И всюду тьма

— Вижу-вижу, деточка. Неужто какой-то проходимец на балу твое сердечко украл? — предположила Хельга.  Ана закрыла лицо руками и с надломом в голосе произнесла:  — Если украл, то что в груди так колотится при одной мысли о нем? Почему мне так страшно представить, что я ему совсем не нравлюсь? Это — любовь? — она с тяжким вздохом легла на стол.  Хельга по-доброму, по-матерински улыбнулась и задумалась на мгновение.  — Послушай старушку внимательно, котеночек. Любовь прекрасна и ужасна, любовь — есмь радость и есмь страдание. Одно не идет без другого. Сколько раз я ее познала за свою затянувшуюся жизнь — и не помнится уже. Но боль от любви — самая томительная и сладкая, поэтому прими ее, наслаждайся ею, — Хельга негромко засмеялась и подмигнула, — быть может, это единственная боль, от которой получаешь удовольствие.  Ана сглотнула и почувствовала, как щеки залил румянец.  — Бабуся… он предложил другому мужчине начать ухаживать за мной! Вы правы, я страдаю, но в этом нет ничего приятного. Я совсем запуталась, не понимаю, что он хочет, почему он себя так ведет. В один момент он хватает меня за руки, в другой — делает вид, что ничего не было.  — Кто смеет обижать моего птенчика, если не секрет? — понизив голос, с нежностью спросила Хельга. — Пойду и трепку ему задам! — …Граф Блэкфорд, — едва слышно прошептала Ана и зажмурилась от накатившей неловкости.  — Батюшки-святы! — взмахнула руками старушка, — в мастера влюбилась, глупая девчонка!  Ана только нечленораздельно промычала, не силах поднять глаза — она показалась самой себе маленькой, жалкой и ничтожной, в ожидании ответных чувств от человека, который старше, мудрее, более знатен, и, в конце концов, помолвлен. Даже понимающая Хельга диву давалась ее наивности. Однако ничто уже не было способно подавить чувства, переполняющие ее сердце.  — Он не должен был меня так обнимать тогда… Я никогда раньше такого не чувствовала… — со слезами на глазах проговорила Ана.   — Он тебя обнимал? Наш мастер, тот самый? — Хельга все больше удивлялась, — Ну не плачь, котеночек, все хорошо, что ты, что ты…  — Я не плачу, — Ана шмыгнула носом и села прямо, собравшись, — бабусь, вы его с детства знаете, неужели у меня совсем нет надежды на взаимность? Иногда он бывает так нежен…  — Ну почему нет надежды? Всегда есть! Ты прости старуху, не ожидала я… Мастер всегда от женщин особняком держался, никто его сердцу мил не был. Но это ничего! Ты правильно сделала, что ко мне за советом пришла, я уж знаю, какими чарами заманить мужчину в сети.  — Погодите, а Вероника? Почему они помолвлены? — Ана вспомнила еще один терзавший ее вопрос.  — Да Проклятый его знает, мхом уж все поросло! Общались они с детства, а потом то ли родители хотели баронессу без ее воли сосватать кому, то ли еще что случилось, вот мастер и вступился. Но жениться он не собирался, ой сколько крови баронесса у него попила, пытаясь заставить передумать… но то годы назад было. Не отвлекайся на ерунду, птенчик, слушай старушку, — заговорщицки сказала Хельга.  Ана окончательно убедилась, что связь Кеннета и Вероники была исключительно договорной. Отчасти ей стало легче, но беспокойство не отступило. Она кивнула и приготовилась слушать.  — За жизнь я много способов повидала, как завлечь мужчину, но только один никогда не подводил! — Хельга сделала драматичную паузу.  — Какой же? — Ана улыбнулась, видя, как старушка наслаждалась собой.  — Нужно его накормить!  — Эм-м… — Ана почесала висок, — бабусь, не слишком просто ли? В вас граф влюблялся? Вы ему всю жизнь еду готовите… — А может и влюблялся, кто знает! — Хельга задорно повела плечом.  Ана продолжала неловко смотреть на нее, не зная, будет ли невежливо посмеяться.  — Ничего ты не понимаешь, птенчик мой желторотый. Дело же не в еде, а в заботе! Вспомни, что ты последний раз делала для мастера, чтобы он почувствовал себя окруженным лаской? Он человек одинокий, ни друзей, ни близких… Ана задумалась и поникла: ей ничего не приходило в голову. Она не могла отрицать, что с момента, как Кеннет спас ее, только он беспокоился и заботился о ней, а она… не сделала для него абсолютно ничего. — То-то и оно! — Видя замешательство Аны, нравоучительно произнесла Хельга.  — Бабусь… спасибо, — чуть слышно сказала Ана, — я, кажется, поняла.  Ее не за что было любить, не за что было влюбиться. Все это время она только принимала, ничего не давая взамен, а становилась только более жадной. Недовольство Кеннетом испарилось — на его место пришла благодарность с примесью стыда. Ана больше не задавалась вопросом «Что к ней чувствует граф?», а думала над тем, что она может для него сделать.  — Прислушайся к моему совету и не скромничай, спрашивай еще, — наставляющее сказала Хельга, — не пренебрегай мудростью старости!  Ана послушно закивала. Разговор оказался не только открыл ей глаза, но еще и смирил гордыню. Она с грустью осознала, как мало у нее обычного житейского опыта, и корила себя за то, винила Кеннета в безучастности к собственным чувствам. — Бабусь, а есть поднос?  Хельга весело рассмеялась и показала Ане, что где лежит, а потом вернулась к мытью посуды. Ана сразу стала собирать перекус для Кеннета. Она подумала, что скорее всего он не успел поесть, ведь с самого утра ездил по делам, а после встречи с Карлом сразу вернулся к работе. Ана вздохнула: «Вместо еды он заливает в себя черный кофе».  Как и себе на завтрак, она сделала ему пару бутербродов со сливочным маслом и вареньем. Выбрала клубничное, поскольку оно было самым густым, а значит при работе с документами Кеннет скорее всего не испачкается. Ана улыбнулась самой себе и замурлыкала под нос радостную мелодию. Еще она заварила кофе, положив зерен в два раза больше положенного, помня, что ранее граф думал о том, что кофе был недостаточно крепким.  Еще раз поблагодарив Хельгу и попрощавшись, Ана крепко вцепилась в поднос, заполненный едой, и вышла из кухни.