DRLV

      Юнги просыпается во второй половине для от жестокого сушняка. Все тело ноет, а голову просто ужасно раскалывает, когда он пытается поднять свою измученную, и кажется пережившую все круги ада тушку с дивана. Подняться на локтях так же не получается, потому тяжелая крашенная голова падает обратно на подушку с хриплым мычанием, и было уж принимая всю смертельность своей ситуации, когда перед полузакрытыми глазами появляется заветная бутылка с холодной водой.       – Ты опять во сне бубнел. – брюнет присаживается перед ним на корточки и мягко улыбается.       Хосок – это тот самый друг, на которого можно положиться и за которого Мин ужасно благодарен судьбе. Нет, серьезно, это действительно самый лучший человек в его поганой жизни, после мамы конечно. Чон никогда не осуждал, знал, когда ему нужно остаться наедине, никогда не навязывался, пускай даже и любил дружески постебать. Порой кажется, что он знал его лучше самого Юнги, зная с какой лучше стороны подойти, даже сейчас, будто мысли читал. Или он просто так ужасно выглядел, что на лице было все написано?       – Ты это… – после выпитой практически залпом бутылки становится действительно легче, даже силы на разговор появились. – Прости меня, реально, мне пиздец как стыдно. – и не врет.       – Да че уж, первый раз что ли, – подмигивает старший и явно поддельно смеется, разваливаясь на кресле так, чтобы видеть лицо напротив. Ему было горько и не радостно, и это читалось даже не смотря на все старания скрыться за типичной для Чона маской.       – Нет, реально, ты мне все время задницу спасаешь. Типа, я реально очень благодарен.       – Угу, Вию своему сказать спасибо не забудь. – длинные пальцы подталкивают старенький айфон 6, чьим владельцем являлось полудохлое тело на диване и продолжает: – Это он до усрачки переживал.       Юнги бы схватиться за мобильный, считать обеспокоенность с экрана телефона и постыдиться своей эгоистичности, но лицо морщится в нежелании. Причина отсутствия желания выражалась в какой-то необъяснимой тревоге и страхе. Страх увидеть Тэхена, такого заботливого и обеспокоенного, готовым принять его любым, в любое время года и суток. Страх окончательно и безвозвратно пропитаться любовью к парню. Он переворачивает телефон экраном вниз, а потом и вовсе отталкивает его на другую часть стеклянного столика. – Не хочу. – бурчит младший и показательно отворачивается к спинке дивана, накрываясь в плед с головой. Он лежит как гусеница в коконе, заведомо зная, что в бабочку он никогда не превратится, когда с него бесцеремонно срывают его домик.       – Какой нахуй не хочу? – брюнет реально злится и вырывает плед из тянущихся рук, которые видимо хотели снова закрыться от мира и не брать ответственность. – Ты совсем ахуел, Юнги? О тебе так заботятся, а ты ведешь себя как свинья неблагодарная. – Хосок зол и Хосок завидует. Завидует тому, с каким волнением ему поступило сообщения от V, выражающее серьезное беспокойство на двухчасовой игнор, после тревожного «я устал».       Тэхен этот знаменательный день отметил красным на календаре и с замиранием сердца ждал пяти часов по сибирскому времени, получив обещание созвониться по дискорду сразу после возвращения с практики. Без пятнадцати минут пятого SG бросает многозначительное «я устал» и отправляет школьника в бойкот, оставляя после себя чувства тревоги аи нервоза. Ким не то, чтобы привык к подобным всплескам, он скорее принимал Юнги таким, какой он есть. Если всем своим видом он будто говорит: «я не ребенок, я не нуждаюсь в огромном количестве внимания и в подтверждении того, что меня все равно любят», то Тэхену читал в этом желания быть замеченным, быть любимым и важным для кого-то. И Ким готов стать этим кем-то, даже качаясь на вечных эмоциональных качелях, даже с боязнью Юнги полностью открыться и показаться слабым и нуждающимся в поддержке, даже если не будет любимым в ответ. Ведь, чтобы любить не обязательно получать отдачу, правда? Ведь можно любить за чужой смех от глупой шутки в аудиозвонке, где сам пишешь буквами, можно любить за переписки ни о чем, благодаря которым Ким чувствовал себя очень хорошо, можно любить просто за существование кого-то вроде Юнги. И Тэхен не ощущает себя жертвой и подушкой для слез, никогда и мысли подобной в голову не приходило, он ощущал себя в огромной любви и успокоении. Для него любовь, когда SG фотографирует фиолетовые пионы на клумбе колледжа и предлагает варварски их сорвать под забавное «хочешь подарю?», а успокоение слушать утренние голосовые, где хриплый голос рассказывает о своем сне. Ви гулять с Шугой спокойно и приятно, потому что так над ним никто не смеется, никто не глазеет. А если и глазеют на странного парнишку, идущего с глупой улыбкой – без разницы, ведь Юнги рядом, пускай и так далеко.       – Я не могу, Хосок… – худое тело располагается в сидящем положении, выдавая из себя не привычную агрессию, а полную безысходность. – Я реально не знаю, что делать…прям пиздец       – Тебе нравится Ви? – глаза напротив округляются в каком-то опасении, будто его поймали мусора с весом в кармане. – Понимаешь, брат, бежать от себя и своих чувств долго не получится. Думаешь я не ахуел, когда осознал свою бисексуальность? Ахуел, конечно, но знаешь, что я сделал? – он откидывается на спинку кресла и какое-то время молчит, с улыбкой смотря в потолок. – Принял себя. А что такого в том, что мне нравятся парни? Главное, чтобы человек был хороший, а какая буква у него в паспорте, и что в штанах, совершенно не имеет значения. Разве я не прав? – угольные глаза вновь заостряются на товарище, который впитывает слова, как губка. – Сделай решение, которое считаешь верным и иди по этой тропинке до самого конца. Ведь самое страшное в жизни – это сожаления.       Сожалеть можно о многом. О том, что не подготовился к вступительным экзаменам и не поступил в университет, о том, что не купил сырок по акции и он стал дороге, о том, что всю жизнь прожил не свою жизнь. Но если первые два не являются чем-то катастрофическим, то последнее, наверно, самое худшее, что может произойти в жизни. Существовать, а не жить – это то, чего Юнги боялся, и по какой тропинки все это время шел, и привела бы она его к такой же никчемной жизни, каковая была у его отца. День сурка, когда работаешь 12 часов в день, ненавидишь свое существование и пьешь пиво по вечерам. Да кто может о таком мечтать и кто не будет сожалеть от подобного?       – Покурим? – голос Чона выводит из глубокого раздумья. И речь идет совершенно не о сигаретах.       – Соре, откажусь, я должен кое-что исправить. – в блондине резко появляются жизненные силы, потому он хватает телефон и ветровку со спинки кресла, а уже через секунд двадцать натягивает обшарпанные конверсы. – Спасибо тебе огромное, тип реально, угощу тебя как-нибудь пивом! – и скрывается за железной дверью.       Хосок мягко улыбается, ощущая какую-то гордость, будто за собственного сына и валится на недавно занятый диван. Правда вот в квартире-студии одному становится невыносимо грустно.