25 декабря, 1890 год
— Поцелуй меня, — выпалил Себастьян. Он даже не успел понять, зачем и почему произнес это. Мозг под расслабляющим действием смородинового рома, с такими усилиями добытого для празднования Рождества, работал гораздо медленнее языка. И когда до него наконец дошло, что именно он сказал, его словно окатили из бочки с холодной водой, а ладони вспотели. Оминис на секунду задержал дыхание, но потом шумно и со смехом выдохнул: — Смешно, Себастьян. У тебя был такой серьезный тон, что я на секунду даже растерялся. Думаю: «Что за чушь ты несешь»? Он выпустил еще один смешок и потянулся за своим стаканом. Сделал большой глоток сладкого обжигающего алкоголя, слишком большой для человека, который действительно воспринял предложение поцеловаться как глупую шутку.***
В этом году на рождественские каникулы, как и всегда, разъехался по домам почти весь Хогвартс, но вот Себастьян и Оминис впервые оба остались здесь. Раньше Себастьян каждый год уезжал в дом своего дяди вместе с сестрой, но совсем недавно они ужасно повздорили из-за его стремления всеми способами помочь сестре побороть проклятие, и тот даже слышать о нем не хотел, не то что принимать в собственном доме. Поэтому каникулы проводить ему пришлось там же, где их проводил каждый год Оминис, который, в отличие от Себастьяна, оставался тут по своему желанию. Они довольно весело проводили время, насколько это было возможно в создавшейся обстановке, часто заседали в «Трех метлах» и в канун Рождества Себастьяну удалось добыть там большую бутылку смородинового рома, очень крепкого, но сладкого, которую он торжественно вытащил из-под полы мантии и продемонстрировал Оминису, когда они вернулись в гостиную после рождественского ужина. Оминис попытался притвориться, что осуждает его, но у него это получалось довольно плохо, поэтому уже через час четверть бутылки была опустошена, а на кофейном столике стояло целое ассорти закусок, украденных с кухни. В гостиной Слизерина не было ни души, кроме Себастьяна и Оминиса, поэтому разделить празднество было не с кем, да им и не особо хотелось, если честно. В какой-то момент обсуждать повседневные проблемы стало скучно, а споры о вреде и пользе темной магии грозили зайти слишком далеко, и Себастьян предложил поиграть в «Правду или действие»: — Это игра маглов, где нужно выбирать, хочешь ли ты честно (но только правда честно!) ответить на вопрос другого игрока или выполнить любое его желание. — А в чем смысл? Здесь же нельзя проиграть или выиграть, — Оминису была совершенно непонятна суть игры. — Смысла нет. Просто весело провести время и узнать темные секреты друг друга, — последние слова Себастьян прошептал заговорщическим шепотом. — Ты и так знаешь все мои темные секреты, — отмахнулся Оминис, отламывая кусочек сыра и разваливаясь на диване. — А ты мои? — с улыбкой прищурившись спросил Себастьян. Еще четверть бутылки вопросы и желания крутились вокруг разного рода глупостей вроде самого неловкого момента в жизни и поедания «Берти Боттс» с самым мерзким вкусом. Казалось, все проблемы были забыты, все разногласия улетучились, и мальчики проводили вечер словно самые обычные подростки, главной проблемой которых было сдать С.О.В. в конце года. И эта импровизированная вечеринка на двоих могла бы продолжаться и дальше в таком ключе, если бы не желание Себастьяна, загаданное совершенно неожиданно для обоих: «Поцелуй меня».***
Оминис поставил свой стакан обратно на кофейный столик. Стеклянное донышко звякнуло о холодное дерево три раза, предательски выдав дрожащую от волнения руку. Участившийся стук сердца гулким эхом отдавался в голове, к лицу хлынул жар, но он старался продолжать вести себя максимально естественно, старался убедить себя, что это действительно шутка и сейчас Себастьян тоже засмеется и примется как ни в чем не бывало жевать свое любимое печенье в виде тритона. «Как жаль, что я не могу видеть его выражение лица, чтобы понять, что все в порядке» — подумал Оминис. Себастьян сквозь алкогольную дымку внимательно изучал выражение лица своего друга, которое менялось чуть ли не каждое мгновение, что было совершенно не свойственно Мраксу, обычно сохранявшему маску холодного спокойствия практически в любой ситуации. На его лице удивление сменялось облегчением, потом появлялись признаки подозрения, дальше неловкости и даже промелькнула злость. И