. Дверь за спиной скрипнула, Ана вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Перед ней стоял первосвященник. Ана удивленно попятилась, но тут же уперлась в стол. Она была совсем неприлично одета для встречи с главой Церкви: расшнурованный корсет, растрепанные волосы, в одном нижнем платье… Ана была в недоумении, ей хотелось спрятаться, пока незваный гость ее молча разглядывал. Ана сразу узнала его. Они были знакомы с тех пор, когда он еще был настоятелем храма, в котором Ана жила до семи лет. Он всегда был к ней добр: при каждой встрече угощал ее сладостями и иногда читал сказки на ночь. А когда носил на руках, приговаривал: «Моя милая, ты станешь красивой юной леди». «Моя милая», да, он всегда к ней так обращался. Они перестали видеться после того, как его посвятили в сан первосвященника, а Ану отправили в Академию. Первое время она даже скучала по нему, как по родному отцу, но со временем совсем его позабыла. Он шагнул в келью и сел на кровать. Его ряса слепила белизной, седые волосы были собраны в аккуратный хвост, а морщины стали глубже с тех пор, как Ана видела его в последний раз. — Моя милая, как я по тебе скучал, — низкий голос первосвященника разорвал неловкую тишину. — Ч-что вы здесь делаете? — Ана покраснела и прикрыла себя руками. — Разве мог я пропустить твое вступление во взрослую жизнь? Я вижу, ты расцвела, моя милая. По спине Аны пробежал холодок, в голосе первосвященника она услышала игривые нотки. Или ей показалось? Да, точно показалось. — Ваше Святейшество, я рада вас видеть, но сейчас мой вид слишком неуместен для вашего взора, — Ана опустила глаза вниз и сделала книксен. — Я видел тебя и в более неприглядном виде, неужели ты забыла? — первосвященник говорил размеренно, не отрывая взгляда от рук Аны. Она помнила. Когда она была ребенком, он даже помогал ей мыться, если замечал, что она извозилась в грязи. Но сейчас она уже не ребенок. — Садись рядышком, моя милая, поговорим, — он похлопал рукой по кровати. Ана была смущена и озадачена, но подчинилась. Наверное, он все еще видел ее маленькой девочкой, одинокой и всеми игнорируемой, и пришел поддержать в такой важный день. — Как ты планируешь жить дальше, чем займешься? — первосвященник немного развернулся к ней. — Пойду работать гувернанткой, скорее всего, — ответила Ана, но умолчала, что ее мечтой было открыть свою цветочную лавку. Чтобы больше ей никто не помыкал, чтобы она всегда была в окружении красоты. — Думаешь, тебя возьмут, моя милая? — с сочувствием в голосе спросил он и положил руку ей на колено. Его прикосновение было почти неощутимо под слоем юбок, но нога в этом месте будто начала неметь. Первосвященник просто за нее переживал, он добрый человек. — А почему нет? У меня хорошее образование. Он покачал головой и улыбнулся одними уголками губ. — Моя милая, в этом мире не все так просто. Ну кто возьмет гувернантку без фамилии, опыта и с такой репутацией? Ана в порыве раздражения впервые подняла на него глаза. — «С такой репутацией»? — Не притворяйся, что не знаешь, что о тебе говорят, — его рука поползла выше, сжала ее бедро. — Ты ленивая, неконтролируемая, не уважаешь аристократию. Да, ты, на самом деле, не такая, но все вокруг считают иначе, — он придвинулся ближе, — а еще, моя милая, — он наклонился над ней и прошептал на ухо, — говорят, что ты не веришь в Святца. Ану обдало спертым, сладковатым дыханием. Она замерла, не зная, как реагировать на его слова, не решаясь пошевелиться. Рука первосвященника пригвоздила ее к кровати, все мысли перемешались. Ей надо сбросить руку и попросить его уйти. Но она не могла. Он же ей как отец, он желает ей только лучшего, он прав, о ней действительно так говорят. Она неблагодарная девчонка, что так реагирует на заботу. Ана сидела парализованная, разрывающаяся между мечущимися мыслями. Отвращение сменялось чувством вины. — Я помогу тебе. Дам тебе кров над головой, работу и достаток. Ты знаешь, что я довольно-таки богат, моя милая, — слова первосвященника доходили до нее, медленно, будто сквозь толщу воды. Не надо, не хочу. Ана молчала. — Вижу, ты понимаешь, о чем я говорю, моя красивая, юная леди. Первосвященник взял Ану за подбородок и повернул к себе. В этом жесте уже не было ни мягкости, ни сочувствия. Ана не сопротивлялась, но отказывалась смотреть на него, она сфокусировала взгляд на двери позади. Здравый смысл Аны забился в истерике, но она не находила в себе сил сопротивляться. Она просто все не так поняла. Она просто все не так поняла. Она просто все не так поняла. — Ты не представляешь, как дорога мне, моя милая, — первосвященник снова зашептал ей на ухо, а потом навалился на нее всем телом. Уткнулся лицом в шею. Он был тяжелый, и пахло от него неприятно. Кисло-сладко и немного рыбой. Ана смотрела в потолок и надеялась, что он сейчас встанет и уйдет. И они притворятся, что этого никогда не происходило. А потом она будет танцевать на балу, много танцевать, танцевать, пока не поймет, что снова способна двигаться. Ее оглушил звук рвущейся ткани, и она почувствовала режущую боль. Первосвященник содрал с нее корсет и сейчас пытался порвать нижнюю рубашку, но она не никак не подавалась. — Я рад, что мы нашли общий язык, — запыхавшись проговорил он. Ана посмотрела на него: нависающий над ней боров, ковыряющийся в ее нижнем белье, раскрасневшийся, улыбался. Нет, так не должно быть. Это не забота, не помощь, не сочувствие. Ана дернулась, первосвященник сразу это заметил. — Отпустите меня! — она крикнула и попыталась столкнуть его с себя. Но он не сдвинулся. — Тише, тише, все хорошо, — он сдавил ее бедра своими ногами. Ана затрепыхалась, пытаясь выползти из-под него, ничего не вышло. Она поняла, что так ей не сбежать, что нужен другой способ. Тогда Ана расслабилась и улыбнулась, чтобы первосвященник ослабил хватку, взяла его за голову двумя руками, будто для поцелуя. Он улыбнулся ей в ответ и стал наклоняться к ее губам. И в этот момент она со всей силы вдавила большие пальцы в его глаза. Он дико заорал и отпрянул. Ана вскочила с кровати и рванула к двери, чудом не запутавшись в остатках одежды. Краем глаза она заметила, что лицо первосвященника все в крови. — Проклятое отродье! — крикнул он ей вслед. «Кто бы мог подумать, что он окажется прав», — подумала Ана и перевернулась на другой бок.