пока Себастьян наблюдал за этими переменами, бесенята в его голове требовали не превращать внезапную неловкую ситуацию в задуманную шутку, а воспользоваться ею. Разве он не отмечал все время их дружбы, насколько Оминис привлекателен? Конечно, он смотрел на него немного другим взглядом, чем сейчас, но он всегда считал его внешность красивой. Иногда даже завидовал ему. — Нет, это не шутка, Оминис. Это мое желание, — произнес он чуть тверже, приложив огромные усилия к тому, чтобы голос не дрогнул. Хоть он и был инициатором происходящего, но волновался не меньше Оминиса. Он вытер ладони о мягкую обивку кресла, нервно поправил мантию и выжидающе посмотрел на друга. Он боялся, что тот отреагирует слишком резко, что произойдет что-то, что нельзя будет исправить и заранее жалел, что вообще притащил эту злосчастную бутылку в Хогвартс. Ведь наверняка ничего бы этого не было, если бы они после ужина в очередной раз попрактиковали магию в крипте или сыграли пару шахматных партий. Оминис прокашлялся и тихо, сбивчиво пробормотал, опустив лицо в пол: — Тогда сядь рядом со мной. Не хочу на ощупь добираться до тебя, выпив столько рома. По выдуманным ими дополнительным правилам игры, они должны были отложить волшебные палочки подальше и не пользоваться ими при выполнении желаний, поэтому палочка Оминиса, с помощью которой он мог хоть как-то видеть окружающий мир, лежала далеко на каминной полке вместе с палочкой Себастьяна. Себастьян медленно поднялся со своего кресла и только сейчас ощутил, насколько ватными стали его ноги. Изображение перед глазами начало плыть, но через пару секунд застыло. Он обошел столик и плюхнулся на диван рядом с Оминисом так, что тот аж слегка подскочил вверх, повернулся к Мраксу лицом и немного подался вперед. Тот аккуратно поднял руку и поднес ее к лицу Себастьяна. Пальцы легонько вздрогнули, когда ощутили тепло, исходящее от него. Оминис еще никогда не прикасался к своему другу так. Он не раз трогал плечи, одежду, лицо Себастьяна, чтобы утешить его, «увидеть» руками его эмоции или просто понять, насколько близко и с какой стороны он стоит. Так же, как и Себастьян не раз дотрагивался до него, чтобы развернуть друга в другую сторону и не дать ему влететь в рыцарские доспехи. Увы, функции его палочки были ограничены и он не мог пользоваться ею круглосуточно, а с Себастьяном они были рядом именно круглосуточно, даже кровати еще на первом курсе им достались в одной спальне. И вот кончики его пальцев наконец опустились на гладкую теплую кожу. Легко порхая, они обозначили брови, глаза, нос Себастьяна и резко остановились. Он уже ощущал раньше его улыбку под своими пальцами, но никогда не придавал этому значения большего, чем, например, прикосновению к плечу или руке. Сейчас же он впервые подумал об этом по-другому. Себастьян совсем немного отклонил голову назад и пальцы Оминиса легко соскользнули к губам. Мягкие, слегка влажные, с маленькой трещинкой от мороза, они медленно потянулись уголками вверх, а потом задвигались: — Ты боишься? — Боюсь, что мы пожалеем об этом завтра, — прошептал Оминис, обводя пальцами контуры губ Себастьяна. — Мы всегда сможем сделать вид, что ничего не было. Себастьян подался вперед, почти прикоснувшись носом к носу Оминиса. Тот почувствовал на своем лице обжигающее дыхание с ароматом сладких ягод, опустил пальцы на подбородок друга и прикоснулся губами к его губам. Так легко и осторожно, будто тот мог исчезнуть при малейшем напоре. На несколько мгновений они замерли, запоминая новые ощущения, отдаваясь этому неповторимому, волнительному, невинному мигу, которого никогда не смогут повторить. Но уже через пару секунд Себастьян медленно усилил напор, углубил поцелуй, раскрывая губы Оминиса и наслаждаясь ими так, как до этого не наслаждался никогда. Мракс вздрогнул. Нельзя сказать, что он не ожидал такого продолжения, но он точно не мог заранее представить, что почувствует, когда это произойдет. Ноющее тепло появилось внизу его живота и начало разливаться по всему телу. Неожиданный тихий стон удовольствия прорвался сквозь поцелуй. Себастьян запустил пальцы в его волосы, на секунду притянул друга еще ближе и отстранился. Он улыбнулся, глядя на тяжело дышащего взволнованного Оминиса, который начал пересаживаться поудобнее, не находя себе места. Он хотел, чтобы это смутило Оминиса, но так же хотел, чтобы ему понравилось и он захотел еще. И он видел на его лице все то, чего хотел добиться. — Хочешь, я принесу воды? — как ни в чем не бывало спросил Себастьян, откинувшись на спинку дивана. — Да, пожалуй, — тихо ответил Оминис, который был бы только рад остаться сейчас один и немного прийти в себя. Себастьян встал, взял пустой стакан и направился в ванную комнату. Он глубоко дышал, стараясь унять бешеное сердцебиение, и думал о том, что будет завтра. Захочет ли Оминис снова поцеловать его, когда спадет флер алкоголя и маскировка под невинную игру? Он не знал и от этого в его животе змеилось очень неприятное ощущение. Поставив полный стакан на раковину, он посмотрел на себя в зеркало. Пригладил непокорные вихры волос и прикоснулся к губам, все еще хранящим вкус губ Оминиса. Облизнул их, запоминая. «У него такие холодные руки, но, черт возьми, поцелуй с ним был невозможно жарким» — подумал он, усмехаясь своему отражению. Когда Оминис услышал звук захлопнувшейся двери и плеск воды, он облегченно выдохнул, закрыл лицо руками и закинул голову на спинку дивана. Он пытался спокойно подумать о том, что произошло, значит ли это что-то или можно спокойно предать это происшествие забвению, но все мысли разлетались, как перепуганные дириколы, стоило им наткнуться хоть на какое-то из испытанных ощущений. Он провел руками по волосам и снова глубоко вздохнул. Его немного пугало то, что ему понравилось целовать своего лучшего друга, что они больше не смогут быть такими же, какими были до этого вечера. Тут он услышал звук закрывшегося крана, скрип двери и постарался занять как можно более естественное положение. Себастьян подошел к каминной полке, взял с нее волшебные палочки и хотел было вернуться в свое кресло напротив Оминиса, но через секунду раздумий опустился на диван рядом с ним. — Держи, — он протянул другу стакан и положил ему на колени палочку. Оминис сделал несколько больших глотков, думая о том, что таким образом смывает с себя все следы Себастьяна, и эта мысль показалась ему довольно грустной. Поставив наполовину пустой стакан на стол, он взял в руки палочку и наконец-то высветил из вечного мрака фигуру своего друга. «Нечестно, что он видел меня во время того, как целовал, а я его нет» — подумал он. Он украдкой наблюдал за тем, как Себастьян убирал со стола еду и питье, и пытался прочитать хоть что-нибудь на его лице. Через несколько минут Сэллоу повернулся к нему и предложил пойти спать. Оминис вздрогнул от того, как повседневно и непринужденно были произнесены эти слова, но только молча кивнул и взялся за протянутую Себастьяном руку, хватаясь за желание друга помочь ему встать, как за соломинку, которая не даст провалиться в темноту своих мыслей.***
Они оба не могли уснуть этой ночью и, едва дыша, прислушивались к шорохам, которые сами и производили, ворочаясь в холодных неприветливых постелях. В давящей напряженной тишине был слышен каждый вдох, каждая тщетная попытка лечь поудобнее и наконец-то уснуть. Оминис вспоминал каждую деталь сегодняшнего вечера, сердце его скакало галопом, а пространство вокруг словно вращалось с бешеной скоростью. Возможно, из-за алкоголя. А возможно, из-за чего-то еще. Он боялся наступления утра, несшего с собой неизвестность. Ему хотелось спрятаться под одеяло и продлить эту ночь хотя бы на несколько часов. «Перестань думать об этом, просто прекрати» — безостановочно твердил он себе в мыслях. Развернувшись, он натянул одеяло до самой макушки и зажмурился, желая сделать тьму перед глазами еще темнее. Возможно, так ему удастся уснуть. Себастьян лежал на боку и рассматривал изящный профиль Оминиса. В лунном свете, заполнявшем комнату, он видел его широко раскрытые глаза, направленные в потолок, на самом деле смотрящие сейчас глубоко в душу своего хозяина. Он хотел бы знать, о чем тот думает. Он видел, как часто вздымается грудь Оминиса и ему даже было неловко за то, что он словно подглядывает и видит то, чего не должен. Оминис, будто почувствовав на себе его взгляд, повернулся спиной и укрылся с головой одеялом. Вместе с рассветом пришло осознание, что мир не изменился, что за окном все та же зима, а за дверью спальни все тот же Хогвартс. Изменилось только одно: вчерашние Оминис Мракс и Себастьян Сэллоу, так уверенные в том, что смогут сделать вид, что ничего не было, сегодня уже не были в этом так уверены